Легко ли быть директором

    В википедии про меня написано, что я советский  учёный  в области экономики  сельского хозяйства. Если бы я составлял текст этой статьи, то написал бы так: «Выдающийся учёный в области непонятных наук».  То, что область моих интересов не экономика сельского хозяйства, подтверждается одним неопровержимым фактом.  Докторскую диссертацию я не имел права защищать в своём институте, поскольку был его директором и председателем диссертационного совета.  Высшее начальство, которое сидело в ВАКе, министерствах, на  «старой площади» и за стенами Кремля, заранее предполагало, что коррупция  лежит в основе нашего  государства.   В моей ситуации все члены диссертационного совета прошли вместе со мной все этапы   27-летнего трудового пути. Конечно, со многими я был в дружеских отношениях. Некоторые были моими конкурентами, когда придумали выборы директоров. Если бы моя диссертация была малозначимой, то тайное голосование показало бы это.  Но, запрет есть запрет.
       А по тёплому коридору из своего института   я пошёл в институт экономики к академику Боеву   Василию Романовичу - директору. И показал ему свою диссертацию, задав единственный вопрос: «Могу ли я защитить её в Вашем совете и получить степень  доктора экономических наук  (с  1965 года я  кандидат технических наук) ?»  Василий Романович был простым человеком и с ходу задал мне такой вопрос: «Чё ты к нам-то припёрся? Езжай в свой бывший головной институт и там защищайся. А не хочешь там, этих ваших советов 5-6 пока ты до Москвы будешь ехать». Я ему намекнул, что  без  взяткодательства  советы уже не работают. На что он отреагировал своеобразно: «Лично я за хорошую работу беру только бутылку коньяка, а за плохую бросаю чёрный шар».  – «Василий Романович, я, будучи охотником, борзыми щенками взяток не беру. Но, от коньяка тоже не отказываюсь». – «Значит, тебе лень ехать куда-то на защиту?»  - «Откровенно говоря, не то что лень, а страшновато».  – «Тогда давай так, выбрасывай из своей работы все формулы, сокращай наполовину текст. Я тебе даю в консультанты профессора Р.  И приходи к нам,  защищайся».  Так я  стал доктором экономических наук. И спрашивается: какой же я экономист?
      Тот фонд, который ведёт википедию,   на мой взгляд сделал большущую ошибку, разрешая редактировать тексты кому попало. Потому у меня  и чешутся руки написать, что по квалификации моей мамы я выдающийся учёный. Но только не в   экономике. Мне порой тяжело отбиться от близких мне людей, которые часто лезут с таким вопросом: «Скажи, чё будет с долларом или рублём? Стоит ли делать какие-то запасы? Ты же экономист». Я надуваю щёки и начинаю плести всякую ерунду,  итогом которой звучит фраза: «В рыночных отношениях всё непредсказуемо. Есть лишние деньги, вкладывай их в золото».
     С этой  прелюдии мы  и начнём рассуждать о том, кто должен быть директором и легко ли им быть.    Если посмотреть на директорский корпус глубинного сельского хозяйства (колхозы, совхозы)  то, как правило, руководителями становились люди с вполне сформировавшимся  характером, которых  можно описать так.   Инициативный,  любознательный,  ловкий, компромиссный, в меру честный, компанейский, симпатичный,    с  хорошими базовыми  знаниями по специальности, умеющий  организовать командную  работу.  Ко всем этим способностям непременно должно   прилагаться умение аналитически мыслить и находить правильное решение, однако и эта способность не  даёт гарантию  хорошего результата.    Если нет  природной  способности  критически  относиться к своим  действиям, то директором лучше и не быть.   
               Размышляя на эту тему, я обратился к своему однокурснику Михаилу А. , живущему в Красноярском крае с вопросом: «Почему ты не стал директором?». В институте он отличался   способностями  к математике, учился почти отлично, был дисциплинированным, занимался спортом,  был компанейским парнем.  Ответ был таков: «Так я же не был членом партии».  – «Ты же несколько десятков лет проработал главным инженером крупного предприятия.  Не изменял своей Ане, растил двух дочерей, не пьянствовал. Что-то тут, Мишка, ты от меня скрываешь».   – «Меня заставили вступить в партию позже. Видимо, наметили снимать директора, с которым я крепко дружил. Но, горбачёвские фокусы  по выбору директоров  мне не понравились. Я решил не играть в эти игры.  Я   удивился, когда узнал, что ты подался в науку, а потом ещё и  директором института стал. Ты же был форменным разгильдяем.  Учился так себе, пропускал занятия, общался с какими-то  непонятными девахами  (Михаил женился  на последнем курсе института и до сих пор живёт со своей Аней). В футбол ты играл хорошо. Давал мне иногда хороший пас. Не помню, чтобы ты подличал, потому я  и привязался к тебе и приобщил к охоте.  Но, вот что ты станешь  руководителем большого научного коллектива, я и подумать не мог».
