Когда закончится война. Глава 4

Рекомендую начинать читать книгу с самого начала по этой ссылке: http://proza.ru/2024/08/27/1344

КОГДА ЗАКОНЧИТСЯ ВОЙНА
Глава четвертая.
Ты помнишь, как все начиналось?

    Карцер был для Ваньки далеко не первым. Упырь, костлявый и жилистый, с лицом, на котором уже в двадцать восемь лет проступила печать вечного недоедания и перманентного похмелья, отчетливо помнил свой самый первый. Почти полгода назад, в Англии, в Королевских казармах Вулвича…
    В тот день, когда его старый мир окончательно рухнул к чертям, родители купили ему билет в Лондон и дали с собой пачку фунтов — на первое время. Так Ванька Орешник и остался на Флит-стрит, будто прибитый к асфальту подлым лондонским дождем.
    Мать, конечно, надеялась, что Иван поступит в Оксфорд, но Ваньку быстро засосало воронкой украинской диаспоры. Он устроился «профессиональным украинцем» — вещал с телеэкранов, давал интервью блогерам, бегал по площадям в белых труселях, измазанных красной краской, клянчил деньги на помощь «героическому народу». Естественно, Ванька честно делился процентом с хозяевами площадок, а потому был там частым гостем. Но это не мешало ему богатеть на популяризации собственной национальности, как последнему дельцу.
    Шло время. С берегов родины приходили вести одна другой хуже. Сначала ракета накрыла их дом в Авдеевке — там и остались отец, мать и старшая сестра Варька. Ванька даже на похороны не смог выбраться, всё боялся, что мобилизуют. Потом у ВСУ начались проблемы — фронт зашатался. А Ванька все пиарился в Англии, набивая карманы хрустящими фунтами.
    Налогов, разумеется, не платил. Пока однажды за ним не пришли люди в штатском. Схватили и бросили в камеру к насильникам. Затем, когда сокамерники зажали Ивана в угол, а тот завопил филином, полицейские ввалились в камеру, остудили пыл насильников, а Ваньке предложили выбор: десять лет в камере или контракт с ВСУ. Ванька, не думая, подмахнул бумагу, выбрав специальность летчика — подольше учиться. А там, глядишь, война и кончится. Или он свалит при первой же оказии.
    Первый день в Вулвиче врезался в память навеки. Их, новобранцев, построили у автобуса. Какой-то натовский офицер, лоснящийся от самодовольства, выплеснул речь:
    — Украинцы! Мы, солдаты НАТО, гордимся возможностью передать вам наш опыт! Сегодня в вашу честь — финская сауна, бассейн, праздничный ужин! Все за наш счет!
    И они рванули вперед, как табун. Парились в бане, ныряли в ледяную купель. Кто-то отыскал в комнате отдыха бочонки пива. Пили, пьянели, веселились, знакомились. Потом был ужин — роскошный, до тошноты.
    Утром Ванька проснулся с чугунной головой, мысленно собирая вещи — надо бежать. Но в ту же секунду в барак вошел вежливый англичанин в форме капрала, а по повадкам — дворецкий. Принес каждому по бутылке холодного пива. За первой последовала вторая, потом пошли напитки покрепче…
    Потом другой офицер, уже в иной форме, собрал подтянутых украинцев, прочел им речь о том, как англичане восхищаются храбростью этой великой нации. И снова началась пьянка. Так и шло день за днем.
    Ванька постепенно забыл о бегстве, размяк, обленился, как и все прочие курсанты. Кроме Левого — так прозвали Артема Ершова, двухметрового блондина с лицом ангела и пудовыми кулаками. Прозвище закрепилось за ним за социалистические взгляды. Левый со своими речами всех отталкивал. Не пил, ел вполовину меньше, призывая других к аскезе.
    — Чую я, хлопцы, тут что-то нечисто, — бубнил он. Но побратимы его не слушали. Устроили бы ему «тёмную», да боялись его кулачищ.
    Ванька Левого не взлюбил сразу. За убеждения. Ванька всю жизнь крутился, зарабатывал, покупал что хотел. А социалисты предлагали отобрать все у таких вот предприимчивых дельцов, как он, и отдать быдлу, бомжам? Ни за что!
