Луйск

Глава 1
- Простите великодушно, где тут можно переночевать? Я сутки не ел, не спал, уходил от погони, - так он подошёл к незнакомцу на автовокзале города Луйск.

Приехал он из Кудлова, причём случайно: забежал в первый попавшийся автобус – оказалось, в Луйский. А получилось так потому, что за ним гнались двое - широкоплечий и широкомордый, гангстеры. Автобус вовремя закрыл за ним двери и вдарил по газам. Спасибо водителю. Он украдкой оглянулся на них в окно - они жестами выражали свою досаду; кажется, от них сбежал таксист, но обратила к ним своё внимание полиция. Бандиты и впрямь выглядели аппетитно, привлекательно.   
 
Так через час он очутился в Луйске – один, в неизвестном городе. В его голодном и бессонном теле блуждала предобморочная истома. По интуиции, как делают несчастные собаки, он подошёл к симпатичному, средней трезвости незнакомцу, который топтался у входа в автовокзал. Тот живо откликнулся.
- В проблемы попал? Марс, - протянул руку.
- Вроде того. Сириус.
- Ну хоть на бутылку-то есть?
- Есть, - успокоил Сириус.

Марс отвёл Сириуса в ближний магазин, где была куплена поллитровка ЗОЖовской на Почках Сирени, затем они вернулись на автостанцию в буфет и встали за круглым одноногим столиком. Новый знакомый оживился, глаза его заблестели.
- Ты – воскреситель, Сириус. Ты никогда не пожалеешь... ты не знаешь, какие здесь люди! Ангелы, архангелы! - говорил он громко, почти кричал, хотя между ними пролегало полметра.

Тяжело трезвому уставшему человеку разговаривать с подвыпившим энтузиастом общения. Но всё же стоило потерпеть, ибо Марс обещал пристроить его на ночь, да и симпатичный он, этот Марс.
- Я тебя сейчас отведу в один дом... если ты им поможешь, они тебя приютят.   
- Что там случилось?   
- Мой друг Альтаир позавчера утром проснулся мёртвым. Ходит и всё, не ест, не пьёт. Жену Вегу назвал Селеной. Вега пообещала выйти замуж за любого, кто оживит её мужа. Да хоть и без брака…
- Господи, это всё кому-нибудь нужно?
- Что? А... понятия не имею. А что вообще нужно?

Сириус огляделся. Буфет глядел крупными окнами в прохладное луйское утро, в переменную облачность над вокзалом, в тощий лесок по ту сторону шоссе. Средний день средней полосы. В буфет подтянулись ещё двое жаждущих на несмазанных шарнирах.
- Клянусь Юпитером, люди уже поправляют здоровье. Привет, Марс! Привет, залётный человек. Доброго здравия!

Два опереточных шатуна хотели было пристроиться к их столику, но передумали и встали отдельно. После того как Сириус и Марс допили свою пол-литру, Сириус дал согласие посетить Вегу и попытаться оживить полупокойника. Вместе с жаром в груди у него появилась вера в себя.

По пути к Веге Марс рассказывал историю заболевания Альтаира. Трудился Альтаир в мясной лавочке и какую-то невыгодную болезнь подцепил на работе. Как обманет-обвесит кого, так потом плохо себя чувствует. Но Альтаир долго не сдавался, полагая связь между явлениями пустым совпадением. Набираясь жульнического мастерства, Альтаир поставил обвес на поток и - стал чахнуть. Морщины, одышка, депрессия, по ночам кошмары: люди убегают от него, боясь, что он превратит их в туши… наконец, он всё же увязал свою торговлю и своё угасание. Только виноватыми назвал покупателей.

- «Будь я проклят, если я неправ! Покупатели навели на меня порчу», – так Альтаир воскликнул месяц тому назад, а позавчера проснулся без памяти. Жену не узнал. Представь, как ей обидно! Она ему рубашки стирала! Она к нему нужной стороной поворачивалась, а он имя её забыл, Вегу назвал Селеной! У него даже к ней желание пропало, представляешь? То, бывало, придёшь, так не сразу откроют.

Задумчивый Сириус кивнул и предложил версию.
- Полагаю, твой друг Альтаир находится внутри сновидения.
- Как так?
- Тело очнулось и проживает на автопилоте, а сознание осталось во сне.   

Марс поглядел на Сириуса чуть не с восторгом.
- Ты уникум, ты помесь сталактита и сталагмита. Только ты можешь слёту вспомнить, в каком возрасте родился Пушкин! Я в тебя сразу поверил! - Марс восторженно стиснул и потряс локоть Сириуса.

Марс не глядел по сторонам, потому что он тут был ежедневно. Сириус бросал взоры туда-сюда, но тоже без любопытства, потому что новые кварталы во всех городах одинаковые. Мысль о красоте не посещает городских чиновников, чиновник и красота – две вещи несовместные. Разве что велит раскрасить по просьбе эстетической супруги промежутки между окнами, где синим цветом (для оптимизации рассудка), где жёлтеньким (для стимуляции оптимизма), - краска нынче дорогая, но чего ни сделаешь для вверенного города и для жены, которая не хуже мужа познала, что такое освоение бюджета.   

Бюджет городской, он подобен твердыне кокоса,
но, ум навострив, ты просверлишь косматый орех -
и сок потечёт, как весенняя влага из носа,
как слёзы любви, как вином разбавляемый грех.
Все банки заполни и дай поручение банку
твой вклад сохранить до прихода последних скорбей.
Пусть бомба шарахнет и вывернет мир наизнанку -
упейся богатством своим и супругу упей!

Путники свернули с проспекта Пегаса во дворовую теснину между громадными зданиями из почерневшего кирпича. Поверху стена ещё сохраняла керамическую красноту кирпичной молодости, но понизу вся громадина почернела, будто в подвале годами работала адова кухня. В такой страшный дом, простреленный маленькими бессчётными окнами, они зашли, поднялись на гремучем лифте, грозящем освободиться от пассажиров, на четырнадцатый этаж, встали перед порезанной дверью. Звонок не работал, Марс постучал особым стуком: три частых удара, три неспешных, три частых - и дверь отворилась. Гостей будто ждали, тридцатилетняя растрёпанная хозяйка в ночной сорочке, в мужниных расшлёпках возникла перед ними, выпучила глаза, поскольку посмотрела на Сириуса, но затем, переведя взор на Марса, сонно улыбнулась.   
- Вот приезжий, он - Сириус. Он помогает всем, кому трудно.
- А-а, кризис-менеджер. Заходите, звёздные мальчики. Я на минутку. Посижу на горшке и нарисую себе заодно второй нос или третий глаз, после чего буду в полном вашем…

Пока хозяйка пребывала в туалетной комнате, пришельцы шлялись по квартире. Хозяин тихо лежал на диване, укрывшись пледом по самые брови. Дверь на балкон была распахнута, и с улицы тянуло прокуренным воздухом.   
- А может ему жизнь стала в обузу? – тихонько предположил Марс, глядя в белый лоб на диване, поскольку от лица лежащего осталась на виду только эта часть.
- Она всем в обузу, - ответил Сириус шёпотом.
- Так может он сильней о том сокрушался? – предложил Марс.
- Кто плохо переносит бессмыслицу, тот пьёт, а не обвешивает покупателей. Лучше, скажи, чем он увлекался, чем дорожил пуще всего?   
Марс пожал плечами, губы выпятил.
- Стихов не писал, в космос не рвался. В юности за девками бегал, это было, да и сейчас бывает, но это не увлечение, это обязанность: в природе - как в армии.   

