Финансовые успехи в делах

Финансовые успехи в делах
Николай Васильевич Малышев
Как и подобает деревенской, вечно занятой работой женщине, Пелагея довольно шустро для своего далеко запенсионного возраста бросила свои авоськи на стол и затараторила в направлении прищурившего в ожидании новостей глаза мужа, невольно помахивая при этом руками, как бы помогая словам разлетаться.
– Как они в городах живут, ума не приложу. Торопятся, толкаются. При этом, правда, иногда извиняются, но друг на друга все равно не смотрят. С мужем, слава богу, дочка наша живет хорошо. Только денег нe хватает. А кому их сейчас и хватает? Мне предлагали на недельку-другую остаться.
– Ты руками-то не махай! Дело говори: мне есть что?
– Крючки рыболовные купила, грузило. А поплавков нет!
– Поплавков я тебе и не заказывал, из коры вырежу. Газет новых не появилось?
– «Гороскоп» – газета очень интересная, у дочки читала. Ты знаешь, Петр, что ты по гороскопу – лев?
– А ты сомневалась?
– Когда выпьешь, сомнений никаких. А когда с похмелья, есть небольшие. Но главное, ждут тебя на этой неделе, по гороскопу, финансовые успехи в делах.
– Откуда им взяться, успехам? Будет дразнить. Включай лучше телевизор, будем мелодии угадывать и ведущего твоего смотреть.
– Он мне такой же мой, как тебе Клинтон.
– Нет, твой. Он, как и ты, любит руками махаться.
Старики уселись возле телевизора.
– Вскопаешь огород за семь дней и куплю бутылочку с пенсии, – продолжила Пелагея разговор после рекламы.
– Тогда я вскопаю огород за шесть дней!
– Копай. А я пока еще раз съезжу в город к дочке, на недельку. Она меня приглашала.
– Съезди, но к пенсии возвращайся.
Утром Пелагея уехала в город, а Петр вышел в огород. Он всегда старался придерживаться принципа: гулять так гулять, работать так работать. Не отступил от него и сейчас. Уже к исходу третьего дня, опершись одной рукой на лопату и держась другой за спину, он гордо обозревал перекопанную землю. А чтобы еще больше завоевать расположение строгого начальства в лице своей жены, он, не взирая на испортившуюся погоду и страдающую от радикулита спину, вышел на участок и на четвертый день. Петр решил выкопать в углу у забора яму. Ходить к пруду было далековато, и она наверняка приятно удивила бы Пелагею.
– Поактивнее лопатой, поактивнее! Чай, колодец копаешь?- подзадорил за забором сосед Иван, слегка приподняв для приветствия широкую шляпу, с которой никогда не расставался, пряча под нее от ветра и солнца свой все равно вечно красный нос.
– Почти, – улыбнулся Петр.
– Молодец, сосед! Слушаю сегодня по телевизору: «Проиграли, потому что не успели восстановиться после прошлого матча». Молодые-то парни, два часа побегали и за трое суток восстановиться не могут! Ты – в годах, а сколько суток в поте лица! Ну, не буду мешать...
Подогретый словами соседа и мыслями о скором возвращении супруги, Петр заработал лопатой «поактивнее». К нему пришло, что называется, второе дыхание. Что ни говори, а приятно: приедет Пелагея, а у него и огород вскопан, и яма для воды готова.
Все было за Петра. Даже земля была настолько легкой и мягкой, что рассыпалась от одного прикосновения лопаты, будто бы недавно кем-то перекапывалась. Впрочем, вскоре Петру довелось приятно удивиться тому, что земля перекапывалась не «будто», а действительно. Его лопата вывернула из земли завернутую в целлофан и потому чистую, хорошо закупоренную бутылку. Петр поспешил ее открыть.., и широкая улыбка озарила его лицо. Из горлышка пахнуло самогонкой. Петр снял рубашку, взмокшую от работы и от неожиданной находки, и принялся копать с утроенной энергией. Удалось отыскать еще девять таких же бутылок.
