Успел я с ними попрощаться...

  Чем старше становишься, тем спокойнее относишься к тому, что мы не вечны. Вспоминаются в первую очередь ушедшие родственники, чаще всего родители, братья, сестры. Всплывают в памяти и те из покинувших сей мир, с кем когда-то учился, работал, жил рядом.

Но особое место в моей памяти  занимают случаи, которые произошли внезапно, против всяких ожиданий. В моей жизни таких было несколько, но я расскажу о двух.
Я жил тогда на Украине, в Одесской области. В разное время, но по одному и тому же поводу, позвонил я двум своим пожилым знакомым, мужчине и женщине. Это были больные люди. Не ожидали они от меня звонка. Оба были очень  удивлены. Каждый спросил: с чего бы это я о них вспомнил? Не настолько мы были близки, чтобы звонить друг другу. А мне почему-то  очень захотелось с ними поговорить. Просто неотступно преследовала мысль, что мне очень нужно справиться о их здоровье.
Что тут удивительного?  А то удивительно и даже поразительно, что оба они через день после разговора со мной умерли.

Женщина – это бывшая машинистка редакции Александра Никитична. Когда я стал редактором, она только что уволилась. В редакцию заходила часто. Так я с нею и познакомился. Мы беседовали о жизни. Женщина она крупная, дородная, казацкого роду.  И рассказчица интересная. До редакции работала машинисткой в райкоме партии. Районный центр тогда находился в большом болгарском селе на берегу озера Ялпуг. А когда район вместе с райкомом партии,  райсоветом и всеми отделами перенесли в Измаил, она оказалась безработной.

В этом качестве приехала она в город в поисках работы и зашла в редакцию районной газеты. Её тут же усадили за машинку, и работала она в этом качестве до роковых времён. Обстановка для неё оказалась  сложной, но терпимой. Желание иметь постоянную работу в авторитетной организации скрашивала все неприятности. Дело в том, что кроме печатания статей  её обязали быть кассиром. А это означало хранить секреты, врать и притворяться. Всем этим требованиям она соответствовала. Редактор и бухгалтер вели двойной учет, поэтому она, выдавая зарплату или гонорар,  прикрывала ведомость так, чтобы получатель видел только свою строчку. 
Умела она держать язык за зубами!

И всё было хорошо и даже прекрасно. Из областного Управления по делам печати не один раз приезжали ревизоры, но никаких нарушений они не обнаруживали и, нагрузившись подарками, благополучно уезжали. И всё же завёлся в Управлении неподкупный ревизор. Это была женщина. И она предупредила редакцию о своём приезде.

В предчувствии разоблачения редактор с бухгалтером попытались устроить пожар, но просчитались. В комнатке, с которой он должен был начаться, кислород быстро выгорел, открытый огонь заглох в дыму. Утром раньше всех пришедшая уборщица вызвала пожарных. Бумаги, которые должны были имитировать документы, оказались целыми. Ревизор обнаружила крупную растрату бюджетных денег. Редактора и бухгалтера привлекли к суду и посадили. Александра  притворилась простушкой и тут же ушла на пенсию по болезни, а потом и по возрасту. 

Меня назначили редактором этой газеты в разгар судебного разбирательства. Машинисткой уже работала очень молоденькая девушка, сразу после десятилетки. Но печатала она – дай Бог каждому! И скорость, и грамотность по высшему разряду! Александра Никитична продолжала заходить в редакцию, в том числе и ко мне в кабинет. Рассказывала о своей жизни, о работе в райкоме партии.

- Нас так учили: напечатал – и тут же забыл содержание!

Я проработал редактором более пятнадцати лет, до самой пенсии. И Александра Никитична не забывала редакцию, оставалась членом коллектива. Мы помогали ей что-то приобрести для дома, для хозяйства. Однажды в День печати я взял в аренду речной катер и вывез весь коллектив на остров среди Дуная. Даже барашка привезли с собой на шашлык. Александра Никитична была со своим мужем. Отдохнули мы славно. Могла быть и неприятность: невестка заведующей отделом Ольги Орловой чуть не утонула.

За время моего редакторства произошло много событий. Компартия Украины теряла свои позиции. Сначала вместо районного и городского комитетов был создан объединенный горрайонный партком. Я оставался членом бюро. А потом и его ликвидировали. Газета из партийно-советской  стала органом районного Совета.  Власть переменилась! Председатель, начальники отделов райсовета теперь добрались до газеты! Многим до этого от неё доставалось!  И теперь они радовались, что могут мной и всей редакцией покомандовать. Я вообще  им был не нужен, они хотели видеть редактором своего человека.

 Не стал я цепляться за должность. Вышел на пенсию и перешел работать ответственным секретарем. Редактором назначили заведующую отделом писем редакции Ольгу Орлову, тесно дружившую с некоторыми работниками райсовета.  Машинисткой она взяла… пенсионерку Александру Никитичну.