Последние слова Марс произнёс в полный голос, но Альтаир не шевельнулся. Вошла Вега, умытая, причёсанная, Марс оголовушил её вопросом:
- О чём больше всего на свете мечтал Альтаир?   
- Ни о чём. Погоди, он сиамскую кошку хотел завести.
- И что?
- Я не позволила.
Сириус чуть не вскрикнул: «Да кто ты такая?!» - набрал полную грудь негодования, но вовремя вспомнил, что Альтаир мог здесь находиться не у себя.

- Уважаемая Вега! Мы сейчас купим сиамскую кошку: надеюсь, она его приведёт в сознание, - сказав так увесисто, он кивнул Марсу на выход.
- И бутылку возьмите, а лучше две, - дала напутствие Вега.
- Само собой, - откликнулся Марс весёлым голосом.

Они отправились на луйский блошиный рынок. В Сквере Коммунальщиков некто зычно кричал через мегафон, обращаясь к немногочисленным участникам хмурого митинга:
- Пусть не затыкают нам хлебом рот! Мы свободы хотим!

Двое переглянулись.
- А что этот лающий вождь со свободой будет делать? – спросил вообще Сириус.
- Да не… ему просто нравится кричать, - пояснил Марс.
- Свободы не хватает извращенцам и преступникам. Всем остальным хватает, - заметил Сириус.   

- Да, но какая-то сволочь оплатила интернет всему городу на месяц вперёд, и по бесплатным каналам хлынул поток зверских новостей, проклятий, призывов. Народ на восстание подзуживают.
- Кто?
- Хрен его знает. Они. Неизвестно.   
- Чего требуют?
- Чтобы мы ненавидели власть.

Сириус увидел, что нечто и вправду затевается нехорошее. Злые лица стояли на углах домов, бубнили, шептали. Сухие колючие слова кружились и летали по улице, как осенние листья. (Дворник наметёт их целый сугроб - спичку туда не бросай!) Облака сгустились и снизились над городом, сизыми пузами нависли над башнями, похожими на скучные бруски школьного мела. В узком атмосферном слое между облаками и крышами кружил вертолёт, шумно режущий воздух.

А на блошином рынке царил благодатный покой. Небогатые граждане разложили пред собой старые книги, подстаканники, кухонную утварь, щенков и котят в коробках… приятели увидели кошку на руках полной доброликой женщины, только, увы, не сиамскую. Подошли, разговорились.
- Кто ж знал, блинкен! Вчера бы сказали, я бы вам нынче притащила, только вы напрасно печалитесь: эта заткнёт за пояс любых сиамцев. У ней и шерсть – рука тонет, и грация, и хвост… хоть клади на воротник, и, блинкен, аура! Аура - жаль не темно, а то увидели бы - хоть зажмуривайся, просто северное сияние!

Сириус вынул из нагрудного кармана деньги, отдал женщине запрошенную сумму.
- Минус две, - пробормотал Марс, провожая деньги и подразумевая цену двух бутылок.
- Не считай, у меня ещё есть.   
- Слава Богу, утешитель!

Кошка вела себя покорно, вероятно, после детского димедрола. Зашли в магазин, отоварились. Продавщица построила Марсу глазки, в талии немножко изломилась.
- Знакомая?
- А то как же.
Но в целом они спешили, некогда размениваться на слова и ужимки, их ждёт больной, им надо вкладывать силы в стремительность.

- Наконец-то! – отворила дверь Вега с сигаретой, в расстёгнутом халате.
- Чего… муж очнулся? – с надеждой спросил Марс.
- Не-а, - выпустила крупный дым изо рта, всмотрелась в животное. – Ой, мальчики, а чего, сиамской не было?
- Была бы, так принесли бы. Нам эту кошку отпозиционировали как более сиамскую, чем все сиамские. У неё аура, блинкен, что твоё северное сияние.
 
Глава 2
День прошёл сумбурно. Кошка отказывалась лежать с Альтаиром. Вега даже огрела «неблагодарную тварь» полотенцем. Если бы не водка, день прошёл бы напрасно. Больной поднимался в туалет, выпил стакан молока, осмотрел присутствующих нелицеприятно, как чужих и докучных; глазами провёл по комнате, ни на чём не задерживаясь. Вега на него за это равнодушие обиделась, после чего и врезала кошке полотенцем.

Потусторонняя тишина комнаты замерзала сама в себе; даже горячие голоса из кухни не могли одолеть её, словно в гостиной находился окоченелый труп.   

Сириус ещё сгонял в магазин два раза, покупал водку, подновлял продовольственный запас; когда возвращался, его встречали радостными криками. Во время застолья диалог быстро принял рваный, мозаичный характер. С плеч Веги постоянно сваливался халат, она его отработанными жестами поправляла, но это не мешало ей курить, выпивать, выбрасывать руки (левая с сигаретой, правая со стопкой, несмотря на риск пролить), громко говорить - въедливо и пристрастно. Мужчины тоже высказывались, когда их не перебивала Вега. Других событий вроде бы не было. Да, Сириус параллельно хлопотал насчёт плиты и стола, поскольку это нехорошо – не закусывать. На обед картошку пожарил, к ужину сделал омлет. При этом он порой отбегал в комнату – заново подложить кошку к больному - бестолку, разумеется, но Сириус, он добросовестный. А пьяный Сириус вообще старательный.

Марс неоднократно признавался ему в любви и уважении.
- Сириус теперь тоже мой друг и товарищ, пускай недавно мы познакомились, но если он у нас останется, мы станем старинными друзьями, - Марс покачивался на волнах, будто сидел в лодке.   
- У меня муж добрый, я только поэтому разрешаю ему – разрешала! - пить. А злому пить нельзя, нет, это медицинский факт, - с кем-то мысленно спорила Вега.   

Сириус извинился, что не сможет задержаться в Луйске у таких прекрасных людей, просто он сейчас не готов задерживаться.
- Нет-нет, я не женат, не в том дело, - извинялся. - У меня домашние растения, понимаете, они ждут, они скучают.   
- Ты уверен? – критически усмехнулась Вега и в сотый раз вернула халат на голые плечи.
- Они скучают и радуются при встрече, - подтвердил Сириус.   
- Откуда знаешь? У них голоса нет, рук-ног нет, они тупо в горшках сидят, - назидательно высказалась Вега.

- Были бы руки-ноги, они прыгали бы в мои объятия, но у них всё по-другому. Во внешних частях растения происходят микродвижения, особенно в листьях и в тонких побегах. Если они гибкие, длинные, то на кончиках листьев эмоциональный тремор и направленные движения вполне заметны, потому что… в общем, потому что здесь большое «плечо проявления».
- И ты хочешь сказать, что ты это сам видишь? – с некоторой ядовитостью прицепилась к нему Вега, поскольку Сириус не выказывал ухажёрской заинтересованности.   
- Вижу. Да. А если б глазами не видел, сердцем бы видел.
- Ну-у, сердцем - это не считается, - подвела черту Вега.
- Я думал, женщины прежде всего сердцу доверяют, - убрал эту черту Сириус.
- Это когда любовь, мальчики! – засмеялась она алкогольным вычурным смехом, перешедшим в надрывный хохот и в кашель.   
- Я тоже про любовь, - сухо и попусту напомнил Сириус.      

