Стройотряд целиком
Содержание: http://proza.ru/2025/01/17/1823
ГЛАВА 1. ПРИЕХАЛ
...Вечер еще только начинался, солнце припекало, но в тенистой ограде было прохладно. Веял легкий ветерок...
- Юра, Юра, Юрааа!.
- А! Что! - я вынырнул из глубокого сна, кое-как разлепив веки. Свет из окна резанул глаза и первое, что я увидел, нависшее надо мной такое родное большое улыбающееся радостное лицо друга.
- Сашооок! Ты прилетел, сюда? Уф, я дома!
Сашок смеялся добродушным, таким знакомым еще со школы жизнерадостным смехом:
- Ну, ты даешь, спишь, спишь, не добудишься! Полчаса около тебя сижу, потрогаю, бесполезно, а растолкать жалко, а как проснулся – руками замахал, будто что-то колотишь или колешь. Ну, здорово, Юрок.
Я сел на диване, посадил рядом друга и мы обнялись, крепко, по-братски.
- Здорово, Санек, пришел! Я так рад тебя видеть! Помнишь, нашу парту в школе, когда это было? Три года прошло!
В моей голове постепенно начало проясняться.
- А я вижу окно в сад, яркое такое, знакомое, комната, библиотека во всю стену. Я дома, наконец-то! И ты навис надо мной. Сашка, друг! Ну, здорово! - я протянул руку другу.
- Ого, какая ладонь каменная, ты что, в своем стройотряде, камни тесал, лес валил? Рассказывай, где был, что делал?
- Вот, Санек, вчера ночью прилетел из Томска, обнялись с мамой, папой, поел кое-как – с ног валился, и сразу спать, даже сейчас не отоспался еще. А руки, даа – видишь какие мозоли, это еще зажили, а то кровавые были. Пахали, я тебе доложу!
Представляешь, билеты на самолет купили – лететь через неделю, а у нас на полу коровника конь не валялся.
- Ооо, здорово сказал, - засмеялся Саня.
- Не до шуток было, акты через неделю подписывать, а у нас это животное еще не валялось. Ну и стали ночевать в коровнике, прямо в кормушках, знаешь, такие как узкие гробики. Спишь четыре часа и за топор. Тешешь, тешешь доски половые до умопомрачения, потом колотишь, колотишь по гвоздям, а конца все нету. Коровник, зараза, длинный, аж шестьдесят метров.
В голове муть, мыслей нету - одни доски, топор и гвозди. Поспишь четыре часа и снова и опять. День и ночь смешались. Ты знаешь, мне показалось, так в окопе себя чувствуешь, когда фашисты прут.
В последний день, перед актами, ты не поверишь – ползали под полом, щепочки под лаги подсовывали, чтобы коровы не заметили, что пол слегка прогибается, ну и комиссия тоже. Акты подписали, деньги заплатили, и назавтра после обеда можно было лететь, пошли отсыпаться и деньги делить.
Вот, я здесь, дома вижу сон, будто топором обтесываю доски и прибиваю их гвоздями и быстро надо, а то скоро домой лететь, а коровник не готов. Сон сладкий и тревожный такой и слышу, кто-то зовет, а это ты, оказывается, тут сидишь и меня тормошишь. Ну, здорово.
И мы снова обнялись.
Из большой комнаты вышла улыбающаяся мама:
- Ребятишки, хватит разговоров, пойдемте к столу.
Мы пошли за мамой в большую комнату. Там, на белоснежной скатерти стола красовались тарелки - глубокие и помельче. А в центре, из вместительной фаянсовой кастрюли, доносился такой аппетитный аромат борща, что мы тут же поняли, как мама нас любит.
- Прилетел вчера поздно, - сказала мама, - расцеловались, обнялись с папой, меня поднял и покрутил – силища какая! Кое-как поужинал и спать. Вот уже скоро вечер, только проснулся. Давайте, ребятишки, кушайте.
- Мама, а где папа, где Вова?
- Папа на работе, обещал приехать пораньше, иногда задерживается, калымит, просят еще поработать. Соскучились мы по тебе, сынок. А Вова в летнем пионерлагере в горах у озера Иссык, там хорошо - уже вторую неделю отдыхает, ему нравится, там красиво, потом съездим.
- Мама, а можно мы с Сашей накроем в ограде, там уютно, виноград кругом, прохладно?
- И правда, сынок, мы же всегда во дворе обедали, когда гости приезжали, а сегодня уж такой гость долгожданный приехал. И мама обняла меня и поцеловала.
Мы с Сашком отложили нашу встречу с борщом, встали из-за стола и пошли в ограду. Круглый стол, за которым гости обычно собирались в ограде, был в беседке - так мы называли летний домик, состоящий, как казалось, из сплошного стекла с причудливым узором рам. Домик стоял за сетчатым заборчиком слева от дорожки в сад.
Длинные виноградные лозы, привязанные весной папой к проволочным шпалерам, тянулись над крышей беседки до другого домика, который мы с папой делали из шлакоблока и в котором были гараж и баня.
Крупные розовые грозди винограда нашего любимого сорта тайфи, висели среди широких, очень похожих на кленовые, виноградных листьев над крышей беседки и дорожкой между гаражом и беседкой.
Открыв калитку в сетчатом заборчике и застекленную дверь, мы вошли внутрь. На круглом столе стояли какие-то ящики. Справа от стола, вдоль стены из голубых дощечек, прибитых красиво в елочку и стеклянных окон, стояла кровать, застеленная цветным грубым покрывалом. Как я любил здесь спать, когда готовился к экзаменам в институт!
Мы вынесли стол и поставили его на свое обычное место в самом тенистом уголке ограды, прямо под шпалерами, отяжелевшими от виноградных гроздьев, свисающих прямо над головой.
Проволочные шпалеры, едва видимые среди виноградной листвы, были натянуты от гаража до самых ворот с резным верхом, выкрашенных в зеленый цвет.
Я часто, возвращаясь голодным из школы, срывал на ходу гроздь винограда покрупнее, свисающую над головой, и ел ее с хлебом, не дожидаясь, когда мама позовет обедать.
Вечер еще только начинался, солнце припекало, но в тенистой ограде было прохладно. Веял легкий ветерок.
