Дыша духами и туманами... Ахматова и Модильяни
Уже была написана поэтом Александром Блоком «Незнакомка», стихотворение, вызвавшее к жизни прекрасный женский образ, пленявший своим таинственностью и нереальностью.
«Дыша духами и туманами» она вошла в парижский кабачок «Ротонда» на Монмартре и поразила сердце художника Модильяни…
На Монмартре, в кабачке «Ротонда», в разное время бывали художники Ван Гог, Ренуар, Модильяни, Пикассо, Тулуз Лотрек. Блистала единственная женщина, художница, допущенная в содружество художников-импрессионистов, Сюзанна Валадон, Певец парижских улиц Морис Утрилло работал над своими пейзажами. Заглядывал, приезжая в Париж, и Оскар Уальд. Их присутствие обеспечивало большой приток клиентов.
Молодые девушки, модистки и белошвейки из соседних мастерских, приходили в «Ротонду», чтобы познакомиться с художниками. Художники подшучивали друг над другом, кто более популярен среди них. Пикассо, например, говорил, что между ним и Модильяни женщины всегда выберут Модильяни. «Жаль, что то же самое не происходит с продавцами картин», - вздыхал Модильяни.
Однажды в «Ротонде» появилась пара: он в военной форме, но не французской армии, с ним - очень красивая женщина – высокая стройная, черноволосая…Пикассо со смехом спросил Модильяни: «Кого ты увидел ? Привидение?» Модильяни спросил: «Ты не знаешь, кто это?» «Знаю,- ответил Пикассо,- это Николай Гумилев. Офицер царской русской армии. Поэт. Приехал читать лекции в Сорбонне. А это его жена. Красива и молода, не находишь?
Да, бывает так: открывается дверь и входит женщина, непохожая ни на кого. Любая парижанка померкла бы на ее фоне.
«А как ее имя»,- спросил Модильяни.
« Анна», – ответил Пикассо.
Пикассо пригласил пару за столик. Они подошли с той же элегантностью, с какой вошли в кабачок. «Будь осторожнее»,- предостерег Пикассо Модильяни,- Муж ревнив, он уже вызывал кого-то на дуэль из-за женщины». Модильяни ответил, что не умеет сражаться на дуэли.
Гумилев сказал Пикассо, что для них большая честь принять приглашение. И представил спутницу: «Моя жена, Анна Ахматова».
Ее изящество обескуражило Модильяни. Быстрым движением она слегка приподняла края одежды и присела рядом. Он ощутил легкий запах ее духов, сладкий и одновременно горьковатый аромат восточных специй, и у него закружилась голова.
Он увидел ее, она увидела его.
ПИКАССО о Модильяни: « Есть то, в чем невозможно соревноваться с Модильяни,- внимание женщин. Ты можешь быть гениальным, известным, талантливым. Изобретательным, можешь быть даже красивым, - но в зале, полном женщин, никогда ни одна из них не посмотрит на тебя, если там присутствует Модильяни. Его шарм - уникален. Ни у кого в Париже больше нет такого сочетания красоты, утонченности, элегантности, которым обладает этот человек. Однако есть в Амедео какая-то боль, которую я не могу понять. Она скрывается за аристократическим безразличием, которое порой кажется высокомерием. Мы с Моди разные, но мы уважаем друг друга».
Недаром в своем кругу его называли «Принц».
«Женщины - наша общая страсть. И я тоже нередко удостаиваюсь их внимания и благосклонности,- продолжил Пикассо,- разумеется ,если Модильяни нет поблизости».
МОДИЛЬЯНИ: «Пабло предложил как-нибудь прогуляться по Парижу втроем. Мы назначили встречу в Люксембургском саду. Сегодня идет снег. Как хорошо, что он идет именно сегодня. Я вот-вот войду в чужую жизнь, в чужое бытие и , возможно, меня окутает дымка красоты. Я знаю, что сегодня что-то произойдет Хотя еще не понял- коснется ли это меня».
Модильяни подошел к назначенному месту и увидел ее. Пабло Пикассо еще не пришел. Анна была одета в черное. Ее глаза блестели так, как они всегда у женщин блестят из под вуали. Но вуали не было.Изящный силуэт четко вырисовывался на фоне белого снега.
Он почувствовал, что ее обаяние превосходит ее красоту. «Ее внутренний мир для меня более интересен, подумал он,- нежели ее внешность. Много раз я задавался вопросом ,что такое красота и чем она объективно доказуема».
