Из детства

---
     Мать про своё детство много рассказывала, даже помнила, как она грудь сосала у бабушки. Подбежит и говорит, сисю. Года три, наверное, было. Жаль, что мало пытал её про детство. Но успела много чего насказать. Что она мне наговорила, это для тех, кто грязью поливает Советский Союз, и воздвигает с начала двадцатого века церковь на высоты занебесные, для них, этих новоделов, её рассказы будут нечитабельны.
     Из детства своего помню только печку советскую в бараке, лужу перед сараем, мостки к дверям во все времена года, колодец рядом с голубятней напротив окна в бараке, велик красный трёхколёсный, крысу под кроватью. Она меня как-то раз за палец укусила, когда спал. Мы с матерю вместе спали даже ещё когда я в первый класс ходил.
     Шрам до сих пор остался. Сдохла, наверное. Долго она на меня охотилась. И ночью как-то раз в кровать залезла по стенке, а я у стенки спал, мать с краю. Отопления не было у нас. Видать замёрзла. А зачем кусаться тогда? Сидела бы по-тихому.
     Помню, как Сталин умер. Это было через пару месяцев, как крыса меня укусила. Мы в детсад собирались, мать уже меня одела, на руках держала, и тут по чёрному этому радио как раз стали говорить. Радио под потолком было над кроватью. И я хорошо помню, как я палец, укушенный крысой, в рот пихал, там он меньше болел.
     Мать плакала навзрыд. Что теперь будет, что с нами будет? Хотя и не любила его, но уважала. Она меня у печки грела в дорогу утром всегда. Голоса не помню, но Дух из круга чёрного шёл, это я помню. Как заворожённый смотрел, до сих пор смотрю, в эту чёрную дыру.
     Я никогда о Сталине и о том времени в своём окружении ничего плохого не слышал. Люди рассказывали что-то, но со слов кого-то.
     Печка была кирпичом сложенная, на две конфорки. Я такую потом на Новом Снопке видел, где Дядя Ося с Тётей Аней жили, при школе. Дрова не помню откуда брались. Печка была напротив кровати, проход был в полметра, у окна стол, дальше окно, за окном поле или луг, в конце туалет, дальше голубятня, за ней овраг и речка внизу. Как-то так.
     Помню, как я за этим столом, глядя в окно чай пил, а мать куда-то пошла, за водой, кажется. А на столе ещё солонка стояла и в ней белый белый порошок, красивый такой, красивше сахара. И его не долго думая к себе в железную чашку сыпанул. Попробовал, противно, но вылить рука не поднялась, а там мать с ведром возвращалась, в окно видно. Ну и я всё это в себя вогнал. Да... 
     Как войдёшь в комнату, слева был умывальник, а над ним зеркало старое в красивой раме резной, подаренное бабушке ещё в 19-м веке на рождение первого сына её. Долго хранили. Зачем-то разобрал. Дурак был. Памяти-то сколько в этом зеркале и в резьбе было. Мать говорила, что дед мой к этой резьбе руку приложил. Сколько потом они по стране путешествовали, а вот зеркало это сохранили.
     Так вроде ничего больше и не было в комнатке нашей в бараке. Может за печкой, дальше к окну что-то было. Наверняка было, мать книги старые хранила, альбомы семейные. Какой-нибудь буфет был, наверняка. Да и учебники мои там должны были быть, я там в первый класс пошёл, с брака нашего. Ада Киянова, племянница материна, меня туда водила. Это через дорогу Профсоюзную. Там, то-ли в угловом доме, то-ли в следующем, был обойный магазин, на всю Москву один был такой.
     Барак относился вроде к кирпичному заводу, номер какой-то был, не помню. Это на Профсоюзной, метро, самый перекрёсток. У меня в семейном архиве есть копия моего свидетельства о рождении, завизированная начальником отдела кадров. Я её потом в нашем Братеевском паспортном столе предъявил, когда мать у себя прописывал, настоящее куда-то впопыхах дел. Так женщина там, начальница, приняла, говорит для того времени законная бумага была.
     Недалеко от барака был кинотеатр Молния, но это уже когда и нашу сторону стали застраивать. С красного кирпича кинотеарт был. Я потом туда, когда прогуливал школу, ходил с Ленинского.
     Соседи были, Сорокины, тоже мать одиночка. Там полбарака таких было. Сын у ней был Саша, на год старше меня. Потом на Ленинский переехали, где Изотопы были, напротив Синтетики, на другой стороне Ленинского проспекта, если кто ещё помнит. Рядом с нами многодетных было много. Тренд по Стране Советской такой был. На Ленинском, я там во второй класс пошёл, так в классе половина в безотцовщине пребывали. Это рождённые после войны. Молодцы, отцы наши, трудились.   
     Я часто оставался с Сашей, когда наши матери задерживались на вторую смену. Отца уже не было, унесло его в Окинян-Море в 1952-м году с набережной Петропавловск-Камчатска, когда там цунами было. Три волны было. Товарищи его приезжали, матери рассказывали, что он после первой волны на берег побежал, людей вытаскивать из воды. Потом была вторая волна, он на катере был, тоже доставали людей. А третья волна уже всех накрыла.
     Помню как увидели мы с Сашей в луже у подъезда барака копейку, старую ещё. И я хотел её достать, глубоко там было, на мостках стояли, смотрели вниз. А Саша говорит, что, мол, что на неё купишь. Так и осталась она там лежать. Археологи через тыщу лет найдут и не будут знать, что это мы копеечку эту для них оставили.
     Ещё помню, как меня Дядя Ося из садика раза два забирал, на шее у него сидел, а мать рядом шла и что-то всё ему говорила, говорила, а Дядя Ося всё кивал да молчал, кивал, да молчал. Даже помню где мы шли, по какой улице, года четыре было, а то и меньше.
     А ещё, вот припомнил, как я упал, там же где-то, у садика, и себе бровь гвоздём что-ли проткнул. Бежал куда-то. Добежал-ли, нет-ли, не помню. Но жив остался, а ранка до сих пор иногда свербит.   
     Дядя Лёня приезжал к нам в барак, Зуев, отец Лены, Тани и Шуры, троюродные мои сёстры. Это Тётя Аня, жена Дяди Оси, сестра Дяди Лёни. С Ерышовки все, это 14 километров от Воронцовке, откуда мать взялась.
     Ковалёв Дядя Лёша был у нас в бараке. Это материна матери, бабушки моей Натальи Трофимовны, брат. Полупальто жёлто-серое помню его. Стоит напротив окна, а я сидел за столом, спиной к окну. И он всё в зеркало смотрелся гардероба, мать только что купила. Большое такое зеркало, размеров в то время невиданных. Все, кто к нам, в Москву приезжали, обязательно овощи привозили, вот и Дядя Лёня тоже с мешком был, помню.
     Мать много оставила записей про жизнь свою, но про про барак этот, почти ничего.
...........
     Повспоминаю про жизнь мою в бараке, может ещё чего добавлю. А там, глядишь и на большее чего замахнусь, про Русь вспомню, откуда она взялась. В генетике-то что-то сохранилось, учёные так говорят.
++++++++++++++++++++++++