     Со многими из руководителей хозяйств в Сибири я был хорошо знаком и находился в дружеских отношениях.  У всех них в той или иной степени присутствовали перечисленные свойства, но  некоторые из свойств   преобладали, что делало этих людей, несомненно, оригинальными и,  в какой-то степени, непредсказуемыми, а иных выдающимися (Сергеев В.М., Бугаков Ю.Ф.,  Стариков И.В.).
       На своём  примере хочу разобраться, должен ли был я стать директором и не ошиблись ли те, кто меня на эту должность назначил. Обещаю быть предельно откровенным. И начать надо…  с детства.   В 1941 году, когда разгорелась бойня, моей двоюродной сестрёнке, с которой мы жили вместе, настало время идти в школу. Я был на  10 месяцев моложе её, и во всех наших детских игрищах она верховодила. Я был в истерике, требовал,  чтобы и меня отправили в школу. Директор школы сжалился и принял меня вольнослушателем.  Лиля с первого по 10 класс была круглой отличницей. Я таковым был только два первых класса, когда учился рядом с ней.  Но, память у меня была лучше, чем у неё. В наши обязанности входило пересказывать матерям (отцов у нас у обоих не было) сводки информбюро. Первой моей акцией, свидетельствующей о природной любознательности, был поиск Левитана в репродукторе. Чуть позже испытание секретной  сапёрской спички  (http://proza.ru/2020/10/04/400). Волею судьбы в 1944 году попал в Белоруссию, где продолжил эксперименты по использованию взрывчатки при глушении рыбы, освоил  радиолюбительство, фотодело, авиамоделизм. Тут же спорт, лыжи, футбол, волейбол,  бокс. По всем этим видам имел разряд. И даже звание чемпиона города и области. А вот с учёбой дело не очень клеилось. В четвёртом классе даже остался на второй год. Правда, в аттестате троек у меня не было. По мере взросления научился хитрить, обманывать, курить,  попивать самогонку, и даже воровать, и всем этим пользовался с большим успехом. В науку попал совершенно случайно. Судите сами. На последнем курсе предстояла производственная практика в колхозах и совхозах области.  В списке для прохождения её оказался вновь организованный институт механизации сельского хозяйства, в котором предлагались должности с мизерной оплатой труда. Все мои друзья отказались туда идти, а я до сих пор не пойму, почему я  подался в село Барышево,  где базировался институт.  Там мне предложили должность механика лаборатории с оплатой 60 р. в месяц  и сказали, что буду заниматься испытанием скоростных тракторов. Полоса  моего везения в науке началась  со знакомства с заведующим лабораторией Автономом  Александровичем Ивановым - могучим физически, симпатичным сорокапятилетним   мужчиной крестьянских корней.  Он был увлечён  изобретением бесклапанного дизеля. Тематика по скоростным тракторам  досталась  одному инженеру и мне, практиканту.  Иванов А. А. не мешал  мне проявлять  инициативу и самостоятельно принимать решения.  Пока мы возились в Чикском  совхозе с новинкой   тракторной индустрии  Т-75  в институт  приехал из Москвы новый директор  35-летний кандидат наук  Павлов Борис Васильевич.  Ознакомившись  с результатами моих исследований, он предложил  мне заняться эксплуатационной надёжностью машин и остаться в институте на должности младшего научного сотрудника с окладом 79 р. и перейти на заочное отделение в  вузе.     О Борисе Васильевиче у меня написано много (http://proza.ru/2020/10/04/430). Этот человек в моём формировании и становлении  как  инженера и исследователя сыграл главную роль.  С ранней весны до поздней осени в течение  двух лет я не вылезал из хозяйств, собирая статистику по надёжности. Неожиданно для себя и своих сокурсников стал кандидатом технических наук. Меня приняли в партию, и вскоре   назначили заведующим   вновь созданной лабораторией эксплуатации машин.  В этом звании стал соинициатором  крупной авантюры -  путешествие на полусгнившем катере  вниз по Оби до Сургута.  (http://proza.ru/2023/11/14/482). Из этого путешествия сделал твёрдый вывод , что мне ни в коем случае нельзя участвовать в жеребьёвках. Из четырёх случаев жеребьёвки  (кому чистить гальюн) все 4 раза  честь его чистить выпадала мне.
