Генри Морли. Пирог с беконом. 1

Начало перевода повести Генри Морли (Henry Morley, 1822 – 1894) “Bacon Pie” из книги “The Chicken Market”, 1877 г.
Иллюстрация Чарльза Беннета (Charles H. Bennett).
© Перевод. Олег Александрович, 2024
***

   В стародавние времена жил да был на белом свете могущественный кудесник по имени Пикротоксин. Супруга же его Мениспер* — бесхитростная, работящая, обычная самая из обычных женщина чародейных одаренностей каких-либо лишена была совершенно. Пикротоксин, сам будучи великим магом, не захотел, чтобы в дому его стала обитать еще одна персона, искушенная в колдовских делах, потому и предпочел в жены подобрать он себе не более чем просто добрую хозяюшку — которая дивилась бы всечасно чародейной его искусности и всегда безропотно во всем ему повиновалась. С такой по житию сопутницей Пикротоксин, отвлекаясь иногда от своей магии, окунаться мог в любой, когда ему заблагорассудится, час в безмятежную счастливую жизнь обыкновенного человека.
   ____________
   * Имя героини перекликается с латинским наименованием интродуцированного в Европу из Восточной Азии и Северной Америки токсичного растения луносемянника (Menispermum), применявшегося в фармации в XVIII – XIX веках; к английскому названию того же растения (Moonseed) отсылает и прозвище (см. ниже) смотрителя маяка. (Примечание переводчика)

   Детей у них не было; жили они невдалеке от морского пролива вдвоем в одиноком домике на пологом склоне высокого голого холма, на самой вершине которого стоял маяк. На железной решетке маячной башни смотритель — старичок по прозванию Лунное Семечко — возжигал каждый вечер огонь, свет которого помогал проплывавшим по проливу судам выверять в ночные часы безопасный курс. Склоны холма являли собой обширные, местами каменистые, местами заболоченные пустоши; на твердых местах росли лишайники, грибы-дождевики,  папоротники и хвощи, участки покрытой мхом болотной трясины на торфяниках испещрены были лужами, а ближе к вершине — под самыми облаками в пору, когда набегали они, чтобы пролить на землю дождь, — просматривались только россыпи известняков и каких-то камней красного цвета. И когда лили дожди, обращались лужи в настоящие озера, на коих меж скользящими над ними клочьями тумана узреть можно было лишь диких уток и выпей.

   На самой вершине холма тихо жил-поживал подле вверенного его попечению маяка старичок Лунное Семечко. В повозке, в которую впрягал он своего маленького шотландского пони, возил он каждый день, если только не лил сильный дождь, с низин к маяку дрова и уголь.

   Пониже, где-нибудь на склоне того холма путешественник, забредший в те места, наткнуться мог и на жилище могущественнейшего чародея Пикротоксина и его супруги Мениспер. Почему «где-нибудь»? Да потому что дом их лишен был постоянного, определенного раз и навсегда места расположения; великий муж по не всегда понятным своим прихотям перемещал его раз за разом на самые разные места склона. То спускал он дом вниз до самого подножия, то переносил его по окружности на противоположную сторону холма — к великому иногда неудобству жены. Представьте такое хотя бы: возвращается она с рынка с тяжеленными корзинами в руках к месту, где пару лишь часов назад стоял их дом — и что же обнаруживает? Обнаруживает, что, пока была она в отлучке, Пикротоксину взбрело вдруг в голову передвинуть дом неведомо куда, и, оглядываясь на все четыре стороны, не может нигде она теперь заприметить его! Да и забывал он частенько переместить вместе с хозяйственными постройками, что при доме, кур всех, гусей, уток, поросят; и приходилось тогда бедной женщине самой перегонять живность всю на какое-нибудь весьма порой отдаленное новое пристанище их жилища.

