Неокончание рассказа о странной девушке Полине

 
1.

Дача Полины, вернее её родителей, была построена двенадцать лет назад, когда семья в составе трёх человек вернулась из Италии. Строили её не для сада-огорода, а для репетиций и отдыха. Громадный зал занимал практически весь первый этаж, не считая прячущийся за дверью аппендикс в виде кухни. Зал выглядел пустым, так как рояль стоял в тёмном углу. Вдоль одной стены тянулись балетные станки для хореографических упражнений. Вдоль другой стоял громадных размеров угловой диван. Этим вся мебель исчерпывалась. Потолком служила чердачное перекрытие на уровне третьего этажа, практически - крыша дома. По двум сторонам с уровня второго этажа располагались огороженные балюстрадой небольшие спальные комнаты, чередуясь с санузлами и душевыми. Когда мать, Тамара Георгиевна с годами перестала делать свои растяжки, а Полина никогда особенно не любила танцевать, предпочитая смотреть балет на сцене, в центре комнаты появился массивный овальный стол. На него и намекала когда-то у меня в кабинете Полина, подыскивая «необычные места» для наших соитий. Они её возбуждали особенно сильно.
Обширный двор не был обременён огородом, садом или теплицей. На пятнадцати сотках разлёгся газон, который местами прерывался то банькой, то садовыми качелями с крышей. В дальнем углу двора стоял одноэтажный летний домик, в котором можно было не только переночевать на раскладывающемся диване, но, используя мангальный комплекс с казаном, заняться восточной кухней.
За раздвижными воротами хватало покрытого плиткой пространства для трёх-четырёх машин. Над открытой стоянкой высилась удлинённой пирамидой крыша из стекловолокна.

Мы с Полиной независимо от погоды чаще жили на даче. Не столько из-за присутствующего здесь рояля («Наигралась уже сегодня, хватит»), сколько из-за просторных помещений, возможности выйти погулять на тихий проулок, ведущий к лесу. И более комфортабельных условий. Достаточно сказать, что температура воды и температура в комнатах полностью зависела не от расписания ЖКХ, а от нашего желания. Правильнее сказать: от наличия соответствующим образом настроенных умных приборов и оборудования.

*

- Менеджер – мудак и козёл! – заявила после ужина Полина
- Господи! Откуда ты такие слова знаешь?
- От тебя. Стал приставать ко мне, представляешь? Поменяю его. Теперь уже могу выбирать, кто будет мои гастроли устраивать.
- Вот и ладушки. Только успокойся.
- Пойдём погуляем, Витюш. Отвлекусь от своих мыслей.
- С удовольствием. Но при условии, что ты наденешь мою дублёнку с капюшоном. Сегодня мороз.
- Нет! Я в ней страшная.
- Вот и отлично. Никто к тебе приставать не будет. Ты теперь российская знаменитость!
- Один показ по телевидению моего выступления – это ещё не знаменитость. Знаменитости те, которые каждый день из телевизора не вылезают. Но они, как ты выражаешься, все мудаки.
- Наконец-то стала что-то в политике соображать. Взрослеешь не по дням, а по часам.
- Опять же – твоя школа… Что там с твоим отпуском, Витюш? У меня ближайший месяц свободный.
- Могу взять три недели в любое время. Но куда зимой поедешь на наши деньги? Везде холодно.
- Мне всё равно. Лишь бы сменить обстановку с условием, что там будет пианино. Если ты будешь со мной, всё остальное уже не имеет значение. Впрочем, не помешало бы ещё наличие бассейна. Люблю плавать, но не люблю в общественные бассейны ходить. Я же выросла на море.
- Ты говорила, что родилась в Милане.
- Родилась в Милане, а до семи лет жила на служебной вилле отца на берегу… Какого моря, угадаешь?
- Там Тирренское море, правильно?
- Нет. Не угадал. На берегу Генуэзского залива Лигурийского моря. Завораживающе звучит, правда?
- Согласен. А если тебе придётся выбирать между мной и пианино?
- Витюш, не задавай глупых вопросов, на которые не захочешь услышать ответ.
- На юге Турции сейчас максимум градусов пятнадцать, купаться точно нельзя. На юге Израиля – рай, но там война. Что выбираешь?
- Я тебе уже сказала, что мне необходимо. Погода в мой райдер не входит.
- Как ты заговорила, Полиночка! Теперь у меня появилась новая цель – не выпасть самому из списка твоего райдера…

*

Мы с Полиной всё больше менялись ролями. Теперь уже она зачастую приезжала из Москвы поздно и наступила моя очередь спрашивать, где и как она обедала, как прошёл день. К её возвращению я заранее готовил ванну с ароматическим маслом. По давней привычке Полина даже в двенадцать ночи выпивала чашку кофе с орехами. После ванны и непродолжительной взаимной ласки засыпала как убитая. А утром, когда я тревожил её своим нетерпением, сначала недовольно стонала и мурлыкала, потом более дружелюбно ойкала и лишь затем отвечала на мои сексуальные притязания. Готовить я так и не научился. Поэтому, когда Полина возвращалась пораньше, мы всегда ужинали заказанными мною на дом ресторанными блюдами.
Ещё пару месяцев назад, когда выдавалось свободное время, я отсыпался или обучал Полину разнообразию сексуальных позиций. А сейчас - почти половина дня свободная. И спать не хочется, ночью выспался. И Полины рядом нет – весь день в Консерватории. И заняться после работы домашним хозяйством душа не лежит.
Недаром говорят, что к хорошему привыкают быстро. Вечерами после работы меня уже крайне редко беспокоили звонками из отделения. А тут радость! - вернулся Костя, работавший у нас хирургом. Его мобилизовали первым, отпахал два года в мариупольском госпитале, не получив ни одного ранения. С порога заявил:

- Все ампутации, Виктор, теперь мои! Я даже не помню, сколько сотен их сделал. Сначала считал, потом бросил. Они мне теперь и во сне сняться. Так что с закрытыми глазами могу ампутировать что руку, что ногу. Но к другим операциям меня не подпускали. У нас там была строгая дифференция по профилю.

