Глава девятая

ЛОНДОН, ЧЕТВЕРГ, 30 ЯНВАРЯ 1606 ГОДА

Из моей комнаты в доме епископа, рядом с собором Святого Павла, я весь день прислушивалась к отдалённым звукам, раздававшимся со стройки - на церковном дворе возводили эшафот. Я прибыла в Лондон ночью - так же тайком, как убегала в Ковентри. Лорд Харрингтон отослал меня из Комби, показав полное незнание того, по какой причине король послал за мной, соблюдая такую секретность. Кроме вооружённой стражи и конюхов, которые были для этого нужны, рядом со мной верхом ехала только моя старая нянька, Алисон Хэй. Сопровождать меня не позволили даже Энн.
Отправляясь в путь, я через плечо оглянулась на своего опекуна. После более чем двух лет нахождения под его опекой я до сих пор не знала, была ли я для него только лишь дорогостоящей обузой, или же в жестокости, которую он проявлял ко мне из лучших побуждений, скрывалась настоящая привязанность.
Стучали молотки, визжали пилы... Звуки были слабы и звучали в отдалении, но я знала, что они значат. В следующие два дня участники Порохового заговора должны будут умереть, - некоторые здесь же, в соборе, а кое-кто - в Тауэре. Прислушиваясь к стуку молотков, я пыталась решить, видела ли, покидая Комби, я на лице у Харрингтона нечто большее, чем заботу и беспокойство.
Стук молотков на миг утих. И в этой наступившей на короткое время тишине я внезапно поняла, для чего меня привезли в Лондон. Вместе со всеми заговорщиками меня должны были схватить без предупреждения и обезглавить! Именно поэтому я путешествовала до такой степени тайно - иначе моя судьба подняла бы волну протестов среди простого народа, который так громко приветствовал Хенри и меня. Их приветственные возгласы не значили ничего - именно так и сказал мой отец...
Теперь я увидела, почему даже моя мать не знает, что я в Лондоне - она так и не нанесла мне визита, не прислала и приветствия. Я увидела, по какой причине мне не позволяют пойти в Уайтхолл или послать кому-нибудь послание. И именно поэтому позади осталась и Энн - чтобы не оказаться запятнанной моими преступлениями... Король боялся меня, своей старшей дочери - боялся достаточно для того, чтобы убить меня так же, как была убита его собственная мать - ради безопасности английской короны...   
Я попыталась сказать себе, что спешу с выводами. Но, как бы сильно я этому ни сопротивлялась, убеждение, что я была права, пускало у меня в мозгу корни всё глубже и глубже...


