Выпускная квалификационная работа

               "НЕОБХОДИМОСТЬ И СООБРАЗНОСТЬ"

                Введение

Учебный процесс на курсе «Техники письма» поставил перед обучающимся Можейко два вопроса.
Первый вопрос: есть ли у автора художественных текстов необходимость для использования различных техник письма?
Второй вопрос: есть ли сообразность между идеей произведения и тем, как автор решил эту идею оформить?
Вопросы взаимосвязаны, возможные (различные) ответы на них зачастую порождают другие вопросы, которые в той или иной мере помогают или мешают решать вопросы художественного оформления текста, которое может повлиять на восприятие читателем идеи заложенной в работе.
Являются ли различные техники написания художественных текстов «самотерапией» для автора? Или это наоборот – раздражители?
Как автору не попасть в «кабалу» той техники написания, которая устраивает его (как минимум, устраивает его в первый период творчества) и нравится его читателям?
Можно ли сравнить различные техники написания художественных текстов с различными техниками рисования или музыкальных произведений?
В данной работе не будет рассматриваться (как минимум, напрямую) то обстоятельство, что слово «Техника» греческого происхождения и кроме понятия «ремесло» включает ещё и «мастерство».
Отвечать просто, научно и теоретически выверено на поставленные вопросы я не смогу. Я буду ссылаться на примеры и главное - задавать новые вопросы, которые зачастую лучшие ответы.

В качестве примера не самого удачного сосуществования идеи и замысла со стилем изложения, я выбрал повесть «Заповедник» Сергея Донатовича Довлатова. Я не был лично знаком с Сергеем Довлатовым, хотя мы с ним и современники. Критики и почитатели творчества Довлатова считают «Заповедник» вершиной его творчества и я не хочу спорить с незнакомыми мне трезвыми людьми. Моя задача разобраться в том, что меня не устраивает в выдающемся художественном литературном произведении.
Не устраивает одно: стиль написания текста. Он, как всегда у Довлатова, великолепен своим «голосом поколения». Лёгкий, с жёсткими иглами ненависти к проявлениям быта социалистической действительности. Грустный, со всполохами светлой любви. Ненавистный к чекистам, но оправданный. Правдивый, честный, чистый, реалистичный. Но справедливый?
(Мерой справедливости может выступить книга «Чемодан» того же автора. Мы с самого начала знаем: все описываемые истории из прошлого автора. Сейчас у него всё по-другому, и так по-другому, что материальные вещи из прошлой жизни ему нужны только, как предлог к воспоминаниям. А, может, и вовсе не нужны)
«Заповедник» прозрачный только в местах описания жены, которая была права. Разве нет? Читатель везде видит происходящее с героем за тюлем понимания автора своего таланта. Иногда это не тюль, а кирпичная стена.
Только под конец повествования, когда герой возвращается из заповедника (чего? кого? родительная словоизменительная категория) в Ленинград, когда ужас последних сборов перед отъездом, когда кошмар аэропорта, когда чума одиночества, когда алкогольный трип, когда…
Вот здесь настоящий Довлатов, разрывающий аорту себе и читателю последними строчками:
«…Тут уже не любовь, а судьба.
Потом что-то щёлкнуло, и всё затихло.
Теперь надо было уснуть в пустой и душной комнате…»
Возможно для того, чтобы текст стал великим в нём должна быть совестливость. Не заискивание автора перед Совестью (своей - авторской, читатель в этой ситуации абсолютно лишний чужак), а естественное состояние. Не чувство моральной ответственности перед обществом (прости, Господи!), а глубоко внутреннее, закрытое, лично-шкурное, но - главное.
(Все мои сентенции о «совестливости» относятся только к творчеству. В реалистичной жизни это совершенно невозможно! И вредно.)
Я не знаю, какой должна была быть манера написания «Заповедника», чтобы меня всё устроило, но я рад, что у меня есть возможность искать ответ на этот вопрос. Открывать книгу, читать и искать. Открывать тетрадь, писать и искать. И даже не знаю, что сейчас для меня предпочтительнее: читать чужоё или писать своё?
Хотя знаю. Просто уместно ли кокетство в выпускной квалификационной работе?

Ответом на вопросы, заданные в начале этой работы, могут быть тексты, написанные мною во время обучения на курсе. Я выбрал разнообразные по замыслу, пафосу и темам произведения, которые различаются и по манере написания. Среди них выделяется стихотворение (?) «Февральский дождь над Римом», первичным в котором является именно стиль. Промокший и голодный, я долго шёл по незнакомому великому городу. Ритм моей ходьбы совпал с ритмом впечатлений, выстраивающимися в сознании. Антураж Вечного города, шум вечернего Тибра, раскачивающиеся ветви платанов закончили оформление стихотворения, в которое мне осталось только подставить слова. Возможно, подобное произведение можно отнести к стилю «автоматическое письмо», когда неосознанное внутреннее слилось с гипнотическим внешним. Возможно и то, что подобные витальные моменты становятся «организаторами» мистических проявлений и появлений в жизни человека.

Ответ на заданные основные два вопроса может быть таким: автор имеет полное право писать так, как ему вздумается.
Поводы, темы, ситуации, сюжеты, а тем более стили - должны быть разнообразными! Сообразность между всем может быть такой, какой видит её автор. Главное в творчестве свобода. Как отреагирует на текст читатель – вторично! Что скажет критик – не важно!
Главное – сказать!

Итогом обучения на курсе «Техника письма» стало зрелое понимание того, что культура, творчество, самопознание – есть самые, что ни на есть человеческие занятия.
Человек становится разумным общественным существом именно в моменты творческого катарсиса, когда он возвышает свое Эго над зоологией.
(Вопрос: нужно ли подобное духовное возвышение некоторых особей обществу, но он не относится к разбираемой теме «Техника письма», поэтому я не буду его развивать в данной работе)
Лев Можейко искренне благодарит Чувашский государственный институт культуры и искусств за предоставленную возможность обучаться в Центре дополнительного образования.
Лев Можейко выражает сердечную благодарность Эдуарду Освальдовичу Кранку: наставнику, проводнику, учителю, который не просто преподавал, но – терпел безрассудного слушателя и продолжал наставлять и учить!