Наконец небесному светилу всё это надоело, и свет стал зажмуриваться, гаснуть. Синевы не было в тот день, поэтому серое освещение переходило в сизое, потом в тёмно-серое – так пепел костра темнеет под влагой тумана. В какую-то минуту понадобился электрический свет в помещениях, и яркие лампочки погасили внешнюю даль и всю атмосферу. Ночь.

Ага, Сириусу постелили на полу в гостиной, по диагонали от больного. Вега ушла в маленькую спальню, где недолго покашляла. Марс удалился домой, притихший, драматически запахнувшийся молчанием и грустью одиночества. Щёлкнул замок. На Сириуса вспрыгнула кошка. Вряд ли с благодарностью; скорее, от скуки и ради тепла, хотя он сделал ей туалетный лоток из поржавелого противня и газетных обрывков. Сон. Спать.

Не спалось. Кошка замурлыкала, он стащил её под бок, потому что она тяжёлая, и задумался. Вот неподалёку лежит человек, потерявший границу между жизнью и смертью. Жил себе в порядке, воровал и проворовался. Мир не любит обманщиков, правда, выносит им, как правило, отложенное наказание. Мяснику повезло: наказание пришло к нему срочно, сразу, так что он может успеть восстановиться перед окончательной кончиной. Чем ему помочь? Надо ли помогать? Не лучше ли взять такси и поехать домой? Да нет, обещал помочь. Увы, сиамской не было на рынке. Да и вряд ли помогла бы. Кошка, да ещё не родная, - слабое средство против потери чувства и памяти. Но какое-то средство же есть? Или нет?

Надо подумать не от себя, но изнутри Альтаира. Надо артистически его угадать. Что Альтаиру дорого? И вдруг догадка радостным, эвристическим комочком покатилась откуда-то к его уму, пока ещё в темноте… сейчас, сейчас прикоснётся! Нет, внимание Сириуса вмиг переключилось на событие в комнате. Тут и кошка отпрыгнула и встопорщилась, раскрыв очи во весь оптический зрак, на полную диафрагму.

Уличные фонари не достигали четырнадцатого этажа, к тому же космический лунный купол был занавешен облаками, но коллективный свет города отражался от облаков и наполнял комнату рассеянным, водянистым светом. Больной лежал всё так же, на спине, накрытый весь, как утопленник. И над ним, над покрывалом вдруг пробежал тонкий сполох - ломаная нить электрического разряда. Сириусу не почудилось, нет, новые сполохи продолжали ломко и светозарно пробегать над неподвижным телом. Зарницы... грома не было, но разряды сопровождались хриплым голосом Альтаира: он ворчал во сне.

Кошка снова нырнула к нему и подбилась плотней, пока Сириус голову держал поплавком и наблюдал зарницы. Через минуту явление погасло, он вернул голову на подушку. Что происходит? И тут до Сириуса дошла, докатилась догадка про исцеленье Альтаира. Он вышел в коридор, вытащил из курточки деньги, выбрал три свежие купюры и подошёл к больному. Склонясь над его ухом, он купюрами стал громко шуршать, он мял их и потирал пальцами. Эффект произошёл большой: спящий вздохнул, приподнялся, потом скинул плед и встал на ноги. Он открыл глаза и с испугом воззрился на незнакомое лицо, на руки, издающие колдовской звук.

- Ты кто? – спросил бумажным голосом.
- Я Сириус, гость. Всё в порядке, меня Марс привёл.
- Где Вега?
- Спит… вон там.
Альтаир пошёл к ней и за дверью раздался тихий говор, вскоре Вега вскрикнула и выбежала в гостиную.
- Он поправился! Ты гений, Сириус! Дай-ка я тебе расцелую.
Она припала к нему в поцелуйном состоянии всего тела, мармеладная отрава.
- Вега! – раздался окрик мужа из спальни.
- Иду, милый.
А гостю шепнула: «Потом».   

Диван освободился, но занять место Альтаира целитель не пожелал. Он вышел на кухню глотнуть холодной воды, посмотрел на часы – 00:37, не так уж поздно. А не поехать ли к себе в Девахино? Через Кудлов на такси или как-нибудь на попутке. Зарплате, конечно, каюк, а что делать? Получилось так, будто судьба привела Сириуса в Луйск, чтобы он помог неизвестному мяснику и навредил известному себе. Ехать? Или поспать хоть маленько? Поспать, утро вечера…

Он вернулся на матрасик, сдвинул со своего места кошку, улёгся, укрылся, кошка замурлыкала. Может, он приехал послушать этот ласковый звук? Он кошку заберёт домой.   

Глава 3
Утром Альтаир и Вега ходили по квартире, гремели посудой, изредка роняли слова (слово упало и разбилось). Бледные окна говорили о пасмурном дне - клоне вчерашнего дня.
- Целитель, выходи чай пить, - крикнула Вега из кухни.

Своим лицом Альтаир его испугал. Сириус не ожидал увидеть лицо  насекомого - оно улыбнулось, блеснуло золотой коронкой, оно прохладно блестело глазами. Если стряхнуть наваждение, увидишь человеческие черты, но вскоре вновь покажется образ насекомого. Поскольку Сириус вчера «пациента» не видел, то, может статься, оно таким и должно быть, его лицо - не по рождению, но по обычаю, по укладу.   

Вега была всё та же, вчерашняя, и так же поправляла халат на бледных плечах с розоватыми точками. В ванной кошка громко закапывала когтями свои «дела» в туалетном лотке. Где-то в глубине улицы заверещала полицейская машина.

Сириус нет-нет да посматривал на Альтаира, которому в пору швейцаром работать в морге.
- Листовка. Утром достал из ящика.
Альтаир протянул гостю листок с изображением чудовищной фигуры, стоящей над городскими домами.   

Осточертели семейные узы,
верность и ревность,
школы и вузы -
вся эта липкая современность.      

Из неё не попасть в грядущее,
хоть стучись головой об бубен.   
Хоть стреляй в это стадо жрущее -   
мир останется непробуден.

Посему отправляйся сквозь
миражи, испаренья мира,   
самого себя тоже брось
и всего устремляйся мимо.

Чтоб тебя не поймал рыбак,
точно рыбу в небесном море,
будь никем и зовись никак,
ты пылинка в пустом просторе.

- По какому случаю рифмы? - гость обвёл глазами хозяев.
- Сегодня торжество, День города, - ответил исцелённый.
- Луя понесут по улицам, большое лохматое изваяние. Всем городом собирали на него целый год.
- На самом деле в карман мэру. Это он придумал праздник, - пояснил Альтаир, шумно прополоскавший последним глотком сладкого чая ротовую полость.
- Сегодня лучше останься в Луйске. Вечером пронесут нашего Луя от драмтеатра до берега реки и там сожгут. На это стоит посмотреть, нигде не увидишь, - зацепила Сириуса Вега.
- И сегодня магазины до обеда работают, - заметил между прочим Альтаир, чётко признавший в госте спонсора.   