Миссис Хэй разбудила меня, как мне показалось, посреди ночи.
- За Вами прислали...
За окнами всё ещё было темно, - ни намёка на зимний рассвет. В воздухе стоял холод. Я сжала руки няньки.
- А Вы не знаете, почему?! Скажите мне! Я не буду кричать, клянусь!
Сердце моё колотилось; если мне предстояло умереть, мне нужно было время подготовиться. Это несправедливо... невозможно!!!
- Куда я должна идти?! - Вообразить, что меня поведут на смерть, я не могла.
- В маленький кабинет епископа.
- Не на церковный двор?!
- Мне было сказано, в кабинет - здесь, в епископском доме.
- Всего лишь в кабинет епископа?! - Я разрыдалась.
- О! - Миссис Хэй вперила в меня взгляд, не понимая, что ей делать. Она не обнимала меня больше шести лет. Теперь она потянулась ко мне и прижала мою голову к своей груди. - Нет... Нет, Вы не должны так думать! - Она пригладила мои торчащие в разные стороны волосы. - Как Вам такое в голову пришло?!
В голосе её послышалась заминка - она действительно раздумывала, как у меня могла возникнуть подобная мысль. Меня охватил новый приступ страха.
- Чего от меня хочет король?!
Теперь голос миссис Хэй звучал гораздо менее уверенно, чем раньше:
- Его Величество не здесь - он в Уайтхолле. И определённо собирается ехать на охоту - ну, или так мне сказали. - Она снова погладила меня по голове. - Сегодня должны умереть четверо из этих извергов-папистов. Грант, Дигби, Винтур и Бейтс. Но больше никто.
Дигби. Я была здесь из-за него. Причиной всему должен был быть Дигби... Думать нормально я не могла - мысли расползались...
Миссис Хэй зацепила пальцем желтовато-коричневый узел у меня на затылке и начала его распутывать - волосок за волоском.
- Если мне позволят, я пойду в кабинет епископа с Вами. - Когда она обеими руками подняла мои тяжёлые волосы, чтобы их встряхнуть, я ощутила сзади на шее холодок.
- Сегодня я оставлю волосы распущенными, - сказала я. От меня пахло страхом. Словно желая удержать на месте голову, я положила руки на шею.
Джентльмен в ливрее, показывающей его принадлежность к прислуге лондонского епископа, привёл нас в кабинет - маленькую комнату, выходящую во двор собора Святого Павла; она была далеко от той, где спала я, и располагалась на дальней стороне епископского дома. Кроме слуги епископа, миссис Хэй и меня, в комнате больше никого не было; однако подспудно я ждала, что там окажется ещё и Сесил. Я чувствовала, что судьбы наши переплелись, но ещё не знала, как именно.
Слуга епископа жестом пригласил нас взглянуть в окно. Миссис Хэй стояла рядом. Сквозь искрящиеся, как бриллианты, струйки воды на стекле я взглянула на затуманенную громаду эшафота - звуки именно с этой стройки я слышала.
Небо только начало светлеть. На улице всё ещё горели фонари и факелы. Свободное пространство уже заполняла толпа. Сквозь закрытое окно мне был слышен её шум - как будто море перемешивало камни. Слуга епископа открыл рамы - чтобы мне было лучше видно.
Лезвия алебард (1) словно прокалывали морозный воздух над толпой; в каждом дверном проёме стояли стражники - их было достаточно для того, чтобы пресечь любую попытку спасти осуждённых, которая могла случиться при таком огромном скопище людей, или же подавить гражданскоое восстание - из тех, которые, как верили заговорщики, вспыхнут во всей Англии в поддержку католицизма, и которых до сих пор, судя по количеству военных при дворе, боялось правительство.
Рядом с эшафотом, сбившись в кучку и разговаривая друг с другом, словно в приёмной Уайтхолла, стояли сановники. Я находилась к ним настолько близко, что мне было слышно, как они кашляют и прочищают горло. Маленькая фигура Сесила, сначала скрытая в толпе, чуть позже появилась снова; остальные сомкнулись вокруг него.
- Кто этот человек, что стоИт позади лорда Солсбери? - спросила я миссис Хэй. - Вон там, тот, с тонким лицом, который всё время улыбается и кивает другим.
- Это кузен его светлости, - сказала та. - Сэр Фрэнсис Бэкон (2). Их матери приходятся друг другу сёстрами. - Она попыталась придумать, что бы ещё мне ответить. - Он много пишет.