Мама накрыла стол нарядной клеенкой. Мы с Сашей вынесли из дома и расставили мамины деликатесы и такую драгоценную, тяжелую, хрупкую кастрюлю с борщом. Я сорвал несколько гроздей винограда и уложил их, сполоснув водой, в большую синюю вазу в центре стола.
- Мама, мы в погреб.
- Да, сыночек, вытащите банки с помидорами, огурцами и перчиками маринованными.
- Хорошо, мама. И мы с Сашкой, потирая от удовольствия руки, полезли в погреб, который мы с папой выкопали и забетонировали под верандой много лет назад.
Саша был в восторге от вида огромного числа бутылок от шампанского, покрытых многолетней пылью и десятилитровых бутылей с вином. Здесь же стояли банки с солеными огурцами, помидорами, перцами.
- А теперь, Санек, покажу тебе фокус-покус. И я вынул из полиэтиленового мешочка тонкий резиновый шланг, опустил его конец в одну из бутылей и подсосал темно-фиолетовую, ароматную, сладкую, пьянящую жидкость. Я не отрывался от трубки. Наконец зажал конец пальцами и дал Саше, со словами:
- Соси, Санек, сколько хочешь. И Санек засосал – его щеки шевелились, а глазами, закатывая их, он показывал, какое райское наслаждение испытывает.
Наконец, мы прекратили это баловство и налили из шланга папиного вина в приличных размеров графин, который я не забыл прихватить с собой.
Выбрав несколько самых запыленных, старых бутылок и прозрачных банок с деликатесами для закуски, не забыв прихватить тяжелый графин со стеклянной пробкой, мы вылезли из погреба.
Бутылки протерли от пыли, и пару из них водворил на стол. Бутылки, в которых когда-то было шампанское, отливали темно-синим, почти фиолетовым цветом и смотрелись замечательно на фоне пузатой белой с васильками фаянсовой кастрюли, в которой томился еще горячий борщ.
Мама расставила фаршированные мясом кабачки, салаты из помидор с огурцами и огородной зеленью, жареную рыбу в фарфоровых судках. Разлила по тарелкам горячий борщ со сметаной.
В общем, на столе была хорошая еда для крепких молодых организмов и мамы, которая была старше нас всего-то на двадцать три года. Мы расселись вокруг, я разлил по фужерам вино.
Мама, моя дорогая, самая лучшая, самая красивая мама подняла бокал:
- Сыночек, как же мы рады тебя видеть! Целых полгода тебя не было, мы так соскучились. Знаю, учеба у тебя непростая, ты сам рассказывал зимой. Старайся, родной, и пиши нам почаще, мы ведь так ждем твоих весточек. А теперь кушайте, борщик еще горячий, прямо с пылу с жару. Выпьем за вас, мои дорогие детки!
Мы выпили. Борщ был просто восхитительный - настоящий, наваристый, с ароматной свеклой и сочными кусками мяса на косточке. Мама, как всегда, готовила просто волшебно.
Мы с другом доели борщ и решили выпить еще немного вина, а мама тем временем унесла тарелки.
Дождавшись, когда мама вернется, я, немного волнуясь, начал свой рассказ.
ГЛАВА 2. НЕУДАЧНАЯ СТРОЙКА
...Там парня с дрелью со стены сшибло, когда она крутанулась...
- Мама, спасибо тебе за такой вкусный борщик, ты кушай, а я продолжу рассказывать. Я Саше рассказал, как мы почти не спали - делали пол в коровнике. Представляешь, билеты на самолет куплены, а на полу коровника конь не валялся.
- Ты опять про коня, - вставил Саша, - тетя Фрося, спасибо, очень вкусный борщ, Юра тут такого понарассказывал!
- Я кушаю и тебя, сынок, с удовольствием слушаю, - сказала мама.
- Ооо! В рифму получилось!
Санек, чувствуется, немного окосел, - подумал я, и продолжил рассказ:
- Наконец сдали экзамены, едем домой! Но на главной доске повесили листки с набором в стройотряды. Так захотелось романтики – лес, река, песни под гитару, а днем работа и мы через месяц загорелые, с окрепшими мускулами едем домой с кучей денег к нашим дорогим родителям отсыпаться и отдыхать. А я еще подумал – может на Иссык-Куль по путевке удастся съездить.
И мы сговорились всей комнатой ехать в стройотряд. Стали выбирать: вертолетная площадка из бревен в глухой тайге – нет, не подходит, комары заедят; свинарник – нет, только не это; фундамент заливать – можно, но цемент, грязь, не то; строить деревянные дома - это Хога-Фога предложил. И мы записались в Каргасок, работать с бревнами нам казалось приятнее – смоляной запах, острый топор, лес рядом и село большое.
Летели самолетом на небольшом «кукурузнике», правда, чуть не опоздали на рейс из-за меня – я по обыкновению вздремнул, сидя на рюкзаке у стенки. Билеты были у меня, а народу в зале ожидания было не протолкнуться. Кое-как меня нашли. Но ничего, не опоздали и долетели нормально. Трясло, правда, и грохот в кабине такой, что не поговоришь.
Тут открылась калитка, и я увидел папу. Он улыбался, на нем еще был мотоциклетный шлем. Мы за разговорами не слышали, как папа подъехал. Сердце екнуло, я вскочил и помчался к воротам. Мы крепко обнялись.
- Здравствуй, сынок! Как же давно мы не виделись! Ты так вырос, окреп, загорел! А руки какие у тебя стали твёрдые, сильные, покажи-ка. Да, видно где-то серьёзно потрудился.
Подошла мама:
- Сашенька, мы тут стол накрыли, без тебя начали, Саша к Юре пришел, дети голодные, кушают и вино достали.
- Ну и правильно, я сейчас только мотоцикл загоню.
Я помог папе открыть ворота, и мы закатили в ограду наш синий «Урал» с коляской, еще пышущий горячими ребрами цилиндров.
На мотоцикле папа ездил на работу, но и отдыхать мы ездили на нем всей семьей. Я уже был в старших классах и сидел на заднем сиденье в шлеме, мама в коляске, Вова у нее на коленях – худенький был, в четвертом классе учился.
В Абакане у нас был «ИЖ» с коляской и за городом папа доверял мне руль, а сам садился в коляску. Тогда я кое-как дотягивался до педалей, но ехал уверенно, переключал скорости и тормозил. Но это было в Хакасских степях и на лесных дорогах, когда папа брал меня на охоту или рыбалку. Потом, в Ачинске, у нас появился вот этот «Урал» и на нем мы ездили ставить закидушки на реке Чулым и на следующий день ехали собирать рыбу. Тогда я учился в шестом - седьмом классах.