Вега набрала номер на телефоне.
- Ты где, Марсик? Мы тебя ждём. Ты в курсе про День города? …Ну и правильно, праздник. Так что подходи, Сириусу компанию составишь дошлёпать до магазина, а то сегодня хрен знает что может случиться с каждым. …Альтаир тебе шлёт привет. Зубом сидит сверкает …Ну да, Сириус его излечил …нет, не кошка, кошка - дармоедка и зассыха, это он, твой друг.

Не сказала «наш друг», потому что не было с его стороны половых поползновений, не пробудил он в прекрасной хозяйке музыку чувств - лирой флирта. Скучный он, хоть и тароватый. И всё думает не о том.   

Сложна мужская гендерная роль: приставать и не приставать одинаково рискованно. Хорошо бы, согласно женскому суждению, мужчине обладать эдакой чувствительной тонкостью, дабы угадывать единственно верный в конкретном случае подход к даме. Но на кой хрен сдалась мужчине эта паутинная тонкость! А? Тонкие мужчины в конечном итоге друг на дружке женятся. Коли до тонкости довели себя, им уже бабы не нужны, им везде мендельсон.   

Сириус не старался кому-либо угождать и нравиться, он и в женскую промежность, где гаснет закат, особо не стремился, потому что обходился милой дружбой с одной соседкой; и пока всё шло у них по-доброму. Пока. (Пути соседок неисповедимы. В некий мрачный час под напором женских размышлений она решит свою вагину монетизировать, - Сириус удивится или нет? В чём-то разочаруется или будет ко всему готов?)         

Марс в телефоне что-то смешное прибавил к её словам, и Вега засмеялась конвульсиями, чем напомнила о неподалёку расположенных рыданиях.

А Сириус то и дело посматривал на жёсткое лицо Альтаира: на плоские щёки и плоский лоб, на гранёные скулы и гранёный подбородок, на гранёный лёд в глазах, на золотой зуб - в роли жемчужины – во рту. На гранёную голову и тонюсенькие волосики на ней, послушные дуновениям жены и колебаниям цен.

Есть люди, в которых не хочется переселяться даже мимолётно, даже ради точечного понимания. Не надо их понимать.

Пришедший Марс полюбовался на Альтаира, торжественно и благодарно пожал Сириусу руку.
- Друзья, нынче праздник: День ЛуЯ! - огласил, применив собственное ударение.

Снимать ветровку и скидывать кроссовки Марс не стал, тем выражая готовность проводить Сириуса в магазин без промедления.
- День города? - переспросил Сириус.
- Без разницы, - на ходу отмахнулся Марс.
Придя в магазин, они попали в драму: полицейский надевал наручники на запястья известной продавщицы.

- Зачем водку отравила крысиным ядом?               
- Я люблю его!
- Святое слово поганишь! Язык твой змеиный…
- У меня другого выхода не было. Я зато положила предел его изменам. Он мой! Жил мой и умер мой! Ясно? - выкрикнула с надсадом.
- Да не умер он. Откачали.
- Ах сволочь! - она закрылась обручёнными руками.   

Марс быстро вывел Сириуса наружу.
- В день ЛуЯ чего только ни насмотришься, бесовщина отовсюду прёт. Пойдём-пойдём, отоваримся в другом месте и дома запрёмся на все замки. А этого отравленного я час назад видел, Арктуром звать. Я, когда направился к вам, как раз проходил мимо его дома, - его в скорую запихивали… нормальный парень, в картишки с ним резались. Правда, большой бабник.
- А я из квартиры слышал вой полицейской сирены, - Сириус тоже добавил примету своей причастности к любовной драме. – Такие дела, Марс. Люди на любовь идут, как на вражеский пулемёт - и падают бесславно. Оскорбления, кислотная ревность, унижения, мышьяк.
- Мышь - як. Крыс - як. Чел – каюк, - засмеялся Марс.   

В доме их ждал раздрай вместо радости. Кошка с хозяевами поцапалась. Причина - умыкание бутерброда со стола.
- Всё, уносите эту кошку, ничего не знаю, и лоток её выбрасывайте. Чтоб духу её не было!
Сириус не узнал Вегу во гневе.
- Сейчас мы по паре стопок тяпнем и решим этот вопрос, - умело встрял в ситуацию Марс. - Не забывайте, нынче праздник.

Когда подготовили закуску, уселись и разлили по стопочке, нервы хозяйки успокоились. Кошка, получившая веником по глазастой морде, не казала носа из-под ванны, однако и в ней нервная буря стихла, ибо шерсть на ней улеглась.   

Сириус поглядывал на часы, чтобы явиться на блошиный рынок не к шапочному разбору, но Марс не торопился - выпивал и крякал. Тем не менее, друзья оторвались от стола и покинули квартиру, приманив кошку валерьянкой.
- Вся жизнь держится на взятках, - подытожил Марс.
- На обмане, - поправил Сириус. – Но, заметь, обман держится на доверии.
- Это точно, - почему-то радостно согласился Марс.

На часах светилось время - 13:00, потом 01, потом 02… прибежав на базар, они встретили ту самую кошатницу, которая кому-то запихивала в сумку всеми лапами и когтями растопыренного котёнка. Марс обратил её внимание на пушистую взрослую особь, купленную вчера, напомнил о явных её достоинствах: грация, хвост, мех, аура! Сириус к этим достоинствам добавил немного денег, и в конце-концов была совершена реверсная сделка.   

- Да уж, извини, - промямлил Марс. - Я грешным делом хотел просто выкинуть её на улицу, а ты, вишь, не поленился бежать сюда!   
- Я вообще хотел её домой взять, но вспомнил, что у меня растёт количество командировок.
- Ты кем работаешь?
- Ремонтирую режущие станки, лазерные.   
- Хорошо получаешь?
- Хорошо. …Только ночью напрасно пообещал ей, что возьму с собой.
- Да ладно, она тебя не расслышала.   

Глава 4
Купив провизию для долгого застолья, Сириус предложил прогуляться: не так уж были тяжелы сумки для двоих крепких пешеходов и не так уж хотелось лицезреть Вегу в её живом халате и Альтаира с его мёртвым лицом. Вообще, некуда спешить. Домой он поедет завтра или послезавтра; бандиты пусть пока привыкают к его отсутствию. Приспичило им раздобыть переносный лазерный резак; подкупали, угрожали. Сириус от них смылся, пока что удачно…   

А с кошкой нехорошо получилось. Когда он перенёс её с твёрдой своей груди на пухлый бюст кошатницы, кошка посмотрела на него с укором - кругло, прозрачно и насквозь. (Этой кошки с ним не будет, а вот разлука с ней пребудет с ним навек.)

Они шли пустыми дворами: две девочки играли в классики, две старушки сидели на скамейке возле пустой песочницы, глядели в песок. Основное население по комнатам затаилось. (Перед тем, как чему-то случиться, страх прилетает - осматривается, подмораживает сердца.)

Сириус обнаружил, что в городе полно ворон; все привычные звуки заглушал их картавый гомон, воробьи и голуби исчезли. Сириус указал на этот казус Марсу, на что Марс пожал плечами: дескать, неся водку и закуску, думай о водке и закуске, не отвлекайся на посторонние мелочи. (Быть может, он пожал плечами с иной подоплёкой, но теперь как узнать: история больше молчит, нежели излагает.)

