Дуют ветры в феврале

(Продолжение рассказа «Октябрь уж наступил…»

 Глава 4

Февраль редко бывает ласковым. Но в этом году он что-то особенно яростно лютовал. Сугробы убирать не успевали. В пронизывающий ветер из дома никому не хотелось выходить. Как ни странно, многие студенты ждали конца каникул, которые успели всех разочаровать. Если нельзя погулять или даже походить на лыжах в Горроще, то в такую погоду лучше в аудитории сидеть, чем в квартире. Не так обидно…

Людмила прижалась вплотную к радиатору отопления у подоконника и смотрела на занесённую снегом детскую площадку. На неё уже несколько дней никто из мамаш не рисковал выходить со своими детишками. Убирать снег там было некому. Дворник едва справлялся с дорожками от подъездов дома к выходу на улицу. А затем и перед самим домом чистил «прикреплённый» к последнему участок тротуара.

Вспомнила когда-то сказанную Сергеем фразу, что можно бесконечно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течёт вода и ещё на что-то. Забыла. Зато может добавить от себя: и на крутящиеся в вихре снежинки.

Двадцать второго декабря Серёжа сказал ей: «Нет!», повернулся и ушёл. Через пять дней исполнится два месяца, как она его ни разу не видела. Даже случайно в институте. Специально заходила несколько раз в главный корпус без всякой необходимости, проходила по коридору второго этажа. Краем глаза видела, что её портрет висит на стенде «Ленинские стипендиаты». Он должен там находиться до конца этого учебного года. Подходила ко входу в аудиторию, где иногда читали лекции и шестому курсу. Затем спускалась на первый этаж и направлялась к выходу. Ни разу не встретив никого из шестого курса. Все их занятия и даже некоторые лекции в основном проходили на базе различных больниц и диспансеров, раскинутых по всему городу...

Зима. Мороз.
Людмила смотрела на снег и снова вспомнила тот летний вечер в спортивном лагере. Как ни старалась его забыть, с каждым разом он возникал в памяти всё яснее и чётче. Будто всё это произошло вчера.
В четверг объявили, что в воскресенье к обеду приедет автобус, чтобы забрать преподавателей и студентов. Приедет также грузовой фургон, куда они должны будут сложить постельное имущество и спортивный инвентарь. Приедет и машина «Скорой помощи», в которую погрузят две коробки с лекарствами, бинтами и медицинскими инвентарём. Из-года в год за месяц летнего спортивного лагеря расходовалось не больше десятка бинтов. Ваты, которую просили девчата для своих нужд, уходило побольше. Да ещё несколько упаковок аспирина и цитрамона. И двести грамм спирта, который потребовался Африканычу: «Надо, Печёрская, понимаешь? Для дела надо. Сообрази сама, как его списать».
Всем остальным лекарственным средствам полагалось «Быть в наличии». На этой же машине «Скорой помощи» обычно уезжала в город и Буянова с сыном. Африканов возвращался со студентами в автобусе, тщательно пересчитав их до посадки.
Людмила, узнав, что в субботу начнут готовиться к отъезду, специально бегала на почту, дозвонилась до Любовь Максимовны и попросила передать Серёже, чтобы он в пятницу вечером не приезжал. Жалко стало, что он столько времени теряет на поездки к ней и пропускает воскресную тренировку. Всё равно суббота пройдёт в суете и сборах. Что ему здесь делать? А как вернётся она в «их квартиру» на Дзержинке в понедельник, так они с того времени снова будут всегда вместе. Наверстают упущенное наслаждение…

Вечером в субботу неожиданно приехал Галахов. Он отвечал за приём медикаментов и медицинского инвентаря, и он же, разумеется, был ответственен за его сдачу в больнице Семашко. Но зачем было приезжать на день раньше? Знал же, что Людмила всё сама приготовит и упакует. И всё, что требовалось списать, спишет, отметив в специальном журнале.
Людмила спросила у него:

- Вы ночевать где будете?
- У тебя. В медпункте не холодно?
- Я рефлектор заранее включу, чтобы комнатка нагрелась.
- Правильно мыслишь, Печёрская. Где Африканова найти?
- У ребят в общежитии. Предупреждает чтобы никто полотенца не зажилил. Всегда их потом не хватает.

