Кипящий дождь

Песок на пляже раскалился добела, поэтому люди с густым загаром подходили к воде в резиновых тапках и головных уборах. Только перед купанием они скидывали сланцы, снимали панамы и ныряли в реку.

С левого берега судоходной реки едва был заметен правый, более благоустроенный, где соревновались сёрфингисты. Там же виднелся выступающий пирс лодочной станции, синели едва различимые вагончики клуба закаливания и темнел старый маяк. Над рекой сгущалось марево и чайки с мучительными стонами чертили в небе крыльями какие-то, казалось, предсмертные знаки.

Лёша и Лида шли вдоль берега, держась за руки. Они искали спасительный оазис в тени могучих вековых верб, где собирались расстелить коврики. Но всё тщетно. Даже на обжигающем песке, от которого в воздухе пар стоял, как в прачечной, яблоку негде было упасть. Люди повсюду настелили покрывал и навтыкали зонтов. Словно это была не средняя полоса России, а ялтинский пляж в разгар сезона.

— Сейчас бы не помешал тот самый обещанный дождь, — ободряюще улыбнулся Лёша и обнял девушку за талию.

— Да, — Лида уткнулась щекой в его плечо, — пусть даже громокипящий.

Утром они побывали в библиотеке на выставке картин местных художников. На полотнах переливались сочными красками зелёные тополя, розовые пионы, золотые абрикосы, голубые стрекозы. В зале тихо и уютно шумели кондиционеры. Но всю эту идиллию разрушил, невесть откуда появившийся, тощий человек со злым, измождённым лицом.
 
Он был похож на клоуна-марионетку, которого кто-то без конца дергал за ниточки. Колени у него то подгибались, то распрямлялись, а руки крутились в разные стороны так, будто он всю жизнь проработал регулировщиком на шоссе. Его рот обрамляла густая растительность, вроде той, что растёт на гениталиях у половозрелых людей, а на лбу от виска до виска были прочерчены две глубоких морщины.

Этот странный человек колотил себя кулаком в грудь и нёс такую ахинею, что никто не мог ничего разобрать. Он стоял в белой футболке, на которой спереди и сзади была напечатана обложка книги с надписью «Михаил Мертвяков. Лошадка». Чудака подняли на смех и посоветовали обратиться к психиатру, а суеверная хозяйка библиотеки Творожкова брезгливо поморщилась и заявила, что не будет сотрудничать с автором по фамилии Мертвяков, пусть даже это и творческий псевдоним.

В ответ на это обидное непонимание Мертвяков разразился проклятиями и пообещал, что не позднее, чем сегодня он призовёт всех демонов преисподней обрушить на город кипящий дождь, который уничтожит здесь всё живое. Однако день уже клонился к вечеру, а дождём и не пахло.

На острых сучьях мёртвого дерева, засохшего на корню, сидели понурые вороны. Лёша и Лида решили зайти выпить лимонада в маленький павильон, обмотанный круглосуточно светящимися гирляндами. Но как только они оказались внутри, стеклянная дверь за ними захлопнулась с такой силой, что не будь она оклеена бронированной плёнкой, разлетелась бы вдребезги.

Небо снаружи начало стремительно темнеть, и уже через полминуты стало почти непроглядным. А потом обрушился кипящий тропический ливень. Белые, голубые и красные молнии высвечивали выбегавших из воды пловцов. Едва ступив на берег, они полностью растворялись в дожде. Крупные капли летели вниз и отскакивали вверх, вспенивая поверхность реки. Водоём стал похож на бурлящий котёл, в котором плавилась сталь.

Предпоследними из уцелевших, кого видели Лёша и Лида, были молодая женщина с дочкой и собачонком. Все они отчаянно мчались к павильону. Не добежав всего нескольких шагов, мама с девочкой бесследно исчезли. Один только милый собачонок, рыжеватый йоркширский терьер, похожий на живую игрушку, успел коснуться лапками и носиком стеклянной двери, но через мгновение и он растворился, оставив от себя только синтетический поводок.

В самом павильоне, кроме Лёши и Лиды никого больше не оказалось. Молнии продолжали полыхать в чёрном небе и молодые люди увидели, как вдоль берега движется голубой балахон с остроконечным капюшоном без человеческого лица, кистей и ступней. Осмотрев местность, загадочный балахон направился к павильону, но не подошёл к двери, а повернул за угол.

Лёша с Лидой ринулись к чёрному входу и наткнулись на беспечно куривших под зонтом продавца с поваром. Не успели они предупредить курильщиков об опасности, как перед теми вырос таинственный незнакомец в голубом балахоне и принялся палить из водяного пистолета в работников общепита, монотонно приговаривая:

— Дощь, дощь, дощь, дощь...

Это был Мертвяков, от балахона которого несло какой-то едкой пропиткой. Лёша и Лида с ужасом наблюдали, как повар и продавец превращаются сначала в решето, а потом и вовсе в невидимое ничто. Они бросились назад и спрятались за витриной, а сатанист, расправившись с курильщиками, преследовал за беглецами, продолжая палить куда попало из водяного пистолета:

— Дощь, дощь, дощь, дощь...

