1. Пафнутий

     Миша у Марины слыл мальчиком странным. Не любил шумных компаний, всегда один, тихий и даже какой-то кроткий. Ботаник - как отзываются о таких обычно. Но в обиду себя не давал. Пробовали его сломать местные хулиганы, а он, удивительным образом, умел со всеми находить общий язык и делать из врагов друзей. И вскоре его зауважали, правда, втихую посмеивались, когда узнавали: верующий и поет вместе со своей мамой в церковном хоре. Но прямо в глаза сказать побаивались. Списывать на уроках в школе давал. Был какой-то безответный, безотказный, открытый и незащищенный снаружи, зато внутри, словно металлический штырь имел. Твёрдый в убеждениях и слове. Вот это и удивляло. Точно взрослая личность в теле маленького ребёнка укоренилась, произростала и проживала теперь свою никому непонятную жизнь. Как зерно брошеннное в землю и невидимо умершее, дало зелёный росток, а потом тяжёлый золотой колосс, наполненный зернами. Цельный, вполне сформированный характер в отличии от сверстников являлся главным признаком и преимуществом шестилетнего Михаила.

     А у Марины сын вызывал беспокойство. Несмотря на внешнее благополучие и нормальность, изнутри Миша оказался хрупким и застенчивым, опять же, сильным и волевым, с несгибаемым стержнем, с поэтической натурой и верой в Бога, какой-то мечтательностью и фантазерством. Но не когда-нибудь и не в прошлом, не в будущем, а трезво и осознанно: здесь и сейчас. Вынь и положь! И не шути! Михаил избегала мата, сальных анекдотов, смеха и пошлых шуток. Был настолько серьёзен и последователен во всем, чего бы не касался и к чему не прилагал усилия: будь то учёба или вера в Бога, что этим пугал свою мать, и частенько заболевал, как бы сам не выдерживая тяжести собственного характера, не дававшего ему ни в чем поблажек. Единственной его слабостью были животные: вечно таскал в квартиру бездомных и блохастых собачек и кошечек.

     С одной стороны слишком хорош, до того, что нельзя быть таким. А с другой - безжалостный к самому себе до садизма. Зато к другим сострадателен до баловства, до того, что может испортить человека навсегда и бесповоротно. Будучи ребёнком Миша никогда не играл, а проживал жизнь без предвариловки и черновиков, сразу начисто, по-большому, по-главному, точно ухватил картину мира в целом, понял смысл жизнь не вдаваясь в детали. Спал мало, ел мало, часто ночами молился и вскрикивал:

- Папка, в опасности!

     Потом была армия, война. Попал в плен, где ему отрубили правую кисть и кастрировали. Но Михаил молился и в плену. Не озлобился и не отчаялся. Обратил к Богу палачей, проводивших ему ампутацию. Марина поседела, ждала, не теряла надежды, молилась. Наконец её молитвы были услышаны: сын попал в одну из групп по обмену пленными. Прибыл на Родину, не утратил присутствия духа. Отсутствие некоторых частей тела не смущали юношу и не мешали ему жить. Девушки никогда особо не интересовали его: если только поговорить о Боге и о композиции запахов у различных цветов. После плена он даже стал как-то по-особому светел, чист и радостен. Ещё более приветлив и мягок с людьми. Охотно и весело рассказывал о войне, о плене, ничего не утаивал, гремел наградами, постоянно носил медали и ордена на груди с особой гордостью только в этом случае, потому что больше гордости за ним по иному поводу никогда не наблюдали. В университете, куда пошёл учиться на историческое отделение его прозвали Мишка-импотент. А он не обижался, только согласительно кивал головой и приговаривал:

- Оскопили, оскопили...

Выучился и скромно устроился простым учителем в школу. Марина жалела цветущего сына-инвалида. Плакала ровно до тех пор, пока он не подошёл к ней, не оттер нежно слезы с лица левой рукой и не прошептал на ухо:

- Пора выручать Пафнутия.