Затем постелила на кровати чистое бельё для Галахова. Своё вместе с матрасом и одеялом, на которых спал Серёжа, отнесла в общежитие к девушкам. Свободная кровать там была, так что проблем с ночёвкой не предвиделось.

За ужином повар, которого постоянно нанимали из местных жителей Солотчи, объявил:

- Молодёжь! Слушай сюда. Утром мне сранья надо до дому уйти. Вам приготовлю по два крутых яйца на брата, вскипячу четыре чайника с чаем и оставлю десять батонов. Должно всем хватить. До обеда не помрёте.
- С яйцами для братьев ясно. А сёстрам что есть? – раздался чей-то весёлый голос.
- Я же сказал по два яйца на каждого. Обедать уже дома будете. Ещё. Ничего съестного на столах не оставлять. Останется что, лучше с собой заберите. Все чашки и чайники убрать на кухню и запереть. Все поняли?.. Лев Александрович, проследи, пожалуйста, за своими бойцами.

После ужина все разошлись, а за столом остался Галахов и Африканов. Что-то обсуждали. Перед ними была необычной формы бутылка и какие-то бутерброды. Люда не сразу сообразила, что в этой пузатой бутылке её разведённый до нужной пропорции спирт. Она ждала своего начальника в медпункте до десяти часов, чтобы передать ему ключ. Не догадалась подойти к нему раньше и вручить ключ при Африканыче. Сама в этом виновата.
И дождалась. Пьяный Галахов ввалился в медпункт, взял у Людмилы ключ, закрыл входную дверь и сразу поволок её на кровать:

- Мы с тобой ни разу целую ночь вместе не проводили. Надо же когда-то и начинать. Раздевайся сама. Я что-то перепил малость.
- Не надо. Прошу вас. Сейчас-то зачем? Вы же знаете, что у меня есть жених.
- Вот и хорошо. Будет за кого замуж выходить. Муж - не помеха.
- Я кричать начну.
- Позора захотела? Или забыла, что впереди у тебя зимняя сессия? Вот авансом мне сейчас свои пятёрки и отработаешь.
- Если я не вернусь, девчата обо всём догадаются. Отдайте ключ!
- Плевать на них. Через два года они будут бегать участковыми врачами где-нибудь в Мордовской области, а ты будешь блистать у меня на кафедре в аспирантуре. Есть разница? Кстати, твой волейболист вряд ли попадёт в аспирантуру на кафедре физвоспитания…

Дальнейшее Людмила просто боялась вспоминать. Никогда Галахов ещё не был с ней так груб и бесцеремонен. Только через час, когда он заснул, она вынула у него ключ, который он всё время держал в зажатой ладони.

Оделась и прибежала в домик к девчатам. Они не спали, но свет уже выключили. Быстро легла на свою постель и затихла, стараясь всхлипывать от обиды в подушку.

Раздался голос Альбины:

- Девчата, знаете такую пословицу: Ласковый телёнок двух маток сосёт?
- Она должна звучать по-другому, - раздался чей-то голос, который Люда не узнала. - Вернее будет так: Ласковая тёлка сразу у двух бычков сосёт.

Людмила от обиды ещё сильнее уткнулась в подушку. Уходить ей было некуда. Не в лес же убегать?..

Зима. Мороз. Середина февраля.
С грустью Люда вспомнила, что встречала Новый год не с Серёжей, а с родителями. Никто лишних вопросов ей не задавал. Все понимали, что «жених с невестой» по какой-то причине поссорились или даже расстались.
Людмила сидела за праздничным столом, пытаясь при необходимости улыбаться. Все ждали боя кремлёвских курантов и с нетерпением смотрели на уже наполненные бокалы с шампанским. А она твердила про себя две застрявшие в мозгу строчки:
«Никакого уж Нового года не будет. Год придёт очень грустный и всем незнакомый…»
Откуда эти строки? От Серёжи услышала?.. И он её не поздравил с Новым годом… Впрочем, как и она его… А скоро Двадцать третьего февраля. Поздравлять его?.. А потом Восьмое марта!.. Или теперь все эти праздники уже не для неё...
Одни и те же мысли кружились в голове каруселью не хуже, чем снежинки за окном.
Позвонила Светлана. Напросилась к Людмиле в гости.

