Когда закончится война. Глава 5
Глава пятая.
Тайна закрытой двери.
На этот раз карцером Ваньке служила бывшая прачечная в подвале восьмой районной больницы. Воздух был густой, спертый, пахший сырым кирпичом, карболкой и страхом. В углу, на ржавой батарее, горела самодельная светильня, и её прыгающий огонек отбрасывал на стены неверные, уродливые тени.
Сидели трое: замкнувшийся в себе от горя Ванька, а рядом, прислонившись к стене, Левый, с тихим, вдумчивым лицом, на котором застыла усталая дума. И Док, бывший то ли санитар, то ли фельдшер, ныне – живой комок дрожащих нервов. Он всхлипывал, утирая мокрое лицо рукавом телогрейки, которую капитан разрешил взять с собой в карцер.
– Конец… Всё, – шептал Док, – Придут утром и поставят к стенке. Как твой братец тех… как тех «ждунов»…
– Да заткнись ты, старый хрыч, – прикрикнул на побратима Упырь. – Я брата потерял. Андрюху! Он меня рыбачить научил! Знаешь, он какой был, брательник мой старший? Он был героем геройским! Сколько он врагов Украины уничтожил. И внешних, и внутренних. Никого для Родины не щадил. Эх, Андрюха! Такие надежды на тебя были!
Левый вдруг повернул голову, молча тронул Ваньку за локоть, успокаивая. Упырь отмахнулся, но замолчал.
Зашевелился лежащий на нарах у стены четвёртый сиделец – тщедушный грязный старик в стёганой безрукавке, с лицом, испещрённым морщинами и покрытым синяками. Ухилянт.
– А я верю, – восторженно произнёс он, приподнимаясь на локте. Голос у него был сухой, колючий, как осока. – Война скоро закончится. Полной нашей победой. Еще немного, и клятые «москали» отступят из Чернигова и Белой Церкви. Отойдут на границы тридцать второго года... Наши бравые захистники всем ещё покажут! Не зря твой брат-герой воевал, парень! Ой, не зря!
Упырь фыркнул, уставившись на сокамерника. Он не разговаривал с ним с момента пленения в ЦУР. Зачем? Кто будет разговаривать с куском мяса? Так было ещё вчера. Но сегодня они оказались в одной лодке. Товарищи по несчастью.
– Как звать тебя, старик? – спросил Ванька.
– Дед Тарас, - прохрустел сокамерник.
– Если ты такой патриот, дед, шо ж ты добровольцем в ВСУ не записался?
– Так старый я, хлопчик…
– Война уже больше двадцати лет идёт, Тарас! – подал голос Степан Степанович. – Двадцать лет назад ты, видать, не такой старый был…
– Не такой… старый… был. И то верно! – дедок тихо засмеялся. – Да только думал, что всё быстро закончится. Без моего непосредственного участия. Я же ведь и голосовал всегда правильно. Всё делал, как учил телевизор.
– Зомбоящик! – пробасил Левый, на мгновение вынырнув из анабиоза отстранённости.
– Своей головой надо было думать, дед! – вскричал Ванька. – Из-за таких, как ты аморфных долбоклюев такую страну, такой народ просра… Мою родную Авдеевку стёрли в лунный грунт. Родители, сестра там остались. А я даже на похороны приехать не смог… Теперь вот брат, Андрюха… И всё из-за таких, как ты.
– Хреново, не спорю. Но уж всяко лучше, чем при «совке», - тихо произнес дед Тарас, поглаживая жидкую грязную бородёнку.
Упырь опять фыркнул, но Левый кивнул, не стал спорить, а принял эту информацию как факт, вроде температуры воздуха или уровня радиации. Ванька лёг, повернулся к стенке, закрыл глаза и попытался заснуть.
Внезапно снаружи, сквозь толщу бетона, донеслась частая, яростная стрельба. Автоматные очереди, отдельные выстрелы дробовиков и карабинов, потом снова автоматы. Док ахнул и съёжился. Упырь вскочил, прижав ухо к холодной двери. Левый насторожился, слушая.
Стрельба приближалась. Слышны были крики, глухие удары, треск разбитого стекла. Потом всё стихло, и только чьи-то тяжёлые, торопливые шаги приближались по коридору. Замок с лязгом повернулся, дверь распахнулась.
На пороге стоял Белый Тигр. Он тяжело дышал, одна рука прижимала рану на боку, из-под пальцев сочилась тёмная кровь. В другой руке капитан сжимал американскую «М-16».
– На базу напали, пока мы спали, – выдохнул он, обводя их горящим взглядом. – «Подольские». Люди Гидры. Всех… почти всех положили. Держим периметр из последних сил. Цыбуля, Кавун и Буряк вроде ещё живы. Держат вход. Последний рубеж. Нужно прикрыть их сверху. К оружию! Кто может – за мной!