      Стал бы я доктором года через три, если бы  тот же Борис Васильевич не попросил меня заняться оперативным управлением производством.  Докторская моя отодвинулась аж на 23 года.  Но «чудачеством»   в науке  я начал заниматься,  ещё  будучи завлабом.  Оно касалось автоматического вождения тракторов. Тут я потерпел полное фиаско, поскольку  состояние электроники и знания электронщиков  тех времён не позволили добиться желаемого результата. Зато вторая  моя авантюра (по мнению начальства и институтских коллег )  остаётся моей гордостью по сей день. Мы разработали и широко внедрили систему питания механизаторов в полевых условиях.   Основой этой системы были переносные термоконтейнеры, которые серийно стал производить минский завод холодильников.  За  эту работу я получил  свою первую награду -  орден Знак почёта.  Вскоре  меня назначили заместителем директора института по научной работе. Борис Васильевич уже работал в Москве, а к нам приехал ещё один выдающийся учёный академик Селиванов Александр Иванович. Это  была  моя третья   удача.  Светлый ум этого человека   послужил  мне и другим сотрудникам института  стимулом  для  дальнейших  исследований.  Он-то  меня и  сделал  своим заместителем и научил административной работе.    Мы осиротели, когда Александр Иванович скоропостижно скончался. 
   Будучи ещё завлабом, я пару раз оказывался в кресле директора не на долго.  Почему-то Борис Васильевич оставлял вместо себя именно меня.  Хотя в институте было уже два доктора наук. О них  в своё время писал. (http://proza.ru/2023/07/19/337.  http://proza.ru/2023/07/19/351) . Напутствие было одно - не совершай глупостей. К своему собственному изумлению (не чувствуя никакой ответственности)  мне очень понравилось пребывать в кресле директора.    Наш Борис Васильевич  ни разу ни на кого  не повысил голос.  Ни разу никого не оскорбил и не принуждал интенсивно трудиться.  Но, если в его кабинете  зачастую свет горел до полуночи, то нам молодым сотрудникам становилось  стыдновато  заканчивать рабочий день по звонку.  Александр Иванович отличался скрупулёзностью в отношении документов, все они лежали по своим полочкам, по своим гнёздышкам и никогда не терялись. Все эти тонкости их работы  как-то не навязчиво передавались нам. До сих пор стыжусь того, что  несколько раз приходил к Борису Васильевичу с просьбой повысить мне зарплату. Реально дело доходило до того, что жрать было нечего. У меня ведь уже росла дочь.  А он, откликаясь на мои просьбы,    переводил меня из научных сотрудников в ведущие инженеры, повышая зарплату на 10 рублей. Повысить своё благосостояние  мы смогли путём охоты и рыбалки, конечно, в ущерб научной деятельности.  Это относится к тем временам, когда бушевала хрущёвская слякоть.
  Следующее грандиозное  чудачество я совершил,   когда наш новый директор Кубышев Владимир Алексеевич назначил меня куратором строительства базы для института в новом  ВАСХНИЛ-городке (на деньги от Всесоюзного коммунистического субботника). Строили городок славные представители «Средмаша», которые создавали атомную промышленность, построили Академгородок под Новосибирском и многое другое.   К этому времени они крепко избаловались и получали громадные премии за удешевление строительства.    Предложение их прораба выглядело  так. – «Давай, Василич, отменим строительство столовой в вашем корпусе, ведь рядом будет строиться большая столовая».  Резон в его словах был.   – « А что взамен Вы предлагаете?» -- - «Ты сам подумай. Может, вам что-нибудь нужно, а в проекте нет этого». Дело в том, что одновременно для нас строился инженерный корпус, напичканный всевозможными стендами, станками, климатическими камерами.  На втором этаже было запланировано два огромных душевых комплекса. И тут меня посетила оригинальная мысль.  Не сделать ли в одном из этих комплексов  сауну на электрической тяге? Согласовал с  нашим третьим директором, которому было всё равно, поскольку он собирался стать академиком и уехать в Москву.  Прораб согласился, но поставил одно условие, направить в его распоряжение на месяц 10  не болтливых парней на особый объект. Этим объектом оказался так называемый  рыбацкий домик  чуть ниже ОбьГЭС. 
Дело в том, что как только перекрыли Обь, рыба  всех мастей,  тысячелетиями поднимавшаяся по реке на нерест, теперь  не могла  этого делать.  Она буквально кишела ниже   турбинного  зала.
 В этот домик имели доступ только высшие чины:  первые лица обкома, облисполкома, горисполкома. Иногда туда попадали крупные учёные и всякие московские проверяющие. Я там побывал всего один раз.
        Сауной же мы пользовались много лет. Её посещали даже члены президиума СОВАСХНИЛ. Но, судьба  этого  объекта печальна. Он сгорел, а я, уже  будучи директором, получил по этому случаю строгий выговор.