Много я поездил на мотоцикле «ИЖ» без коляски, когда мы садили елочки около курорта Боровое. Там мы с Сашкой были в летнем трудовом лагере в десятом классе. Интересное было лето, но об этом в другой раз. http://proza.ru/2023/11/20/959
В Алма-Ате я только проехал на «Урале» несколько раз по улицам около дома – на перекрестках стояли гаишники, а прав у меня не было.
Папа с мамой зашли в дом, а мы с Сашком не спеша потягивали вино из фужеров, любуясь переливами синего, василькового, фиолетового цветов в рельефных узорах хрусталя.
- Как мама, не тяжело ей? - спросил я. Папы у Саши уже не было.
- Ничего, работает потихоньку, за папу пенсию дают. Денег, правда, не густо, но я учусь ведь заочно в Ташкентском железнодорожном, ты знаешь. Работаю в депо слесарем, школьная специальность пригодилась. Вдвоем нам хорошо, денег хватает, мама в саду любит копошиться; я тоже вечером там читаю по учебе, как у тебя стол под яблоню поставил, лампу повесил на ветки, хорошо вечером – тепло, книгу читаешь, свет яркий.
Юрок, а ты помнишь, как мы железки точили в депо, ты еще меня жалел, что у меня шея тонкая?
- Да, помню, посмотрю на тебя сбоку, как ты в тисках железяку точишь длинным напильником, а шея такая тонкая, прямо плакать хочется. И правда, у меня слезы навернулись.
Мы обнялись и я продолжал:
- А как ты карту указкой порвал на уроке географии, помнишь? http://proza.ru/2023/01/19/1897
Из веранды вышли папа с мамой. Папа прикрыл дверь, мама несла судки с чем-то вкусненьким в обеих руках. На папе была синяя рубаха с коротким рукавом, он улыбался своей неотразимой, такой молодой улыбкой, с ямочками на щеках. Мы с Сашком сидели на лавочке, с удобной выгнутой спинкой, папа с мамой сели на стулья напротив. Папа взял откупоренную нами бутылку старого вина, разлил вино по фужерам и, продолжая стоять, поднял бокал. Мы с Сашком встали.
- Сынок, ты хорошее дело затеял. Помню, как ты подошел к нам с дядей Гришей на улице и сказал: я хочу учиться, - и поступил. Мы с мамой могли только мечтать о том, чтобы ты стал инженером. Институт хороший, современный. Я вот тоже все время хотел в техникум поступить, но теперь уже поздно. Не часто мы видимся, но Томск город хороший, мне понравился, когда я к вам приезжал, и друзья твои мне понравились. Учись, сынок, мы с мамой гордимся тобой, и Вова гордится тоже, на тебя смотрит, даже что-то паять начал, инженером будет. За вас ребята.
И мы дружно чокнулись, бокалы тонко зазвенели, а мама заплакала.
Мы выпили вина. Оно было не крепкое, чисто виноградное, но все равно кровь к щекам начала приливать – никто не знал, что мы вытворяли в погребе.
- Папа, я тут рассказываю о стройотряде, как мы дом начали строить.
- Ну, давай, а я поем пока, мама так вкусно готовит.
Я продолжал:
- Прилетели в Каргасок, это большой поселок севернее Томска, прямо на берегу Оби стоит. Поселили нас за поселком, то ли в пионерлагере, то ли в доме отдыха, но никого там, кроме нас не было, а кроватей в комнате было много. Накормили сразу, и вообще кормили хорошо, картошка со свининой, мед давали. В комнате, правда, комары под кровать набивались. Но мы марлей окна завесили, мазь купили, лучше стало спать. Природа хорошая, леса сосновые вокруг. Правда, вблизи поселка поля, видно раньше леса были, вывели их, землю распахали.
Дома небольшие из бруса строили. Кладешь вдвоем брус на брус, перед этим пакли надо положить побольше. Лапы на концах делали топором ребята поопытнее из местных.
Когда несколько брусьев положишь, надо залезть на стену и просверлить ее длинным, больше метра, сверлом. Дрель мощная, сверлит хорошо, но из рук так и норовит выскочить. Потом надо забить длинный деревянный штырь в отверстие, чтобы скрепить брусья.
Папа:
- А как вы на стене стояли? Надо ведь сначала леса поставить по технике безопасности, смотрите, осторожнее.
- Дом одноэтажный, папа, мы с лестницы приставной работали. Высота не больше трех метров, но ты прав. Вот из-за этого нас и перебросили на другой объект, достраивать коровник в деревне Киндал, чуть дальше от Каргаска. Это около четырехсот километров севернее Томска, если брать по прямой, а не плыть по извилистой реке Обь.
Там парня с дрелью со стены сшибло, когда она крутанулась. Дрель под напряжением упала прямо ему на грудь. Был несчастный случай. Работы остановили, бригаду сняли и стали искать замену. Мы поехали достраивать...
Вдруг, скрипнула и начала открываться калитка. Я совсем неожиданно для себя вскочил и обрадованно закричал (вот что делает вино):
- Оооо! Кто к нам пришел! Да это Витек, а вон и Люба из-за плеча выглядывает!
ГЛАВА 3. ВИТЯ И ЛЮБА
...Любку попросил, она бы ногами давила виноград под музыку, как Челентано...
Я был с краю, вылез из-за стола и помчался к воротам, Сашка за мной с криками:
- Витееек! Люба!!
Обнялись, пободались лбами. Люба, смеясь, только смогла выдавить из себя:
- Не могу больше!
Витя и Люба дружили со старших классов. Все мы учились в одной школе и жили на соседних улицах, один я ходил в школу через лог. Свободное время мы часто проводили вместе. Витек, заядлый турист, водил нас в горы; что только не выделывали мы на танцплощадке. http://proza.ru/2023/01/19/1904
Наконец перестали обниматься, Люба вырвалась первая:
- Хватит уже обниматься, задавили бедную девушку!
Витек схватил меня за руку.