После Рождества неожиданно вернулся из Иудейской пустыни, где у него проживал брат с семьёй, наш бессменный дежурант Ефим Соломонович, который с удовольствием согласился закрывать два ночных дежурства в неделю. Бестактные вопросы о причине его возвращения я не задавал. Главное – его сертификат хирурга ещё не был просрочен. Предпенсионный возраст не мешал ему при огромном опыте работы самостоятельно справляться со всеми хирургическими коллизиями, а возникающие неприятности прикрывать широкой грудью и большим животом.
На мою долю оставалось одно суточное дежурство в неделю, которое я считал почти отдыхом. Однако моя довольно большая в первые месяцы зарплата значительно уменьшилась. С появлением новых сотрудников с меня сняли большую часть совместительств и заместительств. Зато свободного времени днём стало больше. Не говоря уже о ночах.
Запущенная за последний год квартира требовала не только мелких ремонтных работ, но и приобретения необходимой мебели. Мне следовало менять свой жизненный стереотип, но это оказалось не так просто. Поэтому для перехода к новому стилю жизни легко согласился с Полиной уйти в отпуск. Купить в такое время года путёвки в Турцию трудности не составило.

*

- Полиночка, а не пора ли нам подать заявление в ЗАГС? Как считаешь?
- Давно пора. Развратил несмышлёную девушку, кому я после этого нужна? А сколько ждать после подачи заявления?
- Обычно месяц.
- Витюш, я двумя руками «за». Сначала проведём медовый месяц, а потом сыграем свадьбу. Оригинально, правда? Но ты же знаешь, какие у меня будут условия. Они тебе не понравятся.
- Объяви мне их официально ещё раз. И я тебе дам официальный ответ.
- Слушай. Во-первых, я не хочу, чтобы у нас был ребёнок до… Ну, я не знаю, Витюш. Сколько ты сможешь прожить без детей?
- Я могу сказать, сколько проживу без тебя. А без детей – не знаю.
- Сколько без меня сможешь прожить?
- К недельному сроку я уже привык. Ну, плюс ещё дня два-три. А потом пойду в какой-нибудь подпольный бордель.
- Этого ещё не хватало! Я поставлю менеджеру условие, чтобы мои гастроли больше десяти дней не продолжались… А без детей?
- Через десять лет тебе будет тридцать два года. А мне, старику, стукнет сорок два. Это крайняк для получения здорового потомства. Позже уже сами их не захотим.
- Что ж, тридцать лет - самый расцвет женщины для семейной жизни. Только не «их». Одного или одну я тебе точно рожу, но не больше.
- Будем считать, что по первому условию мы с тобой достигли консенсуса. Второе какое?
- Я хочу оставить свою фамилию. Не потому, что она лучше твоей. У меня все дипломы и грамоты на Полуэктову. И в прессе уже эту фамилию упоминали. Ты не обидишься?
- Нисколько. Я, пожалуй, возьму себе для солидности двойную фамилию: буду Виктор Владимирович Сахранов-Полуэктов. А? Как она тебе? – шутя предложил я.
- Как захочешь, милый. Получается, что с моими условиями ты согласен?
- Целиком и полностью. Только не будем забывать, что человек предполагает, а Бог располагает.
- Мы же с тобой неверующие.
- Верно. Только Ему на это наплевать. Как решит, так и будет…
- Не хочу с тобой дискутировать по этому вопросу. Всё равно переспоришь меня... А тебя не смущает, что из меня получается очень плохая хозяйка и жена?
- Тебя же не смущало полгода каждый день подкармливать меня и только раз в неделю рассчитывать на постельные нежности.
- Глупенький! Я же любила и люблю тебя.
- И я тебя люблю.
- Тогда в чём проблема?
- Только в том, чтобы мы оба продолжали любить друг друга. Как минимум ещё десять лет…

2.

Пятизвёздочный роскошный отель в Аланье смог в полной мере удовлетворить все, впрочем, не очень капризные притязания райдера моей пианистки. В нашем отеле был обширный бассейн с намёком на аквапарк. В одном из небольших холлов стояло фортепиано. И спали мы на одной широченной кровати, в которой свободно поместилась бы, на мой взгляд, ещё одна девушка. Или, как заметила Полина, ещё один мужчина.
До обеда – бассейн. После обеда нежились в постели. Перед ужином гуляли по парку. После ужина пробовали в баре разные вина. Ночи были по южному страстные. Первая неделя пролетела, как один день.
Через день Полина ходила играть в тот холл, где стояло пианино. Там же познакомилась с мужчиной, который оказался композитором из России. Сам подошёл к ней, когда она музицировала перед ужином. Я в это время валялся в номере и читал новости в различных Телеграмм каналах. После ужина в баре Полина представила меня вальяжному представителю московской «Могучей кучки».

- Витюш, Геннадий Евгеньевич сочинил небольшой этюд, в котором у него такие виртуозные пассажи, которые, как он утверждает, смогу хорошо сыграть только я. Мы пойдём с ним в холл, где пианино. Пойдёшь с нами?
- Не сейчас. Дома сыграешь мне этот этюд в полную силу. В холле я буду отвлекать твоё внимание. Геннадий Евгеньевич, вручаю вам свою невесту и надеюсь, что вы защитите её в случае возникновения опасных ситуаций. Главное – доведите её, пожалуйста до нужного лифта. Полина легко может заблудиться в многочисленных коридорах и разноуровневых этажах. Она хорошо ориентируется только в клавиатуре рояля. Обещаете?
- Не беспокойтесь, Виктор Владимирович. Нам есть о чём поговорить с Паулиной. Я действительно хотел бы послушать, как звучит мой небольшой этюд в её исполнении. И провожу её до вашего коридора.

Это называется «увёл девушку прямо из стойла». Впрочем, я опережаю события, которые лишь назревали. Часа через два Полина явилась в номер, лучась от радости.

- Витюшенька, миленький, он этот опус ещё не публиковал, и никто его не исполнял, представляешь? Обещает посвятить этюд мне с условием, что я его исполню в одном из своих концертов. Флажолеты фантастические! Очень близко к моему любимому Шопену. И у меня неплохо получается. С первого раза, конечно, не очень. Он оказывается слышал моё выступление по телевидению на канале «Культура». И запомнил. Нотная запись у него с собой, но в Москве, когда вернёмся, я с ним обязательно встречусь. Исполнять сложную вещь, когда за стеной шумит кошмарная музыка для танцев, невозможно. Представляешь, Витюш, как мне повезло?