        Пару авантюр я устроил вне нашей страны, работая два года на Кубе.  Первая касалась предложения закрыть один из трёх  заводов  крупнейшего  предприятия по выращиванию и переработке  сахарного тростника. При существующей урожайности заводы не загружались полностью. Признать этот факт кубинцы не очень хотели. За вторую  авантюру меня быстренько отправили на родину. Расчёты моей группы доказали, что тракторный парк  Кубы на четверть излишен. А это затрагивало интересы не только кубинцев, но и наших высоких чиновников.   Мозоли наших друзей  и наших чиновников, на которые мы наступили, оказались очень болезненными.
   Вернувшись на родину, и проведя почти месяц на охоте и рыбалке, я неожиданно узнал,   что меня хотят назначить директором  моего родного института.  Первая беседа на эту тему состоялась с президентом СОВАХНИЛ Гончаровым П.Л.  – «Пётр Лазаревич, я не хотел бы мешать   Кулебакину  Петру  Григорьевичу быть  директором.  Он доктор наук, коллектив его уважает, мы с ним сработались».  - «Вашу кандидатуру предложил секретарь обкома партии по селу, когда  мы узнали, что Кулебакин серьёзно болен».  Я не стал скрывать от Петра Лазаревича, что эта должность меня прельщает. Но, высказал сомнение, смогу ли я  работать так, как работали директора до этого.  Наш коллектив отличался  тем, что у нас не было никаких скандалов и интриг, ни научных, ни бытовых, ни финансовых. Хотя все знали, что некоторые из наших директоров   иногда «ходили на сторону». Мы, молодые, уважали их не только за это. Пётр Лазаревич пообещал мне  поддержку и предупредил, что мне ещё придётся пройти собеседование у первого секретаря обкома, у замминистра и в Академии сельскохозяйственных наук.  В случае моего утверждения поставил задачу подготовить докторскую в течение 2-х лет.   
             Первая моя акция  в новой должности сводилась к поиску скромного кресла, в котором я несколько раз сидел, замещая Бориса Васильевича.  Я его выпросил у одного из завлабов, отдав ему  новое шикарное кресло из кабинета директора. Мне казалось, что сидя в этом кресле, я продолжу стиль  работы Бориса Васильевича на директорском посту. Он к тому времени, живя  в Москве, покинул руководящие посты и при моём содействии отправился на Кубу  строить социализм.   Когда он директорствовал у нас, на двери его кабинета не было расписания приёма сотрудников по служебным и личным делам.  Эту традицию,  сев в кресло директора,  я восстановил.
       Ещё до поездки на Кубу на фоне продолжающейся холодной войны мне попалась на глаза статья  в журнале  «За рубежом» о  ферме будущего. В ней  говорилось, что такая ферма выдаёт продукцию,   не потребляя извне ни каких ресурсов. Был сделан намёк, что американцы уже экспериментируют  в этом направлении.  Моя попытка через кубинцев узнать что-либо о таких предприятиях не увенчалась успехом, но заноза  под вопросом «неужели это возможно?» засела внутри.  Готовясь к встрече с заместителем министра,  я познакомился с начальником главка науки Минсельхоза Андреевым  Пётром Андреевичем (четвёртая моя  удача).    За рюмкой коньяка в его кабинете я рассказал  об этой  идее. Он пообещал мне профинансировать  изучение  возможности создания подобных ферм, что вскоре и сделал.
      Не взяв ни копейки из отпущенного нам бюджета, я уговорил нескольких наших сотрудников  сверх плана провести расчёты. Это и была моя первая авантюра на посту директора.   В президиуме, узнав об этой работе, выразились так: «чудит новый директор». К моему удивлению расчёты показали, что такую ферму создать можно.  Мы эту работу оформили как небольшую монографию. Я полетел в Москву и с Петром Андреевичем напросился на приём к министру. Цель одна - выпросить деньги на строительство такой экспериментальной фермы.  Министр взял монографию и сказал, что изучит и сообщит о своем решении. Вернувшись в Сибирь, я стал ждать этого решения окрылённый успехом. Однажды поздно вечером раздался телефонный звонок, и Пётр Андреевич  огорчил меня насмешкой министра над нашей идеей.  – «Какие к чёрту ветряки  и солнечные батареи? Что вы там дурака валяете? Кончайте эту богадельню». Такие якобы слова произнёс министр Андрееву.  Авантюра не прошла.  Но, в процессе подготовки монографии я углубился в изучение ветроэнергетики. И случайно узнал, что в  СоРАН  этой темой инициативно занимается  член-корреспондент   РАН  Войцеховский Б.В.    Мы познакомились   и несколько лет сотрудничали. Итогом  этого явились мои вторая  и третья   директорские авантюры.  Сотрудники Богдана Вячеславовича  разработали  маломощный напольный ветряк и не знали, куда его приспособить. А мы предложили поставить его в ОПХ «Элитное» для подъема и намораживания  воды в зимний период, убедив директора ОПХ, что он может накопленный лёд  использовать летом для охлаждения молока, не расходуя электроэнергию на холодильники.  Гончарову  доложили, что в ОПХ крутится какой-то ветряк. Он узнал, кто инициатор и однажды позвонил мне и спросил, для чего вся эта городьба. Я ему объяснил и в ответ услышал, что инициатива наказуема, ведь эта тема не значится в  научных планах. Но, поскольку ожидается какой-то реальный эффект, то пусть себе крутится.   