- Здорово, Колотушка! Ну, наконец-то ты здесь! Мы тебя уже заждались, с самой зимы не виделись. Санек вчера заходил, сказал, что ты приехал. Как дела, из института еще не поперли? Покажи ладони – как деревянные, ты что, без рукавиц работал авторучкой. Ну, рассказывай, где мозоли набил.
Мама позвала:
- Ребятишки, кушать!
Мы гурьбой, толкая друг друга, двинулись к столу.
- Дядя Саша, здравствуйте. Витек с папой обнялись.
- Здорово, Витя, Люба, проходите, я за табуретками сбегаю. И папа вошел в веранду и вернулся с двумя табуретками.
Расселись, мама принесла две большие тарелки и положила всего помаленьку Вите с Любой.
В общем гомоне хорошо слышался голос Саши:
- Витек, Люба, представляете, я Юрка бужу, бужу, а он спит и все. Потом как начал руками махать, а сам спит - это он так топором работал во сне и гвозди заколачивал.
- Санек, дай скажу - мы перед отлетом так пахали, ой-ей-ей. Коровник здоровый, метров семьдесят – восемьдесят, может шестьдесят, полы не настелены, а билеты на самолет куплены, неделя осталась, а на полу конь не валялся!
- Опять конь, ты коня к коровам не приплетай, - вставил Санек.
- Нет, конь это так, единица измерения отсутствия пола. Фу, что-то запутался, там, в погребе мы с Сашком... Я посмотрел на папу, но папа не подал вида, только улыбался.
- Продолжаю прерванный рассказ. Коровник из бревен пронумерованных собирали, его до нас разобрали и варом бревна пометили. Все лежало на берегу реки у самого обрыва. Ленточками берег загородили, смотреть нельзя – охрана стоит, милиция. Там такие Сталинские дела открылись. Не буду говорить за столом - специальные машины хлоркой все заливали.
Вот мы должны коровник собрать подальше. Нас, одногруппников, было шестеро и еще из старой бригады, где человек погиб, трое было.
- Хватит разговоров ребятишки, - вставила мама, - давайте за дорогого сыночка выпьем, приехал Юрочка, жив, здоров, окреп, возмужал, и экзамены хорошо сдал, и поработать на стройке успел.
- Ну, Колотушка, удивил, - встал Витек и поднял фужер, - и учиться и строить успеваешь, и головой и руками работать умеешь, давай за тебя Юрок, чтоб на пятерки учился, и здоровье было, как у настоящего сибиряка!
- За тебя, сынок, - сказал папа, - учись, хорошая специальность, нужная.
Мы выпили папиного вина, такого терпкого, слегка вяжущего с настоящим мускатным привкусом, взяли ложки, вилки и склонились над тарелками. Мама только успевала нам подкладывать свои, с такой любовью приготовленные, яства.
За столом установилась тишина, только мама иногда вставляла:
- Ребятишки, положите вот этого, или того.
Папа наполнял фужеры и мы ели мамины, такие вкусные деликатесы, запивая вином, как настоящие итальянцы.
- Дядя Саша, - заговорил Витек, - у нас тоже в огороде полно винограда, хочу попробовать сам вино делать, это трудно? Как вы его давите?
Папа улыбнулся, встал и, со словами:
- Спасибо, Фросенька, пойдемте, покажу, - пошел по дорожке к саду. Мы тоже начали выбираться из-за стола со словами:
- Спасибо, мама.
- Спасибо, тетя Фрося, все было очень вкусно. И пошли за папой. Там, за баней, около калитки в сад стояла дубовая бочка.
Папа подождал, пока мы соберемся около него и начал рассказывать:
- Нужна дубовая бочка, вот такая, сейчас она пустая и выжимное устройство.
Папа снял черный полиэтилен с чего-то высокого, рядом с бочкой. Перед нами предстал настоящий пресс с ручками, длинным винтом и цилиндром с отверстиями внизу, в котором мы с Сашей сразу узнали цилиндр от тепловозного двигателя - ведь нам в одиннадцатом классе присвоили второй разряд слесаря по ремонту тепловозов!
Папа продолжал:
- Этот цилиндр от тепловоза мне дал Гриша, сосед через дорогу, он в железнодорожном техникуме работает. Я к нему приварил раму, длинный винт с гайкой, тоже в депо нашли. Сюда закладываешь виноград и крутишь винт. Сок течет, аж косточки вылетают. Очень надежная конструкция.
- Да, - сказал Витя, - пресс мне не сделать, а вот если бочку дубовую достать, можно попробовать. Я бы залез в нее или Любку попросил, она бы ногами давила виноград под музыку, как Челентано.
Люба, стоявшая сзади, стукнула его по спине:
- Да ну тебя, сам дави.
Папа еще немного рассказал о больших бутылях, трубках, пропущенных через воду, но тут подошла мама и позвала нас к столу.
Мы снова расселись у своих тарелок, которые, впрочем, мама поменяла на чистые. Мы положили, кто что хотел, я взял фаршированные перцы - в Томске нам так не хватало южных деликатесов. Фужеры были полными, мы отпили вина и я продолжил свой рассказ:
- Нижние венцы коровника уже славненько лежали друг на друге, и пакля даже была забита - бригада, которая работала до нас, постаралась. Мы походили, посмотрели номера, чтобы понять какие бревна куда класть. Догадались, это не трудно - ищешь номер на единицу больше и кладешь на бревно, где на единицу меньше. Потом переворачиваешь бревна на земле, ищешь на единицу больше и кладешь на бревно, где единица меньше, потом ищешь...
- Короче, - опять подал голос Саша, - не заговаривайся Юрок, мы тут пока соображаем.
- Ладно, короче, собрали мы стены, полезли на крышу ставить стропила. Обили горбылем, приколотили шифер гвоздями с резинками, чтобы крыша не промокала, Хога-Фога круглые резинки ножницами нарезал. Дождя не было, лето в Томске жаркое, но все равно, резинки нужны. Работали в одних плавках, загорели, как черти.
- Оно и видно, - вставила Люба, - как из Сочи приехал.
- Вот везет, - высказался Сашок, - загорают, как на море!
Витек, что-то хотел вставить, но я его опередил:
- Внимание, аудитория! Я не окончил свою лекцию о гвоздях. Надо стропила уметь ставить; кто-то из нас знал, не помню, толи Боб, толи Смирношка, толи Хога-Фога, толи Будячок. Сначала надо прибить скобами поперечные бревна, а на них стропила под углом скобами поменьше или длинными гвоздями, у кого что в кармане, а то стены разопрет. Топорами все делали и гвозди забивали. Точили их постоянно, тогда легче работать.