«Откуда это могло бы быть?- ломал он голову. – Возможно, еще мой отец зарыл, пряча от матери на черный день, как прячет собака кусок хлеба. Хотя вряд ли. Еще собака про хлеб могла бы забыть. Но у отца запас вряд ли долго бы залежался. А может быть, дед? Он в питейном плане, я слышал, подисциплинированнее был. У него могло и остаться. «Вдруг, – думал, наверное, – самогонный аппарат отнимут! Надо сохранить хоть на первый пожарный случай».
– Иван!- окликнул Петр копающегося на своем участке соседа. – Не хочешь тюкнуть маленько, пока моей нет дома?
– Гляди-ка, – подошел к забору Иван, – у всех на хлеб не хватает, а он – «тюкнуть». Брызни малость, коли не шутишь, пока и моя не видит. Откуда у тебя, кстати?
Петр рассказал, Иван задумался.
– А не твоя Пелагея заначку от тебя сделала?
– Не исключено. Тогда тем более тюкнуть полагается в назидание, чтобы впредь так не поступала.
Петр принес стаканы, несколько соленых огурчиков и «брызнул малость», то есть по половине стакана. Соседи «тюкнули».
– Хороша! Сорок семь градусов. Можешь не проверять. Я в таких делах не ошибаюсь!- прокомментировал Петр.
– Зачем проверять! Я и сам вижу, что сорок семь, – согласился Иван.
– Тогда вдогонку еще по чуть-чуть?
– Старуха бы не заметила!
– А ты не торопись домой. Посидим подольше, подышим. Да что мы через забор-то? Переходи ко мне!
Петр отбил снизу широкую доску и отвел ее в сторону.
– Проходи, сосед, присаживайся. Как живем! Попрятались по домам как собаки в конурах, получим свою кость, хватим в зубы и зыркаем исподлобья! Не подходи, укусим!
– Довели страну. Столько лет только и делали, что отнимали и ссылали. А когда отнимать стало нечего, деньги принялись печатать, пока в магазинах все не кончилось.
– Будет тебе, Иван! Шире давай смотреть. Я все никак не могу понять, как это, вселенная бесконечна? Везде что-то есть, и нигде нет конца? У меня в голове не укладывается! Давай хряпнем и об этом подумаем.
Друзья «хряпнули». Их лица раскраснелись, груди расправились. Одна за другой стали возникать теории существования вселенной.
– Я думаю...
Как думал Иван, Петр не узнал. Сзади обрушился звонкий голос Пелагеи:
– И на какие шиши изволим «хряпать»?
Иван остался сидеть с открытым ртом. А у Петра он хоть и был закрыт, но как-то перекосился, грудь съежилась, лицо заметно побелело.
– Что же рано-то так? «На недельку же», – говорила.
– Тебя, алкаша, на сутки нельзя оставить. На какие шиши изволим "хряпать", спрашиваю?
– Да вот бог послал, – показал Петр на яму.
Пелагея увидела лежащие в ней бутылки и замахала руками сильнее обычного.
– Ума бы он лучше тебе послал. Раз спрятано, значит, наверное, на дело! Ничего тебе не будет с пенсии! Сегодня отгулял! На похороны это спрятано, чтобы дочке легче было. Твои сначала или мои, это уж как бог даст. Наверное, мои. Тебя, проспиртованного, еще сто лет ни одна болезнь не проймет кроме алкоголизма.
– Раз такое дело, прости, Пелагея. Знал бы, клянусь, не тронул.
– А если не знал, так и пропивать быстрее?
– Не сердись. Будет воспитывать на старости лет. Выпей лучше с нами для успокоения глоточек, чтобы никому как можно дольше не пришлось это пить по предназначению.
Пелагея замолчала, взяла из рук Петра стакан, сердито на него посмотрела и вдруг смягчилась:
– Ладно, за это можно.
Немного отпила и вновь сердито посмотрела на яму:
– Но с пенсии ты все-таки больше не получишь!
Петр тяжело вздохнул, разлил оставшееся в бутылке поровну с Пелагеей и начинающим приходить в себя Иваном и неожиданно рассмеялся:
– А верно ты тогда, жена, про гороскоп, про финансовые успехи в делах говорила. Смотри, сколько сделал! И смотри, чего отрыл!