Хотя он и был намного выше ростом и фигура у него была лучше, Бэкону не хватало того авторитета, который был у его маленького кузена. С минуту я за ним наблюдала. Он напомнил мне встревоженную собаку, которая нюхала людей и виляла им хвостом у подножия эшафота. Потом я о нём забыла.
Палач тихо и методично проверял свои верёвки и узлы. Скоро начнётся казнь. Скоро они начнут готовить к ней и меня, - поднимать вверх и закалывать мои волосы, снимать с меня воротник...
Наконец здравый смысл заставил меня вернуться назад к реальности. Они не станут меня к этому готовить, говорил мне рассудок. Я здесь, смотрю вниз из окна, отделённая от всего этого лестницами и коридорами, а не сижу в тюремной камере или в комнате, более приличествующей церковному подворью, и надо мной не стоИт епископ, молясь и приглашая меня покаяться.
Я не должна была умереть сегодня. Сегодня умрут другие - настоящие предатели, а не какой-нибудь порождённый воображением моего отца уродливый тролль (3), притворившийся мной. Я была здесь не для того, чтобы умереть, но для того, чтобы посмотреть на чужую смерть.
Я почувствовала жёсткий удар - мне открылась истина. Это и было то всё проясняющее зрелище, которое мой отец пообещал мне ещё в Ковентри. Я отошла от окна.
Вежливым жестом слуга епископа попросил меня вернуться на место. Внезапно я ясно услышала у себя в голове голос своего отца, который жадно, с энтузиазмом буквально допрашивал слугу епископа: "Как она это перенесла?! Скажи мне, ты! Она отводила глаза? А от чьей именно смерти её передёрнуло? Тебе не показалось, что кого-нибудь из них она знает? А она плакала?"
Меня всё ещё испытывали...
Взмахом руки я приказала мужчине отойти в сторону, и заметила, что он занял позицию, с которой можно было наблюдать за моим лицом.
Внизу раздражённая толпа зашевелилась, как одно целое. Все повернулись в одном направлении и наклонились так, чтобы люди могли видеть через головы своих соседей. Повернулись и стоящие у эшафота сановники. Смотря сквозь толпу, я увидела, как покачивают головами три лошади. Голоса в толпе с визгом выкрикивали заключённым проклятия. Четвёртая лошадь появилась со стороны Гейтхауса (4) - там кричала женщина. Потом я услышала голос маленького мальчика, который плакал: "Па-па! Па-па!", прежде, чем чья-то рука зажала ему рот. Крики в толпе стали громче. Началась драка. Из дверных проёмов выступила стража.
Миссис Хэй отвернулась от окна.
- Если я Вам понадоблюсь, я рядом, миледи, - сказала она и села на стул в углу. Через миг, взглянув на наблюдающего за нами человека, миссис Хэй вызывающе вынула носовой платочек.
Из толпы вынырнули четыре влекомые лошадьми повозки, на которых везли приговорённых. Они остановились у подножия эшафота. Из скопища людей выбралась женщина; бросившись к одному из заключённых, она, плача, повисла на нём. Стражники оттащили её прочь и выволокли мужчин из повозок.
От толпы запахло пОтом и животным возбуждением. Лошади затопали и вскинули головы. Внизу, под окном, завибрировал факел, и вверх от него полетели сосновые щепки и горящая смола.
Возникло минутное замешательство, и кто-то начал с кем-то консультироваться. Затем по ступенькам на эшафот поднялся первый из осуждённых на смерть. Я схватилась за подоконник - дышать стало невозможно...
Хотя Дигби и изменился, я тут же его узнала. Волосы его до сих пор отливали золотом, но ни на голове, ни на плечах у него уже не было пятен солнечного света. Он стоял достаточно близко ко мне для того, чтобы на подбородке его можно было разглядеть тёмное пятно давно не бритой щетины. В странно тусклом свете раннего утра он казался бледным, а глаза его были тяжёлыми, словно в свою последнюю ночь, перед тем, как заснуть навечно, он так и не сомкнул их. Даже перед лицом смерти он сохранил присущий ему налёт добродушия, который мы обычно теряем только в последний миг отчаянной борьбы...
