Урок химии длиною в жизнь

               
    
    Девятый класс. Самая большая школьная четверть длилась со второго января по двадцатое марта. Зима в новом, семьдесят пятом году, выдалась холодная, снежная. Из-за плохой погоды транспорт практически стоял, но школы работали. Училась я в обычной школе и в музыкальной. Находились они в разных частях города, вот и приходилось в мороз и метель много ходить пешком. Заболела я не на шутку. Это был острый бронхит, с температурой под сорок, хрипотой голоса и изнуряющим кашлем. В школу меня не выписывали долго. Но как только я стала чувствовать себя лучше, договорилась с одноклассником Володей, который жил на соседней улице, что буду ходить к нему домой подтягивать пропущенный учебный материал.
  Володя учился хорошо, к тому же был очень симпатичный. Он мне нравился, а ему нравилась Лариса. По этому поводу я особенно не переживала: Лариса была отличница, а у меня в дневнике стояло много троек, - значит, считала я, она более достойна.
   Володя занимался со мной по математике, физике и химии. Очень спокойно и доходчиво объяснял непонятное, а домашние задания я выполняла сама. Так прошла еще неделя и, наконец, доктор разрешила мне идти в школу. Время приближалось к концу четверти. К первому учебному дню после болезни, как мне казалось, я подготовилась хорошо.
   Именно в тот день на урок химии к нам в класс пришла группа студентов-практикантов из Университета. Учительница начала урок и сразу вызвала меня к доске. Помню вопрос, как сегодня: «Сколько электронов содержится у щелочных металлов на внешней оболочке атома».
Я начертила на доске схему и стала отвечать. Легкое головокружение и слабость после такой долгой болезни, к тому же большое количество посторонних людей в классе, сделали свое дело. Я отвечала правильно, но неуверенно, сбивалась, вытирала ладошкой схему и чертила ее вновь, а учительница несколько насмешливо задала мне следующий вопрос. В конце концов я занервничала и... замолчала.
- Садись. Два. - Сурово произнесла она.
Несколько секунд я простояла у доски в полной растерянности, потом расплакалась и выбежала из класса. Спрятавшись в спортивном зале я кашляла, плакала и думала о том, как она могла меня вызвать к доске, если в журнале отмечено, что меня целый месяц не было в школе. Неужели ей не понятно, что я не могла ответить урок хорошо; зачем было выставлять меня на посмешище перед студентами? Я плакала не от того, что получила двойку, а от обиды, стыда и несправедливости.
На следующий день моих родителей вызвали в школу.  Учительница заявила директору:
- Или я или она, но кто-то из нас должен уйти из школы.
Мама возмутилась:
- Девочка не ходила в школу весь месяц, так тяжело переболела. Вы обязаны были позаниматься с ней индивидуально, помочь, а вместо этого вы выставляете ультиматум? Вы считаете себя учителем?
Дальнейшей беседы я не слышала, потому что мама попросила меня выйти из директорского кабинета.
Годовая оценка по химии у меня в табеле, конечно же, стояла «2», а это означало, что все лето надо будет зубрить химию, чтобы в конце августа сдать экзамен, а, если не сдам, то останусь на второй год в девятом классе. Мои родители понимали, что учительница уже не позволит мне нормально окончить школу. Это было понятно и директору, потому что он спокойно отдал мои документы. В другую школу меня приняли с условием, что переэкзаменовку я буду сдавать там.
  Жили мы небогато. Отец работал столяром, мама хозяйничала дома, в семье нас было двое детей. Тем не менее, все лето я занималась с частным педагогом. Как мои родители выкручивались материально, чтобы оплачивать уроки, остается только догадываться. Переэкзаменовку по химии я сдала на «четыре». В Аттестате зрелости по химии у меня тоже стоит твердая заслуженная четверка.

  Кем мечтают стать дети, когда вырастут? В седьмом классе я мечтала работать в библиотеке, потому что читала запоем. Дома у нас была прекрасная подборка книг, к тому же я записалась и в районную, и в городскую библиотеки, часто ходила в книжные магазины и была активисткой читального зала. Книги были моим самым большим увлечением с малолетства. В восьмом классе я думала стать токарем. Мне очень нравилось на уроках труда работать на токарном станке. Много лет я хранила в шкатулке со всякими девичьими безделушками мое единственное самостоятельно изготовленное изделие: метчикодержатель. Но, когда я впервые попала на спектакль театра музыкальной комедии, то собралась стать артисткой оперетты. Я заболела опереттой. К пятнадцати годам я окончила музыкальную школу - восьмилетку, хорошо пела и танцевала. Я была в полной уверенности, что оперетта мое настоящее призвание.

