Ошибка прорицательницы, Гл. 2. Палка в муравейнике

Глава 2.Палка в муравейнике и десять негритят
 
Звезда радиоэфира Инесса Алтынова колотила по клавишам ноута , готовясь к очередной встрече с радиослушателями, а благодаря техническим возможностям Ютюба и- зрителями. К всегдашнему политическому обзору, в котором она разворачивала впечатляющую панораму текущих событий в России и мире, она на этот раз намеревалась добавить мозаику скандальных происшествий в сфере искусства. Она напитывалась интернетной информацией, набрасывала черновик будущего выхода в эфир, одновременно сбрасывая в отдельную папку зарисовки для своих художественных сюжетов, которые
она называла "отходами производства", хотя упакованные в лощёные книжные обложки с броскими иллюстрации на титуле эти «отходы» имели вполне товарный вид и приносили ощутимый прибавку к журналистским гонорарам.
Так родились сюжетные линии романа -блокбастера "Охота на секача", антиутопия  «Перевёрнутое время" и ретро-фэнтези «Кассандра» о прорицательнице времён античности. На этот раз в руки шёл материал о сумасшедших художниках -нонконформистах, этих нарушителях спокойствия, изгоях, юродивых, бунтарях и задирах, изощряющихся в провокациях искателях харизмы, готовых ради славы взойти на лобное место, лечь на плаху.
***
 То были родственные души. Потому как, выходя в эфир со своими антикоррупционными сюжетами, выводя на чистую воду чиновных обладателей роскошных особняков на Рублёвке и дворцовой стати недвижимости на островах , она дергала за усы тигра, который мог пришибить её одним ударом когтистой лапы. Правда, пока он только рычал, скалился, бил хвостом и, хотя не собирался послушный её команде "але!" прыгать в горящий обруч,  не проявлял всё же и особой агрессивности. Звонки с идиотскими вопросами, комментарии с угрозами, постебушки по-хамски безбашенных троллей-это и был тот рык и оскал и нервные удары хвостом, но и только. Угрозы расправы за выданные в эфир компроматы повисали в воздухе. Сенсация понемногу остывала. День-другой-неделя, адреналин выветривался, про скандальную передачу забывали, и Инессу снова брали в оборот редакционная рутина, встречи с читателями, поездки. И всё же аппаратная студия оставалась тем лобным местом, куда она всякий раз входила, как в последний раз, ощущая, как ей казалось, примерно то же, что и английская королева Анна Болейн, когда ей остригали волосы перед казнью...
-Инесса! Через пятнадцать минут твой выход!-въехал в комнату на очках -велосипедах сливоглазый бородач-брюнет ,оператор Вадик Альтшулер -и от его белозубой улыбки стало светлее на сердце. Ну что такое пятнадцать минут! Можно выпить чашку кофе или выкурить сигарету. И даже обдумать сюжет романа. Так и случилось с "Охотой на секача".
Она только что вернулась с выезда, где записывала интервью у до смерти испуганной , запершейся в гримёрке актрисы-исполнительницы роли Нины Заречной. Оскалившаяся свиная голова ещё валялась в углу фойе и можно было пошевелить её носком кроссовка, но «православные активисты» в венецианских карнавальных масках, взявшие девушку в  круг , скандируя: « Долой порнографию!» уже разъехались на своих скуттерах завзятых щипачей-вырывателей дамских сумочек. 

 Чтобы успокоиться, Инна закурила тогда перед выходом в эфир, глядя на пепельницу, которой ей служила подаренная бабушкой копилка-талисман- свинья с прорезью в спине-и увидела объедающегося дубовыми желудями, посущегося на лесной поляне секача. Бросать в щелку копилки монетки, как в детстве, чтобы затем, вытащив затычку на животе, накупить на это сокровище мороженного и лимонада, - давно  минуло то время, а вот совать в щель на спине-  окурки самое то! И вот тогда-то, созерцая поросёнка из обожженной глины, Инесса и увидела - и того дикого кабана, и целящегося в него из охотничьего ружья мохнобрового генсека. Но  вепрь, свинья ли(сколько раз разозлённые её передачами слушатели обзывали её "свиньёй"!) были только видимостью , сменой обличий по законам оборотничества. А на самом деле - целились ли в неё или кого -то другого-она не знала.
    