Внезапно я поняла, что не слышу дыхания того, другого мужчины, который был в комнате вместе с нами. Его внимание было до такой степени приковано ко мне, что он дышал в унисон со мной. Через плечо я видела, что на меня устремлены и глаза миссис Хэй. Неужели и она тоже сомневается во мне?! И неужели воздух в Комби насквозь пропитан подозрениями в мой адрес, о которых я даже не слышала?!
Маленький мальчик снова заплакал и закричал отцу: "Па-па!" Дигби повернул голову на звук и улыбнулся, узнав голос сына. Его прямая спина и гордо поднятая голова напомнили мне Хенри. Он открыл рот, чтобы заговорить.
В толпе стало тише, чем в театре. "Не смотри вверх!" - умоляла я. Если он видел, что я здесь, но не посмела признаться в том, что узнала его... этого я бы не вынесла. Позор... Учитывая то, что он сделал и пытался сделать, я не понимала, почему меня это волнует; однако мне было не всё равно.
Сильным, чётким голосом Дигби признал, что нарушил закон. Извинившись перед королём, он попросил прощения у Господа Бога и у всего королевства.
Закивали головы. По толпе прокатился одобрительный шёпот. Но если бы из-за их признаний я оказалась втянутой в заговор, для меня эта ситуация оказалась бы фатальной.
-...Но отец Гарнет (5) не знал ничего о нашем заговоре, - говорил он. - И священники-иезуиты тоже ничего не знали.
Никто больше не знал об их намерениях...
Он поднял голову и взглянул на моё окно. На секунду глаза его упёрлись в мои, но прежде, чем я смогла ему ответить, он отвёл их.
Чётким голосом он настаивал, что о том, что они хотели сделать, знали только сами заговорщики. И больше никто... никто!
Он по-прежнему поворачивал голову в разные стороны, чтобы охватить взглядом и толпу, и всех тех, кто смотрел на него из окон, но я знала, что таким образом он говорит со мной и с другими, кто боится предательства. Он не мог знать наверняка ни того, что я там была, ни тем более того, у какого именно окна. Однако он догадывался, что, возможно, я могла бы быть там, или послала кого-нибудь, чтобы  мне потом доложили, что там происходило.
С облегчением я расслабилась и сильнее оперлась на подоконник. В конце концов, в своём признании Дигби не выдал меня - что бы там себе ни придумал Сесил. Теперь я была в этом уверена. После нашей неожиданной встречи в лесу между нами возникла странная близость. И, как я и сказала, он был хорошим человеком, и выбрать его для выполнения этой задачи было неправильно. Похитив меня, он постарался не вызвать у меня тревогу. Даже перед смертью он пытался меня успокоить - в этом я тоже была убеждена. Облегчение, которое я испытала, было таким же сильным, как чуть раньше - убеждение, что я должна буду умереть...
Не плачь! Не плачь - за тобой наблюдают... и так и ждут, когда же у них появится возможность донести о каждом моргании твоих век и о каждом подёргивании губ! Я почувствовала, что повзрослела буквально в один миг - словно слишком быстро игравшая музыка или мгновенно перелистанные страницы книги...
Сесил проверял меня, намекая на признание - так же, как и мой отец, но более тонко. Всё-таки они не знали, что случилось в лесу в Комби; и им нечего было мне предъявить, кроме подозрений.
Я отодвинула подальше воспоминание о том, что Сесил предупреждающе кивнул, когда я чуть не проболталась королю, а заодно и острый вопрос о письме, которое я написала Хенри.
Я смотрела, как Дигби прощается с собравшимися у эшафота придворными. Он пожимал им руки так дружелюбно и с такой охотой, как будто собирался отбыть в дарящее надежду морское путешествие - например, в Америку. Сильный молодой мужчина в расцвете жизни, отправляющийся на поиски очередного приключения...
Потом он стал взбираться по лестнице. Наклонил голову, чтобы надеть петлю. Его столкнули с лестницы, он задёргался, стал бить ногами по воздуху, а потом закачался, но только на миг - после этого верёвку срезали, он закашлялся, но всё-таки был ещё жив... и наконец попал под ножи этих мясников...