    Хмельная идиллия длилась недолго. Через неделю пьянки оставили только на выходные. В остальные дни курсанты зубрили украинский язык и учили азы «гендерного равенства». Никто не удивлялся, почему будущих пилотов не учат управлять самолетом. Все радовались халяве. Левый, конечно, продолжал мутить воду, шепча, что капиталисты даром ничего не делают. Но его посылали на три веселых буквы.
    Уроки «ридной мовы» давались Ваньке тяжелее всего. В родной Авдеевке-то все говорили по-русски. В Англии он выучил английский, а украинский был для него терра инкогнита.
    С «гендерным равенством» тоже не заладилось. Трудно было запомнить, кто кому должен кланяться при встрече первым: женщина — украинцу, украинец — американцу, белый американец — черному, афроамериканец — трансгендеру-азиату лютеранского вероисповедания? Миф о всеобщем равенстве на Западе пришлось выбросить и срочно заучивать новую иерархию.
    Беда пришла, когда никто не ждал, на лекции по украинскому…
    Аудиторию курсанты заполнили под завязку — сто двадцать душ. Ждали преподавателя. Внезапно грянул гимн Украины. Курсанты встали и заорали «вщез невмерлу». Они пели, а слава и воля родины все умирали и умирали…
    Артем Ершов тоже стоял, руку на сердце, но тихонько подвывал «Союз нерушимый…».
    Под звуки гимна в класс вошел преподаватель — немец Адольф Шнитке. За ним — два капрала: невысокий чернокожий и синюшный, болезненного вида белый. Оба в натовской форме.
    — Вы есть садиться, мои верные украинцы! — рявкнул Шнитке по-русски с диким акцентом. — Я есть хотеть представить ваших новых преподавателей: капрала Сэма Джей Харрингтона и капрала Фрэнка Эль Джонсона.
    — Чтобы не осталось вопросов, — просипел темнокожий капрал Харрингтон, подходя к кафедре, — расскажу вам одну поучительную притчу...
    Он включил микрофон.
    — Вы знаете, я… родилась девочкой…
    Аудиторию взорвали возгласы изумления.
    — С детства я знала, что это не мой пол. Я стала доказывать всем, что я — мужчина. Пошла в морпехи. И тут же стала жертвой изнасилования в казарме…
    Украинцы уныло смотрели на него.
    — Все плохое делает нас сильнее! — вздохнул капрал. — После изнасилований я сделала операцию по смене пола, став… Сэмом. Вернулся в ряды НАТО, нашел обидчиков и сделал с ними то же самое, что они делали со мной. Но я сделал это во имя справедливости, демократии, и получил медаль из рук самого Джозефа Байдена. Теперь ваша очередь, храбрые украинцы! Это неотвратимо, ибо демократично. Украина станет демократической еще и потому, что каждого из вас инициируют в самую демократическую либеральную половую ориентацию! Не препятствуйте судьбе. Записывайтесь в очередь!
    — Всех отказников инициируем принудительно, — уточнил капрал Фрэнк. — Без вазелина.
    Ванька сидел, прикрывая зад руками. Он, всегда считавший себя волком-одиночкой, вдруг почувствовал животный страх.
    К его ужасу, побратимы один за другим стали подходить к капралам и расписываться в журнале.
    — Хлопцы, тут можно выбрать марку и вязкость вазелина! — воскликнул один. — Как же это демократично!
    Те, кто поставил подпись, уходили. Через двадцать минут в аудитории остались только Ванька и Артем Ершов. Идеологические враги, они мрачно поглядывали друг на друга. Капралы и Шнитке удивленно уставились на них.
    — А вы чего не подходите? — спросил чернокожий.
    В этот миг предательски прогудел звонок, и Орешник с Левым, словно по команде, рванули в коридор.
    — Здорово! — Левый вдруг остановился. — Задницей чую, этой ночью они придут за нами.  Прямо в барак. И кого-то изнасилуют…
    — Инициируют, хотел сказать? — уточнил Ванька.
    — Я сказал именно то, что хотел, — твердо ответил Ершов. — Я свой гендер уже выбрал. И ты, видимо, тоже. Иначе бы расписался в том журнальчике.
    — Верно, — кивнул Ванька. — Но что делать?
    — Драться! — воскликнул Ершов, сжимая кулаки. — Иначе — крышка.
