Это было... Betteloni

Vittorio Betteloni

E' fu in piazza di Santa Caterina
Ch'io d'amor le parlai la prima volta,
Era l'ora che il sole ornai declina,
Ora dolce e raccolta.

Cinto d'intorno e' il loco d'alte piante
Dove a fatica si conduce il sole,
Dove l'aria s'infosca un'ora innante
Che in Lungarno non suole.

Or io che avea da qualche d; osservato
Com'ella per di l; venia sovente,
La' per tre sere postomi in agguato,
L'incontrai finalmente.

Ella arrossisce e affretta il pi; veloce,
Io me le accosto, me le faccio ai panni,
Pur me ne trema l'anima e la voce,
Oh vent'anni! oh vent'anni!

Parlare a lei! ma s'ella s'offendesse
D'uom che volger le ardisce la parola,
Se l'ale che nasconde ella schiudesse,
Nume che all'uom s'invola!

Roseo mister di grazia e di bellezza
Tutto sgomento innanzi a te son io,
M'avventuro all'impresa all'arditezza
Di trovarmi con Dio!

Ella pur non s'offende e porge ascolto;
Mentre parlo mi guarda, si dipinge
Di graz;osa meraviglia in volto,
Non conoscermi finge.

Cari quegli occhi intenti e menzogneri,
Mamma indarno a mentir s; ben v'apprese;
Occhi, mi sorrideste in atto ieri
Troppo, troppo cortese!

Io pero' tiro avanti; e piu' coraggio
Piglio da cio', che il piede ella rallenta,
Ch'ella alfin sosta, che quel mio linguaggio
La fa piu' sempre attenta.

E davvero facondo allor mi faccio;
Tutto le dico il dolce sentimento
Ch'ella m'ispira, tutto, non le taccio
Nulla di quel che sento.

Ella stupisce e credermi non vuole;
Con interrotte voci esce talora;
Chinando il capo, delle mie parole
Il nettare assapora.

E il nastro del grembiule in man si prende,
Giocando se lo attorce al roseo dito,
Mentre il suo cor dalle mie labbra pende
Trepidante e smarrito.

***

Витторио Беттелони

Была это площадь Святой Катерины,
когда первый раз ей сказал про любовь я,
в тот час, когда солнце почти закатилось,-
в час тихий и томный.

На месте том крУгом деревья стояли,
и солнечный луч проникал еле-еле,
там сумерки раньше на час наступали,-
не то что у речки.

И я, уже несколько дней наблюдавший,
как там она днём пробегала частенько,
и вечера три уж проведший в засаде,-
ей вышел навстречу.

Вся вспыхнув, она лёгкий шаг ускоряла,
и я к ней приблизился с явным почтеньем,
о как же во мне вся душа трепетала,-
ох! двадцатилетний! ох! двадцатилетний!

С ней заговорить! Ну, а вдруг от обиды -
мужчина осмелился к ней обратиться,-
ведь у божества всегда спрятаны крылья,-
лишь взмах - и умчится!

О таинство грации, прелести тайна,
в каком же смятении я пред тобою!
Но надо за дело приняться отважно
и с помощью Божьей!

Но всё ж не обиделась, в слух обратилась
во время речей моих - изобразила
одно удивление  на милом личике:
впервые вас вижу...

О как вы внимательны, глазки, как лживы,
но тщетно вас мамочка лгать обучала,
о глазки, ведь вы улыбались так живо,
так живо вчера мне!

И я наступаю всё более смело,
стремлюсь, чтобы шаг свой она замедляла,
чтоб остановилась и чтоб красноречью
сильнее внимала.

И я становлюсь всё речистей, стараюсь
о чувстве сказать, что она мне внушает,
как сладко оно, даже самую малость
я не упускаю.

Она в изумлении, верить не хочет;
хотела б ответить, но голос теряет;
головку склонив под моих слов потоком,
нектар их вкушает.

И ленточку фартука взявши, играет,
на розовый пальчик её накрутивши,
а сердце её на губах моих тает,
трепещет, забывшись.

***

Кардуччи писал, что, перечитывая это стихотворение Беттелони, чувствуешь аромат сухого букета из роз, который достаёшь из деревянного ящичка.