Станция Северная

I
        
        Всё множество интерпретаций мультивселенной не говорит о том, как найти путь к другому срезу реальности. Сама гипотеза мультивселенной, строго говоря, не является научной. Тем не менее кое-какие материалы о путешествиях в другие пространства, с иными законами бытия, имеются в моём распоряжении – не вполне легально. И поскольку я уверен в способности компетентных ведомств проверять факты, я рассматриваю эти данные как серьёзное подспорье для своих исследований.
        Интересующие меня случаи – путешествия в миры, где жизнь имеет законы, подобные законам сна. Сон этот в том числе может стать осознанным и управляемым в достаточно широких границах.
        Меня интересовала тема человеческих возможностей влияния на такую реальность. В последнем случае я изучил четыре субъекта, способных на это (в порядке возрастания силы влияния): девушка, детектив, писатель и иллюзионист. Возвращение троих из них задокументировано, но разыскать впоследствии удалось только девушку.
        Она – одна из немногих людей, которым удалось сохранить воспоминания о произошедшем, и единственная, чьё местоположение известно. Предыдущий подобный случай был двадцать пять лет назад, субъект уже затерялся среди просторов и многолюдья нашей страны, да и жив ли он – неизвестно.
        Я подумывал связаться с девушкой, но всё-таки решил, что риск слишком велик. Таким образом я мог раскрыть нелегальное владение секретными данными. К тому же известно, что она не горит желанием поднимать эту тему и старается жить «сегодняшней реальностью, а не вчерашней иллюзией».
        Думаю, подобные явления наблюдались и раньше. Но до популяризации фантастикой идеи параллельных миров люди объясняли это другими терминами. Возможно, кто-то попадал в реальность кошмарного сна и описывал её как ад, кто-то переносился в рай, валгаллу или другое определяемое культурой место.
        Шаманы, будучи потомственными наркоманами, видели похожие картины под воздействием психоактивных веществ, но в данном случае невозможно отличить опыт галлюцинаций от опыта погружения в иной мир. Это направление я считаю совершенно бесперспективным.
        Обобщение данных из отчётов, а также легенд и мифов говорит так или иначе о важности изменённого состояния психики в момент погружения. При этом способ изменения сознания отличается. Кто-то перешагнул грань в состоянии сильнейшего стресса и деперсонализации, кто-то – во время медитации, кто-то – в глубокой задумчивости при работе над романом, а кто-то – на грани сна. Чаще всего в этот момент у субъекта имеется некая цель, некое стремление, которое накладывает отпечаток на опыт пребывания за гранью.
        У субъектов отчётов погружение случается неосознанно, даже неожиданно, но я убеждён, что можно достичь этого целенаправленно. В полученных мной документах, а также в мифах и легендах говорится, что в потустороннем мире может возникнуть некий проводник, трезво оценивающий происходящее и помогающий субъекту пройти путь до выхода. По моей гипотезе это человек, который погружается осознанно, и он знаком с техниками противодействия затуманиванию разума, что происходит у большинства за гранью – когда смешиваются сознательное, личное бессознательное и коллективное бессознательное.
        Влияние географии не до конца изучено. У меня есть гипотеза, что точки входа и выхода должны быть увязаны с объектами реального мира. В остальном же пространства миров никак не связаны и могут даже иметь различные геометрии.
        Думаю, я получил всю информацию, которая доступна при моих возможностях, и изучил её достаточно, чтобы начать опыты.
        