- А если мимо гвоздя топором промажешь, это же ужас! - Люба прижала к лицу руку, ее зеленые, красивые, большие глаза расширились, - и Хога-Фога это кто?
- Ничего, не боись, только синяк будет, ведь мы же обухом забивали.
- Аааа, - облегченно выдохнула Люба.
- Хога-Фога это студент из нашей группы, его Валера зовут, он меня зовет Мумукой, почему-то; он немного картавит и по утрам иногда говорит – мужики, дайте тлри копейки на тлрамвай. Валера из Минусинска, который рядом с Абаканом, где папа с мамой дом построили и где я родился. Хороший дом, тоже бревенчатый, светлый, не то что коровник! Мы с Хогой и Бобом в одной комнате живем. Боб это Боря, он музыкальную школу окончил – как сыграет, бывало на баяне «Полет Шмеля», Ольгушка аж пищит. Нам всем нравится, когда Боб играет.
- Короче, как коровник строили? – опять вставил Санек. Ну и громкий же у него голос, особенно когда выпьет, - подумал я!
- Да большой дом был, - начала мама, - Сашенька его строил на две половины для нас и моей мамы. Уж так она была ему благодарна, так благодарна, когда из избушки переехала в дом. Любила она Сашеньку! Пожила в доме, сюда в гости приезжала, нет ее больше.
Мама заплакала.
- Давайте помянем Юрину бабушку, Фросину маму Анастасию, - сказал папа.
Мы выпили наши фужеры до дна. Папа разлил очередную бутылку.
- Кушайте, ребятишки, кушайте, кушай Сашенька, - говорила мама, утирая слезы, - вот салатик, вот рыбка, вот кабачки фаршированные, вином запейте, вино хорошее, а я компот сейчас из погреба достану.
Мама пошла в дом.
Я продолжал:
- А когда начали длинные доски кромить, ну это когда оттянешь веревку, намазанную мелом у края длинной доски, потом ее отпустишь – появляется белая ровная линия. И тогда мы топорами начинали тесать по линии каждый свою доску. А кто-нибудь на часах с секундной стрелкой засекает, кто быстрее до края доберется.
Тесать еще надо было с небольшим наклоном, чтобы доски сверху плотнее прилегали – пол все-таки, коровы не должны проваливаться.
Могу похвастаться, я был победителем. Я и сейчас могу чурку расщеплять, не убирая пальцы.
- Ну, это не надо, - сказал папа, - лучше руки убирать. Когда баню будем топить, мне покажешь.
Я продолжал:
- Ну, прибивать доски одно удовольствие, только….
Тут открылась калитка и вошла тетя Дуся, соседка напротив, наискосок.
На фото слева направо: Вова на велике, тетя Рая, жена маминого брата Коли, моего крестного, тетя Люба, мамина сестра, крестный, мама.
ГЛАВА 4, ТЕТЯ ДУСЯ
...Ну, Колотушка, я не знал, что тебя током било. В рубашке родился...
- Тетя Дуся! - я посеменил к воротам, - заходите, пожалуйста, здравствуйте.
- Здравствуй, Юрочка, - и тетя Дуся обняла меня и поцеловала, ей пришлось встать на цыпочки, - а я слышу, много народу у Фроси в ограде, громко разговаривают, дай, думаю, зайду, посмотрю. А тут Юра приехал, она еще раз меня поцеловала, встав на цыпочки.
Я взял тетю Дусю под ручку, и мы пошли к столу.
- Дусенька, - сказала мама, - у нас радость, Юра приехал вчера, хорошо сессию сдал, в стройотряде работал, рассказывает столько интересного, садись, вот стул свободный, я сейчас тарелки принесу.
- Тетя Дуся! - я вас помню, - сказал Сашок, - еще давно, зимой я к Юре приходил, мы на лыжах катались на Комсомольском озере. Вы тогда к тете Фросе зашли, а она нас вкусным хлебом с маслом и чаем с вареньем угощала после мороза.
Представляете, захожу к тете Фросе с дядей Сашей, а Юрка спит. Бужу, бужу кое-как добудился, а он как вскочит и давай руками махать – это он во сне доски тесал.
- Хватит, что он все время спит, что ли, - вставила Люба.
- Помню, помню, как же, - сказала тетя Дуся, - ты позапрошлым летом на мотороллере к Юре приезжал, еще моя Светка выскакивала на улицу: «К Юре парень высокий приехал, - говорит, - посмотри». Мы выходили, поздоровались, ты шлем снял, волосы черные еще растрепались. Молодцы, с детства дружите.
- Тетя Дуся, я в стройотряде был, мы коровник строили. Вот рассказываю.
- Молодец, Юрочка, ты рассказывай, рассказывай. Да уж у Саши с Фросей дети хорошие, что Юра, что Вова. Вова-то еще из пионерлагеря не приехал?
- Нет, две недели еще. На днях все к Вовику съездим. Дусенька, ты давай, кушай, вот рыбка, вот салатик, вот кабачки фаршированные, - сказала мама, - давайте выпьем. Сашенька, Дусе тоже налей, я фужер принесла.
Папа разлил вино по фужерам.
- А Юра помогал нам общий колодец делать, - сказала тетя Дуся, - ох, как вспомню! И хлопот было - чуть Юру током не убило.
- Как это? – сказал кто-то.
- Копаюсь в огороде, а Юра около колодца кричит, – тетя Дуся, свинья никакая не визжала? Думаю, что за свинья? Подошла, а он синий, к стене дома привалился, домой пошел, качается, а забор, смотрю: Бог ты мой, весь на землю повалился!
Юрочка, рада тебя видеть. Загорел, окреп, твое здоровье и всем хорошего здоровья.
Мы выпили папиного вина.
- А я смотрю тогда от тебя пришел, качается, - сказала мама, - лицо синее, сел на крыльцо, потом вырвало его. Я туда, сюда бегаю, нашатырь принесла, воды...
- Мама, давай я расскажу. Пошел я включить мотор в колодце. Жарко было, шланг из колодца подключил к трубе, которая через дорогу в наш огород протянута.