     Тот факт, что удалось  аккумулировать почти дармовую энергию холода, натолкнул меня и моего  соавтора  по  этой  теме Володю Б.   на оригинальную, как нам казалось,  мысль:  аккумулировать сибирские морозы  внутри почвы.  Сказано-сделано. Всю зиму возле инженерного корпуса работала система, охлаждавшая жидкость  наружной отрицательной температурой и  подававшая её на глубину 5 метров к теплообменнику. К марту месяцу датчики показали, что под землёй образовалась глыба замёрзшей почвы  диаметром до 5 метров. Расчёты показали, что этой  сконцентрированной энергии холода вполне  достаточно для охлаждения помещений главного корпуса в летний период. Но,  мы потерпели фиаско. К концу апреля наша «глыба»   растаяла сама по себе. Несколько сот киловатт электроэнергии были потрачены напрасно.  Нет худа без добра. Мы убедились, что тепло земли настолько велико и стабильно, что когда в Канаде я познакомился с домом, отапливаемым этим самым теплом, то ничуть не удивился. А идею отапливать помещения теплом земли нам удалось реализовать только 25 лет спустя (http://proza.ru/2024/10/30/541).
     Богдан Вячеславович славен был нетривиальным мышлением. Однажды он мне предложил посчитать,   сколько нужно поставить маломощных ветряков на дамбе, где постоянно дуют ветра, чтобы заменить     обскую  ГЭС.  Этот несложный расчёт показал, что обская ГЭС наделала (и продолжает)   много  бед для природы при громадных затратах, несравнимых  с выгодой от дешёвого электричества.   Эту  историю  я не могу отнести к нашей совместной авантюре, но он не успокоился, видя, мою заинтересованность в ветроэнергетике.      – «Знаешь ли ты, что  либо  о так называемом  армавирском коридоре?»   - « Да. Я об этой  аномалии слышал от своего брата – начальника аварийно-спасательной службы  армавирского  авиационного  училища». – «Так вот, представь себе, что некоторым количеством мощных ветряков в этом коридоре можно заменить  строящуюся  Ростовскую АЭС». Я поразился и вспомнил о недавней поездке в Данию, где  на берегу  Северного моря, видел мощные ветряки в среднем  до 1 мегаватта. Этот разговор подвиг меня  организовать  группу специалистов для оценки возможности  создать парк ветроэнергетических установок большой мощности. Через некоторое время за подписями Войцеховского и моей пошло письмо  в правительство СССР с подробными расчётами   целесообразности парка ветряков взамен атомной электростанции.  Результат не заставил себя ждать, поскольку никакого ответа мы так и не получили. А кто-то из президиума СоРАН  пустил слух, что чудит Войцеховский и ещё какого-то сопляка из сельхозников  привлёк на свою сторону  ( а ведь никто иной,  как Войцеховский обеспечил нашей стране преимущество в  атомном вооружении). Этот  проект  в глазах многих  людей  представлялся авантюрой.  Какие-то отголоски этой  истории дошли до президента СОВАСХНИЛ Гончарова.  Он меня спросил: «Как дела с докторской? Не отвлекаетесь ли Вы от  основной тематики?»  Хорошо, что при  телефонном разговоре  не видно, как человек краснеет. Я ему сообщил, что заканчиваю вторую главу. Хотя не было написано ни одной строчки.  Забегая вперёд отмечу, что написать кандидатскую, а тем более докторскую, находясь на мало-мальски ответственной должности, невозможно. И тех, кто это делает, надо либо сразу гнать из науки, либо  надо ловить  и наказывать «негров», которые пишут  начальникам  диссертации за деньги.  Сталин-то был прав, когда ввёл правило  повышать зарплату любому кандидатишке в 2-3 раза, чтобы поднять престиж науки.  Но, теперь-то условия совсем другие, и лепить всякую ерунду в огромных количествах, переписывая друг у друга,  жульничая, подтасовывая, значит дискредитировать науку, что успешно и делается, особенно в последние десятилетия.    На  писание  докторской  было ухлопано три  моих отпуска по 40 дней. Как только мой аспирант Леонид Г. защитил диссертацию, в которой была разработана  стохастическая модель, я  ввёл в её состав один важный элемент,  и   это   позволило  быстро  мою  завершить работу.  Помогло ещё и то, что институт приобрёл мощную вычислительную машину, что ускорило проведение оптимизационных расчётов.