 Тогда же , ещё в фойе театра шевеля ногой зажмуренную свиную голову она вспомнила и про отрубленную голову второй жены английского короля Генриха VIII Анну Болейн, восковую персону которой она виде в музее, в Лондоне-и потом она мерещилась ей, когда она не могла заснуть в номере отеля с видом на Вестминстер из окна. Результатом всех этих переживаний стала написанная ею позже новелла из времён эпохи тюдоров –«Казнь».

 Микрофон включился -о том сигнализировала загоревшаяся красная лампочка. Её лицо на экране монитора. Бренд радио "Вехи столицы" - фоном. Рядом -кружка с вензелем ВС. В ней –минералка. И больше ничего. Ну да  разве что початая пластиковая бутылка "Ессентуков" – магическим кристаллом .

С первых же слов было понято, что она из той кружки плеснула, не целебной водицей, а кипятком. И не в какую-то одну зажравшуюся харю, а сразу в несколько свиных рыл , таинственно совещавшихся у бюджетного корыта о том, как ещё украсть миллиарды, которые, переварившись в их ненасытных утробах, выйдут наружу в виде фекалий белоснежных ханских дворцов на коралловых островах. Цифры были убийственны. Факты неопровержимы. Выводимые на монитор иллюстрации- министр на пляже на фоне яхты-лебедя, пальм, загорелых тел; тучный депутат Госдумы с вываливающимся из шортов животом , выходящий из частного самолёта и подхватывающий его обожравшиеся шмотками чемоданы тощий негр; взяточница -судья в шезлонге под тропическим солнцем...Её несло. Она летела. Она струилась по эфиру, множась на мониторах ноутов и гаджетов. Она уже сама была соткана из радиоволн и оптоволокна. И пока все эти откормленные дядьки и тётки ничего с ней не могли поделать, они метались , тиграми и тигрицами в клетке, кусали металлическую решётку, но оставались по ту сторону ограждения. И пока что не они казнили её, а она-их. Безжалостно секущим обоюдоострым мечом слова. И свиные головы валились к её ногам…
 
 Интернет взорвался. Отечественные и иностранные медиа до бесконечности воспроизводили сюжеты её журналистского расследования...А она, пригубив кристально чистой минералочки из кружки, вдогон украсила эфир арабесками про режиссёра-провокатора, о демонстрирующем свои органы органам правоохранительным голом художнике, о брутально- полтергейстовых вытваряшках мужика в  красных стрингах...
 
***
        Авто из разряда тех, что зовутся в народе- «букашка», пыхнуло, как спичка, но не та , что была зажжена зябнувшей девочкой из сказки Андерсена, чтобы согреться и поверить в волшебство доброй феи, а совсем по другому поводу. Автомобиль пылал в ночи факелом, падающим наземь болидом, чтобы о чём –то предупредить. О чём-можно было только догадываться. Либеральный эфир бурлил комментариями – популярную обозревательницу «Голоса Столицы» , писательницу Инессу Алтынову, развлекавшую публику полётом беспилотной фантазии, произведшей на свет кучу детективов и чёртову дюжину боевиков(по одному из них под названием "Охота на секача" был снят блокбастер) , - пытались запугать. Дело пахло грязной, вонючей, как портянка штурмовика зондеркоманды «СС» заказухой, провокацией, глумливым давлением на свободу слова и просто разнузданным хамством «коричневорылых».  Так величала лауреат множества международных  премий поборников нравственности из публики , возжигавшей тонюсенькие свечки перед образами, клубившейся непрезентабельными физиями у входов на выставки художников –авангардистов,  подкидывавших свиные головы под двери «не таких» театров, выставлявших протестные пикеты у входа в офис  радио «Вехи столицы».