Кто-то уже поливал, лужа была у колодца, я босиком встал в нее и воткнул вилку от насоса в розетку на заборе. Меня как затрясет, ток так и потек по правой стороне. Хорошо вилку правой рукой держал – по сердцу не пошло. Теперь не могу к утюгу левой рукой прикоснуться, чтобы проверить нагрелся ли – рефлекс выработался.
Ну, думаю, как же выдернуть вилку, мышцы совсем не работают. И звук из колодца сильный, будто свинья визжит – это галлюцинации начались. Попробовал повернуться всем корпусом - получилось, вилка выскочила. Смотрю - розетка вместе с проводом лежит в стороне, забор упал. Такая сила оказалась. Десятый класс, все-таки.
В огороде тетя Дуся копалась. Спросил, не слышала ли она визг, как у свиньи. Нет, говорит, тихо было. Пошел домой, что-то поплохело мне. Маму напугал. Но ничего, потом все нормально стало, вот так.
- Ну, Колотушка, я не знал, что тебя током било. В рубашке родился, - сказал Витя, - давайте выпьем за здоровье Юры.
У всех фужеры были наполнены, мы выпили.
- Фросенька, - сказала тетя Дуся, - ты же знаешь, я, как выпью так петь охота – давай споем!
И они запели протяжную, хорошо знакомую песню.
Папа встал и пошел в дом, вернулся с гармошкой и начал подыгрывать.
Тут открылась калитка, и появился дядя Дима.
ГЛАВА 5, ДЯДЯ ДИМА
... Тетя Дуся подхватила, мама запела громче чуть повыше тоном, тетя Дуся пониже...
- Димка, ну ты чего там? Заходи уже! – крикнул папа, выходя из-за стола, и отдавая гармошку Саше – он был ближе. Гармошка жалобно пискнула, оказавшись в итоге на скамейке.
- Здорово Дима, заходи, - сказал папа, закрывая за гостем калитку и пожимая ему руку, - Дуся уже здесь, песни с Фросей поют, Юра на каникулы приехал!
Мама вынесла из дома стул, тарелку, фужер и рюмку.
Папа усадил дядю Диму рядом с тетей Дусей и скрылся в дверях веранды.
- Я сейчас.
Папа вышел с графинчиком прозрачной, как слеза, самогонки и наполнил рюмку дяде Диме со словами: «Это штрафная»; разлил вино по фужерам. Мама наполнила тарелки деликатесами.
Дядя Дима встал, подняв хрустальную рюмку:
- Иду, слышу, гармошка играет и песни поют. Голос своей Дуси сразу узнал, поет в огороде, бывает, и Фросин вроде голос – в гостях она всегда поет. Ну, думаю, праздник какой, дай-ка зайду, а тут Юра приехал. Ну, здравствуй, дорогой, - и протянул мне руку через стол, - ничего себе, рука-то будто деревянная, вся в мозолях, неужто учеба такая трудная?
Выпили, помолчали, тут не выдержал Сашка:
- Захожу, дядя Дима, смотрю, Юрок спит. Я давай будить. Бужу, бужу, а он все спит, и спит, да еще похрапывает, а потом, как вскочит и давай рукой махать, будто доску топором тешет.
- Да хватит уже, он давно проснулся, - взявшись за голову, сказала Люба.
- Колотушки оба, - вставил Витя.
- Дядя Дима, я как раз рассказывал, как мы в стройотряде на севере коровник строили. Много топорами работали, а с топором в перчатках нельзя, вот и мозоли набил.
- Понятное дело, коровник на севере, там травы много и коров. С учебой, мне родители говорили, у тебя все нормально. Письма пишешь справно, не забываешь, мои тоже как уедут, так писем ждешь, ждешь. В стройотряде, поди-ка, намучился, тяжело работать? Деньжата должны платить хорошие, раз на севере?
- Юра нам пятьсот рублей дал, - вставила мама, - говорит, заработал больше, на книжку в Томске положил.
- Учись Юра, - продолжал дядя Дима, - папка по вечерам после работы калымит на кране, тебе деньги шлют, чтоб учился; я их с Фросей знаю – выучат они вас с Вовой, инженерами будете. Не то что мы, но и мы хорошие работники и не на пенсии еще. Детям помогать надо, авось и они на старости лет помогут. Давайте выпьем за Юру, за детей наших.
Налил стопку самогону и выпил. Тетя Дуся незаметно стукнула его по спине.
Мы тоже выпили.
- Спасибо, дядя Дима, выучусь, помогу, обязательно.
- А ты рассказывай, а то я прервал ваш разговор, а я еще одну штрафную выпью, хороший самогон папка делает, и вином запью.
Тетя Дуся ничего не сказала. Все склонились над тарелками. Дядя Дима попросил борща. Мама всем подкладывала в тарелки. Стол был круглый, и ей было удобно. Какая мама молодец, и тарелку наполнит и поговорит, и похвалу выслушает. А как готовит! Маму любят соседи, прямо как сестры с тетей Дусей и тетей Катей. Друг другу носят гостинцы через дорогу. То мама что испечет, то у тети Дуси что-то вырастет в огороде, то тетя Катя грушами угостит.
Все о чем-то задумались.
«Вечер тихой песнею над рекой плывет...», - тихонько и тоненько запела мама. Тетя Дуся подхватила, мама запела громче чуть повыше тоном, тетя Дуся пониже. Их голоса переплетались в созвучиях и получалось очень красиво. Люба попробовала подпевать, получалось у нее неплохо. Витя начал что-то мычать – он умел играть на гитаре и пел у костра, когда мы были с ночевкой в горах. Мы с Сашкой попробовали, но перестали - не в тон попадали, а сидели и слушали, как мама и тетя Дуся складно поют.
Папа сразу, как только мама запела, взял гармошку начал играть «Уральскую рябинушку», медленно перебирая аккорды.
Полились другие задушевные песни. Я и не заметил, как у меня капнула в тарелку слеза. Да, от таких песен, если их долго петь или слушать, появляются слезы.
Вдруг папа начал наигрывать – быстро-быстро, плясовые мелодии. Мама и тетя Дуся выскочили из-за стола, в руках появились платочки, и застучали маленькие каблучки домашней обуви по асфальту ограды. Громкие женские голоса переплетались, соревновались. Частушки полились рекой. Мама и тетя Дуся раскраснелись.