    — Один за всех?
    — Так точно! Ты Дюма читал?
    — Кого? А, кино смотрел с Боярским.
    В бараке Левый пытался уговорить украинцев передумать менять ориентацию, объединиться, дать отпор.
    — Они не справятся, если мы вместе! — убеждал он.
    — Не-не, мы не будем сопротивляться, а то всю Украину лишат военной помощи, как потом наши будут воевать без патронов? — отвечали испуганные курсанты. — Лучше потерпим.
    — Выбирая между войной и позором, вы получите и то, и другое! — не унимался Ершов.
    Но украинцы решили пройти обряд «инициации». Ванька и Артем решили оставаться натуралами до конца.
    После ужина в барак пришли несколько «инициированных» с сержантскими нашивками.
    — Это только сначала больно, — говорили они, потирая пятые точки одной рукой и поглаживая сержантские нашивки другой.
    Остальные молча кивали. После отбоя все разошлись по койкам. Ванька долго ворочался, пока не вырубился.
    Левый оказался прав. Капралы пришли за ними той же ночью. И тогда Ванька и Левый встали плечом к плечу, как были, в трусах и майках. Послышался грохот ломаемой мебели, хруст костей…
    Когда вбежали дежурные, Харрингтон и Джонсон лежали без чувств на полу. Перепуганные курсанты выглядывали из-под одеял, а Ванька и Левый, уже одетые по форме, молча ждали ареста.
    В карцере, ледяном подвале, нельзя было ни сидеть, ни стоять. Они прислонились спинами, чтобы не упасть. Иногда ходили взад-вперед, чтобы согреться. Свет утреннего солнца едва пробивался в окошко под потолком.
    — Сколько мы тут, Левый? — спросил Ванька.
    — Часов пять.
    — Они же должны включить отопление!
    — Из-за санкций цены на газ взлетели. Экономят.
    — Проклятье! — выругался Иван.
    — Что с нами будет?
    — Штурмовая рота на фронте, — тихо ответил Ершов. — Выбора не было.
    Чтобы не заснуть и не замерзнуть, они говорили.
    — У тебя родня дома осталась? — спросил Левый.
    — Родители и сестра в Авдеевке погибли. На похороны не поехал, чтобы в армию не загребли. Брат есть, Андрюха, старше. Служит, майор ВСУ.
    — Целый майор!
    Артёму вдруг пришла идея.
    — Слушай! У тебя же брат — майор! Давай попросимся на родину. Брата твоего отыщем. Он нас в тыл переведет, при штабе отсидимся… Писарями.
    — А это мысль, Левый! – воодушевился Ванька.
    Несмотря на собачий холод, товарищи взбодрились и принялись рассказывать друг другу о себе.
    — Я с юности увлекся идеями Карла Маркса. В Киеве Компартия была запрещена, за мои убеждения я мог оказаться за решёткой. Отец-священник меня не понимал, мать на смертном одре и вовсе прокляла. Пришлось бежать в Англию, — признался Левый. — Здесь в местную Компартию вступил, листовки раздавал, митинги против цен организовывал. Пока полиция не задержала и не предложила: тюрьма или казарма. Был я бельмом на глазу для местных жандармов. Выбор между фронтом и стадионом для каждого коммуниста неизбежен. Особенно в капиталистической формации. Я выбрал казарму — думал, война кончится, пока учиться буду на лётчика. А как вышло — сам видишь.
    Расскажи Ваньке кто-нибудь, что он после десяти лет лондонской жизни окажется в одном карцере с коммунистом, который помог ему в трудную минуту, он бы не поверил.   
    В замке заскрежетал ключ. Парни отпрянули в угол, ожидая увидеть перед собой озверевших, жаждущих мести, капралов. Этим было бесполезно говорить о желании попасть на фронт. Эти просто жаждали расправы. Но вместо них вошел капитан ВСУ. Лет под пятьдесят, волосы белые, как мел, альбинос. Через все лицо — жуткий багровый шрам.
    — Вольно, хлопцы, — махнул он рукой. — Я — капитан Белов, позывной «Белый Тигр». Видел вашу стычку с этими «фиолетовыми».
    — Это была самооборона! — выпалил Ванька.
