Шагнуть в прорыв

               
                (повесть)



Посвящается Михаилу Ивановичу Б. и юным партизанам Брянщины, отдавшим свои жизни во имя Победы.


                Часть 1. За неделю до лета.

Май сорок третьего в Мишкиных краях отметился белой кипенью цветущих садов и редкими клочками вспаханного чернозема. Отряд, в котором  второй год партизанил  Мишка, был небольшой. Он состоял в основном из жителей его родного села Алешковичи  и двух десятков красноармейцев 13 армии, не сумевших  по причине ранений выйти из окружения в горьком  сорок первом. Командовал отрядом Егор Хлебников, молодой энергичный лейтенант из  окруженцев, волей судьбы оказавшийся в родных краях.  Отряд вел разведку для Большой земли, делал засады на транспорты и небольшие колонны врага, вершил правосудие над предателями, а в составе объединенной бригады участвовал в освобождении от захватчиков  сел и деревень района.  В общем, делал много других полезных дел, приближая разгром врага. Несмотря на то, что Мишке еще не исполнилось восемнадцать, он хорошо знал минное дело и командовал отделением подрывников-минёров. Его отделению  часто поручались небольшие диверсионные операции на дорогах, которыми пользовались фашисты и их приспешники;  редко, но всё же доводилось  рвать  рельсы на  железной дороге. Вот с мостами дело обстояло хуже – очень уж ревностно немцы их охраняли…

Тем не менее, отряды партизан, базировавшиеся в  Брянском  лесу,  сильно досаждали командованию вермахта. Враг прошлым летом уже предпринимал попытки ликвидации партизан, но Брянский лес укрывал народных мстителей. На этот раз фашистское командование решило провести серьезную войсковую операцию по окружению партизанских отрядов и их истреблению.  Для этого  оно бросило на партизан воинские соединения численностью более ста тысяч солдат и офицеров, регулярные танковые соединения, авиацию, артиллерию. Конец мая отметился скоординированным наступлением немцев на партизан, действовавших на левобережье Десны.

….Мишка удался лицом  в мать, а характером – в отца. Он вырос круглолицым, с небольшими, узковатыми  карими глазами, оттопыренными ушами;  дополнял картину аккуратный, немного курносый нос. Среднего роста, жилистый и выносливый.  Немногословный, быстрый умом, немного жестковатый и ответственный. Последнее он унаследовал от обоих родителей. В свои двенадцать он осиротел – мать, в весеннюю распутицу ушла искать сбежавшую корову, промокла и простудилась.  Лето промучилась  в болезнях, и в сентябре, когда Мишка с сестрами был в школе, отошла в иной мир. Его отец, лесник, через полгода привел в  семью, где было четверо детей, другую женщину. Она  так и не стала ему  второй матерью…
Мишка  тяжело переживал горе.  Стал прогуливать  уроки  и с апреля часто уходил в лес  с отцом, иногда на несколько дней. С собой брал пару книжек или учебников и, при возможности, читал. В лесу  ему было легче.  Он присматривался к лесной жизни, узнавал  животных, птиц, их повадки. Запоминал деревья, растения, о которых рассказывал ему отец. Увидел, где находятся  лесничие кордоны, урочища,  лесные деревеньки,  дороги. Научился  стирать и готовить на костре нехитрый ужин, в свои тринадцать хорошо стрелял из  отцовской охотничьей берданки и трехлинейки. Научился подкрадываться к зверю и тихо ходить по лесу.  Мишка  иногда читал старые газеты, перед тем, как разжечь печь или костер и понимал, что в Европе  полыхает война. Тогда, будучи еще ребенком, он и не догадывался, что вскоре это ему пригодится в жизни...

… Неделю  назад,  вызвав Мишку и командира комсомольского взвода Степана Серёгина к себе, в командирскую землянку, Егор, пыхая самокруткой,  ставил им задачу:

–  Парни… ситуация сложная… немцы давят по всем направлениям. В деревнях лютуют, народ помоложе –  угоняют, постарше –  расстреливают. Дома партизанских семей жгут.
Керосиновая лампа помаргивала в знак согласия, добавляя новые штрихи к лицу командира.

–  Вы знаете, –  продолжил командир, переглянувшись с комиссаром, сидевшим рядом, –  у нас здесь, на базе в Горемле, почти тысяча человек из сел: женщин, детей, стариков.  Из Страчёво, Алешковичей, Павловичей, Безгодково, Тарлопово…  Нас осталось после апрельских боев – хорошо, если полторы  сотни  штыков. По данным Центрального партизанского штаба  немцы со дня на день собираются повсеместно нас атаковать…  А людей  надо увести в лес, как можно дальше...

Комиссар согласно кивнул головой.

– Наша разведка доложила, – продолжал Егор, –   что из-под Воронежа в Буду прибыл целый полк. И уже завтра, против нас выступает моторизованный  батальон пехоты. Усилен танками.  Он уже два дня, как расквартирован в Буде. С ними артиллерия, минометы, броники с пулеметами –  это на нас и так до хренА! – командир впечатал кулак в столешницу. –  И в Севске дивизия последним  курам головы крутит, не сегодня, так завтра пойдет на Семеновку, Селечню,  Невдольск, а оттуда  – полдня и в Суземке …

–  Товарищ командир, –  заикнулся было Степан, но увидел растопыренную пятерню, вытянутую в его сторону, осекся.

–  Не перебивай…  Соседи помочь уже не могут. Против них, в Старой и Новой Гутах тоже целый полк  выступить собирается. В Козиновке батальон.  И тоже, с  танками. И самолеты летают, бомбы бросают. На вас, комсомольцев, вся надежда…

Командир выждал паузу, посмотрел на  поникших парней и поманил их пальцем:
– Идите к столу.

Комиссар подкрутил фитиль керосиновой лампы, и та осветила карту, лежащую на столе.

–  Смотрите! – Егор ткнул пальцем в карту. – Вот здесь, тут и тут,–  его палец показывал на красные значки и стрелы на карте,  –  немец. Фриц  широким фронтом собрался надавить на нас и загнать вглубь леса, где утопить в болотах.

–  Поэтому слушай приказ! – Егор выпрямился. – Первое – не дрейфить! – и кулак Егора опять впечатался в столешницу. – Вы – дома, фрицы – захватчики, – командир внимательно посмотрел на парней, словно хотел узнать, не сомневаются ли они в его словах.

– Второе! Степан! Отделение Сердюкова переходит под твое командование, в сводный комсомольский отряд.  Ваша общая задача – заминировать вот эти дороги, – ноготь командира поставил невидимые кресты на карте.  – Места вы знаете, запоминайте.  Ставьте фугасы на технику, мины – на пехоту. Там же делаете засады и выбиваете гадов. И! – обязательно держите связь с разведкой! Их посты – вот тут, тут и тут, – ноготь командира сделал новую отметку на его карте, – пароли и отзывы на два дня получите у комиссара, он сегодня у меня и за начштаба и за особиста.

Степан  посмотрел на Мишку и тот, соглашаясь, кивнул.

–  В общем, слушай боевую задачу, Степан!  Бригада выделила  в помощь  полуторку и два ящика взрывчатки. Забираешь всю взрывчатку, что есть в отряде. Возьми к взрывчатке мины стодвадцатые – пять ящиков, все равно на них миномета нет;  ПМДэшки – пятьдесят штук, тоже заберите; миномет немецкий пятидесятку –  тоже один возьми,  и мин к нему – десять «чемоданов»;  три ящика гранат-«банок» выделяю, больше не могу. Два пулемета из трофейных возьми, лент побольше.  Мишка знает, что и где. Да, и продуктов возьмите на пару дней.

Степан вскинулся было что-то ответить, но рука Егора придавила его.

–  Но! –  палец командира убедительно поднялся вверх, –  На рожон не лезть! С хитростью их бить!

– Вот здесь,  –  указующий перст командира магически уткнулся в точку на карте, где сходились три лесные дороги, – точка сбора на двадцать ноль-ноль через двое суток.
Не знал Егор, что уже с сегодняшнего  дня планы его будут меняться по нескольку раз на дню и времени на принятие решений почти не осталось…

… Это случилось осенью 1941 года, как немцы оккупировали Мишкино село и назначили свою власть.  Днем в селе изредка появлялись полицаи или десяток немецких солдат, ночью в селе действовала советская власть.  Мишка пришел в отряд  самообороны в шестнадцать лет, будучи среднего роста, как мать, но крепким  подростком. О своем поступке не говорил отцу ни слова. Да и найти того было сложно – тот был в лесах, изредка, ночью, приходя домой.
С настоятельной просьбой записать его в партизанский отряд, Мишка  обратился к Егору Хлебникову  весной сорок второго года.  Просил не один, а со своим школьным  другом  Гришаком – Григорием  Журиковым и не с пустыми руками, а с найденным в лесу и отремонтированным  пулеметом ДП. Пришел  после случая, как  в один из весенних дней немцы, собрав  у церкви подростков, детей, стариков и женщин, погнали их пешком в сторону Шилинки, в поле. Там уже, возле кучи зубастых борон, цепью стояли автоматчики. Под угрозой расстрела детей,  стариков заставили впрячься в бороны и выйти в поле. Многие, в том числе  и его дед с бабкой, живыми с этого поля не вышли.
Живой ум Мишки позволили ему за короткое время освоить нехитрые партизанские науки, а покладистый характер – крепко подружиться с общительным командиром комсомольского взвода  Степаном Серёгиным. Прослышав о смышленом парне, командир бригады направил его на курсы минёров, организованные при партизанском отряде под Навлей...

К вечеру этого же дня Степан построил свой взвод и  представил Мишку своим заместителем;  разделил  взвод на три группы, и назначил командиров из толковых ребят.  Мишка добавил к ним ребят-минеров из своего отделения. Объяснив командирам их задачи, собрали и распределили взрывчатку по группам.  Ночью, загрузив на машину первую группу и взрывчатку, Мишка уехал на первую точку минирования, к мосту через ручей.  Миновать эту дорогу и мостик враг никак не мог  –  это была самая короткая из двух дорог, ведущая из Буды на Алешковичи.  Прибыв на место, партизаны еще в сумерках определили место засады, схему минирования, основную и запасную позиции пулемета. Уточнив условия и пути отхода,  место сбора группы, Мишка  уехал на грузовичке обратно, за новой группой.

Следующую группу повез Степан,  на лесную дорогу, к хутору Василек, с которой он и остался в засаде.

 Алел восток. Мишка вез третью группу на дорогу, что вела от Страчёво. Засаду и минирование Мишка решил сделать у деревянного  моста через Тару, что у Павловичей.
«Немец обязательно сунется в село,  у моста его накроем», – решил Мишка.
 
Спешно выгрузив взрывчатку,  и отпустив машину (с минуты на минуту в воздухе  могли появиться вражеские самолеты), Мишка приказал заминировать мост  и прилегающие дороги. Не забыл он поставить  несколько мин на склонах оврага, по которому спускалась к мосту дорога. В спешке работали все, его ребята, и Степановы бойцы. Одни копали ямки, другие закладывали  мины и фугасы, третьи маскировали. Уложились в час. Даже на высотке успели отрыть ячейки, замаскировать их и поставить полдесятка мин на подходе. Рядом,  у речки, но за кустами,  Мишка  оставил «на пробу» миномет.

Немцы появились  со стороны Страчёво после завтрака. Часов в одиннадцать на полевой дороге неспешно показалась колонна из двух десятков грузовиков, возглавляемая бронетранспортером. Позади надрывно выли моторами три танка.
Бронетранспортер съехал на основную дорогу и остановился. Немцы совещались недолго. Три первых грузовика повернули направо к Павловичам, на мост; бронетранспортёр, продолжая возглавлять  колонну, двинулся налево, к Алешковичам. На мосту раздался взрыв и первый грузовик подлетел в воздух и боком рухнул в воду, вслед за ним в воду сполз другой и перевернулся  кверху колесами. Деловую военную тишину нарушили вопли и стоны покалеченных немцев. Колонна остановилась, из машин посыпались солдаты и залегли, часть из них кинулась на помощь к тонувшим.  На берегу раздался один взрыв, другой.  Сработали  мины-ПМДэшки. Новые вопли дополнили какофонию звуков. Помощники благоразумно отошли к машинам,  а выбирающиеся из грузовиков немцы стали отплывать от моста и в отдалении выползать на берег. Вскоре к мосту подошли несколько солдат с миноискателями и щупами и стали осторожно осматривать берег и остатки моста.