- Слушай, подруга, что-то одной сидеть тошно, и с тобой есть о чём поболтать. Давно не виделись. Ты как?
- Конечно приезжай, если метели не боишься. Мне тоже не очень весело.
- С Сергеем контакт наладила?
- Нет.
- Почему?
- Он даже не стал меня слушать. Повернулся и ушёл.
- Так он знает, что случилось или нет?
- Я откуда знаю? Не знаю я.
- Мать моя женщина! Ты как ребёнок, Людка, ей-богу! У него же вместо головы мяч. Причём волейбольный. Он сам ни за что не до чего не догадается. Про тот случай в лагере ты ему хоть рассказала?
- Нет.
- Ну и дура!
- Мы же потом нормально жили с ним до самого декабря. Всё было у нас так хорошо.
- Ага, хорошо, пока бдительные товарищи не рассказали ему что к чему и кто кого. Представляю его реакцию. Кто-то сказал - не читала? - что всё тайное рано или поздно становится явным.
- Светка, у него кто-нибудь есть?
- В смысле девки? Разумеется, нет. Во-первых, он такой весь занятый и перезанятый никому не нужен. А во-вторых, он тебя, дурилку, любит. Это на первом курсе все на него вешались. Как же: явился высокий, красивый, одет по моде! А как увидели, что он не выпивает, вечером в одиннадцать ноль-ноль должен уже лежать в кроватке. Даже не курит! Времени ни на киношку, ни на гулянку до утра у кого-нибудь на квартире у него никогда нет. На хрена такой нужен? Не перепихом единым жива женщина. Так и в Библии написано.
- Что мне делать, а?
- Тебе?.. Тебе ничего не надо делать. Делать буду я… Сядь в то кресло, и чтобы я тебя не слышала.
- А ты что будешь делать?
- Позвоню твоему толстокожему волейболисту. Его пока по голове сильно не ударишь, он ничего не поймёт.
- Не надо. Прошу тебя. Ты сейчас всё расскажешь ему!
- Разумеется. У тебя смелости и ума не хватило, тогда я это сделаю. Ответь только мне на два вопроса. И одним словом: «да» или «нет».
- Ты как Серёжа. Он тоже пришёл и заявил: ответь мне одним словом…
- Ты можешь помолчать? Или я уйду, и ты мне больше не подруга, а сопля во время насморка. Отвечай на мои вопросы.
- Спрашивай.
- Ты сильно любишь Сергея?
- Да.
- Ты хотела бы выйти за него замуж и жить с ним?
- Очень хочу.
- Тогда сиди и помалкивай. Напомни его номер.
- Четыре, ноль четыре, девяносто.
- Сейчас обеденное время. Вряд ли твой блюститель режима дня на тренировке. Сидит и работает ложкой.

Светка решительно подняла трубку телефона.

