Мыльный пузырь Глава 21

Начало здесь http://proza.ru/2024/08/31/817

И вот время важнейшего приёма наступило. Гостей собралось огромное количество, и все как один – богатые, знаменитые, высокопоставленные и влиятельные. Потому Гессор и Алиса весьма возрадовались тому, что несколько ранее сочли за благо при данных обстоятельствах объявить больным своего наследника, ведь при таком скоплении народа мальчик бы точно растерялся, запутался бы в собственной речи, спотыкнулся бы из чувства неловкости или опрокинул бы на себя что-нибудь из блюд на банкете, в общем, опозорился бы, как всегда. Только вот журналисты, которые тоже во множестве присутствовали на данном мероприятии, после такого объявления выглядели крайне разочарованными, потому что уже настроились с великим «улюлюканьем» смаковать в своих статьях все недостатки и оплошности принца. 

Но вдруг случилось неожиданное.

- Антос-Эммануэль Грандескки, наследный пронсельванский принц! – трижды стукнув своим посохом, громогласно возгласил герольд-церемониймейстер, в обязанности которого входило на торжественных церемониях выкрикивать имена всех только что прибывших высокопоставленных гостей, объявляя их и их титулы собравшимся.
А это могло означать только одно, что маленький принц-неудачник всё-таки прибыл на ответственное мероприятие без благословения родителей и важных наставлений педагогов. И это сделал, разумеется, самовольно.

Да, этого в планах короля и королевы совсем не было, вернее – уже не было, поскольку имиджмейкеры все разбежались и следить за тем, чтобы в одежде и поведении прима-принца было всё по правилам этикета, оказалось некому, потому родители непослушного наследника впали в безмерное беспокойство. Но самое обескураживающее произошло позднее. Конечно, уже ожидалось, что случится что-то выходящее за рамки, но не до такой же степени! И всего этого ошеломляющего оказалось настолько много, что король и королева только успевали приходить в себя, судорожно раздумывая над тем, как исправлять последствия. 
Первым обескураживающим до предела стали костюм прима-принца, его причёска и макияж. На нём был красный, самого яркого оттенка, камзол времён средневековья, белая кружевная рубашка, украшенная алым бантом, а также красные штаны с подвязками. В теперешнем двадцатом веке при дворе Гессора VI, пронсельванского короля, так никому не приходило в голову одевать, разве что только на маскараде. Но это был ответственный приём государственного уровня. И как можно было явиться самовольному принцу в таком нелепом виде?! А цветовая гамма костюма! С таким имидж-образом неудачник-принц напоминал собой разве что попугая.
Ещё весьма смешно выглядел красовавшийся на макушке наследника тряпочно-картонный головной убор, украшенный дешёвой мишурой и блёстками, напоминающий мини-корону, которая совсем не соответствовала принятому этикету, потому и представлялась даже каким-то надругательством над королевской властью. Светлые локоны принца завивались крупными кудряшками и спадали на плечи, что было совершенно через чур для официального мероприятия, а имиджмейкеры советовали в данном случае строгие причёски. Хуже того, лицо мальчика напудрено и разукрашено оказалось с таким усердием, что стало совершенно и полностью неузнаваемым. И это явно свидетельствовало, как любому должно было бы показаться, о проявлении крайне дурного вкуса и неумеренности в наведении неумелого марафета.
 
Конечно, Гессору Грандескки при виде такого зрелища и наряда, который больше даже напоминал карнавальный костюм или нечто взятое из театрального реквизита захудалого театра, крайне нелепо смотрящегося при данных обстоятельствах, хотелось сказать своему сыну: «Антос-Эммануэль! Что за вид? А ну-ка быстро иди переоденься!» Однако сделать так при высокопоставленных гостях, казалось совершенно непозволительно. И выглядело бы всё это настолько глупо, что отцу самовольника нехотя пришлось создавать хорошую мину при плохой игре. Потому он, вопреки своему желанию, решил демонстрировать всем, что именно всё так и задумывалось… только вот непонятно зачем.

«Лучше притворяться, что я ничего не замечаю, в упор не вижу никаких странностей, - думал Гессор Грандескки, - это будет выглядеть гораздо лучше, чем показать для меня – главы государства окружающим, что нечто вышло из-под моего контроля настолько, что ставит под угрозу срыва всё ответственное мероприятие. Пожалуй, сейчас правильней всего было бы отвлечь на что-то внимание гостей… Только вот как?»

И действительно, как можно было отвлечь собравшихся, коль облик прима-принца оказался настолько ошарашивающим, что буквально все присутствующие в зале, оставив светское общение, обсуждение важных новостей и свои проблемы, пристально уставились на него. Да-да, даже разговоры совершенно стихли и наступила оглушительная тишина – и это было самым ужасающим, даже каким-то зловещим предзнаменованием.
Но хуже оказалось совсем не то, как принц выглядел, а то, что он сказал после того, как всех обескуражил своим видом.
 