 Прошло около часа, прежде чем из воды стали вытаскивать раненых и трупы.  Около взвода солдат вброд перебрались на правый берег и вошли в безмолвное село.
Простояв еще около часа, колонна снова двинулась в путь.  Дорога террасой проходила по склону  левого берега речки. Отъехав от моста метров  триста, бронетранспортер напоролся на фугас, заложенный в колее. Его подбросило, и он остановился. От взрыва из кузова выпали  пулеметчик и полдесятка солдат.

–  Эх, причесать бы их пулеметом, пока не опомнились,  – Гришак поглядывал через ветки маскировки на остановившуюся колонну,  – а,  Мишак….

Отсюда, с позиции минометчиков,  суета немцев хорошо просматривалась. Колонна, зажатая с двух сторон крутыми откосами, остановилась.  Из первых  грузовиков посыпались солдаты, которые заняли круговую оборону.  Вокруг стояла тишина, нарушаемая только тихим рокотом работающих моторов, да редкими артиллерийскими раскатами с востока.

…С Гришаней Журиковым  – Гришаком, Мишка знался в школе с первого класса, а крепко подружился, когда не стало матери. Несмотря на то, что жил Гришаня  без родителей, у  родной тетки, он не унывал. Был весел, в меру задирист и любознателен.  По мере своих сил помогал тетке. Тетка в ответ баловала его. Гришаня  – отличник в учебе, но хулиган на улице, нашел подход к теряющему интерес к учебе Мишке и вытянул того из состояния унылости и депрессии, помог подтянуть учебу. А заинтересовал Гришаня  Мишку познаниями в военной техники.  Мишка, в свою очередь, научил Гришаню стрелять и разбирать винтовку. По школьной  дружбе называли они друг-друга на один манер:  Мишак и Гришак…

–  Пожалуй, - Мишка внимательно смотрел на дорогу, – попугаем их. Низом, по оврагу, дуй к пулемету, откроешь огонь, как только  доберешься.  Кончится лента – отходите к месту сбора. Мы минометом прикроем вас.

Гришак исчез в кустах. Вот его спина мелькнула в овраге и исчезла за пригорком.
У транспортера  появились  саперы и стали внимательно осматривать дорогу. В это время в хвосте колонны послышался сильный взрыв, а затем серия взрывов послабее. Это  танк боевого охранения,  получив команду  выехать в голову колонны, наехал на один из фугасов, предусмотрительно поставленных Мишкой, и  остался без пары катков и гусеницы, что напрочь лишило его подвижности. И тут по лежащим и сидящим в траве немцам сверху ударил пулемет.

    Гришак лежал в окопчике, укрывшись за стволом чахлой ивы и смотрел, как пулеметчик Клим короткими очередями бил по врагу из трофейного МГ. Бил по фрицам,  что в полутора сотнях метров от него огрызались огнем, с каждой минутой  подбираясь все ближе и ближе к ним.  Вот он заменил ленту и перенес огонь на передний грузовик, целясь по бензобаку. Это ему удалось, грузовик зачадил, немцы, отстреливаясь, стали расползаться от него, подставляя зады под пули. Ответные их пули  все чаще цвикали над головами минёров…

– Давай, попробуй по среднему, закупорим кубышку! – Гришак подсчитал грузовики и произнес:–  По пятому!

Клим поводил стволом и другой грузовик, подальше, зачадил и вспыхнул ярким пламенем. Только сейчас, увлеченный боем, Гришак обратил внимание, что среди автомашин врага, то там, то тут, взлетают комья земли.
Лязгнул затвор пулемета, выплюнув последнюю гильзу. Клим сдернул пустую коробку и схватил другую.

–  Не торопись,  –  положил руку на кожух пулемета Гришак.  –  Отходим к речке. Им сейчас долго не выбраться из этой мышеловки. Командир сказал – на рожон не лезть.

И небольшой отряд осторожно покинул свои позиции. Метрах в трехстах, где дорога  не просматривалась врагом  и делала поворот,  партизаны  перебрались через неё и скрылись в прибрежных кустах.

Бегло отстреляв по колонне два десятка мин, группа, во главе с  Мишкой, исчезла в кустах, где пройдя  вдоль русла  Тары до Бобрика, встретила Гришака с остальными партизанами. Миновав  посты  разведки у Алешковичей, отряд часа через два был в Шилинке. Узнав от разведчиков последние новости (хотя какие новости, – прошло около десяти часов, как они покинули лагерь) и перекусив, чем Бог послал, Мишка принял решение –  не дожидаясь сумерек, вести свою группу в партизанский лагерь  в обход,  через  Новоникольский хутор, по зарослям кустов, что у ручьев. Уж больно часто в этот день над полями летали немецкие самолеты, а с востока усиливались звуки артиллерийской канонады.  К  шести часам дня группа была на месте.


                Часть 2. За неделю до лета.  Локальный бой на двух дорогах.

В отряде царила суета. Под шатром майской листвы  шла эвакуация лагеря. С  узлами,  навьюченными на коров, лошадей, наваленными на редкие повозки, а в основном на себя, женщины, старики и дети  небольшими группами двигались вглубь урочища. С одной из групп, с ружьем за спиной, шел отец Мишки. Увидев сына, остановился, затем подошел к нему и обнял:
–  Ну здравствуй, сынок! Давно тебя не видел!

– Здравствуй, папка, – только и сказал Мишка, уткнувшись тому в грудь.

–  Подрос ты, возмужал! – похлопав по спине сына и отстранив от себя,  отец внимательно посмотрел на него. – Хвалят тебя командиры! Но ты на рожон-то не лезь… – отец незаметно проморгался. –  Твои сёстры и Лешка с мачехой в Суземке.

Потом, держа сына за руки, продолжил:
– Сын, немец  у  Невдольска наступает. Мы идем,  –  отец  кивнул на движущийся обоз, –  лесом  на Красную слободу. Вдруг увидишь наших – передай, чтобы уходили туда. Там пусть меня найдут.
 
Отец еще раз обнял парня и шагнул к обозу. Потом обернулся:
–  Мишка, не суйся под пули…

И, не оглядываясь, зашагал за повозкой, которая покачиваясь из стороны в сторону, везла раненых партизан. Мишка смотрел ему вслед, пока за обозом не сомкнулись ветки кустов…
«Сговорились с командиром, что ли? На рожон не лезь!...»

–  Иваныч! – так Мишку называл в отряде только Степан.

Мишка обернулся:
 –  Степан! Ты давно здесь? Что тут за спешка?

– Фрицы сегодня выступили. Выяснилось, что батальон из Севска с марша вступил в бой с боевым охранением  нашей бригады, что занимала оборону у Невдольска. Наши отступили  на основные позиции. Идет бой. Не исключен прорыв в сторону Негино, Авангарда и Шилинки. Идем скорее  к командиру, доложишься!

–  Я на точках оставил по три бойца, –  тяжело дыша от быстрой ходьбы, говорил Степан,  – два своих и твоего. Пусть дежурят, если фрицы пойдут – пошумят немного и отойдут на Красную. Оттуда – на место сбора – Новоникольский...

Кивнув партизану, стоящему у входа в командирскую землянку, парни спустились по ступенькам вниз.

– Заходите, –  махнул рукой Егор, указывая место у карты, лежащей на столе, – и сразу сюда. Докладывайте...

Выслушав Степана и Мишку, командир сделал простым карандашом пометки на карте.

–  По нашим делам у вас новая задача,  – Егор, не изменяя своей штабной привычке, стоял над картой и попыхивал самокруткой. – Судя по всему, –  он поглядел на часы, – немец на ночь глядя на Шилинку не пойдет. Он сейчас в Алешковичах, оттуда четверть часа ходу и  – Шепетлево. Вот после завтрака, с двух сторон, пойдут на Шилинку.  Оттуда – на Суземку и на Негино, в тыл нашей обороне. Удобнее всего так.  Значит, тут и быть бою. 

–  Итак, командиры-мундиры,  бойцы-комсомольцЫ!  –  иногда, под хорошее настроение, Егор позволял себе шутить.  – Командование бригады прислало пятьдесят  бойцов на укрепление южных рубежей.  Степан, отряд  сейчас в столовой, –  командир кивнул в сторону, где стоял сколоченный из жердей навес  и столы, –  забирай их, на тебе оборона села, с юга и востока. Выгребай всю взрывчатку, что найдешь. Михаил, ты, –  палец командира почеркал ногтем карту, –  заминируешь эти дороги. Как делать – сам на месте увидишь, а тебя учить  –  только портить. К утру все должно быть готово. Надеюсь крепко на тебя, что успеть сможешь. Машину  не даю, даже подводу не проси,  перебросьте все необходимое на себе. Штаб  и отряд эвакуируем  сегодня ночью пока  в Суземку, за Побужу, а там – дальше видно будет. Вам стоять до упора,  от рассвета и…  до заката.  Фриц ночью не пойдет воевать.  А темнота – друг молодежи…  так, Степан?  Да, возьмите пару ПТР и патроны к ним, они не помешают.  И миномет немецкий, пятидесятку,  еще один тоже не помешает, а нам –  все равно не унести все, лишнее придется закапывать…

Степанов отряд, усиленный бойцами из бригады, увешанный взрывчаткой,  оружием и боеприпасами, вышел из лесу в сумерках. Полями, напрямую, через час прибыл к первому посту в Шилинке и, после короткого совещания с командиром боевого охранения, стоявшем  в селе, приступил к  оборудованию позиций. Позиции решили оборудовать на  окраине села, в окопчиках  вдоль Тары и Василька, которые были сделаны  в прошлом году отрядами самообороны. На рассвете, после короткого сна, Мишкины минеры при помощи Степановых бойцов приступили к минированию бродов и дорог, ведущих от Алешковичей и Шепетлево, так как деревянные мосты через  Тару и Василек были давно разрушены.
 
Утро этого майского дня, последней декады затянувшейся голодной и холодной весны, выдалось солнечным. Село утопало в запоздалом яблоневом цвету, прячущим обшарпанные стены мазанок; небо голубело призрачной весенней синью, а вербы, что росли у речки, склонили свои ветки к струящейся, чистой воде. Но не будили селян  и партизан крики петухов и утренний брех собак  – немцы и полицаи извели шумную живность в свои нечастые набеги.
 
Степан проверял маскировку окопов, огневых точек и стучал в каждую избу: «Люди, прячьтесь, уходите, фрицы идут, будет бой!». Кто-то прислушивался к его словам, поднимал домочадцев и уходил дорогой в сторону Негино, кто-то спускался в погреба, а кто-то просто ругался и отмахивался…

Немцы, двумя колоннами, появились у села около десяти утра. Первая колонна, с десяток грузовиков, во главе с танком Т-3, подошла к селу со стороны Шепетлево на четверть часа раньше,  чем другая и, не доезжая брода через Тару, остановилась  у перекопанной дороги. Здесь, на первом рубеже,  Мишка заложил обманки, закопав в землю подковы, гвозди, куски железа, найденные в кузне;  а чуть дальше, скрытно, по обочинам – фугасы, в надежде, что немец  будет объезжать «заминированную» дорогу. Так и случилось: после десятиминутной суеты с солдатами- саперами,  которые осмотрели метров  сто колеи, танк свернул с дороги и пополз по травянистой обочине, где и подорвался на фугасе. У танка перебило  гусеницу, он боком сполз в воронку;  башню его перекосило и пушка ее смотрела вверх и в  сторону.  Солдаты покинули грузовики,  развернулись цепью в сторону села и залегли.  В это время со стороны села послышался несильный хлопок и около грузовиков раздался взрыв. Один, второй, третий...  Загорелся один, другой, третий грузовик. Одну машину сильным взрывом разнесло в щепки, повредив при этом рядом стоящие автомобили. Похоже, в нем везли боеприпасы. Расстреляв «чемодан» фрицевских «подарков», миномет умолк. Залегшие немцы судорожно открыли огонь по селу.  Стрекотали  автоматы, бухали винтовки, тарахтел одинокий пулемет…  Сыпалась на землю штукатурка и осколки стекол ближних домов… Не получив ответного огня, немцы, изредка постреливая,  стали перебежками приближаться к броду, но несколько мощных взрывов слева заставили их снова залечь …

… В это время вторая колонна немцев  подходила к броду через ручей Василек. Эта колонна была  поменьше,  и возглавлялась вчерашним бронетранспортером, который немцы на удивление быстро исхитрились починить. Очевидно, получив радио от первого отряда, немцы так же остановились у перерытой дороги.  Но на этой дороге Мишка учинил другую хитрость: его ребята по-настоящему заминировали  и замаскировали участок дороги перед  раскопом, и поэтому немецкая колонна фактически стояла на фугасах. На это минирование Мишка потратил  почти весь свой «золотой запас минера» –  пять электродетонаторов и двести метров электрического провода, присланных самолетом  из Москвы.  И он сам, сильно рискуя, замаскировался в пятидесяти метрах от фугасов, в прибережных кустах, и  уже крутил ручку взрывной машинки… 
Справа от  второй колонны, за речкой, скрытой зарослями, слышались редкие взрывы и шла стрельба – шел бой с первой группой немцев. Услышав близкую стрельбу, немецкие солдаты стали покидать машины, и в этот момент Мишка нажал кнопку. Мощные взрывы прогремели на дороге, разорвав на части два  и перевернув еще три автомобиля, разметав по сторонам не меньше взвода солдат. Вопли, стоны и звуки стрельбы заполнили обочины дороги.