Я представил. Но не очень обрадовался.
Следующий вечер всё расставил по своим местам, доказав, что моё предчувствие оказалось верным. Вчера Полина вернулась после музицирования в десять часов довольная и радостная. Мне даже стало совестно, что подумал дурно о специалисте столь высокого искусство. Музыку сочинять – не по нотам играть. Это по силам только гению!
Но сегодня Полина вернулась в одиннадцать вечера, когда я, чертыхаясь, уже встал, собираясь одеваться и идти за ней в музыкальный холл. После одиннадцати оркестр и дансинг переставали работать, оставался только бар.
Полина, увидев, что я встал с постели, смущённо ойкнула:

- Прости, Витюша, что поздно. У меня всё нормально. Сейчас тебе расскажу, что случилось. Только душ приму…

Интуиция меня не подвела. Когда Полина в белом махровом халате вышла из душа, я спросил:

- Чего так долго? Грехи смывала?
- Угадал, Витюша. Но постарайся меня понять. Слушай, что произошло. И смех, и грех. Композитор тоже оказался козлом. Сказал, что может подарить мне нотную запись этого этюда, но я её должна переснять на свой айфон. Ноты в одном экземпляре, как он говорит: «рабочий вариант». Я, разумеется, пошла к нему в номер, заранее радостная от того, что у меня будет запись нового этюда. Дома я уже могла бы с ними работать в отношении нюансов техники. Номер композитора находится в другой части отеля. Пока переснимала листы его нотной тетради, пока… Но задержалась не из-за этого. Ты только дослушай до конца спокойно, хорошо? Я всё тебе выложу как на духу и мне самой станет легче.
- Охотно верю. А ты не подумала о том, что мне от твоей истории на душе станет гораздо тяжелее? И как это скажется в дальнейшем на наших отношениях не прикинула?
- Ты же умный, Витюша. Ты всё поймёшь и простишь меня. Я же люблю только тебя и всегда с тобой искренна.
- Выкладывай, чем тебя прельстил этот вечерний мудозвон.
- Не обзывай его так. Во всём виновата я. - Полина через силу попыталась улыбнуться. Получилось не очень. – Я его расцеловала за такой подарок. А потом в голову пришла дурацкая мысль. Захотелось попробовать дурочке, как это происходит с другими мужчинами. Ну… сравнить с тобой.
- И как? Узнала, у кого длиннее и толще? Узнала, с кем тебе приятнее трахаться? Вот со своими новыми знаниями и оставайся здесь. Композитор тебя ещё чем-нибудь удивит. А я вернусь домой.
- Ты что, Витюшенька? Это было всего один раз. Очень быстро. Я даже не кончила. И ничего хорошего не…
- Стоит только начать. Попробовала один раз, будет и второй. А потом и третий.
- Что ты такое говоришь? Как ты можешь обо мне так думать? Витюша, милый, я же люблю тебя… И у тебя наверняка раньше были женщины. Я же не обижалась и не возмущалась по этому поводу.
- Да. У меня было несколько связей. Но после твоего концерта с Ростиком на даче, где мы провели с тобой нашу первую ночь, я ни с одной женщиной тебе не изменял. А ты… Ты не странная, Полина. Ты психически не совсем нормальная женщина! Лучше бы он тебя силой взял. Я бы это понял и с удовольствием завтра же настучал ему по морде. А сейчас что? Встречаться с ним в баре, пожимать руку и спрашивать, понравилась ли ему моя невеста? Ты об этом не подумала? Променяла нашу любовь на какой-то этюд. Пусть и фантастически красивый… Хотя даже не на этюд. А на любопытство потрахаться с другим мужиком!
- Я не ожидала, что ты так серьёзно всё это воспримешь. Прости меня!
- Бог простит. Я не смогу.
- Я словно голову потеряла, Витюш! Я же люблю только тебя. И больше всего на свете хочу, чтобы ты любил меня. Я не собиралась тебе изменять!
- Слушай, поклонница XIX века. Анну Каренину не забыла? Чем она закончила, помнишь? Вот к такому финалу измена и приводит. А полтораста лет назад люди были гораздо лучше, чем в наше время. Или тебе больше по нраву мопассановская «Нана»?.. Что?.. Какая разница, что её написал Золя?  Меня больше всего поражает не то, что ты в восторженном аффекте отдалась полузнакомому человеку. Меня убивает твоё спокойное отношение к происшедшему. Ты в буквальном смысле поступила согласно теории Коллонтай. Была такая у нас революционерка и дипломат, которая пропагандировала молодёжи, что вступать в интимную связь надо также просто, как выпить стакан воды. Ты последовала её призыву самым точным образом.

Раздавленная Полина сидела, закрыв лицо руками и плакала. А я продолжал поток своих инвектив, сопровождая их экскурсами в историю. Но меня действительно не на шутку разозлила создавшаяся ситуация. Во время неприятного разговора я кидал свои вещи в большую спортивную сумку, которая служила моим чемоданом.

- Хватит реветь. Слушай меня внимательно. Разумеется, я здесь не останусь. Сейчас уеду в аэропорт и поменяю билет на первый обратный рейс. Доллары и наши деньги делю пополам. Тебе – на всякий случай, а мне они точно пригодятся на такси и доплату за билет. Оставшиеся четыре дня, надеюсь, неплохо проведёшь и без меня. Для таких дурочек, как ты, турки эти многолюдные отели и понастроили! Чемодан у тебя на колёсиках, толкать его по полу сама сможешь. Из аэропорта, когда будешь точно знать время вылета, позвонишь мне. Я или Ростик тебя встретим. Ариведерчи, Паулина Павловна! И не звони мне в эти дни!

- Не уходи, Витюша, умоляю тебя! Хочешь я на колени перед тобой встану…

Но я уже захлопнул за собой дверь номера.