        Я решил начать с осознанного сновидения. Этот способ хорош тем, что, помимо практик, осознанность сна можно включить с помощью электромагнитной стимуляции на частотах гамма-ритма мозга, соответствующего бодрствованию. Начинать с последнего я не решился, так как это требует вовлечения специалиста с необходимой аппаратурой, что может навлечь подозрения. Полагаю, в случае неудачи с практиками я буду думать скорее о приобретении нужных инструментов и собственноручной их доработке.
        Существуют люди, которым повезло, они от природы способны осознать себя во сне. Не все из них могут менять реальность сновидения, но для меня такой навык стал бы хорошим подспорьем. Я никогда не был способен осознавать себя таким образом, да и запоминал происходящее во сне редко.
        Наука обращает непростительно мало внимания на осознанные сновидения. Существует множество исследований температуры тела, артериального давления, движения глаз и прочих телесных проявлений во время сна и очень мало данных о том, как стать хозяином положения в сюжете, диктуемом бессознательным. Из полезной информации я разузнал только о возможности электромагнитной стимуляции мозга, но этот способ, как я уже говорил, оставлен на крайний случай.
        Что наука знает об опасностях осознанного сна? Разрушение сна и его последствия: бессонница, в редких случаях онейроидный синдром, при котором больной не может отличить сон от бодрствования. Я готов на эти риски ради своей цели.
        За неимением точных научных данных пришлось обратиться к сообществам в интернете. Что же нужно сделать?
        Первый шаг: периодически спрашивать себя «сплю ли я?», рано или поздно это случится во сне. Второй шаг: если есть ощущение, что это сон, – посмотреть на свои руки. На ранних стадиях сон может прерваться на этом моменте, но есть вероятность научиться цепляться за сновидение, продолжая управлять им. В этом-то состоянии я и надеюсь найти дверь в другой мир или ключ к ней.
        Сплю ли я? В данный момент нет.
        
        После двух недель практики – первая удача. Я запомнил сон, где я спросил «сплю ли я?». Правда, я ответил себе «нет» и забыл посмотреть на руки. Во сне я сделал ряд записей и, конечно же, когда проснулся, их не нашёл.
        Сплю ли я? В данный момент точно нет, но как заставить себя ответить «да» и посмотреть на руки во сне?
        Нужно совершенствовать методику. Попробую перед сном что-то вроде медитации. Мои познания в ней крайне скудны, и изучению мешает большая эзотерическая нагрузка этой темы. Но в целом я понял, что нужно расслабиться и отключить внутренний комментарий, воспринимать события в чистом виде, без оценок и ассоциаций. Дыхание должно быть просто дыханием, не нужно оценивать его как спокойное или учащённое, не стоит пытаться корректировать – просто дыхание.
        Думаю, в этой пустоте можно представлять образ, который будет входной точкой в новую реальность. В последнем отчёте, попавшем мне в руки, точкой выхода была железнодорожная станция Южная. Пусть тогда входной будет станция Северная.
        

II
        
        Три дня практики не дали результата, и вот на четвёртый можно зафиксировать шаг к успеху. Засыпая, я представлял перегон между станциями Северная и Южная, в голове не было ничего кроме этого образа и телесных ощущений.
        Во сне я был в здании школы, где мы учились когда-то. Недалеко находилась железная дорога, я понимал, что там и находится станция Северная.
        «Сплю ли я?» – спросил я себя.
        «Нет», – ответил я сам себе. Этот способ не работает, нужно заменить его.
        Было время урока, но я находился в пустом кабинете. Требовалось найти свой класс, но я понятия не имел, где должно проходить занятие. Я чувствовал себя виноватым, что не принёс учебников и даже не интересовался расписанием. К счастью, я помнил, где оно находится – на втором этаже, в левом крыле, около кабинета директора.
        Я вышел из помещения под номером 314 в правом крыле третьего этажа. Коридоры были пусты. Я направился к лестнице, которая находилась в центральной части между крыльями здания.
        Место двери там занимала сложная конструкция, напоминающая проигрыватель виниловых пластинок, если смотреть сверху. Нечто круглое, поверх – стрелка звукоснимателя, в середине – выступающий шпиндель, и под всем этим – дека, собранная как будто из частей деревянной двери, которая и должна быть на этом месте.
        Некоторое время я размышлял, как же пройти, и понял, что не хочу, чтобы конструкция мешала мне. Я попытался силой воли продвинуться в пространстве сквозь неё, но у меня не вышло. Сзади раздались тяжёлые шаги.
        Я ударился в этот «проигрыватель» и оказался около кабинета директора. Посмотрел расписание. Припоминаю, что состояло оно из значков неизвестного алфавита, расположенных в хаотичном порядке. Я долго пытался понять, что это, и, приложив усилия, всё же смог извлечь из каракулей информацию – мне нужен кабинет 101, этаж 1.
        До первого этажа я решил спуститься по боковой лестнице, доверия к центральной больше не было. В конце неё я оказался в воде – нижний этаж оказался наполовину затопленным. Преодолевая сопротивление воды, я зашёл в кабинет 101, где одноклассники стояли возле парт, готовясь к уроку. Они выглядели взрослыми, да и, по правде говоря, это были совсем не те люди, с которыми я учился в школе. Я узнал соседа по лестничной клетке, женщину, что часто вижу на остановке автобуса № 20, и бывшего преподавателя из университета. Они обернулись ко мне, когда я вошёл, и посмотрели как будто со злобой, которой я не замечал за ними в реальной жизни.
        – Садимся и делаем записи, – прозвучал голос учительницы. Она была мне совершенно не знакома.
        Одноклассники сели, их головы оказались под водой, что не мешало им – они спокойно делали записи в тетрадях.
        Я решил попробовать поступить так же. Задержав дыхание, погрузился под воду. Мне приходилось прижимать тетрадь, которая всё время норовила всплыть, и как только я расправлял её и был готов зафиксировать свои мысли, мне переставало хватать воздуха – приходилось подниматься и наполнять им лёгкие.
        Я повозился так некоторое время и вдруг осознал: записи мне делать не нужно. Они не попадут в реальную жизнь, потому что я сплю. Это был несомненный шаг к успеху. Я нашёл проверку сна, которая работала.
        В коридоре раздались тяжёлые шаги. Я понял, кто идёт, – это бронзовая статуя. Она несла неизвестную, но совершенно точно значительную угрозу, и нужно было как-то защититься.
        Я подбежал к выходу и схватился за ручку, чтобы дверь не открылась. Она дёрнулась первый раз – я смог удержать её. Раздался металлический голос, который чеканил быстро «Статуя-статуя-статуя-статуя».
        Дверь дёрнулась сильнее, я вылетел в коридор и проснулся.
        Я не мог пошевелиться, дышать было тяжело. Бронзовая рука статуи лежала у меня на груди и невыносимо сильно давила. Я даже смог рассмотреть силуэт скульптуры в темноте спальни. Но после нескольких секунд ужаса всё прошло.
        Я встал с кровати и сделал запись. Действие имело смысл, потому что это уже не сон.
        

