О крыше дома своего...

«В ней больше красоты, чем в человеке,
Как в небесах в сравнении с землей».
                (Кальдерон).

Студент первого курса филологического факультета Дмитрий Тяпкин шагал по улице, свободно размахивая руками и уверенно наступая на уже облитый ранним утром поливочной машиной, но еще не успевший высохнуть тротуар, и можно бы было даже сказать, что шагал весело, если бы его голова не была занята предстоящими экзаменами и зачетами. Впрочем, предстояли они уже не первый раз в жизни (позади была зимняя сессия) и потому ничуть не уменьшали праздничного настроения, каким оно и должно быть у молодого здорового парня в начале жизненного пути.
Дмитрий уверенно шагал, а природа распускалась под лучами яркого весеннего солнца. Весело чирикали птички: и те, что возвращались после тяжелейшего, непостижимого для человеческого разума перелета из теплых стран, и те, что пережили зиму на родине. Но веселее всех издавал звуки все-таки, наверное, попугай дмитриной соседки, которого она и кормила до отвала, который и на улице ни разу не был. Дмитрий уверенно шагал, готовый к великим делам, желающий переделать весь мир, изобрести вечный двигатель, создать нового «Героя нашего времени», а для начала надеющийся спихнуть политэкономию и иностранный язык.
Однако некоторое время политэкономия и иностранный язык должны были подождать, потому что навстречу Дмитрию порхало внеземное создание, ослепляющее все вокруг своей красотой. Правда, когда оно подпорхнуло поближе к Дмитрию, он увидел, что создание это было все-таки земное. Но все равно очень красивое.
У девушки были стройные, уже успевшие немного загореть ноги, которым очень шли белые, блестящие на ярком солнце сапожки. Ее распущенные волосы были не настолько длинны, чтобы говорить о нескромности ее вкуса, но и не настолько коротки, чтобы не прикрыть ровной линией густых черных прядей белоснежную шею и нежные плечи, спрятанные в ярко-голубой кофточке. Впрочем, когда девушка подошла настолько близко к Дмитрию, что он смог увидеть ее глаза, стало ясно, что показавшийся вначале голубым цвет кофточки был лишь бледной тенью того истинно голубого цвета, какой имели они. Глаза у девушки были необыкновенно большие и выражали необъяснимую словами безропотную грусть и глубокую печаль. В то же время, как показалось Дмитрию, они таили тот невидимый с первого взгляда огонек, который при правильном обращении и нежном отношении обещал разгореться ярким пламенем страстной любви.
«Наверное, о красоте таких девушек писал Пушкин: «... что не можно глаз отвесть». – подумал Дмитрий. – Наверное, такую девушку встретил однажды Петрарка и, находясь под впечатлением мимолетной встречи, долгие годы писал свои гениальные сонеты».
Когда Дмитрий настолько близко подошел к девушке, что при желании мог коснуться ее голубой кофточки, которую, как он сейчас понял, отныне ему будет суждено вопреки своему желанию отыскивать в одежде других девушек, если ему вообще захочется когда-нибудь знакомиться после этой встречи. Ему показалось, что девушка посмотрела на него застенчивым и в то же время загадочным взглядом, в котором он прочитал и извинение за свою несказанную красоту, и одновременно обвинение за его несмелость выразить вслух восхищение ею.
Когда девушка оказалась за спиной Дмитрия, он не нашел сил, чтобы сдержаться и не оглянуться. Если бы в столь ранний час поблизости оказался еще кто-нибудь, то наверняка осудил бы такое необязательное оборачивание и, может быть, даже заклеймил бы позором его взгляд, проникновенный, съедающий девушку с ног до головы, содержащий немалую долю вожделения, которого сам Дмитрий очень стеснялся, но сейчас позволил себе не скрывать, учитывая, что рядом никого не было.
* * *
То, что произошло дальше, вынуждает автора поставить три жирные точки, хотя более правильным было бы поставить такой же жирный крест, означающий конец всякой поэтичности повествования, если ее подобие случайно проявилось. И если продолжить разговор о желаниях автора, то он с удовольствием поставил бы сейчас эти точки и закончил повествование. Но это было бы погрешением перед истиной. История отношений Дмитрия и девушки только начиналась, а задачей литературы всегда было и до сих пор остается изображение правды, какой бы она ни была.
Когда Дмитрий фотографировал взглядом это прелестное создание, чтобы навсегда запечатлеть в памяти, девушка резко оглянулась, поставив Дмитрия в крайне неловкое положение, и произнесла два слова, от которых пульс Дмитрия в случае прощупывания показал бы только два результата из всех возможных: или бы он колотился с бешеной силой не менее двухсот ударов в минуту, или его вообще не удалось бы найти. Девушка спросила:
– Трахнуться хочешь?