Обаяние - субъективный элемент. Анна обладала красотой, обаянием, даже когда молчала. Ее душа излучала сияние и передавала сигналы тела -большими глазами, мягким взглядом, белой прозрачной кожей, удлиненными элегантными формами, пылким, страстным голосом. Ее лицо было не идеально, но загадочным образом ее черты намного превосходили совершенство.
Она протянула ему руку и сказала: «Итак, синьор Модильяни, давайте познакомимся». Он ответил, что полагает, что они уже это сделали в «Ротонде». Она улыбнулась: «Я русская, меня зовут Анна Ахматова, я замужем и пишу стихи. Все это вы уже знаете, я же ничего не знаю о вас. Можете это исправить?
«Разумеется, подхватил он шутливый тон, - Амедео Модильяни, итальянец, еврей, я не женат, и я скульптор». Она не поверила. «Скульптор?- вы не похожи на скульптора…»
Разговор продолжился в плоскости легких намеков, Модильяни не воспринимал серьезно ни себя, ни ее. Что-то подсказывало ему, что это не та ситуация; что скоро представится случай быть намного серьезнее.
На смолкнувший Париж
Торжественным потоком
Лилась ночная тишина. (Бодлер).
Наверное, во время этой прогулки и проскочила между ними та искра, которая потом разожгла бешеный огонь страсти. Пусть мимолетной, стремительной, но, тем не менее, оставившей в их душах неистребимый след.
«Вас невозможно не любить,- сказал Модильяни. -В вас аристократическая, обворожительная, загадочная красота. Сейчас- вы самая красивая женщина в Париже».
«Вы знаете всех женщин в Париже?- засмеялась она.
Он захотел высечь ее лицо в мраморе. На что она ответила, что он не скульптор и никогда им не будет. В его жизни нет места мрамору и камню. Она обладает даром ясновидения, читает мысли и предсказывает будущее. И продолжила: «Камни слишком холодные. Я вижу цвет, много теплого цвета. Я вижу женские лица, печальные, скрытные…Я вижу их обнаженные, чувственные тела. Ваши руки созданы, чтобы ласкать… кисть».
Она замерзла и дрожит…
«Боже,- подумал Модильяни,- как я хочу сжать ее в своих объятьях, согреть…». Вместо этого он сказал: «Я отведу вас в Лувр, и покажу вам экспозицию, посвященную Древнему Египту. Однажды я нарисую вас в образе египетской царицы, и мы зайдем так далеко, что при желании можем сбиться с пути».
АННА: Я выбрала псевдоним- имя ордынского хана Ахмата. Я хотела воинственное имя и хотела быть похожей на Чингисхана. Я не люблю своего мужа. Он напечатал мои стихи в литературном журнале, который издавал. Он пытался купить меня, став моим издателем, делая вид, что ценит мои стихи. Я не доверяла ему и отказала ему дважды.
Он дважды пытался покончить жизнь самоубийством, потому, что я не считала его предложения серьезными. Он хотел не меня- он хотел мое тело, хотел обладать мной. Я же хочу достичь высот не телом, а сердцем. Я хочу говорить о любви, вплоть до того, чтобы самой стать проявлением этой любви. Гумилев сделал меня известной за пределами России. Я рядом с человеком, главное достоинство которого в том, что он меня любит, а главный недостаток - что я не люблю его.
Ваш магнетизм, Амедео, оказывает на меня непреодолимый эффект. Когда вы посмотрели на меня в «Ротонде», я сразу почувствовала вашу энергию. Для вас в заведение вошла королева, я же увидела юношу с головой Антиноя, золотистыми глазами и желанным телом.
С тех пор, как мы познакомились, я повожу ночи без сна,- в то время как «он», поэт, мой муж, спит рядом со мной. Я не сплю и думаю о вас. Я уверена, что вы тоже мечтаете обо мне».
Модильяни пригласил ее к себе в мастерскую. Она была похожа на ребенка в лавке игрушек. Она была обворожительна. Модильяни сказал ей, что он мог бы в нее влюбиться. На это она ответила, что тоже могла бы влюбиться в него, потому, что она в Париже. «Понимаете,- пояснила она,- в Париже может случиться все. Здесь даже безумец чувствует себя нормальным, потому, что все безумны. И женщина в свадебном путешествии, пока ее муж преподает в Сорбонне, может влюбиться в итальянца, которого никогда больше не увидит».
Он целовал ее так, как не целовал ни одну женщину в его жизни. Все, что он испытывал раньше, когда целовал другие губы, вдыхал аромат других волос и тонул в чьих-то других глазах, - все это теперь ничего не значило. Он словно никогда подобного не испытывал до этого момента.