III
        
        Я смог найти тест на реальность – это несомненно шаг к успеху. Также я смог преодолеть препятствие, в которое превратилась дверь на лестницу, правда не осознавая свой сон.
        Пробуждение было не из лёгких. Я испытал сонный паралич и галлюцинации в состоянии гипнагогии. Но, думаю, с практикой это уйдёт.
        Возможно, усилить контроль за сном получится, если приготовления делать не в начале ночи, а ближе к REM-фазе или к быстрому сну, когда сновидения наиболее яркие.
        В идеале нужно проснуться, провести медитацию с образом станции Северная и сразу попасть в REM-фазу. Это представляется невозможным, но по статистике продолжительность быстрой фазы наиболее велика под утро, можно попытаться воспользоваться этим фактом.
        Буду ложиться спать как обычно, поставлю будильник на 4:30, после пробуждения проведу процедуру подготовки и засну снова.
        
        С некоторыми поправками это начало работать. Нужно лечь спать, проснуться в 4:30, до 5:00 читать секретные отчёты, строго в бумажном виде, в 5:00 начать подготовку и заснуть.
        Теперь я всегда ношу в кармане блокнот и ручку. Если записи делать незачем – я нахожусь во сне.
        В случае успешного осознанного сновидения я попадаю в школу, где-то рядом – станция Северная. Нужно найти к ней путь.
        В школе обитает Статуя. Она представляет собой женщину – обнажённую, но без деталей, ростом больше двух метров. Черты лица – рубленые, видимо, изваяние выполнено в авангардном стиле. На руках, судя по всему, перчатки до локтя, это единственная деталь одежды, изображённая скульптором. Статуя несёт некую абстрактную опасность, приближение которой заставляет проснуться.
        Но я уже близок к цели. Нужно практиковаться дальше.
        