 Происходящее походило на фирменные сюжеты Агаты Кристи с подбрасываемыми десятью статуэтками -негритятами(на каждого негритёнка –по трупу). На мрачную историю с дохлыми дроздами- за околевшими птицами-должны были последовать леденящие сердце убийства на острове. На таинственное убийство в пассажирском поезде-экспрессе , застрявшем в горах из-за схода снежной лавины, где великосветское общество, приводя в исполнение приговор суда совести, терзало ножом мафиози, мстя ему за убийство девочки на почве необузданной жажды обогащения.
 
 Шквал версий в радиоэфире-кто и почему поджог автомобиль знаменитой журналистки?- в оконцах «Ютюба» и печатных изданиях был столь мощным ещё и потому, что подожжённое авто Инессы Алтыновой было не первым «негритёнком» в жуткой считалке и не первым, открывающим счёт «дроздом» в связке поджавших лапки, зажмуривших глазки и сомкнувших навеки клювики несчастных птах. Уже отстояли москвичи очередь , как когда-то в мавзолей вождя, на поминовении души любимого народом телеведущего, сражённого киллерскими пулями в подъезде собственного дома. Уже лежал под усыпанной белыми розами и алыми гвоздиками могильной плитой совсем юный журналист, статьи которого  о черных делах людей в погонах расхватывались из газетных киосков , как горячие пирожки. Уже придали земле,  по которой «мело мело во все пределы» -то иконоокладным златом листвы, то серебром русского снега обиличителя мафиози, назвавшего одну из своих публикаций  «Тигр прыгнул». Уже – там – скульптурный ангел , там запечатлённый в б мраморе светлый лик или  авангрдный символ горя и скорби- годами напоминали о страшных трагедиях. Уже на мост через Москва реку который год несли цветы к стихийно образовавшемуся мемориалу памяти опять –таки застреленного за  слова бесстрашного политика. И как будто чья-то таинственная рука убирала с подноса очередного негритёнка.

И хотя Инесса Леопольдовна, кометовласая, яркая женщина ,  живёхонька и здоровёхонька стояла в секции регистрации аэропорта Шереметьево с чемоданом на колёсиках, - всем мерещилось, что она уже покоится в гробу по пути если не на Новодевичье, то на Ваганьковское или  Троекуровское.

***
-Эй, Инесса! Привет! Ты я смотрю -в Тель -Авив?- махал ей рукой какой-то парень с сумой перемётной на плече, кого она, честно говоря, не помнила.
На всякий случай она вежливо помахала в ответ, но не стала орать, через головы продвигающейся к регистрации очереди. Вряд ли все в этом человеческом потоке убегали от преследователей, видно было, что многие едут отдыхать, загорать, потреблять отельный комфорт. И все же в этом наплыве отъезжающих чувствовалось-мало кому захочется от тропической кокосовой пальмы возвращаться к белой русской берёзе.
Для многих из этого аэропортовского терминала отворялись двери в будущее. Неопределённое. Зыбкое. Зовущее. Но и пугающее. Испуг длился и не отпускал с тех самых пор, когда, вскочив посреди ночи  и кинувшись к озарённому пожаром окну, Инесса что-то увидела. Что –то услышала. Не то каркающую французскую речь, златые купола в отсветах пламени и влачащих куда-то вырывающуюся из лап гренадеров –мародёров растрепанную дворянку. Не то треск пылающего хвороста и колонны античного храма с витыми капителями, к которым уже подступали малиновые языки, бестолково мечущийся плебс с кувшинами воды, ополоумевшую изрекающую проклятья –пророчества жрицу. Не то по-германски мрачные, серые стены Рейхстага со снующими по ним, отбрасываемыми пожаром тенями и очертания гейневской Лорелеи, насилуемой штурмбанфюрером…

Она и была той Лорелей, вычёсывающей золотым гребнем из волны волос искры скандалов. Сидя то над свинцово застывающим, то над пылающим раскалённой магмой потоком событий, она гляделась в это зеркало и видела себя- кометоволосую, камееликую Весталку. Она рисовала свой автопортрет из мириады текучих лиц, нескончаемого водоворота событий. Всё это было эхом её голоса. Порой ей казалось - она и есть только голос.