*

Всю ночь просидел в аэропорту и от разочарования в Полине не смог даже задремать. В голове, как белка в колесе, непрестанно вертелась одна и та же мысль. Да, я мог ещё представить, что когда-нибудь, со временем раз-другой «по случаю» изменил сам бы Полине. Оставив происшедшее втайне. Вышло всё ровно наоборот. И полугода не прошло, как она отнюдь не случайно, а вполне намеренно, ради «пробы» изменила мне. Да ещё собиралась во всех подробностях рассказать мне о своём «приключении».
Вылетел в Москву рано утром.
В такси по дороге из Шереметьева стал искать ключи от квартиры. В куртке их не было. В барсетке тоже. Вспомнил, что из квартиры я выходил первый, неся чемодан Полины и свою сумку. А она закрывала дверь. Полина, разумеется, могла второпях бросить их в свою сумочку. А потом забыла отдать.
И где мне теперь жить-ночевать? В больницу идти «с вещами» не хотел. Да и ночевать в кабинете было бы сложно. У меня мог дежурить Ефим Маркович или Костя. Про ночной храп первого ходили анекдоты. Про нелюбовь второго к одиночеству в ночное время знал весь женский персонал больницы. А в кабинете травматологии могла оказаться Татьяна. Не в палате же с больными мне спать на пустой койке?
Самое смешное, что я продолжал уверенно подниматься на лифте на свой этаж. Надеялся, видимо, что Полина забыла вытащить ключ из замка и брелок с ключами продолжает болтаться в двери. Чуда не произошло…
Впереди целый день. Вернее – четыре дня. Сейчас главная задача – избавиться от громоздкой сумки. На площадку моего этажа выходили двери четырёх квартир. Три исключил сразу по разным причинам. В четвёртой жила в такой же однушке, как и я, молодая женщина. Периодически сталкивались в лифте. Возраст до тридцати. Холостая. Судя по смазливому лицу, броской одежде и ночному образу жизни, занималась не самой лёгкой древней профессией. Звали Маргаритой. Несколько раз обращалась в наш травмпункт с побоями. Каждый раз отказывалась от справки, констатирующей наличие повреждений, просила не звонить в полицию и оказать только «первую медицинскую помощь». При этом молча двигала по столешнице в сторону Тамары пятитысячную купюру. В общем – «свой человек», лишнего болтать не станет.
Время обеденное. Должна быть уже дома. Стал звонить в её дверь.
Маргарита была сонной, но трезвой и без признаков побоев.

- Приветики, док. Нужна первая сексуальная помощь?
- Привет, Марго. У меня к тебе просьба. Мне необходимо где-то оставить на четыре дня свою сумку. У тебя можно?
- А в своей конуре наркоту держать западло?
- Упаси, Боже! Какая наркота? Там только мои вещи. Можешь посмотреть. Вернулся из туретчины без ключей. Остались у жены. Она прилетит только через четыре дня. За арендное место, которое займёт сумка, могу заплатить.
- Ишь ты какой благородный идальго. Небось со своей тонконогой лялькой разругался? Бывает. Дала по дурости не тому, кому надо, вот тебе и скандал. Ну давай, заноси свой баул.
- Спасибо. Куда нести?
- За мной.

Я ожидал увидеть не очень опрятную спальню, но ошибся. Мебель была подороже моей и во всём чувствовалась женская аккуратность.

- Поставь здесь. - Мы остановились посередине комнаты. – Не дал мне доспать. После ночи всегда трудно соображаю. Так что подожди малёк, пока мозги на место не встанут.
- Это состояние мне известно. Я не тороплюсь.
- Ты ночевать где будешь?
- Ещё не решил. Созвонюсь с кем-нибудь из друзей.
- И придётся признаваться, что лялька тебя выгнала. Стыдоба для мужика. Тебе когда на работу?
- В понедельник.
- Родила идею. Иди за мной. Баул не забудь.

Кухня Маргариты оказалась больше моей. Скорее всего, просто показалась больше, так как площади наших квартир должны быть одинаковыми. У окна стоял малюсенький столик на двоих, напоминающий такой в купированном вагоне. Слева вдоль стены длинная узкая тахта. С правой стороны – табурет, за ним небольшой холодильник. Далее стояли газовая плита и раковина. На этом меблировка заканчивалась. Впрочем, на стене были прикреплены два закрытых шкафчика.

- Док, я на кухне ничего не готовлю. Воздух здесь чистый. И чужие ко мне не ходят. Здесь можешь спать. Распотроши свою сумку, тогда всё барахло поместится под тахтой. Условия у меня такие. Возвращаюсь поздно, иногда под утро. Не шуметь и меня не тревожить. Даже пальцем не дотрагиваться. Питаешься самостоятельно. У меня в наличии только кофе и сахар. Что захочешь, можешь докупить, это только приветствуется. Но без стремления к поварскому делу. У нас в доме, сам знаешь, неплохая пиццерия. Согласен?
- Да. Спасибо, Марго. Если я уйду, а когда вернусь, тебя не будет?
- Дам тебе ключ. Но учую в квартире запах другого мужика или девки, выброшу твои шмотки в окно, а ключ отберу. Ду ю андэстэнд ми?

Основную проблему я решил. Теперь надо проверить, жив ли хотя бы внешне мой «Логан», ключи от которого находились, разумеется, у меня дома. Потом пообедать. Затем купить пару толстых романов и вернуться на своё новое место жительства.

*

Полина прилетала в Шереметьево в 17-35. Операция у меня началась с опозданием, но, к счастью, вполне успешно завершилась в начале третьего. Пациента повезли в реанимацию, а я бросился вызывать такси до аэропорта.
Всю дорогу как нарочно попадали в частые в это время суток пробки. Водитель проводил со мной неторопливую психотерапевтическую беседу:

- Самолёт наверняка немного запоздает. Потом ваша подружка пройдёт паспортный контроль. Потом полчаса будет дёргаться в ожидании своего багажа. Потом пока она разглядит свой чемодан в череде остальных... Вы ещё успеете сходить и выпить пивка. Так что не волнуйтесь, успеем… Как договорились, я буду в километре от вас. Как выйдете, сразу звоните мне. Встречаемся в том месте, где я вас высажу. Только садиться придётся быстро. Там будет много машин…

- Всё понял, Николай. Договорились.

Сам подумал, что-что, а свой громадный клетчатый (под шотландку) чемодан Полина заметит первая. Вот только сможет ли она сама снять его с багажной ленты?

В толпе выходящих пассажиров Полину разглядел сразу. Белый надвинутый на лоб меховой берет, яркий чемодан, сумка – через плечо. И в другой руке ещё какой-то незапланированный мною пакет. Видимо, подкупила в последние дни какие-нибудь сувениры. Смотрела себе под ноги, но шла прямо на меня. Наверное, заметила меня раньше. Впрочем, полукруглая толпа встречающих не была слишком многолюдной.

Вышел ей навстречу, взял чемодан.

- Привет! Как долетела?
- Нормально. Спасибо, что встретил. Ты на своей машине?
- Нет. В такой толчее машин я бы заблудился. Таксист ждёт моего звонка. – Вышли из терминала. - Мы должны стоять вон в том месте.

Домой ехали молча.

- Ты что-то выглядишь неважно, - заметил я.
- Причин для радости не было. Давай об этом поговорим позже. Виктор, я хотела бы поехать сразу на дачу. Мне там будет легче разобрать все свои вещи.

Сказал водителю новый адрес.

- Без проблем, - ответил тот. - Так и так в ту сторону едем.