- Привет, Серёженька. Это Светлана.
- Физкульт привет. Что случилось?
- Пообедал уже?
- Нет. Только сажусь.
- Разговор у меня к тебе очень серьёзный. Накрой тарелку борща медным тазом и послушай, что я тебе скажу.
- Хорошо. Только давай без лишних слов и по делу.
- Давай. Разговор пойдёт о тебе и Людмиле. Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Сергее и Людессе.
- Мы договорились без пустой болтовни.
- Это я настраиваю себя на серьёзный разговор. Слушай и, ради бога, не перебивай, ладно? Во-первых, я не любовница этого говнюка Галахова. Людесса тебе наплела об этом, чтобы ты не ревновал её к нему. Во-вторых, ты догадался, что у самой Людки не голова, а Дом Советов, но в сексуальном развитии она отстаёт от всех нас лет на десять? Все свои переживания в себе. Сплетни и бабские разговоры не любит. Только в институте, наверное, и сообразила, от чего дети рождаются. Для неё главное учёба и любимый Серёженька. И ради этого она готова на всё. Теперь экскурс в историю. Потерпи пару минут. Я знаю четырёх девчат, пока обойдёмся без фамилий. Троечницы вроде меня. Они узнали, что Галахов может договариваться с некоторыми преподами, чтобы те не ставили кому-нибудь «неуд», так как этот студент или нужный спортсмен, или звезда самодеятельности, или участник команды КВН. Как он там договаривается с экзаменаторами, врать не буду, точно не знаю. Так вот, эти девчонки согласились на его условие: две сделали ему минет, а ещё две не побрезговали и трусики снять. Если уж на то пошло и про себя скажу. Я биохимию не знаю и считаю, что нормальный человек вообще её понять не в состоянии. Получается, что я уже пятая, так что не совру. Тоже пошла к нему на поклон. Но тело своё ценю дорого, и папуля у меня, к счастью, в нужном месте работает. Я предложила Галахову полкило красной икры и салями. И он согласился. Только попросил дополнительно ещё колбасу и сказал, к кому именно я должна буду идти сдавать экзамен. Кроме профессора и доцента оказывается принимал экзамен ещё ассистент. Так как первые умники принимали каждого по часу, то экзамен длился почти до ночи. В помощь ассистента и пригласили. Фамилию его называть не буду. Пошла сдавать экзамен к нему. В билете первый вопрос был про историю биохимии, а два других даже не пыталась запомнить. История - моя коронка. Я таким соловьём перед ним залилась, рассказывая, правда не о биохимии, а об общей химии. Он аж глаза вытаращил и поставил мне не тройку, за которую я икорку и пожертвовала, а четвёрку. Сдуру, конечно, т.к. я все зачёты по биохимии сдавала только со второго раза и со шпорами… Теперь переходим к Людессе. На её смазливое личико этот мерзавец и клюнул. Как она сдаёт экзамены говорить не буду, сам знаешь. Шпарит почти дословно, словно перед ней раскрытый учебник. Он послушал для начала, а потом задал какие-то второстепенные вопросы. Вроде тоже по патфизиологии, но о которых на лекциях не говорили и в учебниках не написано. Людка сразу впала в ступор, так как мышление и память у неё строго ограниченны только тем, что нужно знать. Этот урод и заявил ей: «Ой, как жалко. Ой, одни пятёрки с первого курса. Ты же понимаешь, я могу тебе поставить только четвёрку. Но если захочешь пересдать, то зайди часов в семь ко мне в кабинет. Может и пересдашь на отлично?» Хитромордый Галахов поставил ей заранее в зачётке пятёрку и сказал: «До вечера». Людка и повелась, как коза на верёвочке. Сама пришла к нему. Его и упрекнуть вроде бы не в чем. Но по морде ему надавать не помешало бы… Ещё немного подожди. Договорю уж до конца. Людка, вон, в кресле бьётся в истерике от того, что ты теперь про неё всё знаешь. Но это ещё не всё. За эти три случая перед сессиями… Подчёркиваю для тупых: в этих трёх случаях виновата Людка. Пусть за них кается и просит у тебя прощения. Но учти, что совершила она их не по влечению, а по честолюбивой установке оставаться отличницей и быть самой лучшей в институте. А вот то, что случилось в лагере и пересказывать не буду. Там пьяный Галахов её почти прилюдно изнасиловал. В курсе Африканов и несколько девчат, которые специально подходили к медпункту и всё слышали. Африканову можешь сам позвонить, я с ним разговаривала. Он страшно удивился, что Галахову это сошло с рук. Да, Людка побоялась тебе об этом сразу рассказать. Тоже дура, так как от шума больше пострадал бы этот партийный деятель, а не она. Потом специально пошла к нему и заявила, что ей плевать, какие она оценки будет получать, но чтобы он к ней больше не приближался иначе она обратится в партийный комитет института. И финальная сцена. Последний экзамен у твоей любимой Кудряшовой, которая, как ты утверждал, вывела тебя «в большой волейбол». Тоже мастер спорта хренова. Она, конечно, могла и не знать, что ты уже живёшь с Людкой, но дело не в этом. А в том, что она единственная из всех на этих экзаменах, задала Людке «дополнительный вопрос». Из художественной литературы, на которую у Людки всегда времени не хватало. И тот же эффект. Ступор. Да ещё, подумав, что это подстава Галахова, попросила, чтобы ей сразу поставили четвёрку. Вы с Кудряшовой, конечно, не друзья, но мог бы всё-таки позвонить или зайти к ней и узнать, действительно ли Галахов обращался с такой просьбой? Если это так и если после этого ты не оторвёшь ему яйца, я на весь институт растрезвоню, что наша спортивная гордость Царёв – баба, а не мужик. Вот теперь я кончила. В том смысле кончила, что всё сказала.
- Дай трубку Людмиле.
- Она трясёт головой и не хочет подходить.
- Передай, пожалуйста, трубку Людмиле.
- О! Наконец-то услышала сталь в твоём голосе и вспомнила, с какой силой ты лупишь по мячу… Иди сюда, Людка. Сергей тебя зовёт. А то хуже будет. И реветь перестань, говори нормальным голосом.

