На все грядущие века
Зима в тот год на Мехреньгу пришла раньше обычного. В начале ноября снег толстым ковром укрыл приречные луга, но саму Шорду гуляй-ветер тронуть не дал, по ровному льду упрямо сгоняя снежинки к берегу. К середине месяца ударили морозы и леса облачились куржаком.
Никитка не бежал вслед отцу. С мамкой да дядькой Матвеем он смотрел в спину уходящего в разгорающееся солнце Емельяна, накрепко удерживая в русой головушке:
– Ты мамке помогай, сын, а Бог даст, свидимся ещё.
Тот рекрутский набор коснулся пары-тройки молодых парней Церковного прихода, да местные стрекотухи на полоскалке трёкали, с соседнего Тарасова стольких же забрили.
Емельян среди новобранцев был самым старшим, шагнувшим за половину четвёртого своего десятилетия. По царёву-то закону не должны были трогать, но...
Знал Емельян, чем не угодил властям. На старшего в семье легла на него отцова вина – сокрытие Матвейки, младшего Емельянова брата. Ни год, ни два – 14 лет верили бдительные царёвы служаки, что помер он в малолетстве, как про то в подворной переписи 712 года писано. Фёдор, отец их, тот уж после неё ушёл. Потом Никитка родился, но про его подрастающую душу знали лишь свои, деревенские. Да что таить! Чуть не в каждой деревне писали мехряки помершими мужиков, малышей-мальчишек скрывали, чтобы лишку податей не платить. Вот только царь не больно тем переписным опытам поверил – четыре года спустя вынудил сызнова списки писать, по всем дворам лично рыская, ни одного не пропуская.
Ох, что открылось тогда! Чуть не вдвое больше супротив 719 года мужиков в приходе отыскалось. И Матвей, и Никитка, и соседа Артемья Дружинина родной брат Степан...
Бог... А что Бог. Не дал он боле Никитке с отцом свидеться. Куда ушёл, в каких краях сгинул Емельян... Толь на верфях архангельских, толь под новой столицей Питербурхом, толь в бою с турками али шведами. Судьба, вишь, не писарь царёв, её не перехитришь.
Мамка недолго после его ухода прожила. Некошеной травиной по осени сохнуть стала, да так и ушла в утрешние лучи вслед за мужем. И тут дядьке Матвею спасибо – малого захребетничка бдил неусыпно, на добро наставлял.
Сноровистым мужиком, достойным мужем и отцом Никитка поднялся. Под вершину жизни старостой Церковного погоста его земляки выбрали.
Изложено сие в Третьих ревизских сказках. Под прямым контролем Никиты Емельянова сына Дедова те сказки в родном приходе состоялись.
Рекрутская доля потомков Матвеевых да Емельяновых не раз ещё коснулась. А уж в XX веке не было среди них мужиков, кого обошло военное лихолетье да армейские будни. А как иначе? Крепка их поросль. Фамилия ж эвон какая корневая! Взялась-то от кого? От Емельяна, знамо. Что Дедовым он был, факты в переписной истории не сразу отыскались. А до тех пор чудилось сколько месяцев: не в тот ли миг обозначилась, когда повели мужиков в рекрутском строю, а тут и крикнул вдогонку какой местный зубоскал: «Ты-то, Емеля, как сюда попал? Дед ведь посередь молодых!» Ну и назубоскалил Никите, дядьке Матвею да всем их потомкам фамильное прозвище на все грядущие века.
_______________________
Малыниха* – народное название деревни Ивашевской Церковнической волости Мехренгского стана.
Продолжение http://proza.ru/2024/09/03/1637
Свидетельство о публикации №224090301632