    — Так это и ежу ясно, но только не английским судьям, — покачал головой Белов. — Из ста двадцати придурков только вы двое не захотели менять ориентацию. В этом и есть ваша сила, мужики. Вы — нормальные пацаны. Я могу спокойно повернуться к вам спиной.
    — Зачем нам прикрывать спины, капитан? — удивился Левый. — Летчику спину прикрывает кресло самолёта.
    — Лётчику-налётчику, — усмехнулся Белый Тигр. — Вы, правда, думаете, вас здесь в пилоты F-16 готовят?
    — Никак нет! – честно признались парни.
    — Вот! Украинцев здесь готовят на роль игрушек для развлечения богатых лордов. Это теперь не казармы, а эдакий дом терпимости... И капралы эти тут не просто так. Задача была у них подготовить новичков для плотских утех. А вы их…
    Белый Тигр ухмыльнулся, проводя оттопыренным большим пальцем по горлу.
    — Но зачем? — не понял Ванька. — Они же говорят, мы — великий народ! Они же наши союзники!
    — Капиталисты ничего даром не делают! — вставил слово социалист. — Война для них — способ заработать на оружии, органах, протезах, дешевой рабсиле! Или найти секс-рабов для элиты!
    — Верно, — кивнул Белов. — У американцев был остров Эпштейна, британцы придумали себе Парк развлечений в Вулвиче. Пока почтенные седовласые лорды развлекаются с хлопчиками, помощь Украине идёт. Кончатся развлечения, платить деньги перестанут — Украина останется одна.
    Он провел рукой по волосам.
    — Многое мне в этой ситуации не нравится, но как украинец я обязан сражаться за родину. Раньше я вообще физику преподавал… Вы бы только знали, над каким изобретением мы работали перед началом вторжения…
    Ванька вздрогнул:
    — В Оксфорде работали, пан-капитан?
    — В Киеве. Но к делу. Мне поручено найти здесь надёжных ребят, таких как вы.
    — Для чего? — спросил Левый.
    — Нас забросят в Киев. На вертолётах. Через Польскую зону оккупации. Задача — находить уклонистов и передавать их в ВСУ, чтобы обратно родину отвоёвывали. Готовы?
    — Если убивать никого не надо, капитан, то да, — пожал плечами Ершов.
    — Пока не надо. Уклонисты нужны живыми. Да и там, в Киеве, очереди из желающих отдать жизнь за родину в ТЦК выстраиваются, если верить местному телевидению.
    — Тогда я согласен, - кивнул Левый.
    — А у нас есть выбор? — спросил Ванька.
    — Конечно, — ухмыльнулся капитан. — Или едем в Киев, или твоя задница достанется капралу Харрингтону за то, что ты его кореша, Фрэнка, отправил на тот свет.
    — Он умер? — обомлел Ванька.
    — Умер? Ха! Убит! Огнетушителем! Тем самым, которым ты ему череп проломил!  Представляешь, что с тобой сделает наш злобный негритёнок, едва снова научиться ходить?
    Ванька отлично себе это представил, побледнел и понуро кивнул.
    — Я согласен! Всегда мечтал в Киеве побывать! Когда едем?
    — Сейчас….
    Так оно всё было. С тех пор минуло шесть месяцев. Киев оказался совсем не таким, каким его помнил Левый. Киев оказался совсем не таким, каким его описывал Белый Тигр. Киев оказался заброшенным, безлюдным, затопленным, грязным и радиоактивным.
    Ванька до сих пор не мог поверить, что они вообще смогли выжить здесь в феврале. И не просто выжить, а занять под базу ТЦК бывшую восьмую больницу, собрать под командованием Белова местных одичалых бандитов, наладить поставки кое-какого провианта и оружия.
    И все эти семь месяцев Ванька холил и лелеял надежду отыскать своего брата, Андрея, чтобы попросить забрать его вместе с Левым из Киева куда-нибудь в теплый штаб. И ведь ходили назойливые слухи среди людоловов, что в армейском штабе есть горячая вода, хлеб и шнапс…
    И вот оказалось, что Андрей погиб. Не геройски, конечно, от рук «ждунов». Но всё равно погиб, как погибла последняя надежда Ваньки и Левого на спасение из этого ада.

Продолжение читайте по ссылке: http://proza.ru/2024/10/20/155