Людмила взяла трубку телефона обеими руками, откашлялась и дрожащим голосом прохрипела:

- Алё.
- Мила, это ты?
- Да. Я немного простудилась. Охрипла наверное…
- То, что сейчас рассказала Светлана, всё так и есть?
- Да.
- Верни трубку ей.
- Серёжа, я…
- Верни, пожалуйста, телефон Светке.

Когда трубку взяла Света, она сначала прошептала Люде:

- Иди и умойся, ради бога. - И только потом уже обратилась ко мне:

- Слушаю тебя.

- Скажи мне адрес Галахова. Ты должна его знать.
- Знаю. А зачем?
- Светлана, я прошу тебя сказать мне его домашний адрес.
- О, господи! Ну слушай: улица Весенняя, дом три. Квартира… шут её знает. Второй этаж и первая дверь направо. Сергей, только ты…
- Спасибо. Передай Люде, что я ей сегодня позвоню. Она будет вечером дома?
- Она из него вообще не выходит… Сейчас уточню. Людесса, ты дома будешь вечером, Сергей спрашивает.
- А что?
- Чего что? Как же трудно, наверное, мужикам с нами-дурами разговаривать! Ты будешь дома или нет, мать твою…!?
- Буду.
- Сергей, ответ: «Да».
- Спасибо тебе, Светик. Ты, как настоящий луч истины, во многом меня просветила. Я теперь знаю, как поступить.

*

Свои следственные мероприятия я решил ограничить Кудряшовой. Африканов наверняка не соврал Светке, но он был, как ни крути, пьян не меньше самого Галахова. И потом никаких сомнений в том, что речь шла о насилии, у меня не возникало. Более весомое доказательство подлости Галахова могла мне сообщить бывшая тренер областной женской команды по волейболу. Знакомство у нас было шапочное, но волейбольные соревнования Кудряшова почти не пропускала, и всегда хвалила мою игру. Ей я и позвонил.

- А, это ты, Серёженька! Что стряслось? Занесло пургой?
- Мария Викторовна, у меня к вам один очень короткий и очень важный вопрос. Но я не хотел бы говорить его по телефону. Могли бы вы встретиться со мной буквально на пять минут?
- Встретиться можно, только я из квартиры выходить не буду. Подъезжай сам. И потом сейчас под моим надзором двое внучек. Слышишь их писк? Всегда удивлялась такой высоте звука. Если ты сможешь их перекричать, то я тебя жду. Адрес помнишь?

Встретила Кудряшова меня приветливо. Я сказал, что раздеваться не буду, весь в снегу, а лучше постою на коврике. И разговор минутный.

- Вопрос такой, Мария Викторовна. В последнюю сессию вам сдавала экзамен Печёрская Людмила. Помните её?
- Наша стипендиатка? Конечно. Что-то у неё не получилось хорошо ответить. А что такое? Твоя пассия?
- Это второстепенный момент. Главный - другой. К вам не обращался с патфизиологии Галахов с просьбой не ставить ей пятёрку.

Лицо Кудряшовой недовольно сморщилось, взгляд стал недобрым.

- Понял, - продолжил я. - Можете не отвечать. И ещё вопрос уже из чисто моего любопытства: какой дополнительный вопрос вы ей задали?
- Так. Подожди, торопыга… Во-первых, этот Галахов прямо ни о чём не просил, только намекнул, что как ответственный от Парткома следит за ежегодной сменой ленинских стипендиаток. И Печёрской будет не так обидно, если, получив четвёртку, на следующий год на Доске почёта будет другая студентка. Просьба, согласна, не очень обычная, но и не криминальная. Не просил же он меня поставить ей «неуд». Теперь, во-вторых. Мой вопрос был вполне адекватный, хотя с расчётом на читающих беллетристику студентов. Может ли она назвать роман из знаменитых классиков, который полностью посвящён инфекционному заболеванию и его лечению? Да, я ещё намекнула ей, что написан он в начале нашего века немецким писателем. И Печёрскую словно замкнуло. Сразу преобразилась, сказала, что плохо себя чувствует. Попросила поставить ей четвёрку, чтобы побыстрее уйти. Как-то неловко получилось, конечно, так как на вопросы в билете она ответила блестяще. Я даже готова поговорить с ней, если она сильно переживает по этому поводу. Но получить Красный диплом эта четвёрка ей не помешает… Кстати, ты сам, книгочей, не сообразил, о каком романе идёт речь?
- Если речь о туберкулёзе, то это роман Томаса Манна «Волшебная гора». Мне, кстати, не очень понравился, так как я люблю более динамичные сюжеты. Спасибо вам большое. Узнал всё, что хотел. Извините, что потревожил. И обратите внимание, что ваши внучки смотрят на нас и не изд;ли ни единого писка.
- Тебя, громилу, испугались. Вон как глазёнки вылупили… А Печёрской передай, что я… ну… извиняюсь перед ней. Удачи тебе!
- До свидания.