       Ещё Б. В. Павлов приучил всех нас  в своих исследованиях использовать математику. На протяжении многих лет большая группа наших сотрудников рассчитывала оптимальный состав машино-тракторного парка колхозов и совхозов. В решении  этой задачи использовался  алгоритм академика Канторовича Л. В. (лауреат Нобелевской премии). Как-то получилось, что на завершающей стадии потребовались новые специалисты-математики.  И мы  пригласили выпускников Томского университета. Они прибыли  тогда, когда директором  уже  был я. Пришла мне в голову шальная мысль. В ту пору интенсивно строился наш городок, институту ежегодно выделялось по 20-30 квартир.  Самые большие, пятикомнатные, давались руководителям подразделений.  Я подговорил профорга  пойти в профком отделения, отказаться от  двух пятикомнатных и попросить 5 однокомнатных, мотивируя тем, что нужно закрепить молодых специалистов за институтом. А  специалистами были молодые, симпатичные девчонки.  Два руководителя отделов, претендовавшие на пятикомнатные квартиры, крепко на меня осерчали.    Счастливые обладательницы квартир не спешили обзавестись семьями и детьми, но работали очень успешно и  одаривали меня  благодарными взглядами.  Эту авантюру я  считаю своей заслугой, одним из добрых дел на посту директора.
      Однажды  заместитель директора соседнего  ветеринарного  института, славный парень, ныне академик РАН, зашёл ко мне  и с порога спросил: «А ты знаешь сколько коровы не додают молока, находясь на пастбищах, из оводов?»  - «Я знаю, как они кусаются, а сколько коровы не додают молока,  не знаю». – «Мы  в институте изобрели репелент, который отпугивает эту тварь от животных,  он представляет из себя мелкий порошок. Может, вы придумаете какой-нибудь механизм для распыления?».  И мы придумали. Мой друг по охоте  Гена Хацевич  - классный механик и неизвестно откуда приткнувшийся к лаборатории эксплуатации Валера К.- выпускник МАИ,  в течение зимы соорудили лёгкий самолёт.  Он уже был полностью готов, когда в Бердске на аэродроме ДОСААФ проходила выставка лёгких летательных аппаратов. Профессиональный лётчик – испытатель, сделав  круг на нашем самолёте,   доложил генералу, осматривавшему выставку, что если на наш самолётик подвесить пару ВТУРСов, то не надо многомиллионных вертолётов, чтобы поразить  цель.   Генерал посмеялся и пошёл дальше. Надо сказать, что в ту пору  ни о каких    дронах и беспилотниках не было и речи.
      Испытания летательного аппарата продолжились  в одном их совхозов. Стадо в 200 коров паслось на луговине под руководством двух  пастухов на лошадях. Валеру вооружили пластмассовым контейнером с  желтоватым порошком и резиновой перчаткой на левую руку. Правой он управлял самолётиком.   После небольшого разбега самолёт взлетел, развернулся и стал планировать на стадо. Коровы подумали, наверное, что на них движется здоровенный слепень и от греха подальше, задрав хвосты,  разбежались по околкам.  Минут сорок в округе слышался только мат пастухов, собиравших стадо    в кучу. А Геннадий с Валерой повторно готовили самолёт к взлёту. Не успел самолёт подняться на высоту примерно 20 метров, как на полных оборотах заглох двигатель, и наш аппарат грохнулся на землю.   Я на УАЗике несся к месту падения, а мысль одна: тюрьмы не избежать.  Пыль развеялась, и перед глазами предстала такая картина: в куче обломков  сидит Валера и своими раскосыми голубыми глазами любуется на природу.   Прибежал Генка, мы вытащили Валеру, ощупали, и выяснилось, что на нём даже ни одной царапины нет.  Но и самолёта тоже не стало. Немного отойдя от шока, я твёрдо моим   самолётостроителям сказал: «Грузите это всё в УАЗик, везите в институт,  и больше самолёты мы строить не будем. Я не хочу сидеть в тюрьме и представлять, что по моей  вине кто-то погиб.  А ты, Валера, молись Богу, что второй раз родился». Помочь ребятам из института ветеринарии не получилось, и бедные коровы страдают от слепней до сих пор.