- Я могу вас пр-росить, милейший, - раздался в этой оглушительной тишине его звонкий голосок с вопросом, обращённым к герольду-церемониймейстеру, - впр-редь запомнить, что зовут меня Эммануэль Гр-рандескки? Да-да, Эммануэль Гр-рандескки, милейший, а не Антос-Эммануэль. Потому что «Антос-Эммануэль» совсем не лезет ни в какие вор-рота. А Эммануэль Гр-рандескки – это ласкает слух и внушает. А вам, господа, - обратился он теперь к собравшимся, - р-разр-решаю называть меня запр-росто – принц Эммануэль, так гор-раздо лучше. Именно таким образом и р-разрешите представиться тем, кто меня ещё не знает, - так он высмеял своих педагогов, которых наслушался накануне вечером, поскольку повторял их слова, а может, просто в насмешку над всем миром. 

Конечно, прозвучало это в высшей мере дурно. Но ещё, о ужас! Говоря это, мальчик настолько ужасно картавил, на раскат произнося букву «р», что Гессор даже вздрогнул от неожиданности. Всё это Антос-Эммануэль делал назло своему фонетисту, который замучил его языковыми упражнениями для того, чтобы его «р» звучало немного на французский манер. Сей педагог- знаток этикета считал, что подобный прононс будет выглядеть мило в светском обществе и убеждать окружающих в аристократичности древней породы принца. Да только Антос-Эммануэль нарочно воспроизводил всё совсем не как его учили, а преувеличенно и карикатурно, как-то совершенно через-чур, и это стало очередной его ужаснейшей проделкой, которую он задумал из мести своим учителям.

Но и это было ещё не всё. Только сделав свой первый шаг навстречу присутствующим, прима-принц тут же смачно шлёпнулся, как будто спотыкнулся на развязавшихся подвязках своих штанов, и летел так картинно нелепо через всю залу, что представить большего позора было просто невозможно. Однако после такого конфуза, несносный мальчишка, который, конечно же, выкинул всё это нарочно, преспокойно встал, отряхнулся и сказал, всё также картавя:

- Пр-ростите, господа, у меня мулези – хр-роническая падучесть. Именно поэтому я постоянно падаю. И эта болезнь совер-ршенно ничем не лечится, к сожалению, поэтому вам пр-ридётся пр-ринимать меня таким, каков я есть.

Однако дальше становилось только хуже. Лишь только успели все окружающие опомниться после его падения, Антос-Эммануэль вознамерился произнести речь для присутствующих, но только не ту, которую заучивал со своими педагогами, а сказал он следующее, при этом продолжая безбожно картавить. 

- Пр-ростите, господа, я начисто забыл тот текст, котор-рому меня учили мои педагоги. Что поделать, стр-радаю шикази – это болезнь такая, хр-ронические пр-ровалы в памяти. Очень даже ар-ристокр-ратическая болезнь и о-о-очень-очень кор-ролевская. Действительно, монар-рхи нер-редко ей стр-радают, вы не замечали? И всё это опять же говорит о др-ревности моей пор-роды и кор-ролевского р-рода, ведущего своё начало от самого Р-ричарда Великого… Так вот, именно потому, что я начисто забыл свою р-речь, я пр-роизнесу вам кое-что от сер-рдца, - при этом он откашлялся и встал в величественную позу, возгласив:
Дор-рогие гости, р-родители и др-рузья, леди и джентльмены! Сегодня особенный день, и я р-рад быть здесь с вами. Мы собрались, чтобы отметить наши достижения и поблагодарить тех, кто помог нам на этом пути. Я же тоже произнесу свои благодар-рности. Вы, наверное, господа, все успели убедиться в том, что я очень хорошо воспитан. И в этом заслуга моих многочисленных пр-реподавателей, наставников и имиджмейкеров, которых мне нанял мой отец. Они не жалели на меня сил, всё воспитывали и воспитывали. Но более всего моё прекр-расное воспитание – это заслуга моей главной наставницы – вер-рховной статс-дамы мисс Обер-ршиус, поскольку всему тому, что я умею, научила меня именного она, неустанно, денно и нощно снабжая меня своими мудр-рыми советами. И вот итог – р-результат перед вами. Так похлопаем же мисс Обер-ршиус, господа!

После это принц начал громко и картинно хлопать в ладоши. И хотя его никто не поддержал, бунтарского принца это ровным счётом не смутило. После этого он с шумом плюхнулся за банкетный стол со словами: «Пр-родолжайте, др-рузья, веселиться. Я всё сказал». А уплетая стоящие перед ним блюда, громко чавкал, ел руками, вымочив в тарелке с соусом жабо своей кружевной рубашки, потом же весь измазался в сливочном креме, когда поглощал пирожные. Ему же никто не говорил ни слова, а вокруг продолжалось красноречивое ошеломлённое молчание.   

В конце концов король просто не выдержал такого позорного зрелища и, наплевав на протокол поведения, просто взял сына за руку, вывел из зала и посадил в свой лимузин, чтобы ехать домой. А семенившая за ними, растерянная супруга, шептала взволнованно ему на ухо:
- Я умоляю тебя, Гессор, только не будь с мальчиком слишком строг. Ты представляешь в каком он состоянии, если решился на такой бунт. Ещё сделает с собой что-нибудь.

Потому по приезде домой, король совсем не совершил чего-то из ряда вон выходящего, хотя и очень хотел, а просто сказал сыну:

- Ступай в свою комнату, и целую неделю оттуда ни ногой! Будешь зубрить геральдику и историю нашего древнего рода! И ещё подумай о том, чего ты достиг своим поведением? Ты хотел оскорбить своих педагогов, а навредил самому себе.

Продолжение здесь http://proza.ru/2024/09/16/1767