Наконец в голову пришла «нейтральная тема» для разговора.

- Ключи от моей квартиры у тебя остались?
- Конечно. – Полина открыла сумку и протянула мне свою связку ключей. – Вот они. Только свои сам сними. Мне ногти жалко.
- Это твои ключи. Я про свою ключницу спрашиваю. Ты последняя ими закрывала дверь. Они у тебя и остались.
- Я переложила их в твою большую сумку. В боковой кармашек, который на молнии. Забыла потом предупредить тебя… А как же ты тогда попал домой? Где ночевал? В своей больнице?
- В подъезде на коврике перед дверью… Сам виноват, дурак! Не догадался все карманы в сумке просмотреть.

Полина пожала плечами, справедливо демонстрируя, что её вины в этом нет. В машине было тепло. Она расстегнула свою шубейку, откинула воротник. Я с ужасом увидел, что Полина обстригла свои волосы.
Водитель наконец-то догадался включить негромкую музыку, чтобы мы могли спокойно беседовать. И я не выдержал.

- Зачем волосы состригла? Надеюсь, не наголо?
- Сама не знаю… Себе назло… Впрочем, иногда они мешали при игре.
- Ты всегда их в хвост собирала, когда выступала. Ничему они не мешали.
- Менеджер сказал, что играть Шопена с лошадиным хвостом на голове пошло.
- Это тот менеджер, который мудак? Эстет хренов! Надо будет поехать в консерваторию и за такие советы набить ему физиономию.
- Не сходи с ума, Виктор. Он хочет, как лучше. И потом одной сумасшедшей – меня – вполне достаточно. Я схожу в салон и мне сделают из того, что там осталось на голове, какое-нибудь приличное каре или пикси. Буду выглядеть нормально.
- Час от часу не легче…

*

Перед воротами дачи такси отпустил. Сказал Полине, чтобы она открывала калитку, а я занесу вещи.
Внутри было тепло и уютно.

- Ты, наверное, проголодалась? – спросил я.
- Нет. В самолёте кормили. Но здесь готового ничего нет. Я тётю Лиду не предупреждала о приезде. Завтра позвоню, придёт и всё, что надо приготовит. А сейчас могу предложить только чай или кофе с десертом. Орехи, разумеется, должны быть. Ты что-нибудь хочешь?
- Нет. Хочу только узнать, почему ты так выглядишь?
- Я все четыре дня просидела в номере, никуда не выходила. В холодильнике стояли какие-то соки. Было печенье. Впрочем, есть не хотелось. Всё время проводила в постели. Горничной сказала, чтобы до отъезда ко мне не заходила и не убиралась… Витюш, я не могу понять, как я могла изменить тебе, если ничего не изменилось? Я как любила тебя, так и люблю. Ты так сильно ругал меня… Никогда такого не было… Было очень обидно… Не сразу поняла, на что именно ты обиделся. Но умоляю, не уходи от меня. Я как собака стояла несколько часов под дверью, ждала, что ты вернёшься. Потом решила повеситься.
- Что сделать?
- Повеситься. На верёвке. Взяла пояс от халата. Он длинный. Привязала к той штуковине, на которой держится душ, а петлю надела на шею. Сама встала на края ванны. Как дурочка висела, наверное, минут пять. Но петля почему-то не затягивалась, а я не задыхалась. Очень больно стало подбородку вот в этом месте. Там следы остались. Встала на стенки ванны, и сняла петлю. Даже с собой покончить ума не хватило. Провалялась в постели все дни… Да! На третий день позвонили по стационарному телефону и на русском языке спросили, не нужен ли мне врач. Сказала: нет. Предложили принести обед в номер. Я снова отказалась, но попросила принести несколько бутылок минеральной воды… А до этого… Или после, не помню, остригла себе волосы… Не удался у нас медовый месяц… Ты забери, пожалуйста, сам заявление из ЗАГСа. Поторопились и сами себя сглазили. Что-то у нас плохо стали складываться отношения. Получается, что я во всём виновата. Признаю это. Если сможешь простить, прости. Если не сможешь… Из меня даже Анна Каренина не получилась…
- Ладушки. Объяснились. Поговорили. Уже хорошо. Сейчас раскладывай вещи, приводи себя в порядок. А я поеду искать свои ключи в сумке. Это надо же было не догадаться до такого!
- Не забудь свои вещи. Они в этом пакете.
- Какие вещи?
- В ванной висели, сохли. Твой бельё и спортивное трико. Витюш, уже темно. Давай я тебе отвезу.
- Не надо. Приди в себя. Решаем так: что было, то прошло. Больше разговор на эту тему не возобновляем. Забыли!
- Тебе вызвать такси?
- Нет. Прогуляюсь по свежему воздуху. А на шоссе сяду на маршрутку.
- В такси комфортнее.
- А в маршрутке дешевле.

*

В квартире Марго достал свою сумку, в кармашке которого лежали мои ключи. Разумеется, сразу пошёл к себе. Убедился, что в квартире полный порядок. Налил себе стопку «Царской водки». Из холодильник снова повеяло космической пустотой, поэтому вместо закуски выпил полстакана «Нарзана». И лёг спать.
У меня оставался последний отпускной день. С утра разложил свои шмотки по ящикам. Часть бросил в стиральную машину. Сходил в Универсам, притащив домой три пакета с продуктами. Потом в «Кулинарию», покупками в которой обеспечил себе на сегодня и завтра обед и ужин. Затем прошёлся пылесосом по полу.
После обеда решил, что теперь можно зайти к Маргарите.
Девушка была дома и выглядела вполне прилично. Видимо «работать» этой ночью не пришлось.

- Приветики, док! Я сначала испугалась. Потом смотрю – вещичек твоих нет. А мои все на месте. Порадовалась за тебя. С лялькой своей помирился?
- Наполовину.
- Правильно. Девок нельзя распускать. Только покажешь свою слабину, на шею сядут.
- Марго, зашёл поблагодарить тебя за приют. Если что-то должен, скажи сколько.
- Бабки у меня и свои есть. А вот сделаешь для меня доброе дело, буду у тебя в долгу.
- Что нужно?
- Договориться, чтобы мне аборт сделали. Третий месяц пошёл. Я ходила в консультацию, а там только лекции читают: мол вредно, сейчас только по медицинским показаниям и прочую херню талдычат. Сможешь договориться? Заплачу, сколько запросят. Только, чтобы не в каком-нибудь занюханном подвале, а со всей санитарией, как полагается. Мне этим местом ещё на жизнь зарабатывать.
- Наверняка обещать не буду, но постараюсь помочь. Дня через два-три дам ответ.
- За одно это спасибо. И как меня угораздило, сама не пойму. Со всем сторон предохранители поставила и – на тебе! Скажи, от минета ведь этого не могло быть?
- Медицине такие случаи неизвестны. А вот ежели с противоположной стороны к тебе зашли, да не очень аккуратно, то… сама понимаешь. Но раньше времени не мандражируй. Если есть деньги, преграды обычно отступают на второй план…

3.