Спросила настолько спокойно и настолько естественно, как будто речь шла о том, хочет ли он сходить в кино или съесть мороженое. Конечно, Дмитрий был молодым человеком своего времени и знал, что в городе есть ночные бары и улицы, где девицы легкого поведения, что называется, гроздьями висят. Знал, хотя и не мог уложить в сознании: «Как же так? Там подходят всякие: толстые, лысые, старые. А многие из девиц – стройные и красивые! И неужто из-за несчастных денег?» Дмитрий непроизвольно похлопал себя по карманам. «Но я же денег не предлагал, тем более, что их у меня почти и нет. А может быть, я ей понравился, как понравилась она мне? А что? Очень даже может быть. Я неплохо сложен, не урод лицом. А может, так и надо, как она, сразу..? Если откровенно, я действительно хочу. Хотя почему-то уже не так. Она же с любым готова, с первым встречным. Любопытно, что она ждет от жизни?»
– Конечно, хочу, – с трудом выдавил из себя Дмитрий, хотя и старался придать своему голосу уверенность и даже некоторую развязность.
– Наконец-то, – улыбнулась девушка, – а то я подумала, что у тебя язык отсох. Только ты хоть стакан мне перед нашим мероприятием нальешь, чтобы все без напряга, по-человечески? Ну и пожрать что-нибудь, хоть кильки или шпротов. А то жизнь меня вчера закрутила, подруга раскрутила и сбежала, оставив без копейки.
– Само собой, – улыбнулся Дмитрий и пригласил девушку к себе домой, точнее на квартиру, которую удалось снять по недорогой цене на время обучения.
– Да ты не боись, – ободрила девушка, наблюдая, как неуверенно открывал ее кавалер консервную банку, – я не заразная. К тому же у меня на всякий случай резинка имеется. Правда, она стоит денег. Подруга стащила сумочку со всем содержимым. Только это и осталось.
– Сколько? – спросил Дмитрий и полез в карман за деньгами.
С каждой минутой желание продолжать общение у него пропадало, а казавшаяся вначале божественной красота девушки начала меркнуть. И ноги, как разглядел Дмитрий, были далеко не ровные. И волосы на солнце потому и блестели, что были не совсем чистые.
– Не суетись. У меня этих денег, куры не клюют. Только на данный момент временные трудности. Хочешь я тебе о своей жизни расскажу. Давай сначала немного пропустим, а то вчера день такой... Подруга обобрала, я перебрала, на душе тяжко.
– Ты, наверное, думаешь, – продолжала девушка, пропустив с Дмитрием «немного», – «Во, баба дает!» Но ты не думай, я не крутая. Просто ты мне, правда, понравился. А я – человек простой.
– Это верно.
– Конечно, верно. Если понравился, сразу и рубанула. Да и вас, мужиков, чем еще привлечь, если не этим? Когда я училась в школе, любила читать и Чехова, и Тургенева и потому знаю, что раньше было по-другому, как-то постепеннее. Сначала только любовались, подглядывали. Счастливы были, если удавалось платочка, оброненного любимой девушкой, коснуться. А уж если она позволила поцеловать подол платья, то юноши и вовсе на седьмом небе оказывались. Я сейчас иначе рассуждаю, чем герои Чехова и Тургенева. Что зря мозги пудрить и платочки подбирать, если все равно о другом думаешь? Верно? Если глаза загорелись, значит, уже что-то есть! Ну еще «по немногу», и я расскажу тебе о своей жизни, как и обещала.
Последний раз Дмитрий пил на выпускном вечере почти год назад, поэтому быстро захмелел и без последнего «немного». Он почувствовал в себе силы необыкновенные и готов был обнять весь мир, а не только сидящую рядом собеседницу, в голубых глазах которой ему захотелось утонуть.
...Проснулся Дмитрий поздней ночью. Нащупал в темноте выключатель... В комнате никого не было, и только стоящие на столе бутылки и консервные банки напоминали о гостье. Дмитрий сунул в карман руку... Бумажника не было. Осмотрел комнату и обнаружил, что не было и кожаной куртки, и магнитофона, и пачки денег, которые лежали в столе и которые он заработал, подрабатывая сторожем. На них он планировал во время каникул отремонтировать у матери крышу дома.
«Неужели от двухсотпятидесяти грамм я вырубился?» – озадаченно потер лоб Дмитрий и попытался восстановить в памяти ход событий. Он вспомнил, как девушка рассказывала о своих увлечениях гимнастикой, литературой, как она попросила его достать какую-то книгу на полке, как отдернула руку от его стакана, когда он вернулся. «Значит, все-таки что-то подсыпала. Как же я сразу не догадался!»
Дмитрий поднял стоящий на столе стакан, печально на него посмотрел, постучал по пустому карману и задумчиво произнес:
– A глаза-то все-таки у нее в высшей степени выразительные и в высшей степени голубые.
Поболтал в воздухе пустой бутылкой, выдвинул из стола ящик, в котором когда-то лежали деньги, и произнес еще задумчивее и еще печальнее:
– А с ремонтом крыши придется подождать.