Последний из украинцев. Часть 1. Глава 5

Внимание: Произведение имеет возрастное ограничение старше 18 лет.

 Уважаемый читатель! Настоятельно рекомендую начинать чтение повести "Последний из украинцев" с самого начала по этой ссылке: http://proza.ru/2024/10/02/101

Часть первая. Черный мир.
Глава пятая. Ты помнишь, как все начиналось

    Карцер был для Ваньки далеко не первым. Упырь, костлявый и жилистый, с лицом, на котором уже в двадцать восемь лет проступила печать вечного недоедания и перманентного похмелья, отчетливо помнил свой самый первый. Почти полгода назад, в Англии, в Королевских казармах Вулвича…
    В тот день, когда его старый мир окончательно рухнул к чертям, родители купили ему билет в Лондон и дали с собой пачку фунтов — на первое время. Так Ванька Орешник и остался на Флит-стрит, будто прибитый к асфальту подлым лондонским дождем.
    Мать, конечно, надеялась, что Иван поступит в какой-нибудь приличный вуз, но Ваньку быстро засосало воронкой украинской диаспоры. Он устроился «профессиональным украинцем» — вещал с телеэкранов, давал интервью блогерам, клянчил деньги на помощь «героическому народу». Естественно, Ванька обещал, а потом честно делился процентом с хозяевами площадок. Но это не мешало ему богатеть на популяризации собственной национальности, как последнему дельцу.
    Шло время. С берегов родины приходили вести одна другой хуже. Сначала ракета накрыла их дом в Авдеевке — там и остались отец, мать и старшая сестра Варька. Потом у ВСУ начались проблемы — фронт зашатался. А Ванька все пиарился в Англии, набивая карманы фунтами.
    Налогов, разумеется, не платил. Пока однажды за ним не пришли люди в штатском. Схватили и бросили в камеру к отпетым маньякам. Затем предложили выбор: десять лет в камере или контракт с ВСУ. Ванька, не думая, подмахнул бумагу, выбрав специальность летчика — подольше учиться. А там, глядишь, война и кончится. Или он свалит при первой же оказии.
    Первый день в Вулвиче врезался в память навеки. Их, новобранцев, построили у автобуса. Какой-то натовский офицер, лоснящийся от самодовольства, выплеснул речь:
    — Украинцы! Мы, солдаты НАТО, гордимся возможностью передать вам наш опыт! Сегодня в вашу честь — финская сауна, бассейн, праздничный ужин! Все за наш счет!
    И они рванули вперед, как табун. Парились в бане, ныряли в ледяную купель. Кто-то отыскал в комнате отдыха бочонки пива. Пили, пьянели, веселились, знакомились. Потом был ужин — роскошный, до тошноты.
    Утром Ванька проснулся с чугунной головой, мысленно собирая вещи — надо бежать. Но в ту же секунду в барак вошел вежливый англичанин в форме капрала, а по повадкам — дворецкий. Принес каждому по бутылке холодного пива. За первой последовала вторая, потом пошли напитки покрепче…
    Потом другой офицер, уже в иной форме, собрал подтянутых украинцев, прочел им речь о том, как англичане восхищаются храбростью этой великой нации. И снова началась пьянка. Так и шло день за днем.
    Ванька постепенно забыл о бегстве, размяк, обленился, как и все прочие курсанты. Кроме Левого — так прозвали Артема Ершова, двухметрового блондина с лицом ангела и кулаками, каждый с добрую голову. Прозвище закрепилось за ним за социалистические взгляды. Свободу и братство украинцы еще как-то понимали, а вот в равенство — никто не верил. С кем равняться? С россиянами? Никогда! С американцами? Да, но потом, когда подрастем. Левый со своими речами всех отталкивал. Не пил, ел вполовину меньше, призывая других к аскезе.
    — Чую я, хлопцы, тут что-то нечисто, — бубнил он. Но побратимы его не слушали. Устроили бы ему «темную», да боялись его кулачищ.
    Ванька Левого не взлюбил сразу. За убеждения. Ванька всю жизнь крутился, зарабатывал, покупал что хотел. А социалисты предлагали отобрать все у предприимчивых и отдать быдлу, бомжам? Ни за что!
    Хмельная идиллия длилась недолго. Через неделю пьянки оставили только на выходные. В остальные дни курсанты зубрили украинский язык и «гендерное равенство». Никто не удивлялся, почему будущих пилотов не учат управлять самолетом. Все радовались халяве. Левый, конечно, продолжал мутить воду, шепча, что капиталисты даром ничего не делают. Но его посылали на три веселых буквы.