Следующий мой разговор должен был быть более серьёзным. Пока Галахов не очухался и не опередил меня. Мне необходимо позвонить секретарю нашего партийного комитета до того, как ему пожалуется на меня Галахов.

Звонок во всех смыслах необычный. Звонить секретарю партийного комитета на домашний телефон, хотя семестр начнётся уже с понедельника простительно только в случае ЧП. Поэтому я был по возможности краток.

- Здравствуйте, Юрий Васильевич! Вас беспокоит студент шестого курса лечфака Царёв Сергей.
- Здравствуй, Царёв! Наслышан о тебе. Что стряслось?
- Комсомолец имеет права обратиться к вам за помощью? Дело не только личного характера. Оно напрямую связано как со студентами, так и с членом вашего партийного комитета. Постараюсь уложиться в три-четыре минуты.
- Говори. Внимательно тебя слушаю. И не торопись. Если вопрос действительно серьёзный, я должен всё понять с твоих слов.

Я кратко описал ситуацию. Чтобы моя информация не выглядела слишком голословной, добавил:

- Называть фамилии девушек без их согласия я не могу. Назову только три фамилии, которые являются главными: доцент с патфизиологии Валентин Юрьевич Галахов, ленинская стипендиатка Печёрская Людмила и я. Галахов, разумеется, представит вам ситуацию в другом свете. Это его право. Уточню: никакому избиению он не подвергался, но я два раза сильно ударил его в живот. Специально спросил, ужинал он до этого или ещё нет. Это больно, но не опасно для жизни. Если он обратится к вам с жалобой на меня, то я оглашу причину своих действий, а все пострадавшие девушки напишут на него жалобу в суд. Изнасилование, как и принуждение к половому акту – это уголовное деяние. Если промолчит, тогда промолчат и девчата. Такая «слава», как понимаете, никому из них не нужна.
- Ты прав, Царёв. Такая слава никому не нужна. Тем более институту. Галахов не в больнице?
- Если не станет симулировать, то остался дома. Силу удара регулировать я умею. Наша стычка прошла без свидетелей на лестничной площадке.
- Пока ничего тебе ответить не могу. Мне надо будет поговорить с Валентином Юрьевичем. Как разберусь в ситуации, сам вызову тебя. Просьба: не распространяйся по поводу того, что ты мне рассказал. Понимаю, что на девчачий роток не накинешь платок, но всё что было с ними произошло больше полугода и года назад. Тогда и надо было жаловаться!.. А вот боксом ты занялся зря. Мало кто знает, но я в юности им увлекался. И сильный апперкот в живот может серьёзно повредить внутренние органы... Не будем опережать события. Я тебя выслушал. Попросил пока никаких действий не предпринимать. Угроза Галахова, что тебя «завтра же погонят из института» эмоциональная, оставь её без внимания. Ещё вопросы ко мне есть?
- Нет, Юрий Васильевич. Спасибо что выслушали меня. До свидания.

Как мне показалось разговор с партийным начальником прошёл нормально. Подожду, как дальше будут развиваться события.
Вечером, как и намеревался, позвонил Людмиле.

Ответила удивлённая моим звонком Елизавета Дмитриевна, мать Людмилы. Не удержалась и после слов:

- Да, конечно. Сейчас её позову, - тихо спросила: - Серёженька, у вас с ней серьёзный разлад? Она так переживает, я беспокоюсь за неё… Ладно, сейчас позову.

Трубку телефона Люда взяла через минуту. Голос был относительно ровный и спокойный.