       Валера был так увлечён авиацией, что последующие три месяца находился  в депрессии. Из неё мне удалось его  вывести  поручением  сконструировать  десяти киловаттный  ветряк    взамен  обской ГЭС. Эту идею мы с Войцеховским  не оставили. Она нас оставила  с внезапным отъездом Богдана Вячеславовича   за рубеж.  Но, макет ветряка, сконструированного Валерой,  несколько лет исправно крутился на крыше нашего инженерного корпуса.
      Идея следующей  крупной  авантюры всесоюзного значения принадлежала одному учёному. Он придумал  чудо-сошник,  и его поддержал секретарь ЦК Никонов В.П., дав команду каждой области и краю  изготовить к посевной  сотни таких сошников из легированной стали.  Академик Краснощёков Н.В. поручил нам испытать эти сошники в почвенном канале.   Моя авантюра заключалась в том, что сошники эти мы поставили на виброкультиватор и радовались тому, что сопротивление почвы сократилось на 30%,    вытекающие последствия впечатляющие.  Как-то вечером я зашёл в почвенный канал,  и мой ровесник, механик лаборатории,  Анатолий Л. сказал: «Виталий Васильевич, Вы не разучились ездить на тракторе?»  - «А что?»    - «А вот сядьте и сами проедьте хотя бы метров 20». Я, проделав эту манипуляцию, понял, что имел в виду Анатолий. Зубы кляцали, и сам весь трясся неимоверно. Утром собрал совещание,  и коллективно решили,  надо   на трактор поставить виброустойчивое кресло. Такими креслами в пользу военного ведомства занимались в знаменитом  НЭТИ. Наше сотрудничество с ними кончилось крахом.  Ни изобретённый нами виброкультиватор, ни сошники не были внедрены, поскольку  обе эти идеи оказались тупиковыми.  А за срыв производства сошников меня чуть было не выгнали из директорского кресла. Но, Виктор Петрович оказался мудрым человеком и вовремя понял, что легированную сталь нужно использовать для других более важных целей.  Наш виброкультиватор  понравился англичанам, и они прислали целую съёмочную бригаду, которая сделала фильм про эту чудо-машину. Судьбу этого фильма я  не знаю.
  Следующей не совсем авантюрой было наше желание освоить сварку металла взрывом. Когда я узнал, что стрелочный завод производит сварку стрелочных переходов взрывом, то  поручил  супружеской паре Володе и Тамаре С. заняться этим  вопросом.  Они так увлеклись, что вскоре  в инженерном корпусе стояла взрывная камера, позволявшая одновременно взрывать 2 кг аммонала. Были оборудованы специальный склад для раздельного  хранения взрывчатки, детонаторов и других прилад с кучей охранных  сигнализаторов. Они  сдали множество всевозможных экзаменов и получили все допуски. О первом взрыве в этой камере узнал весь посёлок, слегка вздрогнув. И  мы впервые  получили триметалл. Из него можно было изготавливать  практически не изнашиваемый подшипник скольжения.  Первым  кому мы предложили этот материал, был Тольяттинский  автозавод. В подпитии  один из руководителей завода, кажется,  главный технолог, сказал:  «Иди ты к чёрту со своим изобретением. Мы  и так хорошо эти машины сбываем.  А тут возни столько будет». Немного  позже я, будучи в Китае, предложил им купить  этот материал. Они сильно заинтересовались, составили договор о намерениях, на этом дело и закончилось. Володя и Тамара не успокоились. И пока я искал сбыт, освоили технологию оксидирования.  На полоску металла наносится слой оксида алюминия с твёрдостью 8 (твёрдость алмаза 10), а эта полоска методом взрыва приваривается к лемеху. Лемех становится вечным.   С помощью встречного взрыва нам однажды удалось получить   нечто похожее на технический алмаз. Но, начались другие времена,  и  эти работы не нашли спроса. 
       Но, главная, чисто моя авантюра относится к созданию при институте  фермы мраморного мяса. Побывав в Канаде, и отведав на одной из ферм в Саскачеванской долине стейк из мраморного мяса, запомнил этот изумительный вкус. Когда стало расцветать фермерство, один полуумный  мужичок попросил помочь ему организовать ферму по выращиванию гусей, я в ответ предложил  ему заняться производством мраморного мяса.  Мы сговорились. Попутно при создании фермы с десяток наших сотрудников, участвовавших в её строительстве, заготовили себе лес на дачи. Дело в том,  что  на  участке в 900 га, который мы взяли в аренду у Колыванского района на 49 лет,   был массив леса, повреждённый  верховым пожаром.  На  ферме содержалось 20 тёлок и два быка мясной породы. Мы стали ждать первых килограммов  мраморного мяса. Уже работая в Москве, получил известие, что моей семье выделено 6 кг мраморного мяса.  Но,  я его не попробовал и долго не мог простить моему другу Гене Ч., сменившему меня на посту директора,  что  он не сохранил ферму. История банальная,  описанная ранее  (http://proza.ru/2017/04/18/463).