IV
        
        Снова находясь в школе, в кабинете 101, я заметил, что здесь готовится урок чужого класса. Ровный пол ушёл вниз под уклон, где расположена кафедра, – тут совершенно точно будет экономика онтологии. Мне нужно найти, где пройдёт занятие у моего коллектива.
        Коридор был заполнен незнакомыми людьми, их лиц я не мог разглядеть, хотя они явно присутствовали. Я снова осознал, что ни учебника, ни тетради у меня нет и расписания я не знаю. Нужно идти к кабинету директора.
        На лестнице оказалось людно, ученики потоками шли как вверх, так и вниз, но я не мог решиться воспользоваться подъёмом. Остальные легко ходили через нагромождение досок, металлических труб и колючей проволоки, но я не мог понять, как мне сделать то же, что они.
        Я вспомнил про блокнот в кармане. Я достал его и был уже готов выразить своё отчаяние в стихах, как осознал, что делать это незачем – стихи не проникнут в реальный мир, потому что я сплю.
        Преграды не исчезли, но раз уж это сон и другие ученики могут ходить тут, будто путь свободен, у меня тоже получится так.
        Я начал подниматься по лестнице, и все эти доски, трубы и колючки начали расступаться передо мной. Это был триумф осознанного сновидения.
        Около расписания меня ждала учительница, стоя ко мне спиной. У неё было какое-то важное сообщение для меня.
        Воздух стал тягучим, мне стало тяжело продвигаться. С большим трудом переставляя ноги, я всё-таки добрался до преподавателя и тронул за плечо.
        Она резко развернулась – лицо её было исчерчено линиями чёрной краски. Почему-то от этого рисунка меня обожгло ледяным ужасом. Взглянув в её глаза, обведённые чёрными кругами, я проснулся.
        В кабинете 314.
        Я осторожно выглянул за дверь. Коридор был пуст, в воздухе стояла мёртвая тишина.
        Нужно ли сделать записи? Нет, это не принесёт пользы, я во сне.
        Стоит попробовать выйти из школы. На этот раз дверь в центральную секцию была самой обыкновенной, лестница на месте.
        Я изобрёл способ быстро спускаться по ней. Нужно схватиться за перила, оттолкнуться ногами и, не отпуская, допрыгнуть до следующей лестничной площадки. Там можно, не касаясь пола, сделать разворот и преодолеть в воздухе следующий пролёт.
        Так я спускался, пока не осознал, что осилил уже этажей шестнадцать вместо необходимых трёх, и оказался около раздевалки. Чтобы выйти на улицу, нужно было обязательно переобуться. Идти в сменной обуви никак нельзя.
        Нужно ли сделать записи? Думаю, это имеет смысл. Я достал блокнот и зафиксировал глубокую мысль. Посмотрел на россыпь значков на странице, удовлетворённо кивнул и убрал блокнот в карман. После этого я понял, что делать запись не имело смысла, ведь я сплю и она не сохранится.
        В раздевалке я забрал пакет с уличной обувью. Вахтёрша, следившая здесь за порядком, подгоняла тех, кто переодевался слишком медленно. Мне не хотелось попасть в их число, но оба ботинка, которые я достал, оказались левыми.
        Я слишком долго размышлял над тем, как надеть их. Вахтёрша выбрала меня основной целью и кричала:
        – Что ты так медленно?
        – Что ты как маленький?
        – Быстрее давай! Почему так туго соображаешь?
        – С меня хватит! Вот я тебе покажу!..
        И как-то незаметно для меня она вызвала Статую. Та, пригнувшись, вошла в дверь и остановилась в паре метров от меня.
        Я лихорадочно пытался надеть ботинки, чтобы убежать, но теперь оба они оказались правыми и вместе с тем не налезали даже на предназначенную для них ногу.
        Мои глаза встретились с глазами Статуи, её лицо внезапно оказалось в десяти сантиметрах от моего, и я проснулся – уже в своей спальне.
        

V
        
        Моя методика дала небольшой сбой. Я не сразу определил с помощью блокнота, что нахожусь во сне. Но не это меня волновало. Запись, которую я сделал, я вижу на страницах. В данный момент я убеждён, что не сплю. Смотрю на руки, фиксирую новые записи – совершенно точно не сплю.
        В блокноте я вижу бессмысленные значки, которые должны бы выразить некую глубокую мысль из сна, но расшифровать их не могу.
        Что это, сомнамбулизм?
        Я заказал видеокамеру, буду снимать себя во сне. Доставка через несколько дней, но я не вижу причин останавливать попытки.
        Что означает образ Статуи, которая преследует меня, какую тревогу он выражает? Это женщина – точнее, образ женщины, каким его увидел неизвестный скульптор. Она как бы превосходит меня – она значительно выше, сильнее и быстрее. Я боюсь её, но она пока не принесла мне никакого вреда – только смотрела. Пока неясно, что хочет сказать мне подсознание. Но сегодня я собираюсь решить проблему Статуи.
        