 Бронетранспортеру на это раз повезло, фугас взорвался в десяти метрах от него. Пулеметчик, одурело вращая головой, схватился за ручки пулемета и стал поливать огнем окраину села и ближние заросли. Ему вторили  автоматы и винтовки расползающихся в стороны немецких солдат. Мишка, схватив машинку,  кинулся в  холодную майскую воду и, отталкиваясь ногами от дна,  поплыл в сторону села, подальше от немцев. Редкие взрывы ПМДэшек говорили ему о новых жертвах среди немецких солдат …

Услышав взрывы у Василька, слева от себя, первый отряд немцев развернулся, и бросился  назад, по дороге на Шепетлево.  За солдатами,  развернувшись, устремились уцелевшие грузовики.
Вторая группа,  прикрываемая бронетранспортером, оголтело стрелявшем по всему, что попадало на глаза пулеметчику,  так же отступила за ближнюю балку и скрылась из виду…

Степан, сидя в окопчике,  вел короткое совещание командиров сводного отряда, защищавшего Шилинку:
–  Результат первого боя – отличный.  Не меньше двух взводов уложили,  танк и восемь машин. Наших потерь – ноль.  Думаю, через час -два будет вторая попытка взять село. Михаил, пару своих трактористов пошли, пусть посмотрят перевертыши, может живая машина есть, перегнать в село, пригодится. Может, стоящие трофеи есть, тогда сюда пусть несут. И посмотри, если осталось чем, заминируй подъёмы у бродов…

– И, товарищи командиры! Оборудовать  обязательно резервные позиции, если успеете. Думаю, пригонят немцы свой танк и начнут хреначить по нам издалека, а то и самолеты натравят…

– Хорошо, –  Мишка огляделся, – командиры отделений,  найдите Гришака и Федора, пусть летят ко мне. 

Через пять минут Мишка давал указания:
– Федор Дмитриевич, возьми Авдея и пару ребят, сходите на грузовики посмотреть, но  на свою мину не напоритесь. Если заведется что – попробуйте перегнать в село, следы затрите.

– Гришак, возьми Ивана, пару ребят,  сходите к танку, сожгите его к черту.

– Всем!  Найдёте мины в железных «чемоданах», пулеметы, автоматы, ленты, патроны – тащите.

Степан ошибся, но не намного. Партизаны успели собрать трофеи, перекусить, и даже посушиться после хождения через броды за трофеями. День обещал быть  жарким, весеннее солнце припекало по-летнему. Авдею действительно удалось перевернуть один из грузовиков и перегнать в село  – им оказался советский ЗиС-5. Успели партизаны перетащить в село и установить тяжелый трофейный миномет  с  четырьмя десятками мин, найденный в одном из «перевёртышей». Сам же Мишка, собрал оборванные провода от фугасов, бережно их скрутил их и принес обратно – пригодятся...

Дымил танк,  чадили догорающие грузовики. Западный ветерок разгонял дым по полям, поэтому дороги просматривались на все сто. Немцы на этот раз  организованно вышли с двух сторон. И танков было два, Т-3.Они безбоязненно встали на холмах и стали поводить пушками, выискивая цели…
По дорогам синхронно выдвинулись БТРы.  Каждый  БТР прикрывал группу саперов, что шли по дороге, покачивая рамками миноискателей и ковыряя землю щупами. Ставили флажки по одним им известным причинам и шли дальше. Танки  и БТРы спускались все ниже и ниже, к бродам. Вот на взгорке, в полукилометре от села появились машины, из них на каждой дороге выгрузилось около роты пехоты. Спешившись и вытянувшись в цепи, солдаты не спеша двинулись в сторону переправ, каждая цепь –  за своим бронетранспортером.  Машины укатили обратно.

Всю эту картину Степан, Мишка и Петр наблюдали со своего наблюдательного пункта, который они организовали на одной из соломенных крыш брошенного дома.

– Быстро научились фрицы  уважать партизан! – задумчиво произнес Петр.

– Ну что, постреляем? –  для порядка спросил Степан командиров и, получив утвердительный кивок одного и другого, спустился вниз.Там подозвал минометчиков:

–  Слушай задачу, ребята. Надо накрыть пехоту, транспортеры и танки. Мин у нас немного, поэтому бить аккуратно, с умом. Мелкие бьют по пехоте, как подойдут к броду, тяжелый – по танкам и  БТРу.

–  Да, Петр Григорьевич, –  обратился Степан к командиру приданного отряда, тоже спустившемуся вниз,  –  пусть бронебойщики попробуют обездвижить броники. И позиции после трех выстрелов меняют. Остановят броники –  пусть балуются с  танками.  Стрелкам и пулеметчику – косить фрицев, как войдут в брод. Все, начали!

Из-за взгорка, на бреющем, выскочила пара мессеров. Пролетев над  селом вдоль улицы, самолеты сделали над полем вираж, набрали высоту и снова зашли на село.  Мишка, охнув, еле успел соскользнуть вниз  и нырнуть в погреб, как сбросив на дома по паре бомб, мессеры  снова зашли на село. На этот раз они обстреляли дома и постройки из пулеметов и скрылись из виду.

Степан снова поднялся наверх и увидел, что на  дальней окраине села задымилась крыша избы, возле нее засуетились редкие люди. Немцы уже приближались к броду на Васильке;  те, что шли к броду на Таре –  отставали метров на сто.

–  Пора! –  махнул рукой он минометчикам и первый гостинец полетел к  бронетранспортеру, елозившему метрах в двухстах от брода через Василек. Второй, третий. Партизану, что корректировал огонь, приходилось  выглядывать из-за сарая и знаками показывать, куда класть следующую мину. Цепь врага, дойдя до брода, залегла.  БТР, крутясь и ускользая от взрывов, бешено стрелял в сторону села. Танк, стоящий в полукилометре, стал стрелять по крайним постройкам. В это время за ним вспучился взрыв первой тяжелой мины. Второй взрыв лег рядом, танк осыпало землей, и он двинулся в сторону, меняя позицию. У ручья разгорался бой.

Минометчики пятидесяток перенесли огонь на залегших солдат противника,  выводя их из строя  одного за другим. Меткий выстрел бронебойщика, похоже, повредил трансмиссию  БТРа и он остановился. Однако это не мешало расходовать патроны вражескому пулеметчику. Еще один меткий выстрел и – то ли пулемет заклинило, то ли стрелка убило, но пулемет замолчал. Танк, опасаясь попаданий миномета, ездил вдоль балки и с коротких остановок постреливал в сторону села. Разрывы снарядов его хаотически возникали среди окопов и строений. Но вражеская пехота перебежками достигла ручья и высоко подбрасывая ноги принялась его пересекать.  Вот тут и слетели ветки и трава с окопов, ударили пятьдесят стволов и пулемет в придачу. Все было кончено в пять минут. Около полутора десятков немецких солдат,  что успели  форсировать ручей, подорвавшись  на редких минах или скошенные пулями партизан,  валялись на его левом берегу;  не менее двух десятков, пораженных стрелковым огнем,  в разных позах лежали на другом; остальные петляя и вприпрыжку неслись  под защиту танка и кустов Тары. Вслед им летели пули.

Немцы, что цепью шли от Шепетлево, получили фору, поскольку минометчики били по другой окраине. Они наконец-то добрались до речного брода и распределились: часть залегла, часть под прикрытием пулемета бронетранспортера сходу полезла в  речку. Минометный огонь от партизан немного запоздал: около  взвода немцев, упер в животы автоматы, уже строчили перед собой,  карабкаясь  по речному откосу на позиции партизан.

–  Огонь, огонь! – бросая «партизанки» в близких немцев, во всю силу кричал Митька, самый юный партизан, рыжий пятнадцатилетний пацан-разведчик; через секунду, ужаленный пулей, схватился за руку  и осел в окоп.

 Захлопали винтовки, с  левого фланга короткими очередями зачастил пулемет, застрекотали партизанские автоматы. Десяток немцев недвижимо лежал на склоне, остальные расползались от брода по сторонам, прячась по кустам и стреляя оттуда.
 
- Гранаты, гранаты! – крикнул  подоспевший вовремя Степан.

Из окопчиков партизан в сторону кустов улетели несколько гранат и было видно, как оставшиеся в живых немцы, под прикрытием огня с правого берега речки бросались в воду, и держа оружие над собой, перебирались обратно.

Тем временем, стрелок из постоянно маневрирующего бронетранспортёра, нащупав позицию партизанского пулеметчика, прижал того к земле. Очевидно, что у БТРа и танка была радиосвязь, так как землю  у окопчика пулеметчика стали  рыхлить взрывы.

– Меняй позицию! –  орал пулеметчику  Степан.
 
Меняя позиции, бронебойщики с ПТР обстреливали врага. Перетащив ружье  влево, откуда была видна позиция БТРа, партизаны быстро перебили ему гусеницу, а потом добрались и до пулеметчика в кузове, повредив тому лафет.
Однако, в танке тоже сидели не дураки:  обнаружив позицию бронебойщиков, танкисты накрыли её из пушки и снова перенесли огонь на пулеметчика, однако тот, пользуясь паузой,  успел перетащить пулемет на другую позицию, ниже, и теперь танкистам её не было видно.  Те, выискивая цели, стали обстреливать позиции стрелков. Несколько выстрелов из тяжелого миномета заставили его сползти с насиженного места и скрыться за бугром. Отполз и скрылся в балке второй танк.

Через час начался артиллерийский обстрел, корректируемый из двух танков и партизаны отошли на запасные позиции, за село, однако, когда немцы снова пошли в атаку, встретили  их ружейно-пулеметным  и минометным  огнём. К вечеру немцы безуспешно повторили атаку, а в сумерках прибыл связной из отряда и партизаны, погрузив в трофейный ЗиС  тяжелых раненых, вывезли их в Суземку. Уже поздней ночью, погрузив последних погибших партизан в вернувшийся грузовик,  партизаны  двинулись в сторону  Новоникольского хутора... 


                Часть 3. За три дня до лета. Бой у Пути.


Бах-бах-бах-бах! – прогремело над Мишкой и на голову его посыпались ветки, листья  и мелкие щепки. Мишка  втянул голову  в плечи, затем смахнул с кепки мусор и аккуратно выглянул  из-за бруствера окопчика. Увидев на дальнем краю поляны желтые вспышки, он вовремя пригнулся, и спустя мгновение  треск веток и  знакомое «бах-бах» прогремело совсем рядом.
 
– Эрликон! – воскликнул Гришак, его друг. – Спарку притащили, гады! Сейчас они нас причешут!

Гришак появился из канавки справа и, звякнув трофейным автоматом о рассыпанные гильзы,  нырнул в Мишкин окопчик. Гришак неплохо разбирался в немецкой технике, но свой МП40 почему-то называл швайсером.

– Смешают нас тут с травою! – вполголоса произнес он, глядя в сторону дороги.

Тах-тах-тах-тах-тах-тах! – проблески вспышек и звуки  выстрелов спаренной зенитной пушки снова донеслись из бора и разрывами прошлись по деревьям  слева от окопчика.

 – Проверяют на вшивость! – задумчиво произнес Мишка и снова посмотрел  в сторону врага.