      А теперь надо вернуться к той первой  авантюре о создании фермы будущего. Пропускаю  работу в Москве в кресле директора  крупного  НИИ в течение 9 лет (1991-98г.г.), о которой  ничего хорошего (как и ничего плохого) сказать не могу.   Прекратив   административную деятельность,  перешёл в Тимирязевскую академию,  где завершил монографию,  в которой обосновал  принципы устойчивого развитие сельских  территорий  (Саморазвитие  сельских территорий – важная составляющая продовольственной  безопасности страны. Баутин В.М., Лазовский В.В., Чайка В.П. Методология   построения системы / Москва, 2004.)
      Смешно сказать, но эту монографию от корки до корки прочёл  всего один человек (http://proza.ru/2024/10/30/541). И вот уже 20 лет шаг за шагом в его хозяйстве реализуются производственные задачи, в сумме представляющие собой  замкнутость технологическую, энергетическую и экологическую. Как сегодня принято говорить,  реализуется экономическая замкнутость. Я в этом дружном коллективе состою в должности научного консультанта (на общественных началах) и, конечно, на мне нет  той директорской ответственности, но то ли по инерции, то ли по характеру ответственность я чувствую. Об одном молю господа Бога, чтобы дал мне возможность увидеть в реальности ту ферму будущего, которую мы рассчитали в далёком …. примерно 1982 году (Проектирование многоотраслевой фермы с замкнутым технологическим  циклом. Методические рекомендации. ВАСХНИЛ  Сибирское отделение Новосибирск. 1990 г.)
           И самое последнее, надо ли учить быть директором? Несомненно, надо. Когда меня назначали директором, никто ж не спросил, разбираюсь ли я в бухгалтерии,  экономике,  законодательстве,  психологии и т.д. и т.п.  Несомненно, как и певцом, и музыкантом, директором надо родиться. А потом развивать те качества и знания, которые необходимы руководителю.
  За всё   моё директорствование в течение  18 лет поступили 2  вида цидулек. Одна анонимка в  Сибири в обком партии  и   туда  же постоянные жалобы от одного и того  же склочника.
   Я постоянно  задаю себе вопрос: «Есть ли в чём либо  моя вина перед  людьми, которыми я руководил? Счастливое ли было для меня то время?»  « Ответ один «да» и на тот,  и на другой вопрос. Я давно извинился перед теми, кого невольно обидел. И благодарю судьбу и Бога, что жизнь моя сложилась так, как она сложилась.
 Итак, легко ли быть директором? 
  Следует обсудить ещё один вопрос. Авантюризм -  неотъемлемая черта руководящего работника или, наоборот,  не должна   его характеризовать? Давайте скажем иначе: не авантюризм, а готовность рисковать. Ведь эта необходимость возникает тогда, когда не удаётся просчитать точно последствия принимаемых решений.  Осторожные  люди  таких решений избегают. А прогресс-то как раз   и обеспечивают нетривиальные, порой очень рисковые  поступки.     В самом начале  любой затеи  надо чётко  понять,  что она даст людям, если получится и что будет  потеряно, если не получится. Не дай Бог  представлять  себе неудачу. В этом случае ты  уже не авантюрист, не рисковый человек.
       Вот с этих позиций проанализируем мои авантюры.   
    Условно их можно разделить на две части. Первая часть - те, которые завершились крахом, однако, их посыл содержал в себе стремление кому-то помочь или что-то улучшить.  Некоторые послужили толчком к осознанию какого-то неизвестного ранее  явления и заставили думать и искать. Другая часть -  авантюры реализованные,  явно принесшие  пользу людям, науке  и  удовлетворение мне. Я  в последнее время часто спрашиваю себя: если бы можно было  вернуться в те времена,  повторили ли бы я  всё то же  самое или нет.  Однако, скорее всего,  не  только от меня зависело моё поведение.
 Главную идею, которую я всю жизнь вынашивал,  только сегодня можно воплотить в жизнь. Но, бюрократия не стареет. И сейчас она  чинит всевозможные препоны.   
  Окончательный вывод такой : надо было родиться не в 1935, а на полвека позже.
30.12.2024 г. Минск