И в себе Сириус обнаружил тревогу, ноющее предчувствие злого будущего, аж в голове загудело. Надо выпить, подумал Сириус, обогнав этой думкой быстрого насчёт водки товарища. В темпе марша вышли на проспект; мимо них промчался грузовик с надписью «Фейерверки Взрывчатые Вещества».
- Ой, сегодня бабахнет! - смачно предсказал Марс.
- Это хорошо? - неуверенно спросил Сириус.
- Праздник, - ответил как само собой Марс.

И вдруг заёрзал. На них издали надвигалась важная фигура в шляпе. Испуганный Марс утащил Сириуса во двор, за угол. Тсс!
- Что такое?
- Я ему должен. Червонец взял в долг… десяти минут не прошло, как у меня его стащили из кармана. Чего отдавать?! А он требует, гад.
- Но ты же брал.
- И что? Из его кармана так же могли бы стащить. Я, между прочим, ни копейки не успел потратить!

Сириус отдал бы за Марса червонец, если бы не его жучковатая демагогия.
- Чирик не на водку - матери на лекарство, - продолжил Марс обоснование своей правоты. - У него бы так же вот болела бы мать, посмотрел бы я тогда на него!   

Вот уже к червонцу пристегнулась больная мать, - у той, поди, болезнь редкая, все лекарства как на подбор дорогущие. Знамо дело, когда отдавать не хочется, в мире открываются оправдательные обстоятельства:  невыносимые тяготы, неподъёмные бремена. Благо, Марс не договорился до того, что человек, давший ему червонец, сам виноват в том, что Марс ему должен.

Известный фокус народной морали: виноват не должник-неплательщик, а тот, кто выручил его деньгами. Виноват не вор, а тот, кто не уследил за своим карманом. Вор и мошенник не подлежат осуждению, точно явления природы. Всегда виноват порядочный и доверчивый. Виноват нормальный, а ненормальный прав.   

Обождав маленько и выглянув из-за угла, двое увидели шествие ангелов. По проезжей части, ведомые флейтистом, шагали девушки в тюлевых платьицах, с пернатыми крыльями за спиной.   
- Молоденькие проститутки. Свеженькие. Им всего лишь крылья отстегнуть - и они готовы к работе. А ведёт их Гоша сутенёр, по первому образованию учитель музыки. Известный хмырь.   
- Для чего они тут? - не понял Сириус.
- Для праздника, дружище. Это ангелы нашего города.      
- А тогда черти кто?
- Не знаю, может, все остальные.   

Ангелы продефилировали с горделивостью в станах и бёдрах, ветерок играл их невесомыми платьями. Флейта извивалась нехитрыми мелодиями и птичьими вокальными брызгами.  На перекрёстке их ждал автобус.
- Загляденье, - сказал Марс и вздохнул. - Напрасно их в народе не уважают.
- Ты думаешь? - удивился данному замечанию Сириус. - Если для женщины её сокровенное место - не святыня, почему оно должно быть святыней для других?
- А для обычной женщины - святыня? - возразил Марс.
- Таков хотя бы миф. Миф тоже важная вещь. У шлюх даже мифа нет. Одни отверстия… как у флейты, - кисло ответил Сириус.
- У свистка, - весело упростил Марс; ему всё шло в забаву, кроме того злосчастного червонца.

На первом этаже зданий – вертикально-плоских берегов проспекта - располагались магазины, остеклённые толстыми витринными стёклами, за которыми свет не горел, ибо магазины по случаю Дня были закрыты, но на дне торговых залов зримо покоились велосипеды, холодильники, детские коляски… они просвечивали сквозь витрину и внутренний сумрак, что заставило Сириуса пережить скачок умственного давления. В человеке тоже есть внутренний склад, кому-то видимый снаружи.

Поверх товаров, отдельным слоем, отразились в стекле призрачные фигуры двух пешеходов. Ну да, это они самые, ротозеи.   

- Луйцы! - грянул голос из городских динамиков; приятели остановились, звякнув сумками. - Сегодня, в День любимого города, в 19 часов на высоком берегу реки Луйки состоится подъём и оживление городского нашего идола-хранителя. Церемонию посетят муниципальные власти, на луговой берег наши спонсоры выкатят бочки, железом опоясанные, в тех бочках пиво пенное, угощение отменное. Приходи, приезжай, приползай, прилетай!

Товарищи поспешили к дому, потому что стало им зябко. И Сириус и Марс одновременно вспомнили дверь у Веги в квартире и те замки, что подлежат скорейшему закрытию изнутри на все обороты. Весёлый Марс, видимо, заразился тревогой от Сириуса.  Страх заразен. Но есть лекарство.   

Глава 5
- О, явились! Мы тут все жданки прождали. Вы, поди, уже в скверике отметили?
Она была слегка пьяна и сильно взвинчена. Увидев обилие покупок, немного отмякла. Альтаир на глаза не попался; быть может, с Альтаиром у неё вышла ссора. Сириус пошёл его искать и обнаружил выход на балкон из маленькой спальни. На балконе стоял Альтаир, обиженный, раздосадованный, а может и злой, что было видно со спины.
- Пошли к столу, - мягко пригласил его Сириус, но тот не шелохнулся.   

Сириус вернулся на кухню и застал Вегу и Марса перед окном, за которым висел большой воздушный шарик, или шар, застилающий свет. Сириус, как и все, слышал про летающих курьеров, но никогда их не видел, да и воображал по-другому: на летающем автомобиле, с реактивным рюкзаком, в треугольном, распластанном по воздуху антигравитационном пальто.

Шарик имел форму яйца и был размером с половину окна. Он висел обратясь к жильцам чуть выпуклыми чертами игрушечного лица.   
- Откройте окно! - повелел громогласно, и Вега открыла, от страха жеманясь и смеясь. -  Вам подарочный набор за полцены! Самонадувные воздушные шарики за 5 рублей!

Под шаром висела в прозрачной сумке яркая коробка с изображением парящих над планетой счастливых детей.
- Оплачивайте любым способом: на моём лбу терминал, можете воспользоваться куаркодом… только не отказывайтесь от покупки, не то получится дороже.
- Мы ничего не заказывали, - возразил Марс.
- У вас полминуты на оплату. Раз, два, три, четыре… - простуженный баритон простреливал секундами очарованный слух людей.   

Люди стояли, как соляные столбы. Отсчитав тридцать, курьер высунул свёрнутый в трубочку язык и выплюнул струю, которая влетела в кухню и вспыхнула.   

Вега мигом скинула горящий халат, схватила нож, высунулась.
- На тебе, на тебе! - она била по шару ножом, но эффекта не добилась.

Шар снова плюнул огнём, правда, попал в пустую стену, потому что Вега своими действиями развернула его. Злобно шипя газом, дутый курьер отлетел прочь.

Марс и Сириус быстро погасили полотенцами пламя, и всё же на полу остались ожоги. Вега безостановочно материлась, не помышляя накинуть что-то поверх ночной сорочки.      
- Ну и где этот хрюндель? - вспомнила о муже.   
- Курит на балконе, - ответил Сириус максимально спокойным, терапевтическим тоном.   
Чёрт ли сладит с бабой гневной: Вега отшвырнула ногой табуретку и бросилась в глубину квартиры.
- Меня чуть живьём не сожгли, а ты здесь прохлаждаешься! - послышался крик.