    Уроки «ридной мовы» давались Ваньке тяжелее всего. В родной Авдеевке-то все говорили по-русски. В Англии он выучил английский, а украинский был для него терра инкогнита.
    С «гендерным равенством» тоже не заладилось. Трудно было запомнить, кто кому должен кланяться при встрече первым: женщина — украинцу, украинец — американцу, белый американец — черному, афроамериканец — трансгендеру-азиату лютеранского вероисповедания? Миф о всеобщем равенстве на Западе пришлось выбросить и срочно заучивать новую иерархию.
    Беда пришла, когда никто не ждал, на лекции по украинскому…
    Аудиторию курсанты заполнили под завязку — сто двадцать душ. Ждали преподавателя. Внезапно грянул гимн Украины. Курсанты встали и заорали «вщез невмерлу». Они пели, а слава и воля родины все умирали и умирали…
    Артем Ершов тоже стоял, руку на сердце, но тихонько подвывал «Союз нерушимый…».
    Под звуки гимна в класс вошел преподаватель — немец Адольф Шнитке. За ним — два капрала: невысокий чернокожий и синюшный, болезненного вида белый. Оба в натовской форме.
    — Вы есть садиться, мои верные украинцы! — рявкнул Шнитке с диким акцентом. — Я есть хотеть представить ваших новых преподавателей: капрала Сэма Джей Харрингтона и капрала Фрэнка Эль Джонсона.
    — Чтобы не осталось вопросов, — просипел темнокожий капрал Харрингтон, подходя к кафедре, — расскажу вам одну поучительную притчу...
    Он включил микрофон.
    — Вы знаете, я… родилась девочкой…
    Аудиторию взорвали возгласы изумления.
    — С детства я знала, что это не мой пол. Я стала доказывать всем, что я — мужчина. Пошла в морпехи. И тут же стала жертвой изнасилования в казарме…
    Украинцы уныло смотрели на него.
    — Все плохое делает нас сильнее! — вздохнул капрал. — После изнасилований я сделала операцию по смене пола, став Сэмом. Вернулся в ряды НАТО, нашел обидчиков и сделал с ними то же самое. Но я сделал это во имя справедливости, демократии, и получил медаль из рук самого Джозефа Байдена.
    — Теперь ваша очередь, храбрые украинцы! Это неотвратимо, ибо демократично. Украина станет демократической еще и потому, что каждого из вас инициируют в демократическую ориентацию! Не препятствуйте судьбе. Записывайтесь в очередь!
    — Всех отказников инициируем принудительно, — уточнил капрал Фрэнк. — Без вазелина.
    Ванька сидел, прикрывая зад руками. Он, всегда считавший себя волком-одиночкой, вдруг почувствовал животный страх.
    К его ужасу, побратимы один за другим стали подходить к капралам и расписываться в журнале.
    — Хлопцы, тут можно выбрать марку и вязкость вазелина! — воскликнул один. — Как же это демократично!
    Те, кто подписался, уходили. Через двадцать минут в аудитории остались только Ванька и Артем Ершов. Идеологические враги, они мрачно поглядывали друг на друга. Капралы и Шнитке удивленно уставились на них.
    — А вы чего не подходите? — спросил чернокожий.
    — Эй, Сэмми! — вдруг закричал Фрэнк. — Да я же знаю его! Вон того гомофоба из лондонского участка!
    — Точно, Фрэнки! Это он с нами в одной камере был, — расхохотался Харрингтон. — Теперь ты от нас не уйдешь, «снежок»!
    — Господа капралы, я есть просить оградить меня от вашей кляйне грубости, — сказал Шнитке, глядя на часы. — После звонка — ваше дело.
    В этот миг предательски прогудел звонок, и Орешник с Левым рванули в коридор.
    — Веселые у тебя знакомые, Вань, — сказал Артем, переводя дух.
    — Если бы легавых в той камере не было, я б их там же и прикончил, — ляпнул Ванька. — Я в детстве боксом занимался.
    На самом деле Ванька врал. Надзиратели едва успели его спасти, когда он из последних сил молотил кулаками по дверям камеры. Сэм и Фрэнк не хотели отпускать сокамерника просто так. Но выпустили… Теперь они жаждали реванша.
    — Здорово! — Левый вдруг остановился. — Задницей чую, этой ночью они придут за нами.  Прямо в барак. И кого-то изнасилуют…
    — Инициируют, хотел сказать? — уточнил Ванька.