***

Не первая она томилась перед посадкой на самолёт в предвкушении освобождения от страха: вот- вот в томящее ужасами клаустрофобии купе начнут входить собравшиеся мстители –и вонзать один за одним стилет в миллионера, обездвиженного выпитым дурманом. И он не сможет шевельнуться. А потом, перепутывая улики, оставят сбивающий со следа платок, обронят щёточку для прочистки трубки. В этой последовательности гонимых страхом, огрызающихся, угрожающих  она была не первой.  Уже отбыл в страну островных особняков, пальм и небоскребов скандальный художник-перформансисист, рубивший на щепы иконы и устраивавший из клизм купола потешно-игрушечных соборов, уже фыркнув стрекозиными крылышками, откочевал в столицу карнавалов и павлиньих хвостов на подвижных бёдрах попсовик, озабоченный тем, чтобы не потерять зарубежные активы.
  Ну а в неумолимом сюжете Агаты Кристи на этот раз роль застрявшего в горах паравоза –пыхтуна на запасных путях истории играла страна, где  мамы произвели всех убегающих на свет в роддомах, а не в пальмовых шалашах или крытых пальмовыми листьями домиках на сваях. В той стране, они , закопав своё детство в песочницах, отбражничав своё студенчество сытых бурсаков в шумных общагах, снискали почитание публики, славу и почести. И вот теперь , глумясь над всё ещё клокочущей мартенами, вгрызающейся в недра ковшами шагающих экскаваторов «шестую часть суши», они обзывали её «страной третьего мира».

-О! Инесса ! И вы -на "историческую родину" !-  после второй рамки безопасности и отделения отрывного талона от билета, когда багаж уже поехал по чёрной ленте транспортера, окликнул жертву звёздной популярности плохо известный ей поэт.
- Патриоты-антисемиты! Я в курсе -вам машину сожгли и помои на голову вылили...
-Да! Это было посвящение девы воительницы в рыцари фекального ведра, знаете ли!-осклабилась Инесса.

 Посадка. Садок. Садко в подводном царстве. Маркиз де Сад. Оторвавшись от поэта, Инесса провалилась в кресло у иллюминатора... Слово «посадка» множилось смыслами, разбегалось шариками порвавшихся бус. Посадка в летающий гроб или катафалк поставленной на рельсы «теплушки», в автозак, «чёрный ворон», в установленную на скрипучую телегу клетку священной инквизиции-не всё ли едино! Дочерью опального петровского фаворита – на санях в Берёзово-Морозово, в Иркутск –декабристкой , греющей зябнущие пальцы в невольничьей темноте соболей муфты, диссиденткой – в Париж, белоленточницей –в «ноли» -какая разница.
  В гранёном кристалле аэропорта неустанно снующий человейник складывался в узоры чем –то напоминающие и очереди за талонными колбасой и маслом конца восьмидесятых, и  митинговые нахлёсты толп девяностых-двухтысячных на Сахарова и Болотной площади, и  доисторических сороконожек-одновременно.
 
 Чемодан на колёсиках. То и дело пиликающий смартфон. Нет, это , конечно, было нечто совсем иное , чем довлатовский чемодан. Это не напоминало даже ручки от того чемодана. И Инесса осознавала разницу. Сжимая зябнущей ладонью рукоять дорожной сумы, она ощущала в руках обломок палки. Той самой, которую она воткнула в муравейник-и которая обломилась, стоило только подналечь на неё посильнее. Всё это, спровоцированное приветствием поэта, с которым она, кажется, любезничала, звеня бокалами с шампанским на презентации "Охоты на секача" в ЦДЛ накатывало, терзало, давило, подталкивало побыстрее продвигаться в очереди.