Он развернулся и пошёл, пошатываясь. За ним, не раздумывая, выскочил Упырь. Левый замотал головой:
— Нет! Я больше никого не убью!
Приободрившийся Док удивлённо уставился на блондина.
— Тём, ты чего? Сейчас отобьём ТЦК, наверняка пленных наберём, «добровольцев». Никому из нас в «штурмы» идти не придётся. Нехай «подольские» служат. Пошли, давай!
— Ни-ко-гда!
В камеру заглянул Ванька.
— Что за фигня творится?
— Да вот, Вань, заклинило Тёму.
Упырь подошёл к Артёму:
— Левый, твою мать! Ты про сестру свою забыл? Она же там, на третьем этаже. Если не отобьёмся – эти твари до неё доберутся…
Договорить он не успел: Артём резко вскочил, кивнул и бросился из камеры, толкая перед собой деда Тараса. Ванька и Док пошли следом.
В арсенале, бывшем кабинете физиотерапии, разобрали что было. Левый вцепился в «Вепрь», короткий и злой. Упырь взял старую, но надежную «Сайгу». Док кивнул Тарасу, чтобы тот помог поднять «Утёс».
Бой был коротким и отчаянным. Они отстреливались из окон второго этажа, пока «подольские» штурмовали главный вход. Воздух гудел от пуль, стёкла сыпались хрустальным дождем. Левый, пробившись сквозь хаос, нашёл на третьем этаже, спрятавшуюся в шкафу свою сестру Анфису – плачущую от страха блондинку с огромными синими глазами. Они спустились на второй этаж к остальным. Ванька подмигнул Анфисе, стараясь взбодрить девушку, но сам поразился тому, насколько она казалась красивее в этом хаосе, в этом ужасе.
Когда Буряк, последний из пятёрки «оболонских», прикрывавших первый этаж, захрипел на крыльце, теряя сознание, Белый Тигр, которого Док кое-как перевязал порванной простыней, поднялся на ноги.
– Всё. Конец, – сказал он хрипло. – Но не для нас. Мы ещё побарахтаемся. Хрен Гидра получит вместо моей головы. Предатель… За мной.
Он повёл их обратно вниз, через первый этаж в подвал, в дальний угол, заваленный старыми тумбочками и матрацами. Они едва успели пройти, пока «подольские» не хлынули в здание, перешагивая через трупы «оболонских». Сжав зубы от боли, Белов отодвигал матрацы и предметы мебели пока не обнажил в стене неприметный лаз.
– Следуйте за мной... И гасите свет.
Левый и Ванька переглянулись. Они жили в этом здании полгода и ни разу не видели этого хода. Спуск был крутым, уводящим в сырую, промозглую тьму. Вскоре под ногами захлюпала вода. Тоннель уходил вниз, превращаясь в полузатопленную галерею.
– Это когда дамбу рванули, затопило, – пояснил Белый Тигр, с трудом передвигая ноги.
Ванька помогал идти капитану, Левый нес на руках сестру.
Сзади, уже из больницы, доносились крики и топот. «Подольские» нашли их след.
Вода поднималась всё выше, достигнув пояса. Потом Тигр остановился.
– Дальше – под водой. Нырять. Плыть прямо. Метров пять, не больше.
Один за другим, они погрузились в ледяную, маслянистую воду. Упырь тащил за собой деда Тараса, Левый – Анфису. Док, булькая и хрипя, плыл последним, как утопающая собака.
Вынырнули они, задыхаясь, в небольшом бетонном колодце перед массивной стальной дверью, похожей на дверь банковского хранилища. Рядом с ней был вмонтирован цифровой клавиатурный блок.
Белый Тигр, бледный как смерть, истекающий кровью, с нечеловеческим усилием подполз к нему и, зажмурившись от боли, набрал код. Раздался щелчок, и тяжеленная створка беззвучно отъехала в сторону.
Изнутри тотчас полыхнул яркий свет, пахнуло стерильностью, машинным маслом и чем-то ещё... Ванька втащил в проём Белого Тигра. Капитан держался из последних сил. Остальные вошли следом и застыли в просторном помещении, напоминавшем бункер. Гудящий генератор в углу, ряды стеллажей с провизией, а дальше – уходящие вглубь коридоры, множество дверей с номерами, таинственное оборудование под брезентовыми чехлами.
Сзади, из тоннеля, донесся жидкий плеск воды.