Зенитка была в кузове грузовика,  появившегося из соснового бора,  метрах в четырёхстах от позиции партизан. Из бора высовывалась полупетля лесной дороги, проходила через всю поляну вдоль речки и скрывалась  в темном ольшанике. Лесная дорога вела в глухую деревню, где уже  с апреля месяца скрывались  от карателей  жители окрестных селений. Брянский лес  – он большой и не раз прятал селян от набегов врага. В ольшанике и расположили сегодня свои позиции партизаны. Задача была одна – потрепать и задержать, хотя бы до сумерек, две роты немцев,  идущих по следам партизан.  От этой поляны  до  лесной деревни  было всего несколько километров  и надо было дать возможность людям собраться и уйти дальше в лес, а партизанам бригады – оборудовать новые позиции. Поэтому  отряду Егора Хлебникова  было дано задание перекрыть на сутки лесную дорогу на Колпины, что шла берегом Сева и скрывалась в лесу.

Сводный комсомольский отряд  Степана Серёгина, изрядно поредевший после боёв, был усилен  полувзводом партизан из Комаричского отряда. Сводный отряд  вышел к месту засады,  на берег речки,  накануне вечером. Пока не стемнело, партизаны принялись валить на дорогу  деревья для сооружения завалов,  копать  окопы и обустраивать позиции. Мишке и его ребятам, как всегда, досталась работа по минированию.  Минёры  заложили небольшие  фугасы под завалы,  заминировали пути их обхода, установив ориентиры для себя. Мишка, как и в прошлый раз, не обошелся без хитрости:  метрах в ста перед каждым  завалом установил  несколько фугасов глубокого заложения с дистанционным подрывом, благо Москва на провода и электродетонаторы партизанам пока не скупилась.  Не обошлось и без обманок: дорогу в двух местах перекопали, показывая, что тут якобы минировали.

На этот раз у партизан было только оружие для стрелкового боя: гранаты, автоматы, винтовки, трофейный пулемет, да ПТР, уцелевшее после памятного боя у Шилинки. Мишка предпочитал  брать на вылазки оружие ближнего боя – автомат.  У него был трофейный «швайсер», как и у Гришака. Он легче и компактнее, чем трехлинейка,  с ним легче отбиться в ближнем бою. В этот раз, Мишка оставил его в отряде, но  взял с собой трехлинейку с оптическим прицелом, которую минувшей зимой ему вручил Егор, как лучшему стрелку отряда.
Позицию для засады партизаны выбрали  неплохую: слева от поляны протекала  довольно широкая и весьма глубокая  в этом месте речка, справа – вдоль соснового бора, располагалась покрытая кочкарником, болотистая низина, уходившая глубоко в лес.  Из низины, сочившейся влагой, через небольшой овражек,  что лежал перед позициями, в речку стекал ручеёк.

Утром, часов около девяти,  на поляну выскочили три мотоцикла с колясками и, обнаружив на другом краю поляны завал, перегородивший дорогу, обстреляли из пулеметов ближние кусты и скрылись обратно. Степан дал указание – не открывать огня до самого последнего момента или пока не обнаружат.

Через четверть часа у края поляны появился  легкий танк и несколько грузовиков, выгрузивших около сотни  немецких солдат. Танк поводил хоботом по сторонам, замер и пустил впереди себя несколько пулеметных очередей.  Видимо, ничего интересного не обнаружив,  танкисты выстрелили в первый завал. По сторонам полетели щепки и ветки. Другой  выстрел, третий, четвертый. Тут раздался взрыв спрятанного под завалом фугаса, разметавшего останки деревьев.  Танк поводил башней по сторонам и опять замер.  Слышался лишь рокот мотора, да глухая далекая стрельба справа, в лесу. Судя по всему, танкисты обнаружили  в прицел, что за первым завалом невдалеке виднеется и край другого. Танкисты решили расстрелять  и этот завал.  Чтобы улучшить сектор обстрела, им понадобилось проехать вперед  метров  на сто. Цепь немецких солдат, прикрывая танк, двинулась за ним. Гришак, почуявший удачу, ужом скользнул в кочкарник и, невидимый для всех, пополз к известному  ему месту, где лежала подрывная машинка с пучком проводов от фугасов.  Другое такое место, с пучком проводов и машинкой было под берегом, у небольшой ивы. Танк подполз ближе, и напрочь расстрелял второй завал, подорвав и фугас. От машин отделились несколько солдат с миноискателями. Водя  рамками влево-вправо, они двинулись вдоль дороги, проверяя колею и заросшие травой обочины. Зайдя в лес и пройдя метров сто, немцы, убежденные, что впереди препятствий больше нет, радостно гогоча, замахали руками.
 
В этот момент со стороны Негино подошла вторая колонна, возглавляемая другим танком. Первая рота, снова погрузившись в грузовики и пустив впереди себя танк  и пятерку пулеметчиков на мотоциклах с колясками, двинулась вперед и втянулась на поляну.  Вот тут, когда танк достиг нужного ориентира у второго завала, Гришак и привел в действие фугас.  Мощный взрыв перевернул легкий танк, как спичечный коробок.  Два последующих взрыва,  один за другим, покорежили три грузовика в середине колонны  и заблокировали  движение. Немцы выпрыгивали из машин и постреливая,  занимали вокруг них оборону. Мотоциклисты, развернувшись в стороны, поливали из пулеметов ближние заросли, затем прыгая по ухабам, вернулись в средину колонны. Солдаты, настороженно поводя стволами, выжидали.

 – Пора! – одинокий выстрел нарушил тишину и партизаны,  сбросив маскировку, открыли огонь.

Несколько партизан, скрываясь за высоким берегом, выбрались во фланг врагу и открыли  прицельный огонь. Мишка, набив обойму бронебойно-зажигательными патронами, стрелял  по бензобакам грузовиков и мотоциклов. Ему удалось поджечь один грузовик и мотоцикл, пока его позицию не приметил пулеметчик, короткими очередями прижав к земле. Мишка ползком перебрался в другой окопчик, заменил  патроны на обычные и стал выбирать другие цели:  первым выстрелом он отомстил пулеметчику за свое унижение; вторым – какого-то унтера, призывно пытавшегося поднять в атаку солдат; третьим – танкиста, выползающего из люка перевернутого танка…

Второй танк вылез из средины колонны, сместился к берегу и стал  расстреливать из пушки подлесок ольшаника, где расположились позиции партизан. Бронебойщики, схватив свое ружье, перебрались на правый фланг, откуда их позиция из танка не просматривалась и стали стрелять по грузовикам, выводя их из строя. От выстрелов ПТРа машины начинали дымить, а некоторые вспыхивали ярким огнем.  Водители стали разворачивать  и уводить назад уцелевшие автомобили. Бронебойщики перенесли свой огонь на танк, пытаясь поразить прицел и наблюдательные приборы. Это заставило его двигаться, меняя позиции, и стрельба его стала реже. Однако  солдаты, понукаемые офицерами, прикрываемые танком и пулеметами с мотоциклов, ползком передвигались  все ближе к позициям партизан, готовясь пойти в атаку.  Вот тут Авдей, сидевший в засаде под берегом увидел условленную ракету и стал по очереди  приводить в действие фугасы. Первый взрыв разметал два мотоцикла с пулеметами, спрятавшимися за горящим грузовиком. Второй поднял на дыбы землю перед танком и, похоже, заклинил тому башню: танк, не стреляя, задним ходом, стал пятиться назад, пока не скрылся за соснами. Третий выворотил землю у перевернутого танка, погребя под собой не меньше дюжины врагов. Несмотря на ослабевший огонь партизан, немцы, пятясь и отстреливаясь, стали отходить…

Вот после этого на опушке и появилась машина с автоматической зениткой. Немцы не жалели боеприпасов, активно им помогали пулеметчики на двух мотоциклах. Вскоре позиции партизан стали напоминать бритого ежика: кое-где торчали голые стволики деревьев, а подлесок метров на пятьдесят в глубину превратился в смесь веток, щепок и грязи.  Среди этого апокалипсиса виднелись гнутые стволы оружия и тела партизан. Зенитчики, спрятавшись за гнутым броневым щитом зенитки, чувствовали себя в безопасности.

– Мишак, надо их снять, или уходить, иначе тут скоро живых никого не останется!–  Гришак протянул руку к Мишкиной винтовке. – Давай, я водой, под берегом  проберусь поближе и оттуда попробую их снять.

– Нет, сделаем по другому. Ты проберись ближе к ним под берегом и оттуда шумни. Хорошо шумни, чтобы они зенитку  и пулеметы повернули к тебе стволами а ко мне боком. Вот тут я их и перещелкаю.

Так и сделали. Мишка вновь зарядил бронебойными патронами свою трехлинейку, протер оптический прицел от грязи, а Гришак спустился к кромке воды и под берегом, где посуху,  а где в воде, подобрался метров на сто к зенитке. В тридцати метрах от него стоял мотоцикл, в  коляске которого активно «трудился» пулеметчик. Гришак выставил над кромкой берега автомат и пустил всю обойму в сторону пулеметчика. Разрядив автомат, нырнул вниз, под берег, перезарядиться. И вовремя, снаряды «эрликона» взрыли землю над его головой.
 
Мишка, увидев повернутую боком к нему зенитную пушку, вскинул винтовку, быстро выцелил первого наводчика и выстрелил. Передернув затвор, успел выстрелить  во второго, прежде, чем тот успел отвернуть пушку обратно. Третий, четвертый и пятый выстрелы Мишка направил в казенники часть пушки, надеясь, что бронебойные сердечники пуль повредят механику орудия и оно не сможет стрелять. Перезарядив винтовку, он снова высунулся из окопа и увидел, что пушка находится в том же положении  –  значит попал он в стрелков! Мишка  расстрелял обойму по кабине машины, и только потом очереди пулеметчиков достали его окоп. Партизаны открыли по пулеметчикам прицельный огонь и как могли, прикрывали Мишку. Последнее событие  и решило исход боя на этот день:  оставшиеся  мотоциклетчики  отъехали в лес, под прикрытие сосен и изредка оттуда постреливали.

К вечеру подъехал танк, зацепил зенитку тросом и уволок в лес.  Немцы отошли назад, а еще через полчаса начался неторопливый артобстрел позиций, длившийся до сумерек. Партизанам пришлось перемещаться вглубь рощи. Разрывы снарядов перемалывали ольшаник и партизанские окопы. Пахло взрывчаткой и горькой свежей корой, куски которой, словно окровавленные тряпки, валялись среди воронок.   Ночью, наскоро похоронив в воронках погибших товарищей, собрав трофейное оружие, поредевший отряд Степана снялся с позиций и отошел вглубь леса. В Мишкином отделении в живых осталось восемь, из них двое ходячих раненых, а Мишкину винтовку прикончил осколок снаряда, разорвавшегося в пяти шагах…


            Часть 4. За полчаса до лета. Соловьиная ночь.

    Последние дни весны отметились ожесточенными лесными боями местного значения.  Люди, укрывшиеся в лесу надеялись переждать карательную операцию, как и в прошлом году, но скоро стало ясно, что немцы окружили партизанские отряды и теснят их к Десне. Немцы и по ночам не ослабляли натиск, обстреливали лагеря и позиции партизан из артиллерии и минометов, нанося урон не только партизанам, но и мирным жителям. Вражеское кольцо сжималось. Партизаны и укрывшиеся жители не теряли надежды на спасение. Партизанский аэродром был захвачен немцами, но Москва не прерывала связи с партизанами и помогала как могла: ночами прилетали самолеты и сбрасывали мешки с оружием, боеприпасами, медикаментами и продуктами. О прорыве окружения тогда еще не говорили, партизаны готовились биться до конца, но ручейки людей прячущихся в лесу от фашистов превращались в реки и слились в людское море.…

   Поздним вечером последнего дня весны, проанализировав данные от партизанской разведки и разведки Центрального штаба партизанского движения, Совещание командиров партизанских соединений, находившихся в окружении,  приняло решение:  этой ночью пойти на прорыв окружения. Наиболее подходящим местом было  урочище Воловня, где располагался стык двух дивизий и партизанам противостояли  потрепанные в боях  два пехотных батальона, с приданым взводом легких танков. Туда на усиление фашисты планировали подтянуть танковый батальон с артиллерийским  дивизионом.
 
   Ночью Егор Хлебников  вызвал Мишку в наспех сооруженный шалаш. Помимо Егора, там находились Степан, командир их бригады, комиссар отряда, незнакомый военный в командирской форме без погон  и несколько командиров отрядов и минеров из  других партизанских отрядов, с которыми  Мишка учился в Навле подрывному делу.
 