- Пойдём отсюда, - предложил Сириус Марсу.
- Не-ет! После всего пережитого я не сдамся. Всё, что мне положено, я выпью. А на бабу не обращай внимания, она психанутая. У неё роль такая в космосе – творить беспокой вокруг себя. Сядь в уголок, чтобы тебя не кантовали, и налей нам по стопочке - нынче праздник; тут посидим, а вечером прогуляемся к реке, посмотрим на колдовское действо. Ты веришь в колдовство? Я нет, но на это ему плевать.   
- Ты прежде видел такие шары? - спросил Сириус из угла.
- Нет, - решительно покрутил головой Марс.   

Вошли Вега с Альтаиром. Они продолжали начатую в кулуарах перебранку.
- Дети скрепляют семью, скажешь, ага! А если ты родишь такое же вредное чудовище, как ты, мне куда прикажешь деваться?
- Вы посмотрите на него! Я - вредное чудовище?! - звонко хлопнула себя по ляжке. - Сам-то кто: мясоруб, оковалок…

- Брейк! С праздником! - вмешался Марс и вручил воюющим сторонам наполненные рюмки.
- Чем говорить, лучше есть и пить. Правда? – с надеждой на примирение сказал Альтаир и посмотрел на супругу.
 
Вроде бы, так и получилось. Вега, застрельщица скандалов, притихла. Выпив две рюмки подряд, она закурила и откинулась лопатками на спинку стула (в данном случае на стенку холодильника). Альтаир сбегал за пледом, чтобы укрыть ей плечи, и опять не угадал.   
- Что я тебе, бабка на посиделках?! – взвилась гнусным голосом.  Теперь Сириус понял, что голос у неё вправду гнусный, как и назвал его Марс. Но не голос, конечно, а то душевное состояние, которым Вега наполняла свой голос. Гнусное состояние. А голос есть музыка души.   

Докурив сигарету, она устыдилась своей базарности и принесла фотоальбом.   
- Глянь, Сириус, как это было в прошлом году. Подъём, или воздвижение Луя, так сказал мэр.

Фотография окатила Сириуса холодом. Над толпой высился мрачный великан. Его очертание немного зыбилось, потому что он был сделан из лохматых пучков соломы. Вместо глаз у него были фары, и они светили над головами, похожими в своём тождестве и множестве на икринки. Только поклонников смерти сей адов истукан мог воодушевить; Сириуса фотография привела в гипнотический ужас. Вега вовремя перевернула страницу и напомнила, что он тут не один - у них застолье, в общем-то. Ну да, ну да, он очнулся после минутного умопомрачения.   

Когда Марс и Альтаир удалились курить, она подвинулась к нему ближе и повела сокровенный рассказ.
- Я такая была хитрованка! Сделаю кому-нибудь гадость и потом укоряю себя, а потом подойду к зеркалу, и утешусь: не может быть ангел подлой бабой. Правда же? - притиснулась левой грудью к его правому боку, чтобы сопровождать интимными елозами свои тихие прокуренные слова. - Я была очень хорошенькая в семнадцать лет. Видишь фотку? Эй, ты меня слушаешь? Я с тобой разговариваю! – потрясла его руку.   

Как же она ему надоела! Как же назойливо она требует к себе внимания: наготой, голосом, суетой движений! От неё происходил шум, как от цыганского табора. Он тем временем переживал образ великана. Откуда взялась эта лютая мрачность? От католиков, подсказал кто-то ему в голову, в середину между ушами.

А что, очень даже может быть. Они ведь от чистой веры отказались, перемешав её с индульгенциями, а такая вера ближе к торговле, чем к Богу. Потому и детям они дают имена целого ряда святых покровителей. Франциск Ассизский, конечно, хорош, но… поскольку сумма (натуральных) слагаемых больше одного слагаемого, они складывают святых в цепочку - для запаса благодати: Франциск-Мария-Бернард-Хуан-Антоний.

Та же теология лавочников и счетоводов просматривается в проблеме филиокве. (А чего не «от Сына»? Давай прибавим - костяшками на счётах.) Замесив на вере коммерцию, католики пошли по дороге христопродавцев. Их святые превратились в идолы, фетиши, бренды. Изъяв из мира Христа, они заполнили брешь могильным веществом - и получился Луй, инфернальная отливка. (Наши-то цивильные мартышки всё западное копируют. Нет чтобы отринуть.)      

Тут Марс и Альтаир вломились в кухню, пыша табаком и горячими речами. Кое-как уселись, попутно задевая предметы. Они сцепились в споре о том, что нам следует оставить инопланетянам перед земным коллапсом: музыку, золото, формулы фундаментальной науки, ДНК первобактерии - чтобы где-то начать всё сызнова. Марс уверял, что надо оставить "им" всё это плюс многое другое. Но нет! Альтаир категорически не верил в то, что наши драгоценности и научные представления хоть кого-то заинтересуют из иноприлетян.
- Умственное пищеварение у них другое, - возвестил Альтаир запальчиво.

Они погрязли в таком же азартном споре, какие велись в 1960-х годах, восемьдесят лет назад. Граждане СССР обожали беспощадно спорить на бесплодные темы. Кто важней: поэты или физики? Нужна ли внешняя красота умному человеку? Эгоизм - это природный инстинкт или моральный порок? Виноват ли преступник в том, что он стал преступником? Нужна ли в современном обществе девственность? Надо ли убивать неполноценных младенцев, как делали в Спарте, или отдавать на биологические опыты? Создаст ли наука бессмертие?

Вега окинула спорщиков презрительным взором, отчего сама реактивно пошатнулась и даже немного пролила водки через бортик рюмки.
- Тьфу! Дураки!
Всё, чего не понимала, она решительно относила к области идиотизма. Своим физиологическим умом она лишь то и только то понимала, что ей полезно понимать. Остальное побоку, и даже смешно.   
- Сама дура, - влепил ей словесно муж.
- Я?! Да ты молчи, мошенник, торгаш! – Вега, следуя женскому инстинкту спора, приплела против мужа самое тяжёлое, пусть и не в тему.

(И хорошо, что не в тему: мозги у него должны стать в раскоряку.)   

- Я мошенник?! – взвился муж пьяным голосом. - Да это всё было сделано для тебя! Для твоего благополучия! Пускай они думают, будто я негодяй, пускай! Но я был только ради тебя негодяем, а ты обзываешься… ладно, хорошо, я стану честным, и тогда ты запоёшь у меня, змея пригретая! Сама пойдёшь трудоусра… уст-ра-иваться. Только учти, на порядочную работу тебя не возьмут, не-а, не такие твои таланты!
- Да ты сам-то ничего не можешь, ничтожество! Это я тебе как жена говорю, как женщина.
- Вот и поди как женщина поработай. Всё равно ты больше ни на что не годишься.

В этот склочный день залысины Альтаира стали больше. Сириус отвлёкся от собеседников и отворил фотоальбом, лежащий у него на коленях. Нашёл изображение Луя.

Двигаясь по фотографии, глаза Сириуса переживали смену масштабов, поскольку великан был родом из бесчеловечной грандиозной фантастики, а маленькие люди вышли к великану из мелкой бытовой реальности (и встали послушно, как овечки перед закланием). Вдруг стал темнеть воздух. И окно тоже. Причём до вечера было ещё далеко.

«Господи, помогай! Что же это делается?!» - взмолился он.