Не заботясь о том, кто на меня смотрит, я закрыла глаза. Мне захотелось оглохнуть - потому что никакое, даже самое величайшее, мужество на свете не смогло бы подавить вопль, который вырвался из его груди в тот момент, когда его начали потрошить. Крики из толпы, крики ярости и гнева, смешанных с горем, отдавались у меня в ушах. Женщины визжали, выли, вопили и причитали. Я представила себе, что всё ещё слышу его разносящийся над скопищем людей обнадёживающий, успокаивающий голос... но это было невозможно, потому что, когда я открыла глаза, какой-то человек, высоко подняв вверх, держал в руках его сердце, крича:
- Это - сердце предателя!!!
Я почувствовала, что меня изо всех сил тянет вниз. Весь вес моего тела, казалось, ушёл мне в ноги. Глаза мои затуманились, а голова поплыла...
Не падать!!! Я - первая дочь Англии!!!
Я облокотилась локтями на подоконник, словно желая получше рассмотреть, что творилось снаружи. Ещё трое... Господи, яви им милосердие Твоё! Первая дочь Англии больше не закроет глаз! Дай этому похожему на ласку (6) шпиону доложить, куда следует, что я смотрела на всё это, не дрогнув... хотя в моей ситуации опасно было даже представить себе, что я мучилась. Я резко выпрямила колени...
...Я попыталась разбудить в себе волчицу и с её помощью сквозь всё происходящее под окном епископского дома взглянуть на широкое, расчищенное пространство под скалами, на гребни дождя, словно расчёсывающие отдалённые горы... И на туман, вползающий, чтобы покрыть собой дракона, который, припадая к земле, крадётся к морскому заливу...
На ступеньки эшафота втолкнули второго заключённого. Усевшись, как на насест, на утёс под названием Кэт Ник (7), я сузила глаза и попыталась всмотреться вниз, в ущелье между Эдинбургом и скалами, и в холирудский дворец внизу, в долине, как в сокровище, затонувшее на дне озера. В место, где я провела последние дни своего счастливого детства - такое короткое, но чудесное время с матушкой и с Хенри. Мы, все трое, вместе - в первый и последний раз, прежде чем меня вырвали из моего настоящего дома и с размаху приземлили здесь - в этой сырой зелёной стране, где у представляющих собой "золото нации" молодых мужчин вырывают сердца...
-...Роберт Винтур, отказываетесь ли Вы...? - нараспев произнёс голос внизу.
Сердца лучших и наиболее достойных звания шевалье (8) мужчин... Золотых героев.  Почти идеальных рыцарей - и неважно, католики они, или нет. Безупречность Хенри уже дарила ему любовь людей и ужасала нашего отца...
Винтур взбирался по лестнице к петле. Я попыталась вызвать в воображении ветер, дующий с северного моря - так, чтобы он засвистел у меня в ушах. Глаза мои следовали за длинным, поднимающимся выше и выше хребтом Святой Мили - через твёрдую, острую серую скалу он словно бы карабкался вверх, вверх к собственно эдинбургскому замку, как зубчатая гряда утёсов на самой вершине...
Я услышала ещё один вопль, а потом глухой стук ножей об колоду мясника. На обозрение толпы была представлена очередная отрубленная голова... а потом и сердце.
Винтур ушёл...
Пронзительные голоса внизу утонули в порыве ветра с залива... Хотя его и не было видно из-за облаков, восходящее солнце согревало их серое одеяло, которое изо всех сил давило на Лондон. Я должна выдержать ещё две смерти, чтобы показать отцу, что сломать меня невозможно. Моего лесного эльфа не стало, но всё-таки он меня защитил... Отражение факела в стекле размножилось, когда окно резко закрылось. Я почувствовала запах дыма и крови. На эшафот втолкнули следующего человека.
Озеро (9)... Я попыталась увидеть озеро на севере, чуть ниже зАмка. Тёмный, нависающий над всем глаз, в который редко проникал свет и где ночью из своего подводного царства выходили trowies (10), чтобы красть малышей или играть на жутких скрипках, которые заставляют людей танцевать до тех пор, пока они не умрут...
...- Это не было грехом против Господа! - закричал третий человек.
Я не могла не посмотреть вниз, - на этого бунтаря, на подобное неповиновение. Это был не демон, - просто слепой; лицо его было ужасно обожжено...
Я нащупала в памяти яркий блеск залива...