   – Товарищи партизанские минёры! –  обратился к ним военный. – Все помните, где ставили вчера минные заграждения со стороны Воловни? А? Значит, сегодня  придется вспомнить…  Напоминаю, мы в кольце окружения. Слушайте приказ!  К двум ноль-ноль минные заграждения должны быть сняты на участке  отрядов  имени Чкалова и  имени Ворошилова.  Немцы должны думать, что мы усиливаем  оборону. Приказ должен быть выполнен любой ценой. Это вопрос жизни и смерти тысяч людей, собравшихся в лесу, тех людей, которых защищает Советская власть! Приступайте к выполнению немедленно! О выполнении доложить комиссару бригады «За Родину». Сегодня  мы будем прорываться...

   Последние слова вызвали оживление среди партизан. Поглядывая на часы, они заторопились к выходу, выполнять приказ.

   – Серегин, Сердюков, задержитесь! – послышался голос Хлебникова.
Степан и Мишка остановились и, подождав, когда командиры и подрывники покинут шалаш, подошли к командиру.

   – Вам – особый приказ. Немцы, как овчарки, скорее всего, будут преследовать прорвавшихся. Ребята, вы видели, сколько в лесу народу? Тысячи и тысячи. Дети, старики, скот…  Им надо время, чтобы выйти отсюда и оторваться от врага. Вы, после прохода отряда прикрытия, минируете, по возможности, пути отхода. Вот здесь, – отросший ноготь командира показал место на карте. – Степан, твой отряд – это боевое охранение отделения Сердюкова на период минирования. По окончании – ты командир сводного отряда. Задача отряда – задержать  преследующих немцев  любым способом  на час-два после прохода отряда прикрытия.

   –  Ясно, товарищ командир. Разрешите идти? –  Степан, как старший, ответил за всех.

   –  Идите парни, с Богом! – таким необычным образом  Хлебников напутствовал комсомольцев впервые.

   Остаток ночи, как и большинство окруженцев,  Мишка не спал. Его отделение – тоже. Его минёры, как и бойцы взвода Степана, к расвету собрались у длинной и широкой просеки, в которой уже в полной тишине стоял народ, ожидая начала прорыва. Каждый второй минер носил на себе повязку, бывшую когда-то белой: вражеские пули, осколки и острые щепки не миновали их в лесных боях. Мишка прихрамывал – вчера в сумерках подвернул ногу, провалившись в барсучью нору.

   Перед тем, как собраться на просеке, они «поскребли по сусекам» бригады и собрали припасы, с которыми им утром придется выполнять боевую задачу. С учетом предстоящего прорыва, наскрести удалось немного: килограммов двадцать взрывчатки, три десятка «лимонок» Ф-1,  полтора десятка «банок» –  гранат РГ-42, десяток мин  ПМД, дюжину противотанковых гранат РПГ, две дюжины нажимных взрывателей. Пару мотков суровых ниток да клубок дратвы, что сыскался у запасливых хозяйственников, Мишка решил использовать  для растяжек и ручного подрыва фугасов из укрытий. Переговорив со Степаном, как они будут действовать при прорыве, Мишка распределил взрывчатку и гранаты среди своих бойцов и комсомольцев Степана. Затем, кратко обсудил со Степаном схемы минирования, распределил обязанности минеров и их помощников. После наступило тягостное время ожидания…

   И Мишка решил как следует приготовиться к предстоящему бою: сел под дерево и в свете костра набил патронами два пустых магазина своего новенького ППС-42.  (Вчера из-за линии фронта прилетал самолёт и с него сбросили несколько мешков с боеприпасами и двумя десятками новых автоматов. Подвернувшемуся в тот момент Мишке достался новенький автомат и пять магазинов к нему). Почистил и смазал автомат. Открыл сидор и перетряхнул содержимое. Оставил в нем пару сухарей и тоненький кусочек сала в тряпице, небольшую железную кружку, саперную лопатку в брезентовом чехле, трофейный пистолет. Поточил о подвернувшийся камень нож, сунул его в самодельные ножны и заткнул за голенище сапога;туда же сунул и ложку. С сожалением отложил в сторону холщовый мешочек с бронебойными и трассирующими  патронами от своей трехлинейки (теперь не нужны). Немного подумал и разгреб под деревом листву, высыпал  в углубление патроны, положил с ними пару ненужных электрических взрывателей и небольшой моток изолированного провода (нет машинки – зачем они теперь!). Посомневался, и засыпал выемку листьями. Сыпанул в пустой мешочек пару горстей патронов для автомата и сунул его в сидор; паре «лимонок»  тоже нашлось место. Пару гранат РПГ завернул в смену портянок и тоже положил в сидор. Сунул ракетницу. Взвесил на руке и покачал головой – тяжеловато. Положил в карман моток суровых ниток. Кинул в мешок пару упаковок бинтов. Вроде все. Нет, взял фляжку, спустился к ручью. Умылся и сделал несколько глотков отдающей прелым деревом воды. Набрал во фляжку свежей воды и завинтил пробку. Вот теперь, кажется все… Вернулся к дереву, присел, прислонился к нему спиной и прикрыл глаза. Мысли перескакивали с одной на другую:
«Прорвемся или нет?...  Должны-должны, командиры уверены, да и Степан тоже. Главное – под шальную пулю не попасть…  Где-то тут со всеми в лесу сестры и младший брат. Эх, не смогли их за линию фронта вывезти, немцы аэродром захватили!  Успели бы выбраться со всеми… Папку видел днем, проходил мимо со своим ружьем. Небритый был и, как всегда молчал, только и спросил:  «Ну как ты?». А я ему в ответ: «Нормально, папка…». А он стоял, смотрел на меня.  Потом  сказал, что с особым заданием уходит к Десне. Вернется через три дня, если все удачно сложится.  И сунул в карман горсть карамелек в обертке, как маленькому. Где он их только взял… »

    Мишка вспомнил  свои слова, сказанные вслед отцу: «Папка, если будем биться до конца, ты не переживай, я биться умею!»
Потом Мишку стали  посещать другие, более приятные мысли: «Наши уже близко, в Курске. Вот вырвемся, дадим немцу по морде, а там и наши подоспеют. А через месяц мне будет восемнадцать… Можно жениться.... Только вот дома нет своего… И Тани нет…»

   Мысли его убежали в недалекое прошлое, в родное село, на их длинную улицу, где в её начале жила одноклассница Таня. Нравиться она ему начала еще в школе. Спокойная, рассудительная и лицом приятная, особенно, если посмотрит и улыбнется: у Мишки от её улыбки внутри все пело и плясало… Нет больше Тани, их разведчицы, схватили её полицаи и сгинула она в Локотском концлагере…

  Сознание Мишки неожиданно вывернулось из-под гнета военных мыслей, выскочило на свободу, огляделось по сторонам и каким-то краешком зацепилось за лесную жизнь…  Вокруг ходили люди, бряцало оружие, изредка всхрапывала лошадь и поскрипывала упряжь повозок. Откуда-то доносились далекие выстрелы, изредка бухали разрывы снарядов. А где-то далеко, на грани слышимого, слышалась трель соловья. Она лилась, лилась, лилась… Возмущенный песней соперника, откликнулся другой певец, уже ближе; вот третий, поддержал их четвертый и, совсем рядом, пятый… Мишка замер, слушая; замерли и его партизаны, мысленно уносясь к мирным временам. Слово у войны попросила Жизнь…

   Мишка нащупал лежащий рядом сидор, пошарил внутри и вытащил оттуда трофейный пистолет. Вытащил обойму, выщелкнул оттуда патрон. Ухватив пулю зубами, расшатал гильзу пальцами и сдернул её с патрона. Высыпал на землю порох и положил гильзу  и пулю в снятую кепку. Вытащил из кармана клочок газеты и огрызок химического карандаша. Слюнявя грифель, в свете угасающего костра написал на крохотной полоске бумаги: «Михаил Иванович Сердюков – 1-07-1925.» Подумав, добавил: «Соловьи поют». Скрутил бумажку в цилиндрик и засунул в гильзу. Отверстие, как пробкой, донышком вверх, заткнул пулей. Подумав, разворошив листья, положил патрон в кучку с винтовочными и присыпал опять…

   – Иваныч, ты тут? – риторический вопрос Степана оторвал  Мишку от лирических  раздумий.

   –  С минуты на минуту начнется, – Степка посмотрел на свои трофейные часы со светящимся циферблатом. –  Наша задача – с  толпою, не разбегаясь,  миновать просеку и дойти до шляха, что идет на Пролетарский, и у болота рассредоточиться. Начинаем минировать  шлях в оба конца от просеки. У нас будет полчаса-час, надеюсь. Пропускаем отряд прикрытия (у них красные ленты на рукаве) и тут же начинаем минировать просеку. Я беру с собой три трофейных пулемета. Дорогу и просеку от пехоты сможем  блокировать. Твои ребята – минируют. Чем быстрее и лучше, тем у нас с тобой возможностей выжить будет больше.

   –  Эх, пару минометов бы, пятидесятки…

   –  Иваныч, бойцы и так перегружены боеприпасами и взрывчаткой. Три пулемета, стволы к ним и по пять сотен патронов на каждый! Это уже двенадцать человек задействованы! И взрывчатка! ВсЁ! Что есть – то есть… Пошли, строимся!


                Часть 5. Шаг в лето. (Умереть или жить).

    На востоке забрезжил рассвет. Видимый из леса уголок неба посветлел, но внизу, под кронами, стоял сырой туман и было все так же темно. Бесформенная многокилометровая колонна людей, заполнившая просеку, молча стояла, готовясь к прорыву окружения. Два командира проверили свой сводный отряд  и стояли рядом, ожидая начала действия. Нервная дрожь волнами пробегала по Мишкиному  телу и заставляла того стискивать зубы, чтоб те не стучали.

   Стрельба и взрывы неожиданно вспыхнули на востоке, в паре километров от пристанища партизан, где-то в конце или в начале просеки, (где тут разберешь в темноте, где её начало) и стали быстро смещаться  влево и вправо, словно открывая ворота из мрачной темницы навстречу солнцу.
Партизаны из группы прорыва, совершив отчаянный бросок, разорвали кольцо окружения и развивая фланговые атаки, потеснили фашистов  с одной стороны к болоту, с другой – к глубокому ручью. Фашисты в панике бежали с полкилометра по редколесью, преследуемые разрывами мин, бешеной стрельбой  и криками «ура!». Самые быстроногие, убежав подальше, стали искать укрытия за деревьями и кочками и, окапываться. Вскоре оттуда навстречу партизанам засверкали вспышки выстрелов, и атакующие группы прорыва залегли. Теперь партизаны лежали в сырой, утренней траве, укрывшись  кто  как смог и, экономя патроны,  били по врагу выверенными выстрелами. Точнее, били по вспышкам, что в сотне метров от них вспыхивали в темноте. Немецкие солдаты  приходили  в себя после ночного огненного шквала,  короткой рукопашной схватки и панического  бегства, с каждой минутой увеличивая плотность ответного огня. Пули врага посвистывали все чаще и ближе, иногда находя чьё-то тело или голову…
А до восхода теперь уже летнего солнца было рукой подать…

   Напряжение в толпе, стоявшей наизготовку и слушающей звуки боя, нарастало… Наконец,  впереди в сумерках, откуда  пробивался свет, Мишке почудилось шевеление. Оно волной прокатилось  от одного края просеки до другого и, … люди вздохнув, начали медленное и решительное движение вперед, постепенно ускоряясь и наконец, переходя на быстрый шаг. Скрипели подводы, двигались люди, бряцал металл оружия. Двинулся  и сводный отряд Степана. Пять, десять, пятнадцать минут казалось бы вечного движения… С каждой минутой  стрельба приближалась. 
 
   –  Иваныч, напоминаю, держимся правого фланга – уже перекрикивая грохот недалёкой стрельбы, крикнул Степан.