АННА: Я несколько дней страстно желала твои губы. Особенно по ночам, когда не спала и ощущала рядом с собой дыхание, которое не было твоим. Прогулки с тобой порождали во мне чувство вины. Теперь же, то, что произошло – это самый настоящий грех, но, одновременно, и освобождение. Я так желала тебя, твое обнаженное тело! Твой голос, твои ноги, твою обнаженную спину… Сейчас, после того, как я насладилась тобой,- я понимаю, что я не просто голодна: я ненасытна.
Гумилев уже несколько дней ревнует. Он опасается моей измены. Он видит, что я его отвергаю, и считает это подозрительным. Я другая, я никогда уже не буду прежней. Я не представляла, что все зайдет так далеко. Я не знаю, когда смогу дотронуться до меня другому мужчине. Так это и есть любовь? Видимо я не ошибалась, когда дважды отвергала предложения своего мужа. Ясно, что все предыдущие дни прошли в ожидании, что наши души позволят встретиться нашим телам.
КИКИ: Кики с Монпарнаса. Самая желанная натурщица , бедных художников. Однажды в «Ротонде»: Богемный наряд Кики с цветными перьями, дополненный тюрбаном, вызвал интерес у Гумилева. Он демонстрирует свое безупречное воспитание, и, знакомясь, целует руку Кики как приличной женщины. Кики обращает внимание на этот жест. Он, словно оправдываясь, говорит: «Поэты – другая категория по сравнению с художниками».
Кики поворачивается к Модильяни и Пикассо: « С сегодняшнего дня я хочу такого же уважения, которое вы даруете поэтам!». Пабло предложил Кики, что напишет ее. Кики с деланным ужасом воскликнула: « Если я буду тебе позировать, никогда меня больше не захочет, потому, что ты нарисуешь нос вместо задницы… Нет, спасибо!»
Гумилев разразился смехом. Кики залпом допила вино из бокала Модильяни. Анна, наблюдала эту сцену молчания Амедео и поведения Кики с нарочитым равнодушием.
Это лишь предыстория настоящей жизни. Мы еще спим и мечтаем. Когда взойдет солнце, мы проснемся и заживем по-взрослому.
Некоторое время спустя Кики и Амедео встретились у входа в «Ротонду». На лице Кики играли отблески огней. Она, отличаясь своей экстравагантностью, попросила: « Амедео, поцелуй меня». Он слегка прикоснулся к ее губам, но отстранился, почувствовав, что они медленно и чувственно открываются. Кики удивилась: «Это не те поцелуи, какими мы всегда обменивались! А, понимаю, ты влюбился! Ты влюбился в эту русскую поэтессу!»
-Откуда ты знаешь?
-Откуда я знаю, воскликнула Кики. Об этом знают все!
Он не знал, что на это ответить, потому, что душа его металась в оправдании и, одновременно, осуждении своих поступков и ощущений. Правильно Кики сказала, что он имел несчастье влюбиться в замужнюю женщину… И что дальше.
КИКИ: Не переживай! Через какое-то время я буду той, которая протянет тебе руку помощи и поможет собрать осколки разбитых чувств. Потому, что, безусловно, что-то разобьется. Потом не говори мне, что я тебя не предупреждала».
Произнеся все это , она звонко поцеловала его в губы и растворилась в ночи.
АННА: Меня поглощает твоя страсть, но я чувствую твое отчаяние. Подумай о том, что мы любили друг друга - как никто другой не любил нас до этого момента, что мы пробудили друг в друге чувства и желания, которых не знали раньше. Но боль от разлуки, которую нам предстоит пережить, должна добавить еще большую ценность тому, что мы испытали.
Я не смогу остаться во Франции. Без своего языка, без своих стихов и без своих читателей я превратилась бы в безжизненное тело. Было бы ужасно не встретить тебя вновь, но еще ужаснее- встретить опять. И так же как я уже не буду прежней- ты тоже больше не будешь прекрасным итальянским принцем, ты будешь мужчиной, который сможет различить, кто заслуживает быть любимой.
МОДИЛЬЯНИ: «Ты не вернешься».
АННА: « В Париж всегда возвращаются. А теперь прежде, чем я уйду, хочу чтобы ты произнес мое имя».
МОДИЛЬЯНИ: «Анна, Анна Ахматова».
…………………………………………………………………………………………………..
Я обманут своей унылой
Переменчивой, злой судьбой.
Я ответила: «Милый, милый!
И я тоже умру с тобой».
А. Ахматова «Песня последней встречи».
Свидетельство о публикации №224111400884