– Кнопка, Вань, - прохрипел капитан. – Закрой. Дверь…
Первой сообразила Анфиса. Подпрыгнув к панели управления, блондинка клацнула по кнопке с надписью «to close». Стальная дверь с шумом задвинулась. Остатки работников Оболонского ТЦК замерли в томительном ожидании. Несколько секунд спустя раздался глухой удар по стальной двери, потом ещё один. «Подольские» пытались выломать её, не зная кода.
Они были спасены. На время.
Обсохли, поели тушёнки из банки. Тут нашлась и вода. Даже вино. Ели молча, не глядя друг на друга. Тишину нарушил Белый Тигр. Он полулежал в довольно уютном кресле на колесиках – даже оно нашлось в этом странном бункере. Дыхание капитана стало хриплым и прерывистым.
– Ладно, – просипел он. – Хватит отдыхать. Катите меня. По коридору. Лаборатория номер семь.
Упырь и Левый снова переглянулись. В глазах Упыря мелькнуло привычное подозрение, в глазах Левого – тяжёлая дума. Но спорить было не с чем. Ванька покатил перед собой кресло, а Левый побрел следом, держа за руку сестру. Следуя указаниям командира, они уходили вглубь лабиринта, туда, где за одной из пронумерованных дверей ждала своя тайна, свой последний рубеж или своё последнее предательство.
Удар по бронированной двери отдавался в утробе, глухой, мерной дробью. Это были «подольские». Молотки судьбы. Или, проще говоря, таран.
Капитана Ванька катил на старом инвалидном кресле, у которого одно колесо заклинило и противно скребло по бетону. Катил бережно, будто вёз ларец с мощами. Капитан был белее мела, а на его лице, изуродованном старым шрамом, проступала желтизна. Из-под самодельной повязки на животе сочилась и пульсировала чёрная кровь. Белый Тигр. Теперь просто раненый зверь в клетке из бетона и страха.
— Гидра… всех предал, — хрипел капитан, вцепившись в подлокотники. — Всех наших. Решил подмять под себя… Думает, он хитрый.
Ванька молча кивал. Его собственное лицо было землистым, будто он и впрямь поднялся из сырой могилы.
— Но ничего, — Белов скалил зубы, похожие на старые надгробия. — У «святошинских»… у Людоеда… штыков побольше будет. Карма, она, сука, шёлковая… найдет Гидру. Обнимет.
Док нервно теребил затвор своего «Вепря»:
— Так что, Антон Павлович, будем тут сидеть, пока Людоед не придёт и нас не покрошит вместе с этими ублюдками?
— Людоед покрошит «подольских»… во имя справедливости, — прошипел Белов. — А потом… прикончит и нас. Он не сможет не воспользоваться моментом. Я бы на его месте поступил так же. Да и от твоей сестрёнки, Левый, Людоед не откажется…
Все посмотрели на Анфису. Она стояла, прислонившись к брату. Лет двадцати, коса цвета спелой пшеницы, глаза — как синее небо той старой доброй мирной Украины. Красота в этом мире стала ходовым товаром. Дорогим.
— Мой отец! — вдруг закричала Анфиса, и голос её сорвался в истерический визг. — Мой отец — митрополит Центральной Украинской Республики! Сам гетман у нас в гостях каждое воскресенье бывает! Папа, он не последний человек! Он пошлёт людей! Он найдёт меня!
Белов медленно повернул к ней голову:
— «Республиканцы», детка, даже не знают, кто на них напал. Думаешь, только наш ТЦК на руинах Киева работает? А ведь есть ещё восточный берег. Банды, мародёры, «сочники»… И где тебя искать никто из людей твоего отца не знает. Мне докладывали, что республиканские уже вторые сутки по руинам лазают, тебя ищут. Только вот ищут не в нашем районе, а в Святошинском – в угодьях Людоеда. Мало, кто оттуда живым уберётся. А если и уберётся, то только под конвоем «святошинских» - в армию.
— Что же нам делать, капитан? — тихо спросил Левый, обнимая сестру.
Белов странно ухмыльнулся. Шрам на его лице изогнулся, как усмешка скелета.
— Увидите.
Он рассказал им, катясь по бесконечным серым коридорам под землей. Рассказал, как до всего этого, до вторжения, работал здесь, в этой секретной лаборатории. На американские деньги.
— Мы добились здесь величайшего открытия, — говорил капитан, и глаза его горели лихорадочным блеском, а багровый шрам наливался кровью. — Открытия тысячелетия. Мы нащупали… Изнанку.
