Дымов. часть первая

- Чувак, пора стричься, патлы отрастил, ходишь как исусик недоделанный, людей пугаешь, - стучал молоточком  в висках Дымова голос брата. Дымов огрызнулся:

- Ну вот зачем ты опять лезешь в мою голову? Из-за тебя я второй день хожу небритым. Где я, чем живу, что меня тревожит, тебе и впрямь интересно?

- Да мне и знать не нужно! Америка, Америка, - язвительно кривился его голос, - Что, там лучше, чем здесь, а, страдалец? Научился дышать чужим воздухом, а? Джинсы клёвые, домик опять же. А о других ты подумал? Забыл, как мать на твою присягу ездила, а потом тебе, сержантику, еду мешками возила? Копеечка туда ушла немалая. Простить тебе твой отъезд, душа продажная? Не тронь его, ишь ты, да ты первостатейный враг и есть, твою ж мать.

     Дымов молчал. Говорить с братом он никогда не умел, потому что разговоры эти начинались и заканчивались одинаково, и их-то сложнее всего Дымову было выдержать, как не мог он терпеть ни унизительного тона, ни вечной снисходительной его улыбки, - И всё-то ты врёшь, умник! - в ответ он лишь срывался на крик, а бывало что и плакал от осознания собственного бессилия, словно ожидая чего-то, в тревоге. Со временем их отношения и вовсе сошли на нет, растворившись в череде взаимных обид и упрёков, а если когда-то и была крупица братской любви между ними, то лишь в раннем детстве, когда мыла их мать в одной ванной в убогой хрущёвке, бросая в воду игрушки и наполняя её чистой белой пеной. Теперь же, по прошествии многих лет, голос брата нет нет да и поскрипывал в голове Дымова, напоминая о существовании стареющих родителей, шумной улицы за окном московской квартиры и забивающего глаза тополиного пуха.

     Дымов оторвал взгляд от зеркала. Душная белизна стен усиливала чувство осязаемой тоски, заполнившей всё пространство дома, голос брата сменился вкрадчивым мужским баритоном, предлагавшим обнаружить своё отражение в гранёном стакане. Дымов внутреннему голосу противиться не стал, гранёный не гранёный, а выпить не помешает. Спустившись в кухню, он налил себе  первые  пятьдесят капель. "Лечебные", как называл их один из его приятелей.

    Голоса смолкли, и теперь компанию Дымову составляли бутылка со стаканом да увядшие цветы в вазе. Ничего не менялось, то же одиночество, которому алкоголь на короткое время придал весёлые размытые очертания, те же стены, та же давящая тишина вокруг. Дымов потянулся, выпрямляя затёкшую спину. Он устал и был голоден. За окном порывы ветра срывали с голых веток последние листья, капли дождя рождали на лужах холодные круги.

    

Продолжение: часть вторая http://proza.ru/2024/08/28/834