    — Я сказал именно то, что сказал, — твердо ответил Ершов. — Я свой гендер уже выбрал. И ты, видимо, тоже. Иначе бы не остался.
    — Верно, — кивнул Ванька. — Но что делать?
    — Драться! — воскликнул Ершов, сжимая кулаки. — Иначе — крышка.
    — Один за всех?
    — Так точно! Ты Дюма читал?
    — Кого? А, кино смотрел с Боярским.
    В бараке Левый пытался уговорить украинцев передумать, объединиться, дать отпор.
    — Они не справятся, если мы вместе! — убеждал он.
    — Не-не, мы не будем сопротивляться, а то всю Украину лишат военной помощи, как потом наши в Киеве будут воевать? — отвечали испуганные курсанты. — Лучше потерпим.
    — Выбирая между войной и позором, вы получите и то, и другое! — не унимался Ершов.
    Но украинцы решили пройти обряд «инициации». Ванька и Артем решили оставаться натуралами до конца.
    После ужина в барак пришли несколько «инициированных» с сержантскими нашивками.
    — Это только сначала больно, — говорили они, потирая пятые точки.
    Остальные молча кивали. После отбоя все разошлись по койкам. Ванька долго ворочался, пока не вырубился.
    Левый оказался прав. Капралы пришли за ними той же ночью. И тогда Ванька и Левый встали плечом к плечу, как были, в трусах и майках. Послышался грохот ломаемой мебели, хруст костей…
    Когда вбежали дежурные, Харрингтон и Джонсон лежали без чувств на полу. Перепуганные курсанты выглядывали из-под одеял, а Ванька и Левый, уже одетые по форме, молча ждали ареста.
    В карцере, ледяном подвале, нельзя было ни сидеть, ни стоять. Они прислонились спинами, чтобы не упасть. Иногда ходили взад-вперед, чтобы согреться. Свет утреннего солнца едва пробивался в окошко под потолком.
    — Сколько мы тут, Левый? — спросил Ванька.
    — Часов пять.
    — Они же должны включить отопление!
    — Из-за санкций цены на газ взлетели. Экономят.
    — Проклятье! Чертовы кацапы! — выругался Иван.
    — Что с нами будет?
    — Штурмовая рота на фронте, — тихо ответил Ершов. — Выбора не было.
    Чтобы не заснуть и не замерзнуть, они говорили.
    — У тебя родня осталась? — спросил Левый.
    — Родители и сестра в Авдеевке погибли. На похороны не поехал, чтобы в армию не загребли. Брат есть, Андрюха, старше. Служит, майор ВСУ.
    — Целый майор!
    Ваньке вдруг пришла идея.
    — Слушай! У меня же брат — майор! Попросимся на родину. Он нас в тыл переведет, при штабе отсидимся…
    — А брат хороший?
    — Конечно! Герой Украины! С Майдана еще воюет, потом предателей ловил, в Одессу ездил в командировку в апреле четырнадцатого. Потом в патриотический батальон вступил. Домой из командировок бытовую технику, ковры привозил. Родители на этом секонд-хэнд открыли, денег нарубили. Мне в Лондон перелет оплатили, чтоб в Оксфорде на физика учился.
    — А ты чего?
    — Бросил. Физика — не мое. Покер больше нравился. Потом на пожертвованиях для украинцев жил. Собирал пожертвования для украинцев и тратил на себе. Все честно, я ж украинец.
    — Я в Англию сразу после Майдана свалил, когда коммунистов вне закона объявили, — признался Левый. — Тут в местную Компартию вступил, листовки раздавал, митинги против цен организовывал. Пока полиция не задержала и не предложила: тюрьма или казарма. Я выбрал казарму — думал, война кончится, пока учиться буду. А как вышло — сам видишь.
    В замке заскрежетал ключ. Парни отпрянули в угол, ожидая увидеть перед собой озверевших, жаждущих мести, капралов. Но вместо них вошел капитан ВСУ. Лет под пятьдесят, волосы белые, как мел, альбинос. Через все лицо — жуткий багровый шрам.
    — Вольно, хлопцы, — махнул он рукой. — Я — капитан Белов, позывной «Белый Тигр». Видел вашу стычку с этими «фиолетовыми».
    — Это была самооборона! — выпалил Ванька.
    — Так это и ежу ясно, но только не английским судьям, — покачал головой Белов. — Из ста двадцати придурков только вы двое не захотели менять ориентацию. А ты, парень, едва не сорвал военную помощь Украине. Но в этом и есть ваша сила. Вы — нормальные пацаны. Я могу спокойно повернуться к вам спиной.
