Если ты умрёшь. часть вторая

     Чтобы забыть её, он переставлял кровать, покупал новое бельё, с жаром срывал выбранные ею когда-то занавески. Наивные попытки изменить реальность, все эти перемещения мебели, бой посуды, случайные встречи, дикое, необузданное удовольствие в попытке выбросить её из своей памяти приносили лишь временное облегчение. Потом он двигал кровать на прежнее место, застилал постель её бельём и, не раздеваясь, укладывался спать на диване у камина. Хлипкая надежда увидеть над собой её лицо появлялась в ночной тишине и исчезала каждое утро, она не возвращалась и чуда не происходило.

     Вспоминался Дымову тёплый летний день в парке. Она убежала вперёд, среди пёстрой тенистой зелени мелькало пятно её рыжего сарафана. Дымов пошёл быстрее, чтобы не потерять её из виду. Она танцевала, подпрыгивала, то срывала травинку в свой букетик, то подставляла лучам солнца своё лицо. Вернувшись к Дымову, она, смеясь, протянула руку и погладила его по щеке. - Ну же, потанцуй со мной! - Она вновь отбежала и, остановившись в нескольких шагах, призывно заломила в локтях тонкие свои руки. - Extremely possessive behavior*, – произносил вслух Дымов, нарушая тишину большого белого дома.
   
    Проходили дни, дождливая осень сменилась унылой зимой, падающий снег быстро превращался в лужи. Появлялись и исчезали лица друзей, друзей друзей, старых знакомых и случайных женщин, мелькали халаты врачей и их равнодушные лица.

– Вы когда-нибудь задумывались о совершении суицида? - спрашивали его лишённые эмоций маски. Он смотрел на них, пытаясь выловить в профессиональных вопросах  какое-либо человеческое участие, но не нашёл и лишь кивнул головой в знак согласия. Маски растворились, а взамен перед Дымовым выросла алебастровая голова кролика с двумя выставленными вперёд резцами. Кролик был умён, он не задавал вопросов, первые несколько секунд он смотрел на Дымова из темноты кабинета, водил челюстью, крутил в пальцах длинные нити цицита**, что-то записывал в большую тетрадь, хмыкал и ставил галочки в понятных ему одному схемах и картинках, и пока он был занят своими делами, Дымов не без интереса разглядывал рисунок устроенной на кроличьем затылке ермолки. Две блестящие заколки  удерживали её меж длинных пушистых ушей, и каждый раз, когда кролику надоедало чертить схемы, он откидывался на мягкую спинку кресла и отведя назад лапы, нежными движениями похлопывал себя по голове, словно проверял надёжность креплений. Выглядело это по театральному трогательно. Приём почти закончился. Кролик, не вставая, оттолкнул от стола кресло и, подкатив к Дымову, стал рассказывать про синапсы нейронов, концентрацию серотонина в структурах головного мозга. Затем он заполнил рецептурный бланк и обязал Дымова  заходить к нему раз в две недели. На прощание он протянул Дымову свою лапу, и довольный собой, укатил в темноту норы.

    Выписанный кроликом флуоксетин лежал нетронутым на прикроватной тумбочке в белой спальне.

   Однажды Дымову стало плохо. Ясным днём его голова вдруг закружилась посреди стеклянного холла, и, если бы не схвативший его за руки бухгалтер, Дымов вряд ли бы удержался на ногах. Тогда его отвели в медицинский кабинет, расспросили про самочувствие и измерили давление. Дымова заставили прилечь и вообще отнеслись к его сумасшествию по человечески, разрешив раз в день отдыхать в специально отведённой комнате, голые стены которой напоминали ему о доме.

*Крайне собственническое поведение
**В талмудическом иудаизме — переплетённые нити, иметь которые на одежде с углами обязаны взрослые евреи-мужчины.


Продолжение: часть третья http://proza.ru/2024/08/28/838