Суточное дежурство мне Анна Петровна поставила в первый же рабочий день.

- Вы уж поймите меня, Виктор Владимирович. Это вы могли здесь день и ночь пахать без отдыха. А эти как-то быстро сникли, хотя их и трое! Татьяна держится молодцом, а Константин даже психанул. Я думаю! Говорю ему, поспите хотя несколько часов, никто вас не побеспокоит. Нет, ему ночью лишь бы с девкой какой покувыркаться. Тут любой не выдержит. А хуже всего, что его могут снова мобилизовать. Вызывали зачем-то в Военкомат…
- Плохо. Но если вновь загребут парня, то нас всё равно трое останется. Это не одному работать.
- Вы, смотрю, после отдыха оптимистом стали. Вот и хорошо… Продержимся. Не может же этот бардак продолжаться вечно.
- Ваши слова да Богу в уши!..

Вечером позвонил Полине.

- Как себя чувствуешь? Отдохнула с дороги?
- Спасибо. Хорошо.
- Чем занимаешься?
- Сижу у рояля.
- Что играешь?
- Ничего. Просто сижу.
- Не понял. А что не так?
- Не хочется играть… Не хочется и всё.
- А что хочется?
- Тебя увидеть.
- Я сегодня дежурю. Сразу подключили к работе. Если только завтра вечером.
- Приедешь ко мне?
- Ужин гарантируешь?
- Я тебе всё гарантирую… Знаешь, что самое обидное? Я набрала по нотам мелодию этюда того «композитора».
- Мы договорились больше не говорить на эту тему.
- Витюша, я должна кому-то высказаться. Кроме тебя мне больше некому. А тебе мне не стыдно такое сказать.
- Говори, только кратко.
- В общем это не его этюд. Какой-то современный испанский композитор, о котором я даже не слышала, сочинил. То есть, чистый плагиат. Он, паразит, воспользовался мною.
- Теперь тема закрыта?
- Не совсем, но спасибо, что выслушал меня. Будешь обо мне ещё худшего мнения? Подумаешь: как дёшево меня купили, да?
- Никогда так не думал и не подумаю. Успокойся и начинай играть Шопена. Уж он-то не был плагиатором.
- Конечно, нет. Он был гением!
- Вот и договорились. До завтра, Полиночка.
- Только обязательно приезжай, Витюша. Пожалуйста. Я очень буду тебя ждать…

Разумеется, я приехал. Ночью, соскучившись за прошедшие дни друг по другу, особенно страстно занимались любовью.
Рано утром я одевался, собираясь до восьми часов приехать в больницу. Полина ещё нежилась в постели, смотря на меня сонными глазами. Неожиданно изрекла:

- Я ожила, Витюша. Запомни, что ты – моя жизнь. Это не шутка и не гротеск. Это реальность.

Я поцеловал её перед уходом. Выходя из калитки, вспомнил сказанные кем-то из коллег слова: «Нельзя верить словам женщины, когда она лежит в постели». Не верил в это и всегда считал это проявлением сексизма.

*

Проблему Маргариты решил с помощью Галины Никифоровой. Любовь любовью, а дружба с женщиной тоже вполне возможна. Впрочем, это я, видимо, слишком расширил понимание дружбы. Галина была в первую очередь моей коллегой, а уж потом «всё остальное». А между коллегами свои счёты: «Ты – мне, я – тебе». Видимо, я не первый обращался к ней с подобной просьбой, так что уговаривать её не пришлось. Хотя от своего риторически сакраментального вопроса - «Ты всё ещё со своей пианисткой?» - она не удержалась.
Её наказ выслушал внимательно, даже кое-что пометил в блокноте. Потом созвонился с Маргаритой и договорились о встрече на нейтральной территории.

- Слушай меня, Марго, и запоминай каждое слово.
- Вся внимание, сэр.
- Я с тобой серьёзный разговор веду, какие шутки?
- Извини, док. Но если я не буду хотя бы изредка шутить, я траванусь от такой жизни. И ты не хуже меня знаешь почему. А теперь продолжай.
- На этом листке написаны дата, часы и номер кабинета в женской консультации. Имя и отчество гинеколога. Мою фамилию не называешь, говоришь следующее: «Дядя Витя посоветовал обратиться к вам». Это такой пароль. Дальше написаны твои жалобы. Выучи их наизусть. Что она порекомендует сделать: анализы, УЗИ или ещё что-то назначит, всё исполняешь беспрекословно. Направления тебе выпишет. Когда получишь на руки ответы, отдаёшь все результаты ей. Скажет, когда приходить на выскабливание. Придёшь минута в минуту с соблюдением всех её предписаний.
- А «благодарность» врачихе?
- Не перебивай, когда я говорю. Тебе она обойдётся достаточно дорого. Сам пока не знаю. Всё будет зависеть от того, насколько ей придётся усилить твои жалобы и обосновать показатели обследований для проведения аборта. Но качество гарантирует. Да, забыл важный вопрос: ты раньше аборты делала? Только честно.
- Ни разу! Вот на этом крестике клянусь.
- Хорошо. И ещё одно условие: никаких денег ей не предлагаешь и даже не заикаешься об этом особенно в присутствии медсестры. С собой принесёшь коробку шоколадных конфет, банку кофе и десять раз скажешь: «Спасибо». Всё! Деньги позже, через день-два. Отдашь мне столько, сколько она скажет. Всё поняла?
- Спасибо, док. С бабками у меня норм. Я же не хирургом-нищебродом работаю. Только без обид. Это я так, к слову. Наслышана о твоём бескорыстии.
- Если накопила достаточно денег, брось это занятие, пока кто-нибудь ненароком не покалечил тебя.
- Милый доктор, я больше ничего делать не умею. Если только глазунью сварганить, да кофе сварить…

