Любовь и семеро детей 2. Продолжение

            
      Начало здесь:       

              http://proza.ru/2024/11/01/646

            Судьба деда Ивана.               

  После революции мой дед Давыдов Иван долго не хотел идти в колхоз. Бабушка  рассказывала, что их раскулачивали девять раз - новые хозяева забирали подчистую всё из избы и со двора. Одни голые стены оставляли. Деревенские мужики советовали  Ивану вступить в колхоз - ведь вступивших не трогали. Колхозники только налоги платили. Но Иван упрямо начинал всё с нуля.

  Его кони росли как на дрожжах. В берёзовых лесочках - околках - у него были старые сараи, которые они строили ещё с отцом. Там дедушка в смутные времена и скрывал лучших скакунов. Жили при лошадях преданные конюшные люди. Советской власти нужны были породистые кони, а так как в деревне только у него они были, то ему позволяли дальше жить в деревни и растить лошадей, а потом снова отбирали все под видом раскулачивания. Говорили, что его коней продавали за золото. Красивые кони были и выносливые. Многие бойцы  в советской армии это знали.

 И все же бабушка сумела уговорить деда Ивана вступить в колхоз. Всех коней пригнал Иван в новые колхозные конюшни. И стал выращивать их уже не прячась. Главным конюхом его председатель назначил. За хорошую работу его стали на выставки приглашать в Москву на ВДНХ. И награждать, и премии давать. Семья вздохнула свободней.

 Петр у него любимый сын был и дед Иван учил его за конями ухаживать, но тот больше озорничать любил. Глупым рос паренёк, его даже в школу не взяли. Петр стал хорошим помощником отцу - очень сильный и добрый малый. На войну он ушёл следом за отцом и погиб в первом же бою. Вскорости похоронку получили - первую на деревне.

  Всего у бабушки было девять детей. Выжило четверо - про смерть малышки и Петра дед узнал вернувшись с войны. Последняя девочка умерла ещё грудной. Дед Иван её и не видел. На фронте только по письмам из дома узнал про неё. Бабушку он  оставил беременной, когда ушёл на войну.

  Баба Катя рассказывала, что один её сын простыл (жаль, не знаю как его звали) в детстве. Он попал в метель. Школа была далеко - воспаление легких его и сгубило. Второго сыночка Ивана (они с Петром были двойняшки) в лесу волк встретил. Он с конюшными тогда коней перегонял. Те и  не досмотрели за мальчишкой. Жуткое время для бабушки и всей семьи. Она всегда плакала, когда вспоминала о своих умерших детках.

  Старшую дочь - красавицу и умницу Настеньку тоже ещё до войны похоронили. Молнией убило. Ей четырнадцать лет было. С девчонками пошла в лес по ягоды. А тут гроза. Все бежать к деревни, а она под деревом спряталась - хотела косу переплести - мол, догоню вас! - только и крикнула. Молния ударила прямёхонько в дерево. Настенька вспыхнула огнём на глазах подружек. Её обугленный труп мужики на телеги привезли чёрный-пречёрный. Все бабы в деревне плакали.
 
  На войне дед Иван попал в плен. Его долго пересылали по  немецким лагерям. Перед поражением немцы почти перестали кормить пленных - только работать заставляли. Били нещадно. Забивали порой до смерти. Деда от голодной смерти спасла одна рыжая немка. Стала его подкармливать, тёплую одежду передавать. Я не знаю подробностей этой истории. Знаю, что когда советские солдаты освободили пленных, его полуживого и ещё одну больную женщину забрала та немка. Выходила их. Поставила на ноги.

  Когда Иван поправился его снова забрали в комендатуру (уже советскую) и опять посадили в концлагерь, как предателя Родины. Всего семь лет просидел в лагерях мой дед Иван - три года у немцев, четыре у русских. Немка нашла его в русском лагере через год. Переезжала за ним три раза по стране. Любила. В конце сорок девятого деда наконец - то выпустили. Она снова забрала его больного и вновь поставила на ноги. Я понимаю благодарность деда и его нежность к этой женщине. Понимаю всем сердцем.

  Разве мог дед Иван оставить её одну с ребенком? В ответ на её доброту и многолетнюю заботу о нём? Оставить своего ангела - хранителя? Но и без России дед Иван жить не мог. Тосковал по вольным просторам, по своим лошадям, по Катеньке любимой скучал. Песни её вспоминал. Петеньку несмышлёныша. Такие дела. Рвалось сердце, разрывалось.

 Вот и поехала рыжая немка в Россию с грудным младенцем на руках за дорогим ей мужчиной. Поехала в разрушенную чужую страну, ясно понимая что там её будут ненавидеть как немку, как фашистку. Позднее я увидела семейную фотографию этой старенькой немецкой женщины в Одноклассниках. Я не поняла где жила её семья - в России или Германии. Да и так ли это важно теперь?

 Любимый её давно умер. Сзади стоял сын - копия молодого дяди Мити. Военная форма, грудь в орденах, наградах. Достойный человек. Рядом его жена - интеллигентная, милая красавица с чудесным малышом на коленях. Глаза мальчика сияли счастьем. Меня поразил контраст двух взглядов - мальчика, внука и этой (с детства ненавистной мне) рыжей немки. Она улыбалась, но странной была её улыбка. Улыбка одними губами. Глаза же были строги и печальны. В них сквозила непомерная скорбь, не проходящая боль и гордая сила.

 Я вспомнила, что точно так смотрела на меня со снежного наста подстреленная куропатка. Помню мой муж взял меня тогда на охоту. Это было в Якутии. Раненная куропатка трепеща всем тельцем, волочила по снегу крыло, оставляя за собой кровавый след. Зловещая полоса на ослепительно белом снегу. Я со слезами подбежала к ней. Птица повернула голову и посмотрела на меня. Её взгляд был заполнен беспомощностью, болью и бесконечной тоской и в тоже время это был дерзкий взгляд. Гордый.

 Та фотография стала моим лекарством - лекарством от  жестокости заложенной в меня с детства. Абсолютно ненужной жестокости, ненужной людям, ненужной мне. Нелепой жестокости. Да, только милосердие лечит людей. И лечит и учит. И всё же осуждать свою семью за их ненависть к деду Ивану, осуждать бабушку я не могу. Трагедия её судьбы долго не давала мне покоя. Вот я и решила написать о ней.

  Дед Иван прожил сложную жизнь. Кто-то его осуждал, кто-то любил. Похоронили деда на родной земле. Гроб привез из Новосибирска сын Андрей. Могилу выкопали возле ограды за которой бродили кони со спутанными передними ногами. Дядя Митя вспоминал, что баба Катя перед смертью умоляла родных не хоронить её рядом с могилой мужа. Но так случилось что их могилы оказались рядом. Бабушку похоронили за оградой кладбища как самоубийцу - поп не разрешил хоронить грешницу на кладбище (устав от двенадцатилетней слепоты она повесилась в старой конюшне). День был дождливый. Всё мокрое кругом.  И вдруг кричат:
- Давыдовы могилы горят!

  Что это было? Как могли загореться мокрые могилы? Дедов крест горел ярким, жарким пламенем, а у бабушки трава на могиле сильно дымила. Чёрным дымом. Бог рассудит кто из них прав. Сегодня я понимаю, что важен только этот последний суд.
 

                Продолжение следует.


 Декабрь 2024 года. Новосибирск.