…Но теперь она уже сидела у иллюминатора. И здесь, скорее всего никто не мог уже надеть ей на голову  ведро с парашей.  Вибрируя и трепеща, "Боинг" выруливал на взлётно-посадочную полосу.
-Инесса ! -обернулся к ней очередной фанат её эфиров-солидный дяхан с сединой на висках, алюминевой щёточкой усов , покрасневшим на холоде при переходе из автобуса в самолёт носом, осёдланном очками в коричневой пластиковой оправе под «черепаху».- Я вас ещё в очереди на посадку узнал!
-Что делать! Издержки популярности!- скривилась  покорная своей участи журналистка-писательница.
-Да. Быть знаменитым некрасиво- говорил поэт-не это подымает ввысь...И в самом деле -часто это не возвышает, а наоборот –роняет, ниспровергает с пьедесталов...Но я хотел выразить вам моё восхищение за ваши обзоры с историческими экскурсами и параллелями...Я историк, но такая широта и глубина...Знание античности в вашем романе "Кассандра"...
-Да какое знание истории! Это просто автопортрет в древнегреческом антураже...Детская раскраска. А с недавних пор меня занимает история Анны Болейн. Ей знаете ли, голову оттяпали…
-Не только ей. Марии-Антуанетте тоже...
-Да, чтобы не советовала голодающему французскому народу есть пирожные...
- Некоторые считают, что она не произносила фразы "Пусть они едят пирожные"...Ну вы -то уж точно -не давали россиянам такого совета. Не голодные они...Вы больше -Жанна Д*арк всё же. Ведь вы как бы ратовали за то , чтобы посадить на трон дофина...
- По-детски веруя в свою миссию и французский народ...
- В этом, может быть, и сила-в детскости, наивизме...Ведь древние греки не знали, что они древние. По сути –они были детьми.  Как и мы -интеллигенция…И мне кажется , вы чересчур самокритичны и с Анной Болейн - сгущаете краски. У вас пока что голова на плечах, а не в корзине палача...

Инесса вынула из сумочки покетбук с романом Агаты Кристи «Десять негритят» , нацепила на нос очки, давая понять, что она намерена заняться чтением. Самолет  набирал высоту.
-Вы балуетесь детективами? Вот не подумал бы, - произнёс профессор , глядя на обложку, на которой были изображены скульптурки негритят, остров, отель на нём в готическом стиле, в дребезги разбивающиеся о   скалы пенные волны...
- Почему же балуюсь? Это серьёзная литература. Сюжет. Интрига. Нагнетание ужаса. Судья -маньяк...
-А я сейчас зачитываюсь Иосифом Флавием...Мы ведь в Израиль летим...
-Да. И я мечтаю написать роман об апостолах Петре и Павле, Нероне…Святость и разнузданность - по контрасту...А вообще мои любимые писатели Макиавелли, и китаец   Ши Найань , его роман XIV века «Речные лотосы».... Я всё же, наверное, больше буддистка, чем иудейка или христианка...
- Вы гонимы и значит уже разделяете судьбу богоизбранного народа...А я вот хоть и не еврей, а тоже гоним... На меня завели уголовное дело за отождествление Сталина с Гитлером и Германии с Советским Союзом...
-Может быть вы хватили лишку, профессор, всё -таки Сталин побил Упыря, а в СССР мы все выросли -и вы были пионером, а не членом гитлерюгенда, подкарауливавшим русские танки с фаустпатронами, - зевая и роняя из ослабевшей руки покетбук, проваливалась Инесса в сон.

