Последний из украинцев. Часть 1. Глава 1
ПОСЛЕДНИЙ ИЗ УКРАИНЦЕВ.
Часть Первая. Чёрный мир.
ГЛАВА ПЕРВАЯ. Бойтесь спонсоров, дары приносящих.
Ванька Орешник, он же Упырь, дергался и просыпался. Всё в том же холодному поту, хотя на улице стоял июльский духан, и воздух в бывшей палате бывшей же восьмой городской больницы для умирающих раковых больных был густым и сладким, как трупный яд.
Он не спал, а выключался. Как аккумулятор у старого фонаря, найденного на свалке. И включали его тоже извне. Но сон ему приснился действительно жуткий. Будто бы живёт он не в этой дыре, а в мирном Киеве, где у власти коммуняки… Жилье дармовое, хавчик, шмотки… Бесплатно. И не бывает же так! Бред какой-то!
— Упырь. Подъем.
Голос был негромкий, сиплый, но он резал забытье, как тупой нож — гниющее мясо. В дверном проеме, очерченном слабым светом коптилки, стоял Белый Тигр. Седой капитан. Его лицо было похоже на карту разрушенного Киева: шрам от виска до подбородка — Днепр, а сеть мелких морщин и шрамов — улицы и переулки их родного Оболонского района. Один глаз смотрел насквозь, другой — словно внутрь себя.
— Машина «спонсоров» на подходе. С Доком на пост. Быстро.
Упырь кивнул, сгреб с табуретки свою «Сайгу» и потрепанный разгрузочный жилет. Ноги были ватными. Во рту пахло медью и старым пеплом.
На улице духота не рассеивалась, она становилась осязаемой, как стена. Воздух пах речной ржавчиной, гарью и вечной гнилью. Док, старый патриот с лицом, напоминающим высохшую грушу, с серебряным оселедцем, в синих грязных шароварах, уже стоял, прислонившись к облупленной колонне бывшего входа в больницу. В руках он сжимал винтовку Мосина с примотанным изолентой штыком.
— Не спишь, сынок? — хрипло спросил Док.
— Ты же видишь, — буркнул Упырь.
Вдалеке, со стороны реки, послышался нарастающий рокот мотора. Редкий, неестественный звук в этом мире велосипедов и конского ржания. Из тьмы выполз черный броневик, бесформенный, как глыба угля. Он был на электрической тяге, тихий, но для маскировки издавал искусственный рык дизеля. Окна — узкие бойницы. «Спонсоры».
Броневик остановился, шины мягко вздохнули о щебень. Первой вышла охрана — трое в маскхалатах и с автоматами нового образца. Они осмотрелись с холодной, профессиональной отстраненностью. Немцы. Арии, мать их. Затем из люка появилась она — фрау Мендель. Женщина в строгом сером костюме, с волосами, убранными в тугой пучок. Лицо — без возраста и эмоций. В руках — алюминиевый кейс.
Белый Тигр вышел ей навстречу. Обменялись кивками. Слов не было. Фрау Мендель жестом показала — ведите.
Упырь с Доком, освещая путь фонарями на динамо-машинке, повели ее в подвал. Внизу пахло сыростью, мочой и ржавчиной. За тяжелой дверью, когда-то ведущей в архив рентгеновских снимков, тянулся коридор с решетчатыми камерами. Раньше тут были сейфы для медикаментов. Теперь — для людей.
В камерах сидели женщины. Восемь камер — восемь женщин. У них не было имен. Только номера, выжженные на кожаных браслетах. Первая, Вторая, Третья… Восьмая. Они были бледны, грязны, молчаливы. Их работа была проста — рожать. Детей от членов банды. Детей на обмен.
Фрау Мендель прошла вдоль клеток, заглядывая в каждую бесстрастным, оценивающим взглядом врача-инспектора скотного двора. Остановилась у камеры Третьей. Та сидела на полу, прижимая к груди сверток из грязной ткани. Из свертка доносилось слабое попискивание.
— Новорожденный. Мужского пола, — доложил Док, стараясь говорить официально.
Фрау Мендель кивнула, отстегнула кейс. Внутри лежали шприцы, стетоскоп, какие-то флаконы. Она сделала ребенку укол. Тот резко закричал, потом так же резко умолк. Упырь отвел взгляд. Он смотрел на Третью. В ее глазах не было ни страха, ни ненависти. Пустота, глубже, чем в подвалах киевских руин.
