Чёрный камень

Серия "Родословицы"

Серебристые стайки мейм(1) без устали сновали вокруг плоского чёрного камня, наполовину выступавшего из воды.
– Счастливые, – глядя на рыбёшек, отирая время от времени стекающие из-под туго повязанного платка капли пота, размышляла полоскавшая братово трехомудье Матрёна. – Пока решета не повстречаешь, крутись себе, вертись, хватай мошку да комарьё. Вот радость рыбьему роду – не их комарьё ест, а они. И зной рыбёхам нипочём – в водице не так жарко, как на солнышке.
– Мотя, ты долго? – долетел с угора окрик Васяни.
– Иду скоро, – отозвалась она, – а ты б решето прихватил да спускался сюда – глянь, как мейма куражится. 
Над узкой прибрежной отмелью потрескивало будоражимое горячим ветерком прошлогоднее бодыльё(2). Обмелевшая под могильником Шорда негромко журчала меж валунов. Высоко в небе звенел жаворонок. Фоном ему лежал мерный гул слепней. Умиротворенье иногда нарушал короткий тяжёлый звук, и в тело Матрёны с маху впивался овод. Тут же был он сбиваем ударом мокрой ладони, падал в Шорду, и степенно уплывал, сопровождаемый в дальний путь свитой любопытных мейм.
Над Мотиной головой, хватая жужжащую добычу, резали густеющее марево береговушки. Солнце, пару часов назад достигшее зенита, чинно продолжало привычный круг, перемещаясь к ласточкиным печкам(3) и окрашивало высокий берег, испещрённый птичьими норами, в необычный розово-красный цвет.
Вскоре на тропе послышались лёгкие, вприскочку шаги.
Васяня хлопнулся на четвереньки рядом с сестрой, запустив решето в воду по другую сторону плоского камня, с которого Мотя выполаскивала настиранную щёлоком одёжу.
– Мамушка велела скорей домой вертаться, – шепнул он. – Вечером гости с Гришиной(4) пожалуют.
Сердце Матрёны ёкнуло: не по её ль душу?
– …Ох, и вкусна зимой ушица из сущика(5), – не чуя напряженья сестры, деловито рассуждал братец, в который раз вытряхивая в ведёрце бьющихся мейм. – Хорошо, что ты меня созвала. Вернёмся, скажу Федюшке, чтоб сосны надрал, да новую тарьгу(6) нынче же сплёл. Папанина-то совсем рассыпается.
Сердце Матрёны сжалось в комочек. Был бы жив Никита Емельянович, может и пожила бы ещё годок в родном дому… А с другой стороны, кажному жениху отворот бить, как бы старой девой не вскуковать. Пара годком всего, и четверть века плечи придавит.
Вздохнув еле слышно, девка бросила в пестерь последнюю одёжину:
– Идём домой, Вась.
Легко закинул парень сёстрину работу на закорки, подхватил ведёрце с уловом и ходко зашагал наверх. Как похож стал он в то мгновенье на отца! Не знать истины, так отец в гору шагает, не иначе!
…Осенью венчал тарасовский поп Иван Никифоров малыновску девку Матрёну Никитину дочь Дедову да гришегора(4) Фёдора Петрова сына Лопатина. Чем жили они, то нам не ведомо. А ведомо, что Пукса, не Шорда жизнь их питала, что справно рожала Мотя сынков: Ананью да Илюшу, Васю да Алёшу, Гришу да Федю. Окромя Ананьи, все род продлили. Илюша же, как прадед Емеля, рекрутской доли вкусил, но вернулся домой.
А Шорда? Всё моет Мотин чёрный камень. И меймы снуют вкруг него, нынче в безлюдной тиши.
________________________
1. Мейма – мелкая стайная рыбка породы гольян семейства карповых, в большом количестве водится в Шорде.
2. Ласточкины печки – высокий берег Шорды с гнёздами ласточек-береговушек в районе урочища Малыниха.
3. Бодыльё – высокая непроходимая трава, разнотравье из крапивы, чертополоха, осота и т.д.
4. Гришина (Гора) – народное название деревни Емельяновской Тарасовской волости Мехренгского стана. Гришегор – житель Гришиной.
5. Сущик – высушенная мелкая рыба.
6. Тарьга – поддон из дранки сосны для сушения в печах грибов или рыбы. 

Продолжение http://proza.ru/2024/09/03/1645