К этому времени на Украине уже произошли грандиозные изменения. Появились свои олигархи.  Многие искали и находили свои «корни». Ольга  тоже оказалась из «бывших». Где-то в Прибалтике у её деда, еврея по национальности, было когда-то предприятие и дорогое жильё. И семья хлопотала, чтобы вернуть всё это. 

Не мог я даже подумать, что советские люди  так быстро преобразятся! Ольга стала вести себя как избалованная барыня. Александра Никитична, казалось, души в ней не чаяла! Она встречала Ольгу у порога радостными возгласами, помогала снять пальто, чистила его щёткой. Обувь протирала. Обедами угощала. Ольга принимала это как должное. В прошлом участник драматического кружка я с интересом наблюдал за поведением барыни и служанки. Одновременно Александра Никитична стала осведомителем. Она рассказывала начальнице обо всем, что видела, что слышала, кто чем занимался в её отсутствие и кто к кому заходил.

Ольга была счастлива, что получила такую почетную должность. Она буквально расцвела. У неё оказалось много поклонников. Со всех сторон повалили к ней мужчины. Из соседнего района, откуда она родом, срочно приехал председатель колхоза. А отставной офицер почти поселился в редакции. Она была всем рада и уделяла им много внимания. Беседовали долго, бурно и весело. Из-за потери времени обязанности редактора она выполняла небрежно. Конечно, надеялась на меня, и я вполне справлялся. Статьи вычитывала невнимательно. Иные материалы и вовсе непостижимым образом терялись. Она не могла понять, куда что девается? Редакционные документы, которые я ей передал, вскоре были свалены в кучу, и трудно было что-либо найти.

Но истинным горем для меня стала Александра Никитична. Она, печатая материалы, ошибалась, поэтому тексты были грязными. Напечатав подписи под фотографии, путалась в них, поэтому иногда под снимком в газете стояла чужая фамилия.
Вот уж я намучился с этими дамами! Редактор винила не её, а меня. Я пробовал упрекать Александру, что она такая невнимательная. Она не принимала упрёков всерьёз и отвечала:

- Так нас учили в райкоме: отпечатал и всё забыл!

 Она чувствовала себя при Ольге как за каменной стеной! Я пробовал пристыдить её, особенно за доносы на сотрудников, но с неё – как с гуся вода!

Работать с такими «девочками» было невыносимо. Или я разучился выполнять свои обязанности, или мне создавали условия, чтобы ушел?  Взял я отпуск без содержания, а потом и уволился. Машинистка понимала, что это её работа, что это она довела меня до белого каления. Возможно, даже ликовала. Но и она долго не продержалась – здоровье подвело. Заболела и на работу не вышла. Да и возраст у неё был уже преклонный.

Прошло несколько лет. Я занимался тем, что выпускал свою независимую газету экологического направления. Был занят, скучать было некогда. Однажды вспомнил про Александру Никитичну, и что-то тягостно стало на душе. Какое-то смешанное чувство овладело мной. С одной стороны вспоминались неприятности, которые она доставляла мне в изобилии, а с другой стороны – возникала жалость к в общем-то неплохой женщине, вынужденной приспосабливаться для выживания.

И я позвонил ей. Она очень удивилась. Но и обрадовалась. Не ждала от меня внимания, а я не гордый, плохого не помню. Переговорив о здоровье, о знакомых, она вдруг спросила:

 - А чего это Вы мне позвонили?

Просто так, говорю, вспомнил, что вместе работали, много лет знакомы. Пожелал ей выздоровления и попрощался.

 А через два дня  мы всей редакцией проводили её в последний путь. При этом все были равны, все одинаковы, не было различия, кто начальство, а кто пенсионер.

 А теперь о другом случае. За пятнадцать лет работы редактором чего только ни происходило!  Я человек в Измаиле приезжий, даже не украинец, а сибиряк, и многие местные метили на эту должность. Угрозы в мой адрес были, интриги. Но после публикации нескольких разгромных статей и разоблачений страсти поутихли. Меня стали побаиваться, и я продолжал работать уже в спокойной обстановке.

Конечно, райкомовцы в любое удобное время цепляли меня. Им было непонятно, как это я такой независимый и недоступный. Даже первый секретарь райкома считался с моим мнением. Так и решили, что где-то «наверху» у меня «волосатая рука».

Особые отношения сложились  у меня с председателем партийной комиссии райкома партии Михаилом Ивановичем. Это был крупный красивый мужчина, говорили, что бывший фронтовик. Родом он из большого казацкого села. Райкомовцы, когда ехали в Одессу, всегда сигналили этому селу в честь Михаила Ивановича. В какой-то мере у нас с ним была негласная взаимная неприязнь. Он был строгий, бескомпромиссный, все перед ним трепетали. А я не лебезил и относился к нему как к равному. И это его задевало.