Вместе с ростом сумрака появилась вибрация, Сириус сжал кулаки, чтобы унять неприятное ощущение – электрический зуд в пальцах. Поднял глаза, посмотрел на земных попутчиков: их лица были видны, ибо тьма не была плотной, но, главное, их головы сделались почти прозрачными и внутри каждой головы горел огонёк, вроде огонька свечи. Глазные яблоки наполнялись этим светом изнутри и передавали мерцание костям глазниц.            
- Всё-всё, хорош ругаться, молодожёны! Мы опаздываем, полседьмого… - вмешался в полемику Марс и действием призрачной руки показал, что одну бутылку возьмёт с собой.

Удивительно было то, что их не испугало наступление темноты, напротив, оживило. А Сириус тёр глаза.
- Да не три ты! Перед воздвиженьем Луя свет в небе пригасает, как в самолёте перед стартом. Экономия энергии, - пояснила Вега, шатко поднимаясь и пихая бедром стол.
- Как в театре, - добавил Марс.         
- Ждите, мальчики, я мигом, надо переодеться. Неужели мы опаздываем, неужели опаздываем, неужели… - голос её затих в спальне.

Глава 6
Неурочное затемнение прекратилось, но погода хмурилась. Тёмно-серое небо не предвещало осадков и не урчало, оно молча копило в себе недовольство.

Ни одной машины в городе. Четверо шли пешком – тут недалеко, но хоть бы кто на глаза попался.

- Почему никто никуда не едет? – Сириус озадачил Марса.
- В час ЛуЯ в том году моторы глохли, - через голову Марса ответил ему Альтаир.
Марс молча вышагивал с возвратным отскоком в коленках, точно в экзоскелете. Наверно, дал себе клятву не заснуть в процессе шагания. 

- Во-первых, он спрашивал не у тебя, - вмешалась Вега.   
- Ну и что. У меня тоже есть право сказать.
- Во-первых, не спорь со мной. 
- Только тебе можно? 
- Во-первых, я женщина! А ты грубиян.
- Ничего не сказал я грубого, - промямлил он, готовый вернуться в анабиоз; лицом он уже напоминал труп.   
- И вовсе я не пьяная, это во-первых, - ответила кому-то. – Не придирайтесь. Берегите женщин! Женщина это кусочек счастья, это радость, - пояснила влюблённым в себя голосом. 
Сириус и Марс обменялись выразительными взглядами.

…Иногда Сириус, как проснувшийся, озарялся вопросом: а что я тут делаю? Будто вынырнул из проруби и пошёл по льду на ластах, как маленький морской котик, неловкой походкой, без напутствия… прорубь уже затянулась, оглядываться бессмысленно. Главное что-то придумать, переродиться, чтобы не замёрзнуть… и чтобы куда-то придти. Куда?   

Гнусный голос Веги обматывал Сириуса; навешивал гирлянды слов на него, как на ёлку в Новый год.

Наконец показался человек среди пустынной улицы. То была в тёмно-синем халате сморщенная женщина, похожая на пустую оболочку (после встречи с вампиром). Она со страхом посмотрела на маленький отряд пешеходов.   
- Венера! – закричала ей Вега, будто взорвавшись.   
Женщина подошла, робко взглянула на них маленькими цвета пасмурного неба глазами.
- Здластвуйте. С плаздником.
У неё не хватало верхнего переднего зуба; видимо, потеря произошла недавно, и женщина ещё не обвыклась в изменённой зубной архитектуре.   
- А где твой муж? Где Альдебаран? – продолжала приветствие Вега.
- Балан ушёл, не дождался меня, - она произнесла это столь горестно, будто он ушёл насовсем, «прибрался». 

Женщина без верхнего зуба тоже сюда родилась по неизвестной причине, и не нашла, куда ей двигаться; отдалась течению времени. Сириус глазами осознал её печальный пример и ощутил птичий подскок своего сердца. Оно такого не желало, оно требовало для себя мечту, безотлагательно, как голодный ребёнок требует молока. И конечно, женщина Венера тоже не всё своё истратила, и для неё может зажечься мечта - только не ищет она, веру и надежду потеряла, потому безвольно плывёт в потоке времени, растворяясь, как бульонный кубик.   
   
Впятером вышли они к высокому берегу реки, где роились и топтались многочисленные луйцы. Сквозь толпу по освобождённому от людей проходу полз трактор, на тросе поднимающий изваяние. Широко расставленные ноги создавали великану боковые упоры, но лицом или затылком Луй грянул бы оземь с высоты своего десятиэтажного роста, не будь у него тросов-оттяжек. С тыльной стороны оттяжка была накинута на вбитую возле реки сваю. С лицевой стороны трос был привязан к ползущему трактору. 

И вот он воздвигся, громадный. Зажглись фары его глаз. Вновь небо неурочно потемнело.   
 
- Ура! – кто-то крикнул и осёкся, никем не поддержанный.

- Ooowwa! – взвыло изваяние густым голосом, не русскими звуками.
Прилетел ветер - полегла трава, нахмурилось небо, помчались прочь от людей головные уборы, вывернулись наизнанку юбки, резанула по глазам пыль.   

На истукане зашевелилась его соломенная шкура, и стали вылетать из неё чёрные галки, будто падальные мухи или краткие проклятия; внутри истукана было у них, значит, селение. Истратив запас галок, Луй взялся стрелять фейерварками и петардами со всей своей передней поверхности.      

Один кусок пламенного магния упал на кабину трактора, второй шмякнулся на капот, обдав стёкла искрами. Тракторист не мешкая включил передачу и рванул с места, не успев подумать о последствиях. А последствия заключались в том, что истукан под натягом троса наклонился вперёд, задняя оттяжка зазвенела, как струна, и оторвалась от крепёжной сваи - Луй начал падать. Он падал ничком, падал, раскинув грабастые руки, и грохнулся – лучами глаз в землю, - придавив нерасторопных зевак. Петарды и ракеты, прижатые теперь к земле, сверлили огнём его шкуру, вызвав детонацию запрятанных там зарядов. Луй запылал, содрогаясь от праздничных взрывов.      

Народных воплей тракторист не слышал из-за петард. Увлечённый бегством, он лишь наддал ходу и поволок упавшего монстра за собой. Тут бодрые мужики забрались к нему в кабину, заглушили движок и принялись тракториста бить, напоминая о необходимости останавливаться. 
   
Крики ужаса (здравых) и хохот (наркоманов) смешались со стонами обожжённых. Сириус оказался в числе последних: по нему сначала ползла, а потом на нём остановилась горящая солома, заражая огнём его одежду. С паническим рвением он выбрался из-под руки великана и вместе с другими обожжёнными бросился к воде. Погрузился в неё и стал радоваться её живительным свойствам. 

Когда отдышался, когда поверил без тени сомнения, что остался живой, он бросил взор на пологий береговой подъём, заполненный людьми и языками огня. Люди бегали и ползали туда-сюда, ища своих, кто-то пламенный и дымный бежал к реке, кто-то мокрый бежал от реки. Пучки огня били из-под ног, будто в землю были вмонтированы керосиновые факелы. Всеобщий крик сводил с ума.         

- Пошто оставил нас?! – обратился он в никуда. 
- А кто тебя принуждал идти сюда?   
- Я за компанию… 
- Достойный ответ. Прежде ты отчаивался по пустякам и обижался на Творца, за то что тот не стал твоим собеседником или собутыльником. Но можно было дружить и без этого - как дружит маринист с морем. Ты помешался на словах. Ладно, скажу словами: не я творец этого пожара. И всякое «пошто» оставь себе. 