Лида нащупала на полу кухонный тесак, которым повар крошил курицу на шаурму, и, как только в пистолете Мертвякова закончилась вода, девушка вскочила и всадила треугольное остриё прямо в глазное яблоко невидимого лица негодяя.

— А-а-а! Ма-мм-а! — заорал сатанист.

— Маму вспомнил, урод! — крикнула Лида.

Мертвяков в бешенстве выдернул нож из глаза и достал из кармана второй водяной писолет.

— Дощь, дощь, дощь, дощь...

Но не успел он прицелиться последним уцелевшим глазом, как Лёша, закрыв собой Лиду, набрал побольше воздуха и дунул изо всех сил в безликий капюшон сатаниста. Дверь распахнулась настежь и чья-то незримая могучая рука ухватила Мертвякова за шиворот, вытянула наружу и стала яростно болтать балахон в небе, а потом зашвырнула его прямо на мёртвое дерево.

Небо и река продолжали грохотать и клокотать, но ещё громче этот жуткий шум перекрыл хруст расколовшегося черепа сатаниста и душераздирающий треск материи балахона на затылочной части капюшона, напоровшегося на сук.
 
Мертвяков повис на нём, как Иуда. Видно многих он предал в своей чёрной жизни, раз само провидение уготовило ему такую участь. Изо рта негодяя торчало остриё сука, будто длинный деревянный язык. И тут ливень неожиданно прекратился, а небо стало также быстро просветлевать, как прежде оно темнело. Лёша с Лидой решили, что теперь можно выйти из павильона.

На пляже не было ни души. Но странное дело! За кафешкой тянулись вверх две струйки табачного дыма. На маленькой площадке под вербами по траве сам по себе носился футбольный мяч. Но когда звучал невидимый судейский свисток, то мяч останавливался. А ещё Лёша с Лидой увидели на песке утиные следы, ведущие к реке, сначала большие, а за ними и множество маленьких. Вскоре на воде появились круги от всплесков и послышалось кряканье. Чудеса, да и только!

А под повешенным на суку Мертвяковым собралось странное сборище в зелёных и серых хламидах. Лёша и Лида подошли ближе, чтобы рассмотреть их получше. Оказалось, что это старики и старухи, дряблая кожа которых была обильно покрыта лиловыми трупными пятнами. У каждого из них имелись определённые части тела, унаследованные от животного мира. Со стороны их можно было принять за последователей популярной ныне субкультуры фурри. На спинах у стариков хлоркой были выведены инициалы. Они в упор не ощущали Лёшу и Лиду.

Наконец, от шумно галдящих двух групп, отделились старик в зелёной хламиде с ветвистыми оленьими рогами и старуха в серой, с поникшими ослиными ушами. На спине старика хлоркой было обозначено — «С. А. Б.», а у старухи — «В. П. К.».
Старик ткнул демоническим жезлом в живот повешенного и снял тело с сука, как кусок шашлыка с шапмура. Вместе со старухой они стали рассматривать смердящий труп с распоротым ртом. На проявившемся лице мертвеца с вытекшим глазом, к двум продольным морщинам на лбу добавились две поперечных, как в игровой поле «крестики-нолики».

— Сыграем, — предложил старик.

Он вынул из кармана склянку с йодом, окунул в неё палец и нанёс знак по центру лба покойника:

— Крестик!

Старуха вытащила пузырёк с зелёнкой, намочила коготь и начертила слева другой знак:

— Нолик!

— Крестик!

— Нолик!

— Крестик! — обрадовался старик. — Мы выиграли! Вам нести тело.

— Опять мы, бабы, крайние, — вздохнула старуха.

— Не бухти, старая, всё по-честному было, — старик  повернул Мертвякова жезлом спинной вверх.

Он достал из другого кармана банку с разведённой хлоркой и написал на спине голубого балахона — «М. Ю. Т.».

— Теперь несите.

Старухи взвалили Мертвякова на плечи и понесли по песчаной дорожке в сторону старого заброшенного кладбища, пользующегося дурной славой.

— Почему они нас совсем не замечают? — удивлённо спросила Лида.

— Мёртвые сами должны хоронить своих мертвецов, — ответил Лёша.

И тут на дальнем берегу из смотрового окошка маяка блеснул луч. Он дотянулся до траурной процессии, которая сразу же превратилась в густые чёрные тени на жёлтой дорожке. А когда к ним рванул шустрый йоркширский терьер, то тени и вовсе растворились в песке. Собачонок покрутился волчком на месте, поднял лапку, сделал дело, и стрелой рванул к позвавшим его хозяйкам.

Лёша с Лидой оглянулись назад и крепко обнялись, будто только проснулись. Перед ними предстала та же картина, что и час назад. Люди беззаботно отдыхали, плескались в воде, играли в футбол, ели мороженое. Только в кронах деревьев прошелестела какая-то нездешняя прохлада, разом приглушившая жару, и легче стало дышать.

Блаженны не помнящие...