Он не стал объяснять, что это. Слово повисло в воздухе, тяжёлое и необъяснимое, как свинец. Он рассказал, как попал на фронт, как был ранен. Потом поехал в Англию, чтобы набрать украинских беженцев, ребят понадёжнее, вернуться в Киев и охранять лабораторию. Так и сделал. По ночам в тайне пробирался сюда, включал оборудование, сжигая керосин в генераторе, чтобы доработать своё изобретение, довести всё до ума. И совсем недавно у него получилось…
Лаборатория номер семь оказалась огромным залом, заставленным мёртвыми мониторами и непонятными агрегатами. Воздух пах озоном и пылью. Удары снаружи стали громче.
— Сломают? — спросил Упырь.
— Нет. Но взорвут. Могут, — прохрипел капитан, хорошо знакомый с бункером.
Белов кивнул на два странных шлема, лежащих на столе, опутанные проводами.
— Док, Тарас. Наденьте.
— Что? — Док нахмурился.
— VR? Сейчас? — удивился Левый.
— Не просто VR, — капитан с трудом откашлялся. — Вы увидите то, что я открыл. Увидите Изнанку.
Пока Док и Тарас с недоверием надевали шлемы и располагались в двух уютных креслах, Белов, стиснув зубы от боли, что-то вколол себе в шею. Стимулятор. Рука его дрожала, но он успел подключить кабели и отключить безопасность. Потом откинулся в кресле, будто спящий.
Минуты шли. Удары снаружи участились. Вдруг оба в шлемах вздрогнули. Док застонал, Тарас выгнулся. Белов рывком отсоединил провода.
Они сняли шлемы. Лица их были пусты. Глаза — стеклянные. Дед Тарас молча встал. Он посмотрел на своих товарищей, но, казалось, смотрел сквозь них. Потом развернулся и твердым шагом вышел в коридор.
Все замерли. Через секунду грянул выстрел.
Левый и Упырь бросились в коридор. Старик лежал в луже крови, вместо черепа – кровавые ошмётки. «Вепрь» валялся рядом.
Док смотрел на труп, потом перевел взгляд на Левого. Его лицо исказила гримаса не то ужаса, не то прозрения.
— Ты был прав! — прохрипел он и бросился к «Вепрю».
— Что? — не понял Левый.
Но Док уже схватил карабин и судорожно повернул дуло к себе. Левый, действуя на рефлексах, вырвал оружие в последний момент.
— Что ты там видел, Док? — Ванька впился пальцами в плечо Степана Степановича, тряся его. — Что?!
Док уставился в пустоту. Его губы шевельнулись.
— Красный мир, — прошептал он. — Красный мир. Красный мир…
За дверью лаборатории раздался оглушительный грохот. Не таран. Заряд.
— Сюда! Живо! — закричал Белов, собрав последние силы. — Они сейчас будут!
Они вбежали в соседнее помещение — камеру номер восемь. Левый втащил обезумевшего Дока, который бормотал одно и то же, вырывался. Дверь с шипением гидравлики захлопнулась.
Ванька бросился к иллюминатору. За бронированным стеклом был виден капитан в своем кресле. Он был спокоен. В одной руке он держал гранату, чеку уже выдернул, прижимал рычаг большим пальцем. Другой рукой он быстро, с какой-то будничной яростью, вводил код на терминале.
— Капитан! — закричал Ванька, молотя кулаками по стеклу. — Ты чего?! Открывай!
— Он принял решение уйти, Вань, — тихо сказал Левый, разглядев смерть в руке командира.
В дверь лаборатории вломились тени с автоматами. «Подольские».
— А мы? — вскрикнула Анфиса, прижимаясь к брату. — А мы?!
Белый Тигр обернулся к иллюминатору. Его лицо было искажено болью, но глаза были ясны. Он смотрел прямо на Упыря.
— Вы увидите красный мир… — сказал он, и его голос, усиленный микрофоном, прозвучал в камере как предсмертный хрип.
И тут Ванька Орешник, Упырь, увидел это. Сквозь трещины в реальности, сквозь страх и боль, он увидел, как его капитан, Белый Тигр, весело, по-мальчишески, подмигнул ему. Подмигнул весело, несмотря на тот страшный шрам, что рассекал его лицо пополам.
И мир исчез.
Не стало взрыва. Не стало тьмы. Не стало ничего.
Просто в один миг серый бетон, испуганные лица, звуки выстрелов — всё сменилось на один сплошной, всепоглощающий, абсолютный цвет. Цвет запёкшейся крови и траурной ленты на надгробной фотографии. Цвет, в котором не было ни глубины, ни объема, ни времени.
Так Ванька покинул Чёрный мир. Свой родной мир, который вместо отца стал ему жадным отчимом, отобравшим все: родителей, сестру, брата, родину, долгую счастливую жизнь.
А Красный мир? Красный мир ждал впереди.
Продолжение читайте по ссылке: http://proza.ru/2025/09/30/1973
Свидетельство о публикации №224102000155