VI
        
        Школа изменилась – теперь это башня с единственной лестницей, на которой обитает Статуя. Я нахожусь на шестнадцатом этаже, в кабинете 314, а станция Северная всё так же близко, на улице, – я слышу звуки железной дороги за окном.
        Нужно ли мне сделать записи? Пожалуй, нет – это сон.
        Я вышел из кабинета в тамбур и затем – на скудно освещённую лестничную площадку. Откуда доносились тяжёлые шаги, разобрать я не смог. Они так гулко звучали в пространстве, что не удавалось понять, сверху они или снизу. Я заглянул в пропасть между пролётами лестницы – ряды перил терялись в бесконечности.
        Я сделал прыжок на два пролёта ниже, но не торопился скакать дальше – прислушался. Шаги как будто стали громче, значит, Статуя ходит где-то внизу. Я снова глянул туда. Вдалеке бронзовая рука перехватывала перила, шагая то вниз, то вверх.
        Я прыгнул на три этажа вниз – рука всё ещё далеко.
        Ещё три этажа вниз.
        Да, кажется, она патрулирует лестницу между 3-м и 4-м этажами. Нас разделяют шесть пролётов. Я осторожно двинулся вниз, стараясь ступать бесшумно.
        Где-то через два этажа я наступил на зеркало, которое неожиданно оказалось на ступеньке. Раздался хруст, тяжёлые шаги смолкли.
        Несколько минут мы оба, я и Статуя, стояли в полной тишине, после чего бронзовые ноги быстро загрохотали в мою сторону.
        Нужно ли сделать записи? Нет, это определённо сон.
        Я спустился до лестничной площадки. Я решил встретиться со страхом и посмотреть ему в глаза.
        Вот и Статуя поднялась ко мне. Мы стояли и глядели друг на друга.
        – Ну и чего же я боялся всё это время? – спросил я её. – Чем ты можешь удивить меня?
        Лицо Статуи внезапно оказалось прямо перед моим. Я подавил импульс и не отшатнулся. Мы долго смотрели в глаза друг другу – где-то минуту или даже полторы. После чего Статуя аккуратно взяла меня за талию обеими руками, распрямилась во весь рост, оторвав меня от земли, взглянула мне в глаза ещё раз и поцеловала в губы.
        Ощущение было неожиданным, я почувствовал приятное тепло, будто это настоящий человек. После этого она, как бы стесняясь, повернулась спиной и быстро побежала по лестнице вверх. Шаги всё удалялись и удалялись, и через несколько минут где-то на самом верху башни хлопнула дверь. Больше мы не встречались.
        На улице было неожиданно светло. Я вышел из подъезда, с удовольствием вдохнул свежий воздух, но понял, что станция Северная не так близко, как ожидалось.
        Достав блокнот, я внёс туда ряд значков.
        Подъезд выходил на дорогу, за которой простиралось бескрайнее поле. Обойдя дом, я увидел с другой стороны такой же пейзаж. Я ходил вокруг здания, мучительно желая найти путь к станции, и вот на третий раз вместо поля разглядел знакомый городской вид, какой наблюдаю почти каждый день.
        Я направился к соседним домам, прислушиваясь на ходу. Да, где-то грохотали вагоны, там железнодорожная станция.
        Уже стемнело, когда я добрался до домов. Нужно было срезать путь через дворы, пока станция не закрылась.
        Здесь царил запах как будто горелых волос. Двор, засаженный мёртвыми деревьями и жухлой травой, оказался местом, где возникает беспричинная тревога. Качели сломаны, их металлические конструкции частично проржавели насквозь. Только один столик со скамейками цел, остальные – яростно уничтожены и втоптаны в сухую потрескавшуюся землю.
        За ним сидела компания из пяти местных молодых людей.
        Нужно ли сделать записи? Нет, это определённо сон.
        Парни обратили на меня внимание и поднялись.
        – Не найдётся закурить? – спросил главный из них, приближаясь.
        Остальные также подошли и окружили меня.
        – Конечно, – ответил я и достал из-за пазухи пачку сигарет.
        – Смотри-ка… А с какого района?
        Мне было тревожно, но я не подавал вида. Пока я отвечал правильно, управлять сном удавалось идеально.
        – Да местный я, спросите Гарика, если сомневаетесь, – ответил я.
        Мимо скорым шагом прошёл Гарик и бросил: «Да, он местный, это Лёха».
        Главный задумался.
        – А хунхуз не нанайка? – спросил он.
        И тут я понял: дальше это продолжаться не может. Мне необходимо избавиться от опасной компании. Нужно оружие, но при себе у меня его нет. Я выставил левую руку с раскрытой ладонью и попросил у вселенной пистолет. Через несколько секунд он лёг туда.
        – Азбука! – почему-то сказал я и быстро сделал по выстрелу в каждого. Точнее, хотел сделать: прощёлкал пистолетом, направляя его на членов шайки, но в оружии как будто не сходились части механизма, и оно лязгало вхолостую.
        После этого на меня обрушился град ударов, и я проснулся у себя в спальне.
        