Палач заботливо помог слепцу взойти на лестницу. Стоя наверху, заключённый вызывающе перекрестился; его столкнули... Несмотря на поспешность, с какой палач срезал его с верёвки для того, чтобы он получил всё причитающееся ему наказание сполна, петля, возможно, убила его - на сей раз вопля я не услышала, хотя и вся подобралась, приготовившись к этому. Скрещёнными на груди руками я схватилась за рукава своего же собственного платья, таким образом не давая себе распуститься. Я забыла о человеке, который сидел сзади меня, и о том, что даже сейчас он мог к уже существующим записям обо мне добавить ещё одну - о о побелевших костяшках моих пальцев. Я попыталась вспомнить руки - мою и Хенри - рядом, и два кольца...
Шотландия ускользнула от меня. Резня подо мной была сильнее моего воображения. С ужасающей ясностью глаза мои видели каменную плиту мясников, тёмные пятна на их фартуках, отрубленные суставы... И ещё одно сердце, поднятое высоко в воздух в окровавленных руках...
Я охотилась, сказала я себе. Я видела кровь и раньше.
Но это были мужчины. И ни один, даже самый жестокий, охотник никогда не четвертует свою жертву, пока она ещё жива...
Я стискивала руки до тех пор, пока костяшки пальцев почти не проткнули мне кожу. За то время, что я стояла, уставившись на эшафот, лица свидетелей этой бойни изменились и стали такими ужасными, что я больше не могла на них смотреть - иначе душа моя просто отделилась бы от тела, и оно навсегда осталось бы не более чем пустой оболочкой. Я никогда не нашла бы выхода из тёмного леса, где внезапно заблудилась. Никогда уже не увидела бы солнечного света, не улыбнулась бы, не почувствовала радости. То, что я увидела там, внизу, было слишком страшно. И могло навсегда затуманить мой рассудок.
Все эти мужчины в придворных одеждах, стоящие подо мной, служили моему отцу. С его разрешения они придумали все эти пытки, а потом претворили их в жизнь. Это они были trowies, которые выбрались из холодных, тёмных, непознанных глубин чёрной, мутной воды, в которую никогда не проникает свет. Уничтожать молодых храбрецов... Если подобное могло произойти с такими, как Дигби, тогда кто мог считать, что находится в безопасности? И я была пленницей этого их мира, пытаясь плавать в холодной чёрной воде, где всё прекрасное только тонуло. Сесил. Мой отец...
Я видела кровь и раньше!
Я потрясла головой, чтобы зрение моё пришло в норму. Но лица там, внизу, так и не превратились снова в человеческие...
После долгого покаяния и многих молитв о прощении оборвалась жизнь последнего заключённого. Если мой отец хотел, чтобы это "проясняющее ситуацию" зрелище чему-нибудь меня научило - что ж, свой урок я получила. И теперь смотрела на всё, словно бы изучая действия своего врага - для того, чтобы его одолеть. Уже ощущая себя старше, чем была на самом деле, теперь я почувствовала, что становлюсь такой же древней и холодной, как воды того самого озера...
Тогда я, первая дочь королевства, молодая волчица, ещё не поняла, что безопаснее для меня было бы, если бы все увидели, что я стала более гибкой и податливой, чтобы мной было легче управлять, чем осталась бы прежним ребёнком, с которым у всех было столько проблем. Однако понимать, что безопасность - в слабости, было не в моём характере. Я в достаточной мере была дочерью своего отца, чтобы знать, насколько быстр его мыслительный процесс и насколько сильна в нём жажда на всё вокруг себя набрасываться, всё поглощать и уничтожать. Но я всё ещё была достаточно юна для того, чтобы верить, что можно быть победителем только потому, что чувствуешь, что ты - сильнее своего оппонента.
В Ковентри я в упор смотрела на подбитую мехом куртку отца, не понимая истинного значения всего этого. Я слушала сказки миссис Хэй и училась мужеству, отталкиваясь от того, что мне было известно о его детстве, но никогда не видела, насколько глубока вся правда. Я не знала, что самая большая угроза таится не в уверенной силе, но в страхе и неуверенности. Мой отец был опасен - но не потому, что был королём, а потому что когда-то, раньше, он был испуганным, ранимым мальчиком, оставленным на милость опекунов и жестокого, непокорного дворянства. В своём невежестве, смотря вниз, на церковный двор собора Святого Павла, я решила бросить ему вызов...


