От автора трилогии

Не надо меня упрекать в жестокости. Я не доводил героя до отчаяния: он сам загнал себя в пустыню. Мне жаль его, но чем я могу помочь? В некотором смысле - звучит как «в некотором царстве» - мой герой обладает большей свободой, нежели я, автор.

Я могу сменить пустыню на вишневый сад, но это было бы нечестно. Герои не будут уважать мир, где действует произвол. Материальность вещей – это вид обязательства, принятого мной по отношению к творению. Прочность материального мира – это прочность моего честного слова. Чудеса происходят, но обычно источник чудес – не я. Мои чудеса крайне редки... не буду об этом.

Колдовству и волшебству я тоже не могу запретить совершаться, потому что главная радость и богатство созданного мною мира – свобода. Итак, я не вмешиваюсь. Живите, герои, действуйте! Если вмешаюсь, то уже для того, чтобы заменить мир, погрязший в ужасах, на другой – посредством космической катастрофы.   

Они ушли далеко от моего предположительного замысла. Всякая конкретность получается неожиданной. Человек – это автономный смысл, но конкретное лицо: его глаза, нос, губы, вибрация голоса, - это всегда открытие.

Мне любопытно, как они сами себя понимают, как ищут истину, какие ведут споры, научные диспуты, религиозные битвы. Для них истина и начало – это, разумеется, я. Но как им до меня додуматься? Впрочем, некоторые почти угадали меня. Молодцы, но даже они не понимают, что живут в моём воплощённом воображении. Это значит, что мы давно встретились, и вместе с тем, между нами неизъяснимая пропасть: мы разного качества.

Вот происходит случай. Откуда он взялся? Жильцы придумали слово «судьба» и подозревают, что она живая и за ними подглядывает, как тёща, и вмешивается в их дела, как назойливый режиссер. Нет, случай это всего лишь результат наложения множества воль и ритмов, результат интерференции множества волн, и тут не докопаться до первопричины.

Ещё говорят: «Бог», опять же в смысле судьбы. «Бог послал им ребенка». Что за чушь! Я придумал только первых жильцов и способ размножаться, затратив немало остроумия, но всё прочее народонаселение создали они, и на мне нет ответственности за всех, кого родители нарожали. Бог с ними! И то, что они делают друг с другом – все эти муки и бесчинства – тоже их личное дело. Я сочувствую, да, но вмешиваться не могу, как уже сказал, ибо гарантировал жильцам самые широкие права, включая право на безобразие и гибель.

Слово «Творец» подходит, ибо я не правитель. Правят миром его жильцы, граждане мои любимые! И не надо мной прикрываться: я не судьба и не фиговый лист. Мое дело – одолевать пустоту.

Увы, по некоторым понятиям, я – всего лишь главный начальник. Многие передо мной выслуживается, точно хохлы в армии. Другие моим именем торгуют, обеспечивая себе хлеб насущный. Жрец - от слова «жрать». Ходит самоваром, говорит несомненно, умом так растопырился, что меня заслонил. И сомневаться в жрецах жрецы запретили: сказали, грех. Но всякий говорит правду или врет - по собственному желанию. И всякий верит или не верит - по собственному выбору. Жизнь это риск, согласен. Зато свобода. Все иное смерть или рабство. Я тоже терплю и расплачиваюсь за свободу. Я больше терплю и меньше свободен, чем жильцы, потому что своей дисциплиной оберегаю их свободу. Тонкая вещь. Но понимать или нет – тоже выбор каждого. Глупый не потому глуп, что глуп, а потому что ленится быть умным и слабо любит жизнь. Тоже его дело.

Вот жильцы нарисовали меня, изобразили. Но как можно изобразить воображение? Они изобразили меня в виде мудрого пожилого человека. Я не обиделся. Нарисовали, не вытерпев моей безликости. Так дети поступают. Ничего, пусть рисуют. Впрочем, я не мужского пола: вот и бороды у меня нет, хоть я не бреюсь; и пупка нет, потому что никакая мама меня не рожала; и ничего нет у меня, зато я все могу создать. Пусть рисуют, раз так хочется. И к месту замечу: все, что зримо, не есть я.   
 
Молятся. Над планетой шорох молитвы, словно тёплый ветерок. Я не молитвы люблю, а тех, кто молится: у них в душе милосердие, благодарность, вера, щедрость и смирение. У них в душе мечта обо мне как истине. Мечта важнее всего в мире, потому что весь мир мечтою создан - мечтой на пустом месте. И пустого места более нет, а мечта есть. Вот она.