VII
        
        Прогресс налицо, но мне необходимо улучшить свой навык контроля сновидения до уровня полного преодоления препятствий, которые ставит на пути бессознательное. Я совсем утратил его в конце сюжета.
        Также тревожным симптомом выглядит отодвигание цели. Северная всегда была рядом со школой, но стоило мне выйти из здания – станция отдалилась. Так она может перемещаться бесконечно, нужно убедить в важности моей цели не только сознание, но и подсознание.
        В бессознательную часть трудно проникнуть. Было время, когда её могли признать истинным центром личности, тогда сознание являлось бы только наблюдателем без права голоса. Эксперимент 1983 года, проведённый Бенджамином Либетом, показал, что между инициирующей движение активностью в мозге и осознанием желания сделать это движение проходит около секунды, что на 25 лет склонило чашу весов в сторону примата подсознания над сознанием.
        Позже, в 2008 году, эксперимент Джона-Дилана Хайнеса опроверг результаты Либета с помощью современного оборудования – задержка отсутствовала.
        Тем не менее, по моему мнению, существует множество областей, где сознание только интерпретирует решения, принятые в подсознании. Почему на моём пути к цели появляются препятствия? Где-то там, за пределами осознаваемого, есть сопротивление, тревога о некоей опасности, которую несёт достижение цели.
        Мне представляется такой путь решения этой проблемы: встретиться с подсознанием и узнать тайную тревогу. Попробовать проанализировать, погрузиться в неё и продумать тактику действий в случае реализации рисков. И убедить подсознание, что у меня всё под контролем.
        Нужно придумать некий якорь для встречи во сне. Пусть это будет помещение в школе. Как правило я начинаю в кабинете 314 – выберу 313-й.
        Заметки, сделанные мной во сне, в этот раз снова появились в блокноте. Пока не считаю нужным предпринимать что-либо по этому поводу, дождусь доставки камеры.
        