   С какого возраста формируется характер человека, как он выбирает профессию, - все это слишком индивидуально, но именно после того злополучного урока я твердо решила, что стану учителем и никогда, ни при каких обстоятельствах, не унижу ученика.
После окончания школы я поступала в Университет, но провалила экзамен по немецкому языку. Однако, я была настолько уверена в правильности своего выбора, что на следующий год поступила в Педагогический институт. Когда на третьем году учебы декан прочла мою курсовую работу, она сказала, что это почти готовая диссертация. Педагогическую практику в школе я тоже провела на «отлично».
Мне очень нравилось работать с детьми, а еще нравилось петь и танцевать, а потому я пошла работать не в школу, а в детский сад. Все годы я продолжала заниматься музыкой и одновременно с учебой в институте окончила вечернее музыкальное училище. Два диплома позволяли мне работать в той области, которая нравилась: я стала музыкальным руководителем. Теперь я не только пела и танцевала, но и учила этому деток. В детском саду своя специфика и помимо музыкальных занятий и праздничных утренников, я, часто подменяя воспитателей, проводила и все остальные: учила ребятишек считать, рисовать, лепить, читать...

   Дети бывают разные: спокойные, послушные, непоседы и баловные, а бывают просто неуправляемые. За почти четверть века своей работы я ни разу не обидела ребенка. Особенно аккуратна я была с детьми из неблагополучных семей или немного отстающих в развитии. Некоторые воспитатели ими брезговали, потому что эти дети были вечно неумытые, грязно одеты, не участвовали в играх и в занятиях, дрались и часто прятались от всех под кроватью. А, если кто-то пытался подойти к ним очень близко, вбирали голову в плечи и виновато опускали глаза. Это являлось признаком того, что дома ребенка бьют. На моих занятиях такие дети пели, танцевали и даже говорили несколько строчек стихов. Они смеялись. Все удивлялись, как мне это удавалось. Однажды заведующая Отдела народного образования сказала:- вам надо за этих детей дать орден.
   Орден, конечно, мне не дали, но самая большая награда была тогда, когда такие детки могли произнести на праздничных утренниках маленький стишок, участвовали в играх и танцевали с другими ребятами. Они так гордились этим, так старались, так радовались! И это было огромной радостью и для меня.

   ...На двадцатилетие окончания школы меня пригласили мои бывшие одноклассники. Многих я не видела с тех пор, как ушла из школы после девятого класса, но с некоторыми продолжала общаться, да и директора я иногда встречала на улице, и он всегда со мной заговаривал. Видимо, совесть мучила, что пошел на поводу у учительницы химии. Она тоже была на этом вечере.

   Двадцать лет срок большой, но по ее удивленному взгляду, я поняла, что она узнала меня. Я посмотрела ей прямо в глаза и, гордо подняв голову, прошла мимо.
   Мне 37 лет. Из испуганной девчонки я превратилась в эффектную женщину. У меня хорошая работа и прекрасное образование, чудесная семья. По моей одежде и прическе, по уверенности и манерам сразу было ясно, что у меня в жизни все в порядке. Но самое главное - я учитель! И мне очень хотелось, чтобы она об этом узнала. На встречу выпускников я пошла только ради этого. Я хотела посмотреть в глаза женщине, которая едва не сломала мою судьбу, а получилось, что, благодаря ей, я нашла свою главную дорогу в жизни. Я часто вспоминаю о ней. Каждую свою педагогическую победу я посвящала именно ей и все мои грамоты и награды я посвящала  только ей.
                   ---------/---------
  Бывает я иду по улице, а на встречу мамаша с маленьким ребенком, который капризничает или плачет, и только я посмотрю на него и улыбнусь, как он сразу успокаивается и начинает улыбаться в ответ. И так, как такое бывает довольно часто, мой муж обратив на это внимание, однажды спросил, как я это делаю. Я ответила, что сама не понимаю. Может быть это происходит, потому, что дети очень тонко чувствуют искреннюю доброту и сердечное тепло взрослых людей, которые их любят.

ИННА ФРЕНК
1975 – 2024 г.г.