     Наконец, отряд Степана, вышел на линию соприкосновения. Здесь, совсем недавно, произошел бой. Тела погибших партизан, вперемешку с убитыми немцами и оружием, лежали в вытоптанной траве.  А неподалеку, слева и справа продолжалось лесное сражение. Впереди пока было молчание и люди шли туда, в сумерки и тишину. Пули, летящие как слева, так и справа, долетая до просеки, свистели, шипели, жужжали, сшибая ветки  и, с чмоканьем впивались в стволы деревьев. Но были и такие, что находили в огромной толпе свои жертвы. Кто-то еще живой, но пораженный пулей, стоная двигался, удерживаемый  человеческим потоком;  кто-то тихо вскрикивал и падал под ноги идущим, чтоб уже не подняться. И таких, лежащих на  сырой земле, становилось все больше. А в туманных сумерках шли единым потоком по земле люди и животные, спотыкаясь о тела убитых и полуживых, и если не было возможности обойти, шли по телам. Всхрапывали и шарахались в сторону редкие лошади, упирались и мычали коровы. А сражение во имя жизни продолжалось…

   Мишкино отделение пригибаясь, насколько можно, по флангу проскочило обстреливаемую зону без потерь, лишь другу Гришаку досталось: вскользь зацепило пулей, и он, шипя и кровяня рубашку, быстрым шагом шел  рядом с Мишкой. Степановым бойцам повезло меньше: пули сразили наповал одного парня, несшего пулемёт, и ранили другого, в ногу.  Гришак заметил это, подхватил пулемет и мешок убитого и потащил дальше. Хромающего бойца поддерживали бойцы Степана.

   – Потерпи немного, Гришаня, – сквозь зубы произнес Мишка, перехватывая у того мешок пулемётчика и пулемет. –  Выйдем на шлях – перевяжем…

   В отдаляющемся  треске стрельбы и редких разрывах гранат занимался рассвет. Люди, смелея от полученной свободы, негромко перекрикиваясь,  уходили все дальше и дальше от звуков стрельбы, рассеиваясь по лесу, полям и дорогам. Уходили на север и восток,  опять в те места, где всего две недели назад шли партизанские бои.


                Часть 6. Прорыв. В арьегарде.

   Полоска светлой, извилистой  колеи показалась неожиданно, хотя партизаны давно ждали её.  Степан свистнул отряду:

   –  Слушай команду! Построиться по группам! – добавил он, пока партизаны выравнивали строй. - Сложить взрывчатку здесь, –  он указал на бугорок возле себя, где Мишка пристроил мешок убитого пулеметчика –  проверить оружие и перевязать раненых! Выполнять!

   – Ну, Иваныч, командуй, что нам делать, – Степан смотрел то на партизан, складывавших мешки со взрывчаткой и гранатами, то на людской поток, переваливающий невысокую насыпь дороги и скрывающийся в лесу.
Мишка и Степан отошли в сторону, чтоб не мешать суетящимся партизанам.

   – Степан, как и договаривались, я своих разделю на три группы, по числу пулеметов. Две группы – на минирование дороги слева-справа от просеки, в пределах видимости, метров двести-триста, твои с пулеметами на прикрытие; третью – на минирование просеки, как пройдут люди и  группа прикрытия. Дорогу начну минировать прямо сейчас. И прямо сейчас от тебя – по паре человек на первые две группы – ямы копать-засыпать, иначе не успеем. Последней группе – самая сложная работа. Времени будет совсем ничего. Будь готов сам помочь… Пулеметчика третьего найдешь?

   – Да, еще, – Мишка поморщился, – для всех! Всяко может быть… Команда на отход – две белых ракеты в нужном направлении. Точка сбора – через триста-четыреста шагов от этого боя. Держи! – и Мишка сунул Степану в руку ракетницу.

   – Сделаем! Действуй, три минуты – землекопы и  прикрытие будут готовы, –  Степан вернулся к своему отряду.

   – Минёры! Построиться! – Мишка подошел к своему маленькому отряду. – Гришак, ты как? Работать сможешь?

   –  Да!

   –  Внимание всем! От фронта –  левый фланг –  тройка Федора Дмитриевича;  правый – тройка Ивана. Фугасы заложить на дороге на расстоянии двести пятьдесят-триста шагов от просеки: с дистанционным подрывом по первой схеме, с нажимным взрывателем – по второй. Растяжки нижние по четыре штуки слева-справа на пятьдесят шагов. После установки – выдвинуться вперед на пятьдесят шагов и занять позиции для наблюдения, за комсомольцами – прикрытие дороги и флангов. Будут идти из прорыва группы или одиночки – провести мимо «подарков». Взрывчатку, гранаты – разобрать! Приступайте немедленно.

   – Гришак, за нами с тобой – просека,  сто шагов от дороги. Ставить будем фугасы по схеме один и два, ПМДэшки –  все, что есть;  «банки» и «лимонки»  – половину пустим на растяжки по кромке леса и вглубь. Так же, если будут отставшие – будем проводить мимо «подарков». Забирай хозяйство, выдвигайся к месту и жди. Как пройдут гражданские – сразу начнём. Вперед!

   Через несколько минут две первые группы минеров в сопровождении Степановых бойцов  двинулись к своим участкам и приступили к минированию и  оборудованию позиций. Сам Степан с  группой партизан и двумя пулеметчиками принялся оборудовать позиции прикрытия по краям просеки. А люди все шли и шли. Бой в месте прорыва то затихал, то вспыхивал с новой силой. Слышались взрывы мин, пушечных снарядов. Пулеметные очереди, слитный треск одиночных выстрелов прерывался хлопками гранатных разрывов. Заканчивался первый час  беспримерного боя.

   Людской поток к этому времени заметно поредел, вот уже отдельные фигуры бредут, пошатываясь по просеке... Звуки дальнего боя  у места прорыва стали понемногу стихать. Степан, подобрав удобную канаву на пересечении просеки и дороги, стал обустраивать в ней третью пулеметную позицию. Она, по его замыслу, будет прикрывать направление от просеки и, при необходимости – иметь сектора обстрела дороги по левому или правому флангам. Его комсомольцы тоже осваивали соседние канавы и бугорки, стараясь, чтобы их укрытия со стороны врага  были менее уязвимыми. Для этого на просеку повалили несколько деревьев, чтобы сделать дополнительные препятствия для врага.

   Рев авиамоторов пары немецких истребителей, идущих над просекой, застал всех врасплох, однако те проскочили дорогу и вскоре в лесу, где-то в паре километров от партизан, раздались два взрыва, затем еще два и очереди пушечно-пулеметной стрельбы.

   – Ну, Гришак, пора! – Мишка хлопнул друга по плечу, вытащил из мешка саперную лопатку, взял  несколько толовых шашек, взрыватели, дратву и пошел к краю просеки, откуда должно начаться их минное «поле»…


                Часть 7. Прорыв. Задержать на два часа.


   Минуло полчаса, как последний отряд прикрытия с красными лоскутами на рукавах короткими перебежками пересек дорогу и скрылся в ближнем осиннике. Лучи солнца уже  пробивали вязкий туман и его красный диск вот-вот должен был всплыть над кронами деревьев, когда первые преследователи появились на левом фланге партизанских позиций. По направлению из Красной слободы в сторону партизан медленно двигалась небольшая колонна: танк и пять грузовиков с солдатами. Танк, преодолевая глубокие лужи и разбитую колею, катил впереди; в командирском люке покачивалась голова в кожаном шлеме. За ним, отстав на две сотни метров, надрывно буксуя в лужах, ползли грузовики. Немцы, похоже, не подозревали о партизанской засаде. Степан с Мишкой переместились на позиции левого фланга.
 
   – Огонь только по команде! – предупредил Степан. Когда Мишка скрытно переместился к позиции минёров, Федор уже держал в руках шнуры подрыва фугасов.

   – Федор Дмитриевич, танк как встанет, так гранату ему на машинное отделение. – Мишка протянул ему тяжелую противотанковую гранату. – Закончите подрывы – отходите к Степановым стрелкам. Огонь – общей по команде!

   Федор выбрал слабину у одного из шнуров, что вел к взрывателю фугаса и лёжа ждал, когда танк приблизится. Рывок – и взрыв фугаса разворотил танку гусеницу; тот, вильнув в сторону, встал посреди дороги. Крышка люка захлопнулась, и башня танка стала крутиться, высматривая опасность. Остановились грузовики, из кузовов посыпались немецкие солдаты и  тут же стали занимать позиции для круговой обороны. В это время Федор, невидимый для немцев,  прополз кустами до обочины, и когда до танка оставалось метров десять голой дороги,  рывком  добрался до его кормы. Там привстал, бросил на  надмоторный люк гранату, сам тут же упал сбоку, возле гусеницы. Близкий взрыв гранаты оглушил минеров, когда они посмотрели в сторону танка, то увидели, как Федор, обратным путем, на четвереньках, улепетывает обратно в кусты, а над кормой танка, завиваясь, поднималась струйка черного дыма, густея с каждой секундой. Башня танка, неровно дергаясь, с трудом развернулась в сторону кустов и выплюнула несколько пулеметных очередей. Через минуту-другую крышки боковых люков стали откидываться и оттуда в разные стороны брызнули, похожие на черных жуков, немецкие танкисты. Из люков потянуло дымом и танк вспыхнул. Очутившись на земле, танкисты бросились в сторону машин, откуда навстречу им уже бежали фигурки немецких пехотинцев. Вот танкисты миновали первую цепь солдат, и та застрекотала автоматными очередями, сшибая впереди себя ветки с деревьев. Немцы стали развертываться поперек дороги, захватывая обочины и края зарослей.

   – Отходим! – Мишка махнул рукой, показывая куда, молча пожал руку Федору, показав большой палец и группа, пригибаясь от шальных пуль, двинулась в сторону Степановых позиций.

   – Иваныч, там фрицев около роты, – Степан вглядывался в приближающиеся фигуры. – Ждем когда к твоим фугасам подойдут или сейчас начнем шинковать?

   – Как на растяжках застрянут, тогда и начинай. Мы отходим к просеке, они могут угол срезать, чтоб в тыл зайти. И, похоже,  второй пулемет нужно переместить на левый фланг, тут жарко будет.
Степан кивнул, соглашаясь, а Мишка и его минёры, прикрываясь деревьями, двинулись к своим позициям на просеке.

   Первая цепь немецких солдат, изредка, от страху постреливая, подошла к танку и напоролась на мощный фугас. После взрыва, около десятка солдат остались валяться на дороге, остальные кинулись в стороны, под деревья. Вторая цепь залегла. Несколько взрывов  в лесу  и вопли раненых солдат показали, что «подарки» минеров сработали. Немцы откатились к машинам, перегруппировались и разделились на три группы. Одна заняла позиции  у грузовиков, две другие углубились в лес, с каждой стороны дороги и медленно двинулись в сторону позиций партизан.

   Вот тут и появились преследователи на просеке. Два легких танка, переваливаясь на пеньках и кроша гнилые стволы,  двигались по ней,  около  взвода автоматчиков семенило сзади, поводя стволами влево-вправо. И Мишка пожалел, что нет у него машинки, куска  провода и электрозапала…

   Один танк партизанам все же удалось обездвижить, подорвав рядом с ним фугас и сорвав гусеницу. Пехота залегла. Танк остановился, поводя башней, стал обстреливать из пулемета окрестные заросли. Второй танк тоже остановился, затем, двигаясь назад по своей колее, отъехал метров на сто назад и уже оттуда стал обстреливать кусты из пулемета. Пустая стрельба прекратилась очень быстро. Немецкие солдаты, не видя ответного огня, перестали опасаться, встали и внимательно глядя под ноги, медленно двинулись вперед, по широкой дуге обходя танк. Экипаж подбитой машины вылез из брони и собрался было чинить гусеницу.

   Очевидно, что танкисты связались с первой колонной и немцы стали координировать свои действия, поскольку перед позициями, прикрывающими просеку, слева стали понемногу появляться пехотинцы и накапливаться в ложбинке. В это время солдаты из первой колонны, слева обходя лесом заминированный участок, наткнулись на замаскированные позиции партизан левого фланга и завязался скоротечный бой. Потеряв с полдесятка солдат, немцы спешно откатились к дороге, по пути напоровшись на несколько растяжек. На дороге их встретил длинной очередью пулемет Василия, пригвоздившего к земле еще несколько вражеских солдат. При звуках начавшейся перестрелки автомашины быстро, насколько смогли, развернулись и покатили обратно. Отъехав метров на триста, и скрывшись за поворотом, одна машина остановилась, и оттуда, прямо из кузова, захлопал миномет. Мины густо полетели в сторону позиций партизан, часто взрываясь в ветках, осыпая людей осколками и острыми щепками. В отряде Степана появились раненые и убитые.

   – Отходим к просеке! – отдал команду Степан и партизаны, помогая раненым, скрытно  отошли на новые позиции.


                Часть 8. Прорыв. Последний рубеж.

   В это время немецкие солдаты из двух колонн соединились у второго танка, стоящего на просеке. Получив новую команду, они разделились на две группы и, развернувшись цепью, медленно двинулись вдоль просеки вперед. Вот тут-то и прищучил одну из групп пулеметчик Петр, прицельной, в пол-ленты очередью, уложил на землю с полдюжины врагов. Заодно прошелся по экипажу подорванного танка, уложив его рядом с  перебитой гусеницей.