*

Больным людям я мог простить многое: некрасивую внешность, неадекватное поведение, отличную от моей политическую точку зрения, даже неблагодарность по отношению к себе. Их необходимо лечить. Всё остальное не имело никакого значения. Не говоря уже о том, что на операционном столе все они (как в поговорке про баню) одинаковы. Не считая, конечно, гендерных различий.
Но в отношении здоровых людей вся моя субъективная эмпатия пропадала. С ними мне труднее было найти общий язык. Возможно, слишком многого требовал от них, а далеко не все даже мои коллеги были ангелами во плоти. С Полиной «подружился» по той простой причине, что она довольно долгое время подчёркивала свою зависимость от меня. Мне это нравилось. Но в процессе выздоровления моё отношение к ней становилось всё более требовательным. Даже с учётом того, что полюбил её. Чем более она сознавала свою ценность как женщины, чем более становилось в моём представлении здоровым человеком, тем в большей степени возрастала и моя требовательность по отношению к ней. Иногда даже нетерпимость. Я понимал, что некоторая инфантильность являлась составной частью её личности. И отнюдь не патологической. Мне полагалось бы любить Полину вместе со всеми её плюсами и минусами, но… Что-то у меня это не получалось, а иногда даже вызывало раздражение.
Я знал, что у матери Полины, Тамары Георгиевны приближается юбилейный день рождения. За все эти месяцы я так ни разу с её родителями и не встретился. Мы оба были почти ежедневно заняты. Решили совместить мои «смотрины» с приближающимся днём рождения.
Нас с Полиной заранее предупредили, что последуют официальные приглашения. Красивое типографским способом напечатанное на волокнистой бумаге приглашение в конверте необычной формы я получил в четверг. В пятницу позвонила будущая юбилярша.

- Как вы себя чувствуете, Виктор?
- Всё нормально. Работаю. Спасибо за приглашение.
- Прекрасно. А то Паола напугала меня, сказав, что вы простудились.
- Уже поправился, - скрывая удивление по поводу такого известия, ответил я. – Какая форма одежды – цилиндр и фрак?
- Что вы? Одевайтесь, чтобы чувствовать себя удобно.
- Слава Богу! Потому что фрак с цилиндром в моём гардеробе не помещаются.
- Я ещё не привыкла к вашим шуткам, Виктор. Буду ждать вас вместе с невестой.
- Обязательно придём. Ещё раз спасибо за приглашение.

Пришлось звонить Полине.

- Что твоей матушке купить на день рождения?
- Ты согласился идти?  Я сказала, что ты болен. Подумала, может, не захочешь…
- Я уже пообещал. Когда приглашают таким образом отказываться неудобно.
- А если она спросит, что у нас с ЗАГСом? Я ей уже говорила, что перед отпуском мы подали заявление.
- Когда спросит, тогда и ответим. Решим с тобой позже. Я задал тебе вопрос о подарке.
- Витюша, я ей уже намекала, что мы… там… немного поссорились. Что ответить, если спросит меня?
- Что произошло, то и расскажи.
- Ты что? Я не смогу. Что мне ей сказать, Витюш?
- Если ты будешь на мой вопрос отвечать кучей своих, то отложим разговор на потом. Я сейчас на работе. Пока!

И отключился. Сколько можно с Полиной нянчиться, как с капризным ребёнком? И педагог из меня никудышный. Моё дело – оперировать. Пусть сама перевоспитывается. Не маленькая уже…
Через пару минут пришла SMS-ка:
«Sorry. Купи 50 жёлтых роз. У неё традиция такая - по числу лет. То, что чётное, не важно. Надень тёмно-серый костюм и белую сорочку. Без галстука. Туфли чёрные».
Ответил: «ОК».
Подумал, что после отпуска и не получив ещё зарплаты выкидывать тысяч пятнадцать (в лучшем случае) на цветочки – для меня непозволительная роскошь. Даже если не готовиться к свадьбе, о которой сейчас не хотелось и вспоминать. Надо придумать подарок подешевле и пооригинальнее. Как и одеться. Приглашённые - наверняка смесь дипломатов и генералов, т.е. самая неприятная для меня прослойка в социальном плане. На этом «дворянском» фоне мой серый костюм местами будет предательски поблескивал. Так что он отпадал вместе с чётным букетом роз. Надену джинсы и чёрный пуловер. Рубашка и туфли у меня пока вполне прилично выглядят. Тамара Георгиевна, пока не поступила в балетную школу в Москве, жила где-то в Казахстане. Там степи. Вместо роз куплю ей полевые цветы. На том и порешил. Будет сюрприз и для Полины, и для именинницы. Терять мне уже нечего.

Дом в элитном районе Москвы таксист нашёл быстро. С букетом полевых цветов, которые издалека, как ни крути, всё-таки больше были похожи на веник, поднялся на десятый этаж. Позвонил.
 Дверь открыла горничная. Если бы не чёрная униформа и белый фартучек, принял бы её за фотомодель.

- Здравствуйте! Вы к Тамаре Георгиевне?
- Добрый вечер! Да, если это возможно.
- Проходите, пожалуйста, - ответила «фотомодель» с геометрически правильно очерченным носиком и золочёным бейджиком с надписью «Натали».

Коридор уходил в необозримую даль, но из ближней боковой двери выскочила Полина:

- Привет, Виктор! Мог бы и опоздать минут на десять. Ещё не все собрались.
- Я воспитан несколько иначе, чем ваши гости. Уж извините меня, синьорина Паола.
- Наташа, - обратилась она к фотомодели, - поставь этот букет куда-нибудь… ну, туда… сообрази сама.

Горничная удалилась, держа букет подальше от своего классического носа.

- Тебе не понравился букет? – спросил я у Полины. – Ты его даже не понюхала.
- Я же написала тебе о жёлтых розах. И о костюме… Но и в этом выглядишь ты… нормально.
 
При этом сморщила на полсекунды носик и глаза. Полина узнавала, когда я говорю неправду по тону моего голоса. Зато я без труда узнавал, когда она лукавит по её мимике.

- Мне уйти, чтобы не опозорить тебя окончательно в глазах прислуги?
- Не говори глупости. Идём, поздравишь маму. А то потом к ней не пробьёшься. Наберётся человек двадцать.

Я ожидал увидеть авантажную и надменную аристократку, но мать Полины, бывшая балерина московского театра сохранила изящную фигуру, привлекательное лицо с дежурной улыбкой и… холодные глаза хирурга, которые смотрели на меня без недоброжелательности, но и без радости.