Так ответил себе Сириус, не утруждая Господа. Человек немало чего знает, и разум в его разумном существе тоже есть голос Творца.

Заревела пульсирующая сирена скорой помощи. Загудела пожарная тяжёлая машина. Всё изменилось. В низком плоском небе отразились, будто в больничном потолке, разрозненные огни на земле, слитная масса людей, включивших голубоватый подсвет видеофонов. А Сириус так и стоял по пояс в реке, глядя на происходящее, как на экран, как на сцену в кино, отрешённо, из другого времени - из будущего, быть может.

Появился мэр. Все притихли. Обожжённые стиснули зубы и перестали ныть. Все обратили взор и слух к чёрной машине, открывшей боковую створку, словно особая раковина, в которой созревал и созрел мэр.

Приняв от кого-то микрофон, мэр огласил берег ястребиным, настойчиво-жалобным голосом. 

- С праздником, луйцы! Слушайте объявление для избранных! - пожарная машина при этих словах застрекотала, телескопическая лестница поползла вверх, сопровождаемая прожекторным светом. - Драгоценные луйцы, вы не одни во вселенной! Вас приглашают и ждут наверху братья по разуму. Повторяю, не все… нет-нет! Небо ждёт самых лучших, самых отборных. 

Лестница продолжала телескопически расти, вытягиваться, она выползала долго, высоко, пока не коснулась небесной пелены. Здесь в месте касания вмиг распустилась (точно капнули фейри) тёмная прорубь; в её пустой середине свет прожектора безответно проваливался, а в облачной окантовке задерживался, отчего получился в тёмном небе сияющий люк. Оттуда глянули вниз… пока непонятно кто, слишком быстро мелькнуло странное лицо, но от земли навстречу незнакомцу полезли смелые. Некто первый, сгорбив спину, быстро перебирая руками-ногами, лез паучком по перекладинам… и Сириус вообразил, какой земной вид открывается этому верхолазу – живая тьма толпы, продырявленная колючими, яркими источниками света, бьющими снизу в глаза. Нет, смельчак не озирался попусту, он лез на четвереньках по вертикальной лестнице, и за ним, уяснив пример, карабкались прочие луйцы – поначалу с промежутками между удальцами, затем слитной цепью, как муравьи по стеблю. В небо, в мечту.

Бывало ли где такое? Сириус выбрался из речных объятий и пошёл к людям, шагая на ощупь, глазами провожая смельчаков, ползущих по трудной и тонкой дороге к небесам… и вот первый достиг небесного окна – что дальше будет? Сверху к нему протянулась рука и, приподняв за волосы, убрала за край.
- Стойте! Не лезьте! – закричал Сириус в сторону гудящей толпы. 

Никто его не слышал. Пожарную машину осаждали новые и новые аспиранты. Лестница была уже облеплена людьми, и под их весом принялась клониться. Вселенский крик раздался под небом. Лестница валилась, набирая скорость, и послышался глухой удар о землю - ожидаемый и оттого ещё более страшный. Пожарная машина подпрыгнула, потому что основание лестницы оторвалось от крепежей. Люди, которым повезло никуда не залезть, обрели нечеловеческую подвижность. Все толкались, куда-то спешили и так же бесцельно возвращались. 

- Луйцы! – громыхнул над толпой зычный дикторский голос. – Не мешайте работать аварийным службам. Отойдите от лестницы! И от машины! Всё, расходитесь по домам. Кто будет мешать специалистам, того отправим на излечение в психлечебницу. Ну какие психи на такую лесенку толпой полезут?! Идиоты! Вы, которые шею себе не свернули, будете оплачивать ремонт пожарной машины. Ну а те, которые свернули, пойдут немедля на донорские органы. Мэр их позвал, ага, как же! Вы мэра не знаете, он прекрасный человек, у него всё есть, и ни на кой хрен вы ему не сдались. Вас послал на верную гибель очередной дипфейкер. Уже Совет министров Луйска не знает из какого утюга вас предостеречь, чтобы вы перестали быть идиотами. Но у вас как в песне: «И как раз туда, где всё бесполезно, большинство народу полезло». Не лазьте никуда, не прыгайте с крыш, не сообщайте пинкоды почтальонам! Спокойной ночи. Власть устала от вас.

Сириус глянул на люк в небесном потолке, и в сей миг прожектор погас, настало тёмное, непроглядное небо, и всё же Сириус успел заметить, как оттуда выбросили тело или похожий на тело мешок. (Падение мешка ему осталось вообразить.) 

Его мутило от тоски. Чтобы никого не испачкать, он встал на колени, его вырвало, и непременно кого-то угораздило наскочить на него, кувыркнуться через него, ответно проблеваться ругательствами. Сириус извиняться не стал. Ощупал в кармане деньги, паспорт и отправился в город, в зарево улиц. На знакомом проспекте сориентировался, чтобы напрямую отправиться к автовокзалу. Через час добрёл, по дороге наблюдая появление ночных фигур, озарение окон… город к полуночи приходил в себя.

Ещё странным было то, что между двумя домами перебежал поджарый, ловкий подросток в тёмном трико. Или не подросток, а спортивный, сухой старичок. И странным был издевательский плач филина в городской среде.

Автобусный вокзал светился, но был пуст. Буфетчица спала головой на прилавке. Сириус покашлял.
- Мне бы уехать отсюда.
- Утром. Сейчас никого, - сказала мятым голосом, потёрла глаза. – Так это вы тут вчера утром с Марсом выпивали?
- Я.
- Значит живой, повезло, - посмотрела на часы. - Полночь, пора закрываться.
Она заперла изнутри стеклянную дверь на большой засов. Принесла два бушлата из подсобки и бросила на пол.
- Укладывайся, не обессудь, всё же лучше, чем на голом полу. А я сидя привыкла. 

Выключила свет и, вздыхая, скрипя стулом, снова уселась там за прилавком. Но совсем темноты не получилось. Над шоссе неподалёку светил фонарь и над лесом взошла огромная мандариновая физиономия с прищуренными китайскими глазами.
- Спи, - тихо и бесстрашно прошептала буфетчица.    
Сириус послушно улёгся, примостился бочком на распластанных бушлатах, пахнущих табаком. «Слава тебе, Боже наш, слава тебе!» - прошептал и задумался о прожитом дне.

Где был старт этому психоделическому преобразованию мира? Когда и кем был сделан первый шаг? Неизвестно когда, но совершился он в сознании человека, да. Тогда светлый смысл (образ человека?) был удалён и заменён тёмным, глумёжным смыслом. Далее процесс отмен был запущен.

На сцене внешнего мира трёхмерные декорации ставит цивилизация, то есть рассудок, но сюжетом пьесы руководит коллективное бессознательное. (Где у человека бессознательное, там у беса – сознательное.) Вот и настала эпоха больных смыслов - наркоманских, бесовских. Чёрная магия в новых выражениях: трансгуманизм, ухмылёж…   

Сириус утешился этой страшной мыслью и заснул. Снились ему домашние растения, которые помнят, ждут его. Пусть жилище каждого будет ему убежищем и алтарём правды, - прошептал он во сне. И потом снова ползла к небу пожарная лестница во всю вавилонскую...