Папа с неуловимой скоростью перебирал пальцами. Трехрядка радостно, полной ребристой грудью дышала. Каждый вдох и выдох отзывался гулким басом, переливался звонкими трелями, заставляя плясать пылинки в лучах солнца, пробивающегося сквозь плотные виноградные листья над оградой.
Мы сидели, слушали.
- Пойду, покурю, - сказал Витя.
ГЛАВА 6. СТРАХИ
... Мы подошли к оконцу с топорами в руках и стали вглядываться в черноту ночи...
Я встал, чтобы выпустить Витька, он начал выбираться вдоль скамейки, Люба держала его за руку и тоже направлялась в сад, Санек последовал за Любой.
Я засмеялся:
- Все в сад.
Папа смотрел на пляски мамы и тети Дуси и держал ритм басов и голосов своей трехрядной гармошки. Мама с тетей Дусей увлеклись частушками и дробью каблучков. Дядя Дима закусывал, только что поставив на стол очередную рюмку.
Мы пошли в сад. Широкая синяя деревянная скамейка с наклонной спинкой гостеприимно примостилась под сенью яблони. Узенькая бетонная дорожка вела нас мимо клумбы с высокими, по пояс, цветами, к скамейке. Мы сели. Витя достал пачку и дал нам по сигарете, потом поднес зажигалку каждому из нас, поджидая, пока огонек сигареты вспыхнет два-три раза. Люба тоже закурила.
Витя курил красиво: когда выдыхал дым, мечтательно поднимал лицо вверх, словно следил, куда устремлялся голубой дымок его сигареты, будто что-то разглядывал в облаках или в чистом голубом небе, или в черноте ночи, или в бескрайних звездных пространствах – в зависимости от времени суток. Но в его глазах всегда был смысл, задумчивость и какая-то надежность. Я бы пошел с ним в разведку! Если бы он меня взял. Мы с Сашкой почти не курили, по крайней мере, свои, а только «стреляли» по случаю в компании.
Люба только баловалась, но Витя ничего ей не сказал.
- Ну, рассказывай, буржуй, сколько заработал, - сказал Витя.
- Сначала расскажу о коровьих кормушках, в которых мы спали последнюю неделю. Билеты на самолет уже купили, а пол еще не застелен. Все остальное было готово – стены, крышу накрыли. Работали по двенадцать часов, все равно не успевали. Когда пол закончили и стали делать короба для корма, перила там, стали работать по двадцать часов.
- Ой! – вырвалось у Любы.
- Да, работали топорами и ножовками до ночи, ложились спать прямо в коровьи кормушки и в четыре утра вставали. Не высыпались страшно. А ты, Колотушка, меня разбудил.
- Ну, извини, – сказал Саша, - я ведь не знал.
- Да ты что, я ведь в самолете почти выспался.
- Оба Колотушки, - утвердительно сказал Витя.
- Это точно, - добавила Люба.
- Но закончили во время, полезли под пол, щепочек кое-где подложили под стойки, чтобы пол не качался. Комиссия приняла и акты подписала. Кто-то из наших съездил в банк, и привезли деньги – двенадцать тысяч.
- Ого! – воскликнула Люба.
- Каждому из нас причиталось по тысяча двести рублей. Там было еще трое из старой бригады, они получили больше, так как работали почти все лето.
Ну, выпили, поужинали и стали считать и раскладывать по кучкам купюры кому сколько. Счетчиков выбрали несколько, я тоже в счетчики попал, как еще трезвый. Остальные уже спали.
Считать было трудно, денег много и все не крупные. Кладешь в кучку купюру и говоришь – это ему, а это мне, это опять мне, нет, это другому. В голове путается, калькуляторов не было. За небольшим оконцем черная ночь, шторок никаких. Сразу, как деньги принесли, тревожно было. Кто не спал, топоры достали, под кровати положили. Сидим, считаем, кучки купюр растут, черная ночь в окна заглядывает, да звезды мерцают.
Вдруг, мало сказать, что я вздрогнул, я подпрыгнул от неожиданности! Свет погас!
- Ой! – опять вскрикнула Люба.
Все, кто не спал, зашевелились в темноте, полушепотом заговорили – что это? Каждый старался не сбить руками кучки денег – опять пересчитывать уже было невмоготу, утром самолет! Фонарь где-то был, но зажигать его было жутковато. Мы подошли к оконцу с топорами в руках и стали вглядываться в черноту ночи. И нам показалось, что мелькнули какие-то тени, или просто померещилось от страха. Перед этим местные рассказывали, что из лагеря, который был где-то в этих краях, сбежало несколько зэков. Ну, все, думаем, началось. Кто-то из банка, или еще откуда, их оповестил, что мы тут нал пересчитываем. Отошли от окон – вдруг у них ружья.
Но, слава Богу, свет вдруг вспыхнул. Утром спросили – оказалось движок генератора заправляли. Проверили кучки нала – все оказалось на месте. Мы легли спать. Поутру шум какой-то поднялся, нас, честных счетчиков обвиняли! Каждый свое пересчитал и, у кого было меньше, завозмущался, а у кого больше, заулыбался довольный. Нам, счетоводам, пришлось отбирать у одних и отдавать другим. Но мы справились – у всех наших было по тысяча двести ровно, а у тех, кто работал до нас, тоже поровну.
Вот так мы работали.
Помолчали.
- Да, - сказал Сашок, - за такие бабки я тоже бы не спал, ведь «Москвич» пять тысяч стоит.
- Он и не спал, - резюмировала Люба.
- Колотушка, - добавил Витя.
- Пойдемте, - сказал я, - петь уже перестали.
Мы пошли на выход из сада уже в полутьме. Свет в беседке не горел и какая-то жуть, казалось, притаилась за высокими стеблями цветов.
За столом, в полутьме, все разговаривали о чем-то своем. Гармошка молчала. Папа кушал и разговаривал с дядей Димой. Перед ними стояли стопки.
ГЛАВА 7, РИЧАРД ТРЕТИЙ
...Мы все подошли к лавке, из-под которой торчали ноги нашего механика...
- Вот и молодежь, – сказал дядя Дима, - ну-ка Саша наливай, теперь их послушаем. Мы вот поем за столом да пляшем, а нынешняя молодежь это не почитает, все только кино, да телевизор.
Папа разлил очередную бутылку терпкого вина по фужерам, дяде Диме и себе налил самогону.
- Хватит ему, - сказала тетя Дуся с раздражением.