    — Зачем нам прикрывать спины, капитан? — удивился Левый. — Летчику спину самолет прикрывает.
    — Летчику-налетчику, — усмехнулся Белый Тигр. — Вы правда думаете, вас здесь в пилоты готовят?
    — Никак нет! – честно признались парни.
    — Вот! Украинцев здесь готовят на роль игрушек для развлечения богатых лордов. Это теперь не казармы, а эдакий дом терпимости... И капралы эти тут не просто так. Задача была у них подготовить новичков. А вы их…
    Белый Тигр ухмыльнулся.
    — Но зачем? — не понял Ванька. — Они же говорят, мы — великий народ! Они же наши союзники!
    — Капиталисты ничего даром не делают! — объяснил Ершов. — Война для них — способ заработать на оружии, органах, протезах, дешевой рабсиле! Или найти секс-рабов для элиты!
    — Верно, — кивнул Белов. — У американцев был остров Эпштейна, британцы придумали себе эдакий досуг в Вулвиче. Пока почтенные седовласые лорды развлекаются с хлопчиками, помощь Украине идет. Кончатся развлечения — Украина останется одна.
    Он провел рукой по волосам.
    — Многое мне не нравится, но как украинец я обязан сражаться и умирать за родину. Раньше я вообще физику преподавал… Вы бы только знали над каким изобретением мы работали перед началом вторжения…
    Ванька вздрогнул.
    — В Оксфорде работали, пан-капитан?
    — В Киеве. Но к делу. Мне поручено найти здесь надежных ребят, таких как вы.
    — Для чего? — спросил Левый.
    — Нас забросят в Киев. На вертолетах. Через Польскую зону оккупации. Задача — находить уклонистов и передавать их в ВСУ, чтобы обратно родину отвоевывали. Готовы?
    — Если убивать никого не надо, капитан, то да, — пожал плечами Ершов.
    — Пока не надо. Уклонисты нужны живыми. Да и там в Киеве очереди из желающих в военкоматы выстраиваются, если верить местному телевидению.
    — Тогда я согласен, - кивнул Левый.
    — А у нас есть выбор? — спросил Ванька.
    — Конечно, — ухмыльнулся капитан. — Или едем в Киев, или твоя задница достанется капралу Харрингтону за то, что ты его кореша, Фрэнка, отправил на тот свет.
    — Он умер? — обомлел Ванька.
    — Умер? Убит! Огнетушителем! Тем самым, каким ты ему череп проломил! Представляешь, что с тобой сделает наш злобный негритенок, едва снова научиться ходить?
    Ванька отлично представлял.
    — Я согласен! Всегда мечтал в Киеве побывать! Когда едем?
    — Сейчас….
    Так оно все было. С тех пор минуло шесть месяцев. Киев оказался совсем не таким, каким его помнил Левый. Киев оказался совсем не таким, каким его описывал Белый Тигр. Киев оказался заброшенным, безлюдным, грязным и радиоактивным.
    Ванька до сих пор не мог поверить, что они вообще смогли выжить здесь в феврале. И не просто выжить, а занять под базу бывшую восьмую больницу, собрать под командованием Белова местных одичалых бандитов, получить помощь от «спонсоров» в обмен на обещание произвести и продать не менее восьми детей на органы за год…
    Вспомнив о «невестах», или о «безымянных», Ванька вздрогнул. Ребенок Третьей родился первым. Семимесячный. Его отцом мог оказаться любой из «оболонских», даже сам Ванька. Кроме, разве что, Левого. Социалист не участвовал в «подвальных» оргиях, называл их «грязными», а женщин – «товарищами». Но дети были нужны банде для обмена на боеприпасы, на провиант, а потому репродуктивных женщин вылавливали среди киевских развалин и волокли в подвал ТЦК.
    И все эти семь месяцев Ванька холил и лелеял надежду отыскать Андрея, чтобы попросить брата-офицера забрать его и Левого из Киева куда-нибудь в теплый штаб. И ведь ходили назойливые слухи среди людоловов, что в штабе ВСУ есть горячая вода, хлеб и шнапс…
    И вот оказалось, что Андрей погиб. Не геройски, конечно, от рук «ждунов». Но все равно погиб, как погибла последняя надежда Ваньки и Левого на спасение из этого ада.

Продолжение читайте по ссылке: http://proza.ru/2024/10/26/154