   Прообитавший с Мениспер под одной крышей немало уже лет Пикротоксин осознал давно, что ему, дабы не вносить разлада в согласную их пасторальную жизнь, никогда не следует пренебрегать всеми теми блюдами и всеми теми выпечками, коими потчевала его воспитанная как обычная деревенская девица женушка: ее жареным со свиным шпиком картофелем, ее густым овсяным супом с патокой, ее жесткими, запечными в промасленном тесте яблоками. И никогда не забывал он воздавать хвалу первейшему ее блюду — дерзновенному, любимейшему во всей здешней округе образчику кулинарного ее искусства: пирогу с беконом, резаными яблоками и луком, с всегдашней толстой маслянистой коркой на нем. Разящий, сногсшибающий поистине запах пирога такого, когда Мениспер его пекла, долетал аж до моря; однажды кормчий проходившего в проливе корабля уловил вдруг его, после чего, задрав нос свой и поставив его по ветру, позабыл о штурвале — и посадил судно на мель!

   Но, разумеется, могучему кудеснику по силам было вполне как-нибудь постараться и привнести в свои обеды поболее разнообразия, — чтобы не довольствоваться одними лишь теми блюдами, которые готовила по крестьянской своей выучке Мениспер. В ту пору, когда приспособился он получать магическим своим искусством самые достоверные сведения о всех событиях при дворе короля, выведал он и час, когда король Коккул садится обедать. И вот — воссел Пикротоксин за свой обеденный стол минута в минуту в срок обеда во дворце, и когда поставила пред ним Мениспер свежеиспеченный образчик знаменитого ее пирога, воскликнул: «Добрая моя женушка, да ведь пирог-то твой сегодняшний — столу любого короля приличен! И как раз наш король-то его сегодня и съест! Вверх, пирог — через дымоход — и к королю Коккулу немедля! Двери — распахнитесь! Обед дворцовый — сюда! на стол наш!» Пирог тотчас юркнул проворно в пасть камина и исчез в дымоходе, а в раскрывшиеся настежь двери дома влетела огромная супница и плюхнулась на стол, забрызгав своим содержимым скатерть. Вслед за ней плотной толпой спешно заняли места на столе блюда с вареной, жареной, тушеной рыбой, птицей — как домашней, так и дичью, с изыскано приготовленным мясом, а также торты, кексы и прочие деликатные сладости. Подались на скатерть и вазы, нагруженные выше краев дорогостоящими фруктами и ягодами, и бутылки с всевозможными невиданными в тех местах завозными винами.

   — Ну, старушка… обмен, скажу я тебе, вполне как будто бы справедливым получился! — оглядев яства и принявшись за них, отметил заклинатель. — Король-то, пожалуй, даже и выгадал, ибо ценность пирога твоего знаменитого повыше будет всего… всего вот этого… не сомневайся ты! Ну, давай же, налегай, налегай со мною вместе!

   — Но ты, муженек, сам-то пирог мой есть сегодня не стал… хоть и нахваливаешь его, — молвила Мениспер. — А знала б я, что послать его надумал ты самому королю, положила бы в него самых крупных луковиц, и мяса поболе добавила бы я, и жира на корочку тоже.

   — Не печалься, голубушка, состряпать что-нибудь такое эдакое особо для Его Величества сможешь завтра ты… А мне, знаешь, по нраву, очень даже по нраву пришлась затея эта — обмениваться вот так обедами; и потому с сегодняшнего дня считать можешь ты себя единоличным и несменяемым поваром короля Коккула! Что же до нашей с тобой еды — довольствоваться будем, шума не подымая, всем тем, чем снабжать впредь нас станет его — короля — кухня… Ох, а недоеденного сколько же у нас! Так, прибирать впрок ничего не надо, накорми кабанчика нашего — тем, что для него потребно; остальное всё выброси!

   Королевские торты, пирожные с кремами и желе вперемешку с ананасами, трюфелями и капустой последовали в свиную лохань, прочие же излишки — большей частью мясные — выброшены были в ближайшее болотце.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

***
Об авторе:
Генри Морли (1822 – 1894) — известный в свое время, во 2-й половине XIX века британский издатель, литератор и биограф, один из первых университетских профессоров английской словесности.