- Я ничего, все нормально, Дусь, ишь Фрося сколько наготовила, заем.
Я подумал, мы бы тоже самогону тяпнули, но неудобно, а Люба сказала:
- Дааа, Юра нам тут такого понарассказал! Кино настоящее – детектив!
- Мы, дядя Дима, и отдыхаем тоже и песни под гитару поем. В стройотряде в кино ходили - в деревенском клубе Ричарда третьего показывали, хотите, расскажу?
- Давай, - Витя подпер подбородок ладошкой и приготовился слушать.
Я вытер губы и начал:
- Привезли кино, «Ричард третий» называется, про английского короля. Для деревни это событие – кино новое. Все деревенские, кому вечером делать нечего, собрались. Ну, мы пошли, купили билеты, сели в третьем ряду, согласно купленных билетов. Народу набралось много, в основном молодежь. Клуб бревенчатый, большой. Кино еще не началось и многие парни сразу закурили. Стало душно, открыли двери. Оттуда полезла мелюзга безбилетная и расселась на пол.
Погасили свет, экран засветился белым, немного стало светлее. Кто-то что-то сказал кому-то или по какой другой причине, но парни стали драться, да многие. Нас не трогали, но кулаки над головой так и свистели, и мат раздавался со всех сторон, правда, беззлобный, не витиеватый.
- А какой витиеватый? – поинтересовалась Люба.
- Колотушка в квадрате, - сказал Витя, - это портовый, но мы там не были, надо на море съездить.
- Хорошо бы, - сказала Люба.
- Съездим еще, - сказал я и продолжал:
- Так вот, кино началось, на экране все задвигалось, и народ успокоился. Стали по плечам друг друга хлопать, обниматься, извиняться, папиросами друг друга угощать. Струйки дыма от курева в двери потянулись, а оттуда подтянулись взрослые безбилетники и на пол расселись – мест свободных уже не было.
Но дела разворачивались не на шутку, зал замер, даже курить многие перестали. Все переживали, комментировали и помогали советами погибающим, иногда громко, но все понимали, что кричать бесполезно и говорили тихо.
И вот, когда король уже без коня как закричит: «Коня! Коня! Полцарства за коня!», а вокруг враги на конях окружили, и мечи подняли!
Неожиданно для всех экран стал белым, звук пропал, только что-то защелкало в аппаратной. В зале раздался недовольный гул, раздались выкрики:
- Сапожники!
Кто-то крикнул:
- Чо! Пленка порвалась что ли!
- Может первая серия кончилась? Кино двухсерийное, надо другую пленку ставить.
- Эй, на барже, кино давай!
Сидим, ждем, многие опять закурили.
Ждем, ничего не происходит. Парни заволновались, стали ходить между рядами, разговаривать. Кричать начали, звать по имени механика.
А экран белый и пленка в аппаратной щелкает. Все, кина нет!
Открыли еще одну дверь, вышли на улицу. Ночь была теплая, звездная, веял легкий ветерок, пахло папиросным дымом и хвоей из леса, издалека доносилась музыка.
Кто-то сказал:
- Надо на танцплощадку сходить, механик (имя назвали, не помню) наверное, там.
Парни гурьбой пошли на танцплощадку, мы тоже.
На танцплощадке культурно танцевали чистенько одетые пары молодые и постарше те, кто в кино не пошел и кому дома делать нечего. На сцене стояли настоящие большие колонки и работали во всю мощь от радиолы или магнитофона. Вход был свободный.
Мы обошли танцплощадку кругом, заглядывали под скамейки, на деревья посмотрели, под пол танцплощадки заглянули с фонариком - нету механика.
Но вот кто-то закричал:
- Вот он!
- Мы все подошли к лавке, из-под которой торчали ноги нашего механика. Он был пьян, как бы это выразиться поинтеллигентнее.
- В сиську! - выкрикнул Сашка.
- Колотушка, - пригвоздил его Витек.
- Вот именно, - подтвердила Люба.
- Тут рядом, - продолжал я, - стоял малолетний сын механика, лет шести не больше. Кто-то спросил, давно ли он крутил кино - все знали, что сын это умеет. Пацан молчал, поглядывая на папу под лавкой.
Мы все хором и наперебой стали просить его продолжать кино, аппарат был включен и работал вхолостую. Паренек молчал и ковырял в носу. Но когда кто-то сказал:
- А то папку выгонят с работы или посодют, если аппарат загорится! Паренек пошел в клуб.
Все пошли в клуб за пареньком занимать свои законные места, согласно купленным билетам. Экран снова потемнел и кино началось. Это была вторая серия «Ричарда третьего».
Так что кино в деревне есть и танцплощадка хорошая, культурная, с большими колонками и молодежь культурно отдыхает.
ГЛАВА 8. ПРОЩАНИЕ
...Они навсегда остались в моей душе, как драгоценное наследие, которое я несу через всю жизнь...
Вечерело, ограда, увитая виноградом, погрузилась в таинственный полумрак, но лица, стол, посуду было еще хорошо видно. Ночи в Алма-Ате очень темные. Папа включил свет в веранде и в беседке. Сад раскрасился головками цветов, таинственно выглядывающим из темноты.
Ограда заиграла разноцветьем.
Рельефно проявились синими и желтыми красками, свисающие над головой гроздья винограда; забелела посуда на столе; рубиновым внутренним светом засияли бутылки с вином - можно было еще продолжать.
Мы еще немного посидели, поговорили, выпили на посошок папиного вина, и гости засобирались по домам; благодарили маму за вкусную еду, хвалили папино вино, виртуозную игру на гармошке. Хвалили маму и тетю Дусю за красивые песни.
Гости прощались друг с другом и со мной, желали хорошо отдохнуть и хорошо учиться. Я попрощался со всеми, с каждым в отдельности, с соседями и друзьями, они мне, как родные.
Витя с Любой позвали съездить в горы. Мы побывали в то лето в горах несколько раз. Я люблю горы, люблю Алма-Ату и моих школьных друзей.
Память от общения с близкими, родными людьми, с теми, кто мне дорог, теми, кто стал частью меня, осталась со мною на всю жизнь. Они навсегда поселились в моей душе, как драгоценное наследие, которое я несу через всю жизнь.
07.08.2022, 2025, Санкт-Петербург, Красницы.
Свидетельство о публикации №224101401120
