Июльский дождь

Статья о художественном фильме «Июльский дождь», 1966. Режиссёр Марлен Хуциев. Дом кино (18.11.2024), Красноярск.

Поразил ч/б фильм Марлена Хуциева «Июльский дождь» (1966), вольно или невольно предсказавший «развитие сюжета» последующих, а ныне — довольно массовых матримониальных настроений в молодёжной среде. Сюжет в фильме отсутствует, лишь эпизоды небольшого периода жизни молодых шестидесятников. В душах героев скука и пустота, сердечный потенциал еле фонит... Герои утешают себя тем, что смысл жизни — работа. Лена (Е. Уралова) так и заявляет, её инертный жених Володя (А. Белявский) твердит о необходимости делать карьеру. Вечеринки как времяпровождение ради демонстрации нарядов, безудержной околонаучной болтовни (А. Митта), с вкраплениями модных танцев и бардовской песни (Ю. Визбор).

Странно, что у героев чувств вообще нет — одна видимость существования с олимпийским спокойствием… Да, оба пристрастно следят за своим внешним видом. Девушка — ей по фильму 29, выглядит, как сейчас в 45 — слишком серьёзная, хотя безупречная обликом — в то время быть молодым не было модно. Кавалер её, явно раздираемый внутренними противоречиями, неизменно в классическом костюме при галстуке — демонстрирует идеальный облик перспективного молодого учёного.

Лена проживает в благоустроенной коммуналке с родителями. Скорее всего, это бывшая профессорская квартира, потому что обстановка комнаты добротная, стильная, почти дворянская, много свободного места (камера не натыкается на кровати жильцов). Внезапно умерший отец Лены — явно начальник. По факту его кончины Лена огорчена, не более. Мы заметили, что с матерью у неё отношения, скорее, по семейной обязанности да совместному проживанию; мать и дочь вместе ходят в театр, видимо, из тех же соображений. Друг друга они не понимают, да к тому и не стремятся — ситуация расхожей данности.

Изумительно передана атмосфера середины шестидесятых — мода, музыка, отдых. Хобби только появляются — у молодого поколения образовалось свободное время, в отличие от их родителей, которые убивались на «фронтах» народного хозяйства и неустроенного быта, хотя на матери (Е. Козырева) Лены это не отразилось: женщина сохранила прекрасную внешность и фигуру.

Но… тотальная скука… повсеместное отсутствие искренних чувств… Такое ощущение, что чувства героев просто не были активированы в юности, в 15 — 17 лет, когда романтическая влюблённость сильна, как одуванчик сквозь асфальт, когда любовь, а совсем не работа, учёба, друзья и прочее, всего важнее, если себя не обманывать. Когда относительно легко идёт переключение с любви неудачной на новое чувство. Человек в этом возрасте весь в поиске чувств — смысла юной жизни — он страстно ищет и находит, вскоре в любви создаёт семью, рожает детей (и ничего, что в общаге!), а работа приложится, да и куда без неё?! Встретить надёжного спутника жизни, создать семью — всё это в юности случается буквально «по пути», остальное догоняет, и никакие трудности не страшны: будем ходить в горы всей семьёй!

Но не так у этих молодых людей.

От их юности давно ничего не осталось. Остаётся лишь гадать, какая она у них была? Чем эти рафинированные молодые люди «в своё время» занимались? Неужели только учились, книжки читали, спектакли смотрели? И зов природы, когда жизнь кипит ключом и море по колено, проворонили...

Подспудно набирающее силу попрание института семьи (по западной моде) низводит буквально всё. Из употребления «благоустроенной» молодёжи незаметно вытесняются такие понятия, как долг и обязанность, надёжность и верность, честность и порядочность, и прочие «ловушки» человеческих отношений, становясь почти абстрактными понятиями. Необходимость работы для героев обусловлена лишь потребностью хлеба насущного да статусом в привычной среде, а не стремлением служить любимому делу, его развивать. Однако полученная «свобода» — ещё более опасная ловушка. Ибо к ней требуется слишком большой список условий характера потребительского, отсылающий к «Сказке о Золотой рыбке». Выходит, всё начинается с крушения основ семьи, с покушения на фундаментальные человеческие чувства, которые возвышают духовное над материальным.