VIII
        
        Я погрузился в беспокойный сон, горячечный бред на кровати в больничной палате. Вокруг крутились в колёсах незнакомые люди. Внутри меня тоже что-то как будто крутилось, но не слишком исправно. Нужно было понять, что это и как его починить. Так продолжалось несколько мучительных минут, после чего я проснулся.
        Я лежал на парте в полутёмном кабинете 378, теперь в школе. Помещение вокруг завалено старой ненужной мебелью – шкафы, между ними пирамиды стульев, перевёрнутые парты. С трудом я перелезал через эти препятствия. Откуда-то из глубины помещения периодически визжал токарный станок, принесённый, видимо, из кабинета труда.
        Дверь оказалась придавлена целым поездом шкафов, плотно упиравшихся в неё с одной стороны и в подоконник – с другой. Во всём кабинете нашлось лишь немного пространства, где можно свободно стоять, – у доски.
        Я вышел к ней. Яркий свет ударил мне в глаза – как будто прожекторы светили в лицо. Где-то в темноте была невидимая для меня аудитория.
        – Продемонстрируйте нам метод, – раздался голос учительницы, – которым из числа 378 получить число, что я загадала.
        Я исписал доску двойными интегралами, таблицами симплекс-метода и нарисовал пару геометрических фигур, но всё ещё не понимал, как преобразовать число 378 в то, что задумала учительница.
        Нужно ли мне сделать записи? Нет, это сон.
        Я осознал, что трудно определить, какой метод использовать, если не знаешь, какое именно число требуется.
        – Как мне узнать, что за число вы загадали? – спросил я.
        – Это совсем простая задача. Сколько этажей в школе? Сколько учеников у доски? Сколько глаз у учителя?
        «Ученик у доски один, – думал я. – Сколько этажей в школе? По лестнице спускаться пролётов двадцать. Последние номера кабинетов заканчиваются на тройку. Начинается число на 31?»
        – Это 312? – спросил я.
        – Вы шутите? По-вашему, мне не хватает глаз?
        Учительница появилась из темноты. Лицо её состояло как будто из двух разных лиц, одно из которых смещено влево. Она внимательно посмотрела на меня своими четырьмя глазами.
        Меня прошиб пот, в страхе я отшатнулся и упёрся в доску спиной.
        Я хотел сбежать, но какие-то тростинки, растущие из рук учительницы, вонзились в стены и доску вокруг меня.
        – Вы что же, хотите получить двойку в четверти? – спросила она. – А ведь так и будет, если не продемонстрируете нам метод.
        Она медленно приближалась.
        – Число 378 перевести в 314? – спросил я, задыхаясь.
        – Ну не 313 же.
        «Что это может быть? Другая система счисления? Если 314 в десятеричной системе, основание у 378 должно быть меньшим, но как минимум девять».
        Я начал выписывать полином для перевода числа из девятеричной системы счисления в десятеричную.
        – Вы что, совсем не читали параграф 2? – учительница была уже совсем рядом.
        Я судорожно стёр всё с доски и написал: «378 – 64 = 314».
        – Ну наконец-то… – прошептала она мне на ухо и резко толкнула в стену. Я потерял равновесие и упал.
        Поднялся на ноги я уже в кабинете 314.
        Коридор за дверью больше был похож на площадку многоквартирного дома. Номер 314 на одной стороне, 313 – на другой, между ними номера 302 и 399.
        Я сделал шаг в коридор и споткнулся на ровном месте.
        Нужно ли сделать записи? Нет, это сон.
        Я поднялся на ноги – пол был совершенно гладким. Я сделал ещё шаг и снова упал. Видимо, лучше было ползти. Я пополз к двери 313, но она как будто постоянно отдалялась. И всё же я приближался.
        Кажется, я прополз около километра, пока не достиг другого конца коридора. Я уже собирался подняться, когда пол начал оседать подо мной с явным намерением обрушиться. Я поспешно схватился за дверную ручку, и опора исчезла.
        Болтаясь на ручке, я кое-как нашёл ногами выступ, на который можно было встать, упёрся, открыл дверь и ввалился внутрь. Дверь за спиной с грохотом захлопнулась и исчезла.
        Противоположная стена вся состояла из стекла. Наблюдая лунную ночь, в середине комнаты спиной ко мне стоял человек в старомодном плаще, вероятно, века XVIII.
        – Я – граф Калиостро, – представился он, оборачиваясь, – алхимик и чародей. А вы – настойчивый молодой человек. Преодолели столько препятствий, чтобы добраться сюда. Вам непременно нужно знать, почему эти трудности лежат на вашем пути? Я бы на вашем месте отступил. Оставил скрытой горькую тайну и жил счастливо.
        – Я уже догадался, что есть часть меня, которая хочет провала. Если бы я был согласен с ней, то не тратил бы время и силы, – ответил я.
        «Это было давно, это было давно,
В королевстве приморской земли:
Там жила и цвела та, что звалась всегда,
Называлася Аннабель-Ли.
Я любил, был любим, мы любили вдвоем,
Только этим мы жить и могли», – продекламировал граф.
        Он подошёл к стене, на которую я не обращал внимания до этого момента. На ней висело нечто скрытое покрывалом.
        «С неба ветер повеял холодный из туч,
        Он повеял на Аннабель-Ли;
        И родные толпой многознатной сошлись
        И ее от меня унесли,
        Чтоб навеки ее положить в саркофаг,
        В королевстве приморской земли».
        Калиостро сдёрнул покрывало – под ним оказался портрет. Узнавание пришло в тот же миг – это её черты. После я осознал, что на картине она изображена взрослой – какой никогда так и не стала.
        «И всегда луч луны навевает мне сны
О пленительной Аннабель-Ли:
И зажжется ль звезда, вижу очи всегда
        Обольстительной Аннабель-Ли», – закончил граф.
        – Вам знакомы эти строки? – спросил он.
        – Нет, я не люблю стихи. И она не любила. Мы интересовались точными науками.
        – Напрасно. С другой стороны, откуда тогда ваше столь сентиментальное, безумное стремление? Вы всегда отличались строгостью ума и должны понимать… Взгляните на этот портрет. Он выполнен великолепно, это прекрасное хранилище памяти об ушедшем и фантазия о не свершившемся. Вы хотите оживить фантазию. Осознаёте ли вы, что за этим последует?
        – Да, я отлично всё осознаю. Она была не просто портретом, в её глазах скрывался целый мир, целая вселенная, которую я так и не познал до конца.
        – Вы жаждете познать эту вселенную? Думаете, вам это удастся?
        – Совершенно точно. Нам нужно только увидеться.
        – Что ж, воля ваша… В этом случае вам нужно сделать запись. Я раскрою тайну, которая составляет часть ключа к столь желаемой вами цели.
        – Не нужно делать записи, это сон.
        – Я понимаю. И тем не менее это необходимо, ведь иначе вы не получите ключа.
        Я достал блокнот, ручку и приготовился записывать.
        