***

Когда-то маленькой девочкой она совала в муравьиную кучу соломинку. Её язык ещё помнил приятную кислинку, щёки хранили память о тёплом ветерке лесной поляны , по которой были рассыпаны рубины земляники. После сладкого- кислое-какое наслаждение! Но наступило время, когда такие лакомства стали казаться пошлой банальностью, а девочка с испачканными клубничным соком губами – далёким невозвратным буколическим прошлым. Улыбчивая девочка  грозно сдвинула брови, сжала в руке валявшуюся под ногами палку – и вдруг, как сквозь стеклянную стенку, увидев Главного Муравья, воспылала жгучим желанием уязвить  насекомое-чудовище  грозным оружием...

Видение прервалось, словно эпизод в монтируемом видеосюжете. На экране аппаратной возникла непроходимая лесная чаща. Кто -то с треском продирался сквозь орешник. И вдруг треск затих.  Секач смотрел на неё в упор своими подслеповатыми поросячьими глазками. Его клыки-бивни торчали в стороны. Принюхиваясь , он водил мокрым пятаком с дырами ноздрей посредине и фыркал. Она по загадочным законам кармы вселившись в бровастого генсека держала лоб зверя на мушке. Или кто-то вселился в это чудовище с вываливающейся челюстью, а она и есть дикий секач, вепрь, хозяин желудёвых полян. И сейчас генсек в неё выстрелит. И произойдёт то же что происходило на этом же месте , поодаль от вековых дубов, пятьсот лет назад. И , спрыгнувший с коня боярин в подпоясанном шёлковым кушаком ярко-красном кафтане , сафьяновых сапожках и заломленной набок шапке в собольей оторочке выдергивает копьё из бока поверженного зверя и , махнув вынутой из ножен кривой сабелькой, одним ударом отсекает голову вепря, чтобы , торжествующе хохоча, поднять окровавленное страшилище над головой. И мёртвая кабанья голова, скалясь от ужаса , вперивается тускнеющими  глазами в притороченные к седлу собачью голову и метёлку.

Да нет уж! Лучше она вселится в  того опричника или генсека –охотника. Стрелять, так стрелять. Хоть и словами. Но разрывными, как пули дум-дум… Не она первая. Было дело - Инесса как в зеркало смотрелась в чёрно –белую фотографию Фанни Каплан. История с тяжёленной «пушкой» в руках беспомощной женщины казалась пародийной. Куда выйгрышнее  выглядела одержимая мщением Жюльетта Корде, врывающаяся в ванную комнату к Марату. Кинжал. Кровь. Революционер умирает от руки роялистки…
 
 Втыкая палку в муравейник, Инессе ни в коей мере не хотелось уподобиться беременным тротилом невольницам паранджи и хинджаба.Нет! В смертницы она не рвалась.Да и лучший способ самообороны-бегство. Вот уже и художник , изображавший купола луковки в виде клизм – убыл за рубеж, а следом за ним и певец…
 Перелётные птицы комфорта и потребления, они  начали поочерёдно сниматься с нагретых, сытных мест лишь потому, что их манили места более сытные и тёплые. К тому же тех, кому предоставлялось политическое убежище, - обогревали и обласкивали, предоставляя пособия, как тем же мигрантам «третьего мира». И только тот голый мужик, что сидя на заборе психушки пролил  кровь, обрезав себе мочку уха, нахамил комиссии, отказавшись от премии Гавела продолжал эпатировать публику. Истинный нонконфомист, он вначале облил бензином и поджог двери заведения на Лубянке, а затем двери банка в Париже. Когда его выпустили из парижской психушки, он продолжил троллить благообразных парижан обвинениями в том, что те не желают работать и эксплуатируют мигрантов. Теперь его перформансом стали - кражи продуктов из магазинов, которые он приворовывает для того, чтобы не окочуриться с голоду. Да и ясноглазая Светлана-Чайка, откочевав в Литву, лишь поначалу высказывала недовольство тем, что "режим" понуждал её бегать телешом по сцене, потом же поняв, что её используют нечистоплотные литовские пропагандисты, ушла из театра в сиделки -и больше нигде не показывалась ни голой , ни одетой.
 

Продолжение http://proza.ru/2024/10/29/1537