Фрау Мендель забрала ребенка, завернула его в стерильную пеленку из своего кейса и жестом показала, что сделка состоялась.
Наверху, у броневика, шел торг. Белый Тигр, скрестив руки на груди, стоял напротив фрау Мендель.
— Десять ящиков тушенки. Два — макарон. Пять коробков патронов калибра 5.45, — сказал капитан.
— Пять ящиков тушенки. Один — макарон. Три коробка, — парировала фрау Мендель. Ее голос был ровным, как бетонная плита.
— Восемь. И четыре коробка.
— Шесть. И три. Это последнее предложение.
Белый Тигр помолчал, его здоровый глаз дернулся. Он знал, что проигрывает. Но иного выхода не было.
— По рукам.
Ящики и коробки были выгружены на асфальт. Броневик бесшумно тронулся и растворился в ночи. Банда молча сносила провизию в здание.
Разбор трофеев происходил в бывшем процедурном кабинете. Док вскрыл первый ящик, потом второй, третий.
— Черт, — только и выдохнул он.
Белый Тигр подошел, Упырь за ним. На банках с тушенкой красовались даты. Просрочка. Не на месяц, не на год. Лет на двадцать. Консервы были старые, польские, еще времен Майдана. Банки были вздуты, некоторые протекали.
— Вскрой, — приказал Тигр.
Док консервным ножом вскрыл одну. Оттуда хлынул запах кислой гнили и сероводорода. Содержимое было черным, кишащим личинками.
— Все так. В пищу непригодно. Отравление гарантировано.
Тишина в кабинете стала густой, как кисель. Белый Тигр стоял неподвижно, глядя в стену. Все понимали. Их кинули. Обрекли на голодную смерть. «Спонсоры»! «Европейские союзники»!
Капитан резко развернулся и вышел в коридор. Через минуту раздался его хриплый крик:
- Подъе-е-ем!
Они столпились в холле — два десятка оборванных, вонючих, вооруженных чем попало людей с глазами волков в капкане. Белый Тигр стоял на лестнице, его шрам на лице казался багровым и живым.
— Проблема с жратвой! — выкрикнул он, не пытаясь смягчать. — «Спонсоры» подсунули нам гнилье! Паёк урезается вдвое!
По толпе прошел гул. Ванька почувствовал, как у него сосет под ложечкой. Полпайка — это медленная смерть.
— Но это не все! — продолжал Тигр, перекрывая шум. — Армия требует людей! Квота! Два здоровых мужика! Если завтра к вечеру не приведем — заберут кого-то из нас! Понимаете? Кто-то из Оболонского ТЦК пойдет на «мясо»!
Война где-то там, за рекой, за степями и выгоревшими лесопосадками, в дымящихся полях, вдруг стала близкой и осязаемой. Страшнее бандитской пули.
— Но опускать руки рано! — голос капитана снова стал стальным. — Сегодня у нас запланирован общий налет с «Подольскими» и «Святошинскими»! На Шевченковский район! Там есть и склады, и люди! У этих чертей даже свой теплоцентр есть. Мы возьмем свое! И рекрутов для армии найдем! Мы — «Оболонские»! Мы не сдохнем в этой дыре!
Крика «ура» не последовало. Но в глазах бандитов зажегся тусклый, голодный огонек. Надежда. Последняя.
Ванька, который минуту назад чувствовал себя приговоренным, вдруг воспрял. Белый Тигр никогда не подводил. Он верил капитану. Он верил в налет.
— Упырь! Зорьку запрягать! Телегу с «Утесом» готовить! — скомандовал кто-то.
Ванька кивнул и побежал во двор, к конюшне, устроенной в бывшем гараже скорой помощи. Каурая кобыла Зорька, худая, но выносливая, встретила его тихим ржанием. Он стал возиться с упряжью, с тяжелой телегой, на которой был укреплен крупнокалиберный пулемет «Утес». Он думал о завтрашнем дне. О еде. О патронах. Он старался не думать о пустых глазах Третьей и о тонком, оборвавшемся крике ее ребенка. Ребенка, который, возможно, был его сыном.
Главное — выжить. Сегодня. А там — видно будет. В этом мире иного не дано.
Продолжение Главу Вторую читайте по ссылке: http://proza.ru/2024/09/02/10
Свидетельство о публикации №224082701344