«Телефонный» знакомец тоже всеми силами отстраняется от встречи — видимо, дорожит свободой, а может, от скуки пытается играть на чувствах девушки. Но никаких ответных чувств у Лены нет, она слишком закрытый человек, со стороны даже кажется, что она не знает, чего хочет, зачем живёт... Такое впечатление, что Лена успела устать от круговорота недель и не видит ничего впереди... Всему своё время, но если что-то пропустил, это пропущенное всю оставшуюся жизнь может обесточивать почище близкого родственника-вампира.

Даже море для двух товарищей (назвать их влюблёнными язык не поворачивается) неласковое. Они пытаются наслаждаться прибоем, располагаясь рядом на грубо сколоченных поддонах-лежаках, но при этом так далеки друг от друга, что даже вожделенное море не в состоянии их сблизить. Видимо, после этого моря Лена вплотную задумалась: надо ли создавать семью? Ведь им пусто вдвоём. Вспомним первый эпизод: молодые люди уже тогда общались посредством ...печатной машинки! Не напрямую… С улыбкой мы понимаем, что сегодня это был бы любой телефон. Возможно, проблема героев ещё и в том, что ни один из них всерьёз своей работой не увлечён, не горит... Будь увлечение — был бы источник огня, восторг от причастности, от которого недалеко до искренней любви. Нет, оба ясно понимают, что живут серой жизнью, и, возможно, так в ней пустоцветами и зачахнут. В этом смысле атмосфера фильма созвучна «Утиной охоте» Вампилова.

Одиночество, пустота (отсутствие чувств) в фильме повальные. Сложно сказать, осталось ли ожидание чуда — любви? Однако мальчик-сосед на поминках отца протягивает Лене в утешение яблоко — общепонятный символ— которое она принимает. Хотя по тем временам Лена давно старая дева, а по её умудрённому виду — и подавно «синий чулок». Хорошее настроение у неё может быть только маской для общества и для себя. Её путь (если на таковой хватит сил) от агитатора — в депутаты, в администрацию или по карьерной лестнице как сублимация естественного хода вещей. Однако в финале Лена с яблоком в руках уходит по улице, и это даёт надежду на другой исход. Впрочем, финал открытый. Потому что «Мадонна с младенцем» Леонардо да Винчи тиражом тусклых репродукций под грохот печатной машины — не самый вдохновительный в фильме образ, но удивительно точный по замыслу эпизода в типографии.

На вечеринке-квартирнике яблоку негде упасть, но мало знакомых, и никто особо не стремится познакомиться — разобщённость пронизывает всё, как сигаретный дым. Такое ощущение, что гости прибыли за ни к чему не обязывающими отношениями или просто убить время, почувствовать себя «в гуще жизни» как вариант эскапизма. Ресторан им радости тоже не добавляет, разве что респектабельности фальшивой. Курят на протяжении фильма избыточно много и все, как будто это последнее доступное средство от той жизни, что им досталась. Интеллектуальные игры в слова… Лучше бы они на природе в догоняшки играли! Через костёр прыгали! Куда там... В этом фильме искренне радуются только фронтовики на традиционной встрече у Большого театра. Им есть, что вспомнить, что с чем сравнить — они знают, чему радоваться.

Фильм философский, где-то медитативный, ненавязчиво пронзительный, с документальными врезками в режиме реального времени, красивый и правдивый, актёрская работа выше всяких похвал. К «Июльскому дождю» хочется возвращаться, чтобы насладиться мастерством создателей, совершенным исполнением идеи фильма, которая периодически актуальна во все времена — потери жизненной силы целым поколением.