Письмо

Наконец-то я добрался до нижнего ящика письменного стола. Давно пора перебрать ту кучу бумаг, что скопилась там за долгие годы. Тут и черновики стихов, и заметки, и разные схемы с эскизами ремонта дома. Всё это я вывалил на стол и хотел уже вставить ящик на место, но прежде заглянул внутрь, нет ли там ещё чего-нибудь. В дальнем углу, прижатый к задней стенке, обнаружился старый, ещё советского формата, сложенный пополам конверт. Он оказался изрядно помят и надорван. Внутри лежал исписанный моим корявым почерком лист бумаги. С годами я не стал писать красивее, если не наоборот, но мне стало интересно, что такого я мог написать и не отправить. Аккуратно разгладив лист, устроился на диване и принялся читать.
«Здравствуй, Лена!
Долго откладывал это письмо. В голове всё получалось ловко и складно, а как только садился за стол, так сразу все слова куда-то исчезали. Получалась чудовищная галиматья, из которой ничего нельзя было понять. Ты не представляешь сколько бумаги извёл, прежде чем написать это письмо. Мне очень трудно описать все те чувства, что я сейчас испытываю. Скука? Нет! На это нет времени. Тоска по дому? Немного. Не так много времени прошло. Страх? Пожалуй, что да, но лишь отчасти. Не за себя. Нам предстоит получить под своё командование по целой роте солдат. Представляешь? От меня, от моих действий будет зависеть жизнь сотни человек. Смогу ли я обеспечить грамотное управление ими так, чтобы они вернулись живыми домой. Смогу ли я смотреть в глаза их жёнам и матерям? Поверь, это не праздные рассуждения. Когда нам сказали, что по окончании сборов мы отправимся в зону боевых действий, то у меня перед глазами сразу встал наш преподаватель с военной кафедры по «тактико-специальной подготовке», полковник Тарасов П.П. Он рассказывал нам, что во время ВОВ, при форсировании Днепра, он не сделал замечание связисту, что тот одел катушку с телефонным проводом через голову. Ремень должен быть наброшен на плечо, чтобы в случае чего просто сбросить катушку. Когда рядом с лодкой взорвался снаряд и лодка перевернулась, то не выплыл на берег только связист. Может быть его убило осколком, а может быть, что тяжёлая катушка утащила его на дно. Как бы то ни было, но полковник всю жизнь считает себя виновным в смерти этого солдата. Вот и я сразу поставил себя на место этого полковника, а в то время простого лейтенанта. Есть ли у меня достаточно знаний, чтобы по моей вине не гибли солдаты? Скорее всего нет. Конечно же, нас интенсивно учат и натаскивают на различные ситуации, но всё это недостаточно. Нельзя за два месяца из сугубо гражданского человека сделать умелого командира. У многих из нас дома остались семьи, жёны и дети. Не скажу, что все, но многие пытаются снять стресс водкой. Иногда случаются смешные случаи, но чаще ребят просто жаль. У нас тут один капитан из Казани. Ему уже больше сорока лет, он преподавал в техникуме, у него жена и двое детей. Он каждый день достаёт фотографию с ними и пишет огромные, на нескольких листах, письма. При этом часто из его глаз текут слёзы. А я, что, сижу и вспоминаю, как мы гуляли с тобой допоздна по городу, а потом я пешком возвращался домой за 15 км. Как морозными вечерами мы пытались согреться в трамваях. Как ты провожала меня на вокзале, а в глазах у тебя стояли слезинки… Сожалею, что не смог сказать тебе главного. Всё откладывал на потом. А теперь я здесь…
Леночка, я люблю тебя! Очень, очень! Мне бы сказать тебе это глядя в глаза, но теперь уже поздно. Это чувство, всё, что осталось от моей прошлой, гражданской жизни. Не знаю, как ты отнесёшься к моим словам и чувствам. Вполне возможно, что ты подумаешь: «Вот неуклюжий! Не мог раньше сказать…» А действительно не мог. Язык отнимался, и я только смотрел на тебя и восхищался. Ты не думай, я всё понимаю. Скорее всего ты мне откажешь. Нет, не сейчас. Потом. Когда и если я вернусь… Не все же оттуда возвращаются. Только знай, что я тебя люблю! У меня нет твоей фотографии, и я не могу, глядя на тебя, поговорить с тобой в свободное время. Нет ни одного письма, чтобы в очередной раз перечитывая его, я думал о тебе. Нет ничего! Но образ твой я храню в памяти, и он там останется до тех пор, пока я жив.
Прости за это неловкое признание и нелепое сумбурное письмо. Прости за всё, но я тебя люблю. Твой Саша.»
Господи, как же давно это было… Больше сорока лет прошло, а прочитал, и как будто вчера всё происходило. Вспомнил, и почему не отправил это письмо. На следующий день нам объявили, что никуда мы не поедем. Что резервистов отзывают из зоны боевых действий, слишком много нас там гибнет, и вводят регулярную армию. А мы прошли обычные сборы и вернулись домой. Как странно, что это письмо вообще уцелело. После возвращения домой, я действительно получил отказ, но это уже совсем другая история.