1. Алебарда. Алеба;рда (нем. Hellebarde, фр. Hallebarde[1]) — древковое холодное оружие с комбинированным наконечником, состоящим из игольчатого (круглого или гранёного) копейного острия и клинка боевого топора с острым обухом.

Алебарда практически аналогична бердышу[1], и от него отличается тем, что трубка вверху заканчивалась копьём (у некоторых бердышей колющие удары выполнялись носком лопасти топора). Позднее, с развитием огнестрельного оружия алебарда становится церемониальным оружием. (Википедия)


2. Сэр Фрэнсис Бэкон. Фрэ;нсис Бэ;кон, 1-й виконт Сент-О;лбан (англ. Francis Bacon, 1st Viscount St Alban; /;be;k;n/[2]; 22 января 1561 — 9 апреля 1626) — английский философ, историк, публицист, государственный деятель, основоположник эмпиризма и английского материализма. (Википедия)


3. Тролль. Тролль (швед. Troll) — человекоподобное мифическое существо из скандинавской мифологии. Обычно враждебные людям, обитающие небольшими группами в горах, тролли часто охраняют в своих жилищах нажитые сокровища и избегают людей. По другим описаниям представляют собой горных духов, ассоциируемых со скалами и камнем вообще. В более позднем скандинавском фольклоре[англ.] тролли стали существами более опасными для человека, живущими поодиночке вдали от человеческого жилья. (Википедия)


4. Гейтхаус ((Gatehouse) - тюрьма в Вестминстере, построенная в 1370 году и изначально бывшая сторожкой Вестминстерского аббатства. Позднее стала использоваться в качестве тюрьмы настоятелем аббатства, могущественным церковником, обладавшим значительной властью над территорией аббатства и святилищем.  Одна из тюрем, которая снабжала Олд-Бейли (Old Bailey) информацией о бывших заключенных (например, об их личностях или предыдущих судимостях) для предъявления обвинений преступникам. Была снесена в 1776 году. На ее месте, напротив Великой западной двери аббатства, находится Мемориал крымских ученых Вестминстера (Википедия). Олд-Бейли (Old Bailey) — традиционное название центрального уголовного суда, расположенного в величественном здании в стиле нео-ампир (1902-1907 гг.), в Лондонском Сити, между Холборном и собором Св. Павла. (Википедия)


5. Гарнет (Garnet) - гранат (англ.)


6. Ласка. Ла;ска[1], или обыкнове;нная ла;ска[1] (лат. Mustela nivalis) — хищное млекопитающее семейства куньих, вид рода ласки и хорьки (Mustela). Водится на всех континентах Северного полушария. (Википедия)


7. Кэт Ник (Cat Nick) - Кот Ник; вероятно, название скалы или утёса в Шотландии.


8. Шевалье. Шевалье; (фр. chevalier «едущий на коне», то есть рыцарь, кавалер) — младший дворянский титул в феодальной Франции старого порядка. В настоящее время используется как название ранга в орденах Франции. (Википедия)


9. ...озеро, Лох (Loch) - шотландское название озера; вероятна отсылка к Лох-Несс - знаменитому чудовищу, живущему, согласно поверьям, в Шотландии, и периодически появляющемуся из одноимённого озера.


10. Trowie (трОуи)(шотл., фольк.) - то же самое, что тролль, - сверхъестественное существо в фольклористике Шетланда и Оркни; также имя прилагательное в шотландском языке, обозначающее нечто, принадлежащее троллю, или нечто, на что тролль может каким-то образом влиять. Оркни, также известные как острова Оркни, - архипелаг недалеко от Северного побережья Шотландии, вместе с Шетландом является частью Северных островов. В своём составе имеет 70 островов, 20 из которых населены. (Википедия)