- Мамуль, это Виктор. Его букет отнесли в общую чашу.
- Здравствуйте, Тамара Георгиевна. Рад познакомиться с вами и поздравить с днём рождения!
- Спасибо, Виктор. Не люблю, когда пытаются наговорить побольше абсолютно лишних пожеланий. Вы принесли мне букет жёлтых роз?
- Увы и ах, Тамара Георгиевна! Виноват. Вспомнил, как Полина рассказывала, что вы провели молодость в Казахстане. И рискнул подарить вам букет полевых цветов. Но его у меня отняли и куда-то спрятали. Простите ещё раз.
- Где этот букет? – Голос именинницы неожиданно приобрёл властный характер, и она строго посмотрела на Полину.
- Я же сказала, что он… Его Наташа поставила в общую чашу. Или как там назвать этот сосуд…
- Я хочу увидеть ваш букет, Виктор. Идёмте, взглянем на него.

В просторной комнате (зал, гостиная?) стоял громадный стол, уже заставленный разнообразными бутылками, тарелками и приборами. В ближний угол под оригинальный светильник был задвинут круглый стол. В середине его стояла то, что можно было бы назвать банной шайкой, но изготовленной не из дерева, а из почерневшего в углублениях декоративного узора серебра. Передний край чаши благоухал золотой изгородью, за которой торчал пучок моих серых веточек.

- Наталья! – раздался снова неожиданно громкий для такой хрупкой фигуры голос.
- Я здесь, Тамара Георгиевна, - послышался позади нас голос «фотомодели».
- Возьми на кухне какую-нибудь большую чашку с плоским дном и небольшую вазу с водой. Поставишь в неё букет так, чтобы он стоял в середине и возвышался над другими. Но сначала достань мне его.

Горничная послушно нагнулась, продемонстрировав стройные упругие бёдра, дотянулась до моего букета, отряхнула его, промокнула тряпочкой стебли и протянула хозяйке.

- Спасибо, деточка, - помягчевшим тоном сказала Тамара Георгиевна. С глубоким вздохом понюхала мой букет.
- Он вряд ли чем-то пахнет, мамуль, - тихо заметила Полина. - Это полевые цветы. Они, конечно, по-своему красивы, но…
- Глупота! Этот букет пахнет ковыльной степью. Для меня нет запаха более родного… Спасибо вам Виктор. Вы неожиданно подарили мне один из лучших подарков за сегодняшний день… Теперь мне понятнее, почему вы так проникли в душу Паоле. Глубже некуда.
- Мамуль, выбирай выражения.
- Вы очень незаурядный человек и… мужчина, - не обратив на замечание Полины никакого внимания, продолжила именинница. – Я хотела бы пошептаться с вами кое о чём. Паола, мы выйдем на лоджию. Слышишь, звонят? Иди встречай гостей. Если мужчины, то веди к отцу в кабинет, если мои тётки, то в мою комнату. Я скоро вернусь. Идёмте со мной, Виктор.

Я сочувственно посмотрел на растерянную Полину, пожал плечами и пошёл следом за хозяйкой. Лоджия была по площади не больше моей однокомнатной квартиры со всеми её «служебными» помещениями. Но и не меньше.

- Мы ещё насидимся за столом, Виктор. Предлагаю пока постоять, посмотреть на город. Вам не холодно?
- Мне точно не холодно. А вот вам… У вас такое платье…
- Я же не собираюсь его снимать. И разговор у нас будет важный, но недолгий. Дочурка не решилась мне всего пересказать, но я почему-то уверена, что виноватой в вашей размолвке была она. Пояснить сможете?
- Могу, но прошу прощения, не буду. В этом есть и моя вина: я оставил там Полину одну на четыре дня. Подробности пусть она сама вам расскажет.
- Расскажет, куда она денется? А вы всё больше мне нравитесь. Ладно. Как сейчас ваши отношения?
- Нормализуются. Трещины я пытаюсь замазывать, но они что-то не исчезают.
- Понимаю вас.
- Вы вроде подали заявление в ЗАГС. Не поторопились?
- Я его забрал по обоюдному с Полиной согласию.
- Правильно сделали. Последний штрих. Она становится и наверняка станет гастролирующей пианисткой. Я по себе знаю, что такое ездить с труппой на гастроли будучи замужем. Да ещё муж работал каждые два-три года то в одной стране, то в другой. Понимаете, о чём говорю? Он был отнюдь не старым, а я совсем молодая и горячая. Подумайте, как следует, по силам ли вам будет такая совместная жизнь с Паолой? Замечу уже t;te-;-t;te. В эти годы, пока я не перестала танцевать и мы не осели в Италии, ни мой супруг, ни тем более я особой верностью не отличались. Но вот живём уже двадцать пять лет вместе. У нас талантливая, хотя и странноватая дочка. Подумайте над тем, что я сказала. И я начинаю замерзать. Вы тоже здесь не задерживайтесь.

Я вышел через минуту после Тамары Георгиевны. В дверях столкнулся носом к носу с горничной.

- Простите, там у нас блюдо с холодцом стоит, - сказала она.
- Клянусь, я его не пробовал.
- Этого ещё не хватало!
- Не обидно, когда вас упорно все называют не так, как напечатано на бейджике?
- Нет. Кому надо называет меня «Натал;». Разрешите я всё-таки пройду на лоджию.
- Нет проблем, - ответил я и посторонился.

Мне теперь стало яснее расположение фигур на этой семейной шахматной доске.

*

С Полиной мы продолжали встречаться, но реже, чем раньше. Она зачастую предпочитала оставаться ночевать в Москве у родителей.

- Витюш, так муторно ездить вечерами по этим пробкам! И потом – знаешь? - я вдруг стала скучать по маме. Сама этому удивляюсь.

Но раза два-три в неделю приезжала ко мне.
В начале марта сообщила:

- Мне придётся уехать на гастроли не на десять дней, о которых ты когда-то говорил, а недели на три или даже четыре. На Дальний Восток. Возможен заезд на несколько дней в Китай. Ты как в этому относишься?
- Дело не в длительности расставания, а в силе нашей взаимной любви. Мне она сейчас представляется затухающим пламенем свечки, стоящей на ветру. То вспыхнет фитилёк, то вдруг покажется, что он уже погас.
- Я могу отказаться. Будут и ещё гастрольные выезды.
- Ты для чего играла по десять часов ежедневно? Для чего природа наградила тебя талантом пианиста-виртуоза? Подумай и ответь на эти вопросы для себя.
- А ты как без меня?
- Мне отсюда улетать некуда. Буду ждать твоих звонков и твоего возвращения.

***
Август 2024 г.