Мы никак не контактировали, но репликами обменивались. Доходило до смешного. Однажды встретились в коридоре райкома. Окна открыты, сквозняк гуляет. Глядя на меня, он шутит:

- Смотри, как бы тебя сквозняком не вынесло!

- Вас скорее унесёт. Вы крупный, вылетите как пыж из ружья!

Но было и у него слабое место. Жена его, тоже фронтовичка, очень болела. А он мужик ещё в силе. Поэтому замечались за ним грешки. Даже среди работниц райкома была у него любовница. Об этом все знали, в том числе и я. Но закрывали на это глаза.

Однажды покритиковали мы авторитетного и громкоголосого председателя колхоза за недостатки в работе.  О нем, когда его приглашали на заседание бюро, инструкторы райкома говорили: «Сейчас он будет членов бюро воспитывать!» Статью зачитали и предоставили слово виновнику публикации. Председатель, громыхая своим голосом, всё опровергал и обвинил редакцию в предвзятости. Михаил Иванович хитренько посматривал на меня, торжествуя, ожидая расправы. Стали читать текст построчно. И каждому факту находилось подтверждение в различных документах. Как ни поглядывал на меня гроза и палач провинившихся, мне даже вставать не пришлось для пояснения. Осечка вышла! А председателю колхоза объявили выговор.

Прошло время. Заместитель редактора, фронтовик Петр Петрович Полищук, вышел на пенсию. На эту должность обком партии направил выпускницу Высшей партийной школы Валентину Дацюк. Я её хорошо встретил и принял. Не только потому, что сам отучился там же, но и потому, что был дружен с редактором, под руководством которого она работала.

Оказалось, что она сама попросилась на работу в Измаил с дальним прицелом, с мечтой  – заменить меня, хотя до пенсии мне было несколько лет. При этом она оказалась мастером интриги. Лихо прошлась она по райкому партии, построив глазки, и вот уже двое озабоченных мужчин готовы очистить для неё дорогу. Она также буквально за несколько месяцев настроила против меня коллектив, пообещав каждому повышение по должности. Редактором, естественно, станет она. И вот уже на очередном партийном собраний готовятся объявить мне «импичмент».  Ответственный секретарь Галина Богомолова пришла ко мне накануне, очень взволнованная:

- Вас с работы хотят снимать и из парии исключать, уже все должности распределены. А Вы сидите спокойно, мер не принимаете!

Я только пожал плечами. Всегда придерживаюсь старинной поговорке: «Бог не выдаст – свинья не съест!»

На собрание пришли  оба озабоченных мужчины - заведующий отделом пропаганды Владимир Васильевич и председатель партийной комиссии Михаил Иванович. Главным обвинителем должна была выступить Валентина. Но её на месте не оказалось. Первый секретарь райкома партии был, видимо, посвящен в заговор и решил сорвать его. Он забрал выпускницу с собой в поездку на целый день. А без неё заговорщики струсили. Промолчал еврей Леонид Майлер, которому было уготовано место заместителя. Он должен был сказать, что я оскорбляю его национальное достоинство. Просидел, повесив нос, корреспондент Евгений Маслов, которого недавно прочил в редакторы родственник – заведующий отделом райкома. Да не успел, умер.

 Никто слова не сказал против меня. Михаил Иванович, страшно огорченный, что зря засветился, даже доклад мой почитал. Может там за что-либо можно зацепиться? И тут облом. В конце концов он предложил не вписывать его фамилию в протокол . Дескать, неоправданно присутствие  двух представителей райкома на одном собрании в маленьком коллективе. Тоже, выходит, струсил. На том и ушли райкомовцы.

А вскоре на Украине запретили Коммунистическую партию. Не стало в районе парторганизации. Безработным из райкомовцев никто не остался. А председатель парткомиссии Михаил Иванович был уже пенсионером.  Доходили до меня слухи, что он заболел, совсем сдал, здоровье плохое.

И вот через несколько лет в какой-то момент вспомнил я о нём и подумал, что нехорошо с моей стороны забывать о человеке. Всё же работали в одной парторганизации. И повод есть позвонить – узнать о самочувствии. Он очень удивился моему звонку, даже спросил, почему я звоню, что случилось. Узнать решил, говорю, как себя чувствуете, не нужна ли какая помощь. Голос его был бодрым, очень даже весёлым.

 И стало мне очень не по себе, когда узнал, что через день он умер. 
Потому и вспоминаются мне эти двое – женщина и мужчина, что оба они после моего звонка сразу же умерли.  Не знаю, что они подумали, могу только догадываться.  Но оба удивились моему звонку и даже спросили, почему я позвонил?

А я остался доволен, что не был мелочным, не помнил обид ,был прост  в общении и успел попрощаться с людьми,  с которыми свела меня жизнь.