   –  Уходи, уходи! – закричал ему Мишка, видя, как поворачивается в сторону пулеметчика пушка  второго танка. Петр не успел. На немецком танке стояла хорошая оптика и разрыв снаряда накрыл окопчик Петра…

   Немцы залегли и обрушили в сторону партизан огненный шквал. Затем ползком, не спеша, упорно двинулись  в сторону их позиций. Разрывы снарядов сливались с выстрелом танковой пушки, немцы били на ощупь: партизаны пока не открывали огня. Вот каски немцев замелькали среди травы, уже слышны команды унтеров, отдаваемые  вполголоса, стали различимы лица врагов.

   – Огонь! – рявкнул Степан, и партизаны, давно целившиеся во врага, дали залп. Загремели автоматные очереди. Василий, примостивший пулемет за большим деревом, короткими очередями с фланга выбивал немцев, до которых было не больше пятидесяти шагов. Из танка его позиция не была видна – обзор перекрывал первый, подорванный  танк. Мишка, залегший со своими минерами за лежащими поперек просеки деревьями, пускал короткие очереди по группе немцев, пытавшихся просочиться по правой стороне просеки, не давая им поднять головы. Кончился первый рожок, пошел в расход второй. Немцы лежали, не двигаясь вперед и не отступая, изредка постреливая в ответ. В этот момент послышался свист тяжелых мин и дорогу позади партизан накрыли разрывы.

   – Иваныч! – голос Степана вклинивался между разрывами, – Фриц сейчас накроет нас минами. Отходим на правый фланг, за фугасы, в сторону Пролетарки. Оттуда – на Теребушку.

   – Я попробую ликвидировать минометчиков, – Мишка оглядел минёров, – тогда удастся продержаться еще полчаса. На танке в лес точно не полезут.

   – Давай! –  Степан стал заряжать ракетницу.  – Василий нас прикроет.

   – Федор, Гришак, Иван, Авдей – со мной! – Мишка знаками дал понять, что эти четверо пойдут  с ним. – Семен, ты остаешься со Степаном!
Разрывы мин сместились к просеке и мины стали цеплять левый фланг обороняющихся партизан.

   – Отходим! – выстрел ракетницы и два белых огня прочертили в небе дорожку.
 
   – За мной! – Мишка и его минеры ползком сместились в сторону от своего укрытия. Миновали просеку, чудом избежав встречи с пулями и осколками мин; затем согнувшись, перебежали дорогу. Не останавливаясь, углубились шагов на двести в лес. За спиной гремели пулеметные очереди, перемежаемые стрекотом автоматов и выстрелами винтовок. Ухали разрывы мин.  Глухо рычал мотором танк, изредка  бухала его пушка.  В лесу взяли левее, чтоб обойти свои же «подарки», и трусцой  пробежали еще с полкилометра. Там, ориентируясь на хлопки миномета и развернувшись в редкую цепь, стали аккуратно приближаться к дороге, чтобы зайти позади минометчиков. Впереди уже слышались возгласы команд и хлопки  минометов. Как оказалось, Мишка сделал правильно: осторожно раздвинув ветки кустов, партизаны заметили боевое охранение минометной батареи, однако оно было развернуто в направлении боя и по двум сторонам. Тыл немцев остался открытым,  метрах в ста от минометчиков стоял крытый грузовик, доставивший батарею. Рядом с минометчиками стоял офицер с биноклем, на походном столике виднелась развернутая радиостанция, слева от столика торчал пулемет на сошках, снаряженный круглой коробкой. В общей сложности, Мишка насчитал полвзвода немцев.


                Часть 9. Прорыв. Последний рубеж - вечность.

   Мишка  подал рукой знак и группа, отступив на полсотни шагов в лес,  собралась вместе.

   – Ребята! – обратился шепотом Мишка к партизанам. Федору Дмитриевичу, учителю сельской школы было далеко за тридцать, но он не обижался на такое панибратство. Как Авдей и Иван, бывшие трактористы его родного колхоза, которым в прошлом году исполнилось по девятнадцать.

   – Сколько гранат у нас  есть? – Мишка вытащил из мешка «банку» и «лимонку».
Партизаны переглянулись, развязали свои мешки и извлекли свои сокровища. Было у ребят с собой четыре «партизанки», и еще «банка» с «лимонкой» от запасливого Федора.

   – Патроны? – задал он следующий вопрос, вытаскивая два своих рожка. Партизаны уже успели пострелять,  у каждого был с собой немецкий автомат,  но к нему, как  и у Мишки, по паре магазинов.
 
   – Делаем так… – Мишка насупил брови. – У немцев – винтовки. У нас – автоматы. Подбираемся с тылу как можно ближе. Рассредоточиваемся.  Иван, Фёдор – вы начинаете «лимонками» по минометам, радиостанции и офицеру. Затем – все огонь из автоматов по охране и минометчикам. Гришак, Авдей, вы – через десять секунд добавляете  «партизанками».  Это – начало. Я тут же сую «банку» под грузовик, под бак. Перезаряжаемся и при необходимости, бросаем последние гранаты. Потом отходим лесом к Степану. Ясно?

   Партизаны кивнули головами, Гришак и Авдей забрали по паре «партизанок», Федор  и Иван прихватили  по «лимонке», Мишка – оставшиеся гранаты.

   – Пошли! – и партизаны скрытно двинулись к минометчикам, Мишка, забирая левее, стал выдвигаться к грузовику. Взрыв одной и другой гранат был все же неожиданным. Ударили короткими, прицельными очередями, партизанские автоматы. Мишка, воспользовавшись замешательством врага, выскочил на дорогу, дернул чеку и бросил гранату под автомобиль. Сделал пару длинных шагов назад и рухнул в глубокую колею. Бухнула граната, встряхнув грузовик и из кузова сзади рухнул на землю ящик с минами...  Мишка вскочил, выдернул чеку из второй гранаты и, держа её левой руке, а в правой – автомат, стал медленно обходить машину. У батареи минометов, шел бой. Стрекотали автоматы, бухали винтовки. Кто-то размеренно стрелял из  кузова грузовика. У минометов грохнул взрыв гранаты, другой...  Мишка крался у борта машины, как вдруг позади себя его ухо уловило лязг открываемой дверцы. Он резко обернулся и увидел солдата, стоящего одной ногой на подножке кабины. В руках немец держал винтовку, направленную на Мишку.  Выстрел немца и Мишкина очередь слились в один звук и  вплелись в шум боя...

    Немец, изрешеченный очередью нового Мишкиного автомата, повис было на  дверце, а потом, уронив винтовку, бесформенно сполз на землю. Мишка, получивший пулю в грудь, не выпуская из рук гранату и автомат, присел у заднего колеса и чувствовал, как с каждой секундой, с каждым хриплым выдохом, уходит из него сила, мутнеет сознание. Из кузова продолжала бить винтовка. Последним усилием он выпрямился, сунул руку с гранатой в рваную дыру в брезенте и отпустил скобу. Краем убегающего сознания он цеплялся за  отрывочные мысли:  «Ссука, немец… Я Степана подвел…  Мамка… Рано еще…». Взрыв сдетонировавших в кузове мин разнес грузовик в щепки, оглушил партизан и посек осколками отстреливавшихся на дороге немцев…

   Разгром батареи закончился через несколько минут. Оставшиеся в живых Гришак и Федор, подобрав винтовки у павших врагов, стреляли вслед тройке убегавших  немцев. А бой  у просеки продолжался. Стреляли по очереди два пулемета, стрекотали автоматы, били винтовки. Изредка грохала пушка немецкого танка…

   Гришак нашел Мишку в глубокой песчаной колее возле остатков грузовика. Полузасыпанный окровавленным песком,  он смотрел в сторону боя. Его старенький пиджак весь пропитался кровью, бледное лицо с застывшим взглядом были недвижимы. Гришак посмотрел на погнутый автомат, лежащий рядом, подержал за холодную руку, прикрыл глаза друга…

   – Прощай, Мишак, мы сделали это! – и  повернулся к подходившему Федору:  – Уходим, Федор Дмитрич, нет с нами больше Михаила Иваныча. Ушел на небо… Погиб геройски…
 
   И партизаны, забрав с собой пулемет и боеприпасы,  осторожно двинулись в сторону боя, где их товарищи продолжали сдерживать преследователей…

   Через три дня, вечером, небольшая группа партизан пришла к месту сражения у просеки и предала земле тела погибших партизан, пометив братские могилы наскоро сколоченными из  жердей крестами.

                Часть 10. Конец неизвестности.

   Мишкин отец слышал, что погибших при прорыве партизан было много. Отбрасывал от себя мысли, что произошло непоправимое. Ему долго не удавалось увидеть кого-либо из Мишкиного отряда, пока в начале июля не встретил у нового партизанского аэродрома командира - Егора Хлебникова.
 
   – Егор, здравствуй! Что я сына своего, Мишки, не вижу? – Иван пытливо смотрел на Хлебникова.

   Хлебников остановился, мрачно посмотрел на Ивана. У того кольнуло сердце.

   – При прорыве погиб. Геройски. Он и его минёры со Степановыми комсомольцами прикрывали отход недалеко от Пролетарского. Бой вели с немецкой ротой. С танками. Фрицев задержали на три часа, почти всю роту в землю нашу брянскую уложили. И сами полегли. Десять человек в живых осталось, половина раненые… Так, Иван, не раскисай, – Егор, видя скупую слезу в глазах Мишкиного отца, почувствовал себя неловко, – у нас в отрядах, считай, каждый второй погиб, а ты сам, чай живой, радуйся!

 – Главное, – после неловкого молчания продолжил Егор, -  люди успели уйти, а ты сам видел, сколько народу на прорыв пошло… И раненых партизан ты на болотах сколько спас! – Егор уже увереннее смотрел на Ивана. – На Мишкино отделение  минёров бумагу буду писать в центральный штаб, к  награде чтоб представили. Кстати, Гришка Журиков, друг его – жив. С ним переговори, он все знает. Не поминай лихом, пошел я, дел невпроворот…  –   Егор суетливо повернулся и куда-то пропал.

   Иван долго стоял, прислонившись плечом к березке.  Из его глаз текли скупые слезы, тонкие губы были сжаты, кожа на скулах натянулась. Горе накрыло его, стискивало дыхание и выдавливало слезы. И в этой горестной черноте барахтались и выплывали наверх сипящими словами всякие мысли: «Мишка, Мишка… Сынок… Старший… Помощник мой… Весь в мать был... И дочки пропали в лесу где-то, тоже ни слуху – ни духу… И младший мой, тоже был с ними… Никого из моих нету!»...
 
   Гришку Журикова Иван в лесу так и не встретил. Не сошлись тогда их стежки-дорожки...

   Красная армия в сентябре сорок третьего освободила брянские города и села и пошла дальше, на запад. Свободно вздохнул Брянский лес. Соединения партизан, сражавшиеся в условиях летней блокады с фашистами, и мирные жители, прятавшиеся от фашистов, вышли из леса. В сожженных деревнях, селах и поселках возрождалась жизнь, восстанавливалась Советская власть. Стала работать почта в Ивановом селе. И, хотя домов не было, а люди ютились по землянкам и погребам у родных пепелищ, но почтальонка Оля знала всех обитателей в лицо и безошибочно находила адресатов.

   У Иванова дома уцелел погреб. Иван сложил в нем из кирпича, что собрал на пепелище, печурку, сколотил при помощи горелых гвоздей пару топчанов и стол из досок, что подобрал на развалинах и стал ждать…
Стали возвращаться дети: кто из леса, кто оказией с прифронтовых госпиталей, кто из детских домов. Вышла  из леса жена Ивана, за ней – старшая дочь Елизавета вернулась из Брянска. Рассказала, что сестру Марину и брата Алексея вывезли за линию фронта самолетом. Нужно ждать их возвращения. Жизнь, несмотря на трудности, стала налаживаться…

   Однажды, в октябре, почтальонка Оля нашла Ивана  и передала ему казенный конверт. Иван вскрыл его и обнаружил бумагу с печатью. Извещение. Похоронка. О том, что сын его, Михаил Иванович Сердюков, боец партизанской бригады им. тов. Молотова героически погиб первого июня и похоронен в лесу…

   В развалинах колокольни, накрытых сверху кусками кое-как выпрямленной жести, стоял  стол,  сколоченный из жердей. За ним, кутаясь в старую телогрейку, на крашеной табуретке сидел Федор Дмитриевич, школьный учитель.
 