- Я слушаю тебя.
- Хочу, чтобы ты была в курсе того, что происходит. Я говорил с Кудряшовой. К ней с такой просьбой действительно подходил Галахов. Подробности потом расскажу. Затем пошёл к дому этого козла. Он сам вышел из квартиры на площадку, видимо, ожидая, что я начну скандалить. Я его пару раз сильно ударил в солнечное сплетение и сказал, что он сам догадается за что. Ответил, сучонок, что меня завтра же исключат из институт за избиение преподавателя. Потом я позвонил Кузьмину, знаешь его?
- Наш секретарь парткома?
- Да. Очень кратко и почти без фамилий рассказал о подлостях Галахова. Он попросил пока не поднимать шум, так как это позор для всего ВУЗа. Сам поговорит с ним. Уверен, что никто меня увольнять не будет, но какую-нибудь подлянку придумают. Эти партийцы всегда были на них горазды. Но и шума никогда не любили.
- Не надо так говорить, Серёжа. У тебя родители члены партии, а Любовь Максимовна вообще главный редактор «Приокской правды».
- Вот о ком не подумал! Она же может поместить в ней фельетон. Как раз в плане решений двадцать четвёртого съезда о качестве партийных рядов и прочее. Поговорю с ней на эту тему.
- Решай, Серёжа, сам. Меня больше волнует, что будет с нашими отношениями? Они закончены?
- Нет. Они преодолевают очередной кризис, который разлучить нас не в силах.
- Ты вдруг заговорил газетными лозунгами. Хорошо, если это действительно будет так.

*
Чем закончилась эта «наводящая ужас история»?
Хорошо продуманной подлянкой.
Кузьмин провёл беседу с Людмилой. Проявив максимальную тактичность, ни о чём не расспрашивал и не уточнял. Сказал, что в основном в курсе всего произошедшего и может ей сообщить, что Галахову объявлен по партийной линии самый строгий выговор. В следующем учебном году он будет выведен из состава институтского парткома. В милицию по поводу своего избиения Царёвым он обращаться не станет. Единственная просьба к вам, уговорите Царёва извиниться перед ним. Кстати, я уже поговорил с нашим ректором о дальнейшей судьбе Царёва. Он мастер спорта и очень перспективный спортсмен. Ректорат предполагает оставить его в ординатуре на какой-нибудь кафедре. С ним на эту тему ещё побеседуют. Я сам не хочу вмешиваться в такие дела, чтобы они не получили излишней огласки. И тогда можно считать все эти неприятности позади. Самый позорный поступок Галахова – грубое обращение с вами в спортивном лагере. На заседании члены парткома высказали ему всё, что думают о нём по этому поводу. Возможно, ему будет грозить исключение из партии… Но учитывая, что раньше вы по своей воле неоднократно приходили к нему… Вы понимаете, о чём я говорю… Я могу обратиться к вам с такой просьбой: давайте будем считать, что эта лагерная история произошла как бы с обоюдного вашего согласия. Вы ни в коем случае не обязаны громогласно заявлять об этом. Вполне достаточно, если согласитесь здесь с моим мнением. Большего не требуется. И ещё уговорить Царёва принести Галахову формальное извинение за драку. И тоже совсем не обязательно принародно. Главное – факт. Тогда обо всём этом мы можем забыть и вздохнуть с облегчением.

Такими словами Людмила преподнесла мне свою беседу, а вернее монолог секретаря парткома.

- Ты согласилась с ним?
- Я кивнула головой. И сказала, что уговорю тебя. И всё забудется как кошмарный сон.
- Ты хочешь, чтобы я у мерзавца, который тебя изнасиловал попросил прощения? Мол, ничего страшного, бывает. Ведь всё было с обоюдного согласия. Останемся друзьями. Так?
- Ну, конечно, не так! Неужели ты не понимаешь? Можешь просто сказать ему извини, что ударил и всё… Эта проклятая страница в наших с тобой отношениях будет закрыта навсегда. Неужели ты этого не хочешь? Тебе что дороже, своё самолюбие или наша любовь?
- Мне всего дороже твоя честь и моя собственная честь. Мне легче убить его и сесть в тюрьму, чем извиняться. Давай эту тему закроем и посмотрим, как будут развиваться события. Кстати, матери уже звонили из Обкома и попросили пока воздержаться от публикаций каких-либо фельетонов… Впереди три месяца учёбы, ещё одно выездное соревнование, гос. экзамены, получение диплома и непонятное распределение. Возьмём тайм-аут…

***
 Ноябрь, 2024