   – Федор, здравствуй! – Иван, не вылезающий из осеннего леса по своим лесничим делам, не всегда знал о изменениях в селе. – Ты что, тут учительствуешь?

   – Издеваешься, Иван Ларионыч! Дети еще не вернулись домой… Вот выделишь делянку, напилим лес, построим школу, тогда и начнем учить детей. А пока – я тут по совместительству секретарь Сельского совета. Веду прием…  жителей.

   – Федор, ты  вроде с Мишкой и Гришаней партизанил. Я Гришаню после прорыва в лесу не мог найти…  Егор, командир ваш, говорил, что Гришаня знает, как погиб Мишка мой… – и Иван вытащил из кармана изрядно  фотокарточку и мятый конверт с похоронкой.

   –  Вот, смотри, – и протянул карточку и бумагу учителю.

   Тот взял карточку, долго смотрел, отставив руку, затем отложил в сторону. Казенную бумагу рассматривал, нацепив на нос  очки с треснувшим стеклом.

   – Знает Гришка-то, знает…  И я знаю… В том бою мы вместе немцев били. Тяжелый был бой, трудный. Вместе с Михаилом в том бою погибли Иван Авдотьин и Авдей Никишин. Тогда мы, как минёры и Степан со своими комсомольцами оборону держали на дороге, что идет от Красной слободы на Пролетарский. Место есть  там, где просека выходит из Воловни. Там и держали мы немцев, что кинулись после прорыва вдогонку за людьми, как собаки гончие. Начался бой, подорвали мы  нашими фугасами два танка. Но третий остался и нас обстреливал. Потом немцы батарею минометов подвезли и с  дороги стали накрывать нас. Думали все, крышка нам. А Михаил твой вызвался обойти батарею с тылу и напасть на неё. Пятеро нас было в том бою: Михаил, я, Гриша Журиков, Иван Авдотьин и Авдей Никишин. Обошли батарею, с тылу и напали, немцы нас никак не ожидали. Михаил решил взрывать машину немецкую, что минометы привезла. Чтоб, значит, не преследовали немцы нас:  безлошадными шибко не набегаешься. Мы, значит, атаковали немцев у минометов и охрану ихнюю поначалу гранатами, и потом давай из автоматов строчить. И Михаил тут тоже,  гранату под машину. А в ней немцы оказались, мины снаряжали. По нам, гады, начали стрелять. Авдея с Иваном успели подстрелить, пока сын твой их последней гранатой вместе с минами не подорвал. Шарахнуло так, что половину немцев на дороге осколками посекло, а мы их добили. Поглядели – а Михаила то ли  очередью прошило, то ли осколками, но бескровный он лежал на дороге, Гриша проверил... Если бы не Михаил, наверное и мы с Григорием тогда были бы на небе…

   Федор Дмитриевич скрутил цигарку, пошваркал кресалом, прикурил.

   – На следующий день немцы своих убитых сложили на грузовики и увезли, а дня через два Гришаня с партизанами ходил к месту боя. Похоронили Степановых комсомольцев  там же, в лесу. Ну, и Михаила твоего с Иваном и Авдеем, неподалеку от дороги,  где погибли как герои.

   Мишкин отец молча слушал боевого товарища своего сына, бывшего партизана и учителя, а теперь секретаря сельсовета… Федор аккуратно сложил извещение, карточку и протянул их Мишкиному отцу.

   –  А в июле Григория побило сильно, когда мост через Неруссу взрывали. Его на самолете после ранения  за фронт отправили, в госпиталь, поэтому ты его не мог видеть.
 
   Иван тяжело поднялся,  и собрался было уходить.

   – Погодь, Иван Ларионыч. Посиди чуток.

   Федор вытащил из мешка школьную тетрадь в клеточку, из-за уха вытянул  химический карандаш, и, периодически слюнявя его,  стал что-то сосредоточенно писать на листке.
Затем достал из того же мешка коробочку с печатью, подышал на нее и притиснул к листку.
Вытащил из него бухгалтерскую книгу, что-то в ней записал, затем из мешка появилась деревянная школьная линейка. Придерживая ею лист,  Федор оторвал половинку с написанным и протянул Мишкиному отцу.

   – Держи, Иван Ларионыч. Чувствую, пригодится она тебе.

   Иван взял листочек и стал про себя читать:
«Справка. Дана гр-ну с.Алешковичи Суземского р-на Орловской обл. Сердюкову Ивану Илларионовичу в том, что таковой со своей семьей находился в лесу среди партизанских отрядов с 14 марта 1942 г. и по 5-е сент. 1943 г., т.е. до прихода нашей Красной армии. Семья погибшего партизана Сердюкова Михаила Ивановича в боях с фашистами на прорыве. 13 октября 1943 г. Пред. с/с  Сарычев, секрет. Журиков.
Прочитав, положил в тот же конверт, где лежало извещение с карточкой сына, и спрятал его в карман старого пиджака. Затем поднял глаза на Федора:

   – Спасибо, Федор. Это все, что осталось от сына. Да…

   – Иван Ларионыч, а нам надо жить дальше. Подымать село, учить детей, людей…  Будь здоров!

   Мишкин отец вздохнул, тяжело  поднялся и, протянув руку учителю, сказал:

   – Федор, ты потом покажи место, где погиб Михаил…


                Часть 11. Связь времён.

   Стоял жаркий августовский день, какие часто бывают в средине месяца на Брянщине. Палящее солнце и безоблачное голубое небо. Асфальт в такие дни размягчается так, что легко протыкается дамской обувкой на шпильке. Спасение от жары можно найти в прохладной речной воде или в густой тени деревьев.

   Севка медленно шел по подлеску. Четверть часа назад, показав жене и немолодой уже  матери место, где можно собирать грибы, Севка вытащил из багажника легкую лопату, свой старенький «гаррет» и предупредил домочадцев,  что через  пару часов вернется. Он оставил машину на заросшей лесной дороге и углубился в высохшее болото с чахлыми березками, за которым виднелись  невысокие  песчаные холмы, укрытые  раскидистыми соснами. Блестящая на солнце лопата пристроилась на левом плече и бросала солнечные блики на траву; правая рука крепко держала металлоискатель…

   Севка родился и вырос в поселке, где его с пеленок окружали люди, которых коснулась Великая Отечественная война,  мимоходом унесшая жизни многих и многих тысяч людей. Его родители, будучи в то время детьми, с трудом выжили в лесу, прячась от фашистских захватчиков. Его первыми игрушками были гильзы от винтовочных патронов и медали «За победу над Германией». Многие его соседи и школьные учителя прошли войну, были фронтовиками, кто-то был в партизанах; некоторые партизаны или фронтовики остались инвалидами и стеснялись этого. Поля и леса вокруг его поселка были насыщены мелкими военными артефактами: патронами, снарядами, осколками, обломками оружия и машин. В болоте нашли упавший самолет с останками и документами летчиков, из речки вытащили военный тягач. В поселке  и окрестных селах то и дело находили неразорвавшиеся бомбы и снаряды. И всю юную Севкину  жизнь вокруг него слышалось: Сталин, партизаны, фашисты, каратели, Партизанская землянка, Партизанский курган... А жизнь, как хлебный росток, рвалась вверх,  пытаясь оставить страшное и непонятное позади… Севка рос, взрослел, со временем стал интересоваться военной историей своего поселка и узнал много трагичного,  удивительного и  интересного… 

   Поднявшийся небольшой ветерок, что принес прохладу, запутался в кронах поскрипывающих деревьев, то посвистывая, то лопоча что-то неразборчивое. Сосновая роща источала тонкий аромат смолы; волнами накатывал одуревающий и тягучий запах багульника, что заполонил песчаные холмы, покрытые когда-то землянками. По оплывшим контурам ямы Севка мог определить, чья это была землянка: селян, партизан или красноармейцев. Сейчас он бродил по останкам партизанского лагеря, пытаясь найти предметы того времени и убедиться в том, что когда-то здесь были партизаны. Не  было тут нужной таблички, которую могли бы в назидание неблагодарным потомкам оставить их предки. Помахивая перед собой правой рукой, в которой  на металлической  штанге висела рамка металлодетектора и индикатор, левой Севка отмахивался от редких, но назойливых комаров.

   На холмы с ямами он наткнулся год назад, когда занесла его сюда грибная страсть. Увидел он оплывшие ямы с ходами, в которых опознал партизанские землянки, побродил вокруг и обнаружил окопчики боевого охранения. И решил: в следующем отпуске обязательно приедет сюда с детектором…

   Бегло пробежав ямы (Севкин детектор был слабенький, брал в глубину не больше тридцати сантиметров), он ничего не обнаружил. Старенький «гаррет» добросовестно мурлыкал на корни деревьев, впитавшие в себя железо; на жестяные воронки для сбора смолы, спрятавшиеся во мху; на непонятные железки явно промышленного изготовления… Севка переключил прибор на поиск цветного металла и продолжил поиски.

   Первая интересная находка случилась у окопчика: пару стреляных гильз от трехлинейки  да сгнивший магазин от немецкого МП40. Дальше – больше: ржавое лезвие от «опасной» бритвы, патрон от крупнокалиберного пулемета, сплющенная алюминиевая фляжка. Наконец, на склоне холма, у заросшего травой русла ручья, Севка нашел целый клад:  под корнями раскидистого, но не старого еще дуба, вперемешку лежали пять десятков полуржавых бронебойно-зажигательных винтовочных патронов, не потерявших свою маркировку; два полусгнивших электрических запала и моток проволоки с облезлой тканевой изоляцией. И еще долго прибор  неуверенно вжикал, пока Севка руками не просеял частицы грунта и не выловил пистолетный патрон с перевернутой пулей. Патрон был похож на макаровский, но с маркировкой иностранными буквами, что удивило Севку, а перевернутая пуля – насторожила. «Может кто-то сделал из патрона солдатский медальон?» –  мелькнула мысль…

   На этом Севкины удачи закончились, поскольку заканчивалось время, по истечении которого он обещал вернуться. Севка разложил находки на полиэтиленовом пакете и сфотографировал их на камеру телефона.  Сложил  все в пакет и пошел обратно к машине. Посреди высохшего болота он разрыл мох, выкопал неглубокую ямку и ссыпал туда свои находки, кроме пистолетного патрона (уж очень он его заинтриговал!). Прикопал ямку  и обратно прикрыл мхом.  Облегченно вздохнул и двинулся к своим  скучающим грибникам…

   Дома Севка открыл гараж, зажал патрон в тисках, и аккуратно просверлил дрелью в пуле неглубокое  отверстие. Вкрутил туда саморез и осторожно покачивая пулю, извлек её из гильзы. Посветил внутрь фонариком и увидел на дне её желтые, полуистлевшие чешуйки.  Перевернув гильзу, аккуратно высыпал содержимое на чистый лист бумаги. Да, перед ним лежала щепотка истлевшей бумаги. Возможно, чье-то послание военного времени. Может, чьи-то последние слова. Севка вздохнул, закупорил гильзу получившейся пробкой и поставил её на полку. На память...

   Вечером, в семейном кругу, тихо отмечали день рождения Севкиной матери. Приехали старший Севкин брат с женой и дочерью, Севкины сын со своей  женой и дочка с зятем и дочкой, Севкиной внучкой… Пили домашний квас на меду по дедовому рецепту, закусывали жареными белыми грибами с молодой картошкой… Матери исполнилось восемьдесят два. Дарили скромные подарки, желали здоровья. Неожиданно она грустно произнесла:

   – А Мишке в этом году исполнилось бы восемьдесят пять…  Вот, и Алексея уже с нами нет, Лизы нет, одна я осталась, да вы у меня… А знаете, мы в тех местах, куда сегодня Севка нас возил за грибами, летом  сорок третьего прятались в лесу от немцев. Оттуда нас с Лешкой ночью с партизанского аэродрома самолетом через линию фронта вывезли, заболели тогда мы сильно, ходить не могли… И Мишка там же, где-то неподалеку погиб. Прорывались в начале лета партизаны и люди из немецкого окружения…

   Севка знал, что Мишка – это его родной дядька из Бессмертного полка, который  остался навечно семнадцатилетним пацаном. Но не знал, что сегодня ему довелось прикоснуться к посланию из далекого прошлого, которое уходя, оставил его героический родственник.