IX
        
        Я проснулся со странным чувством. Идентифицировал его как стыд, будто я упрямо выставляю себя идиотом перед публикой, чей интеллектуальный уровень превосходит мой на порядки.
        Сегодня пришла камера, я установил её в спальне так, чтобы была видна кровать. Странным является факт, что блокнот, в котором я вижу записи, сделанные во сне, на кадрах, снятых камерой, выглядел поначалу пустым.
        Я внимательно осмотрел его, потрогал страницы – они выглядели и ощущались как бумага, по которой водили пишущей ручкой. После этого символы в блокноте стали видны и на видео. У меня нет объяснения этому явлению.
        Граф зачитывал стихи во сне. Я уверен, что никогда не учил их наизусть, мог разве что слышать мельком. Могут ли услышанные вскользь стихи в таком объёме сохраниться в памяти подсознания? На этот вопрос я также не могу ответить. Поиск показал, что это перевод поэмы Эдгара Аллана По «Аннабель-Ли». Нет, не помню, чтобы раньше знал о ней.
        Аннабель – красивое имя. Возможно, буду использовать его в своих записях. Что же до ключа, который он мне дал, это была следующая строка: «Лунная сырость». Написано на русском языке, твёрдой рукой, не значками, как прежние заметки.
        Я всё ещё размышляю над увиденным. Думаю, это можно интерпретировать как успешный контакт с бессознательным, но послание его остаётся туманным. Вероятно, его можно описать фразой «остерегайтесь своих желаний, они могут сбыться». Но разве не для исполнения желаний я ввязался в это рискованное дело?
        Ещё интересна фраза, а также само название «часть ключа». Значит, должна быть вторая часть или множество частей. Кроме того, неизвестно, где они находятся и где замок, который они открывают.
        Думаю, нужно продолжать исследования сновидений, только теперь сосредоточиться не на станции Северная, а на ключе.
        Поиск по фразе «Лунная сырость» говорит, что это раннее название повести Алексея Толстого «Граф Калиостро», где чародей прибывает в Россию и оживляет девушку с портрета для дворянина, влюблённого в её образ. Заканчивается это предприятие печально, таковы уж законы жанра. Возможно, когда-то я читал эту повесть – может быть, в школе. Но не помню деталей, как и деталей биографии Калиостро.
        

X
        
        Уснуть я не мог долго. В нервозном состоянии лежал и готовил себя к осознанному сновидению, уже не оставалось времени на сон в два этапа, и будильник я выключил. Наконец мне это удалось, и без подготовки я попал в школу, в какой-то незнакомый маленький кабинет. Моя кровать стояла у стены, через узкий проход от неё бушевал пожар. За пламенем невозможно было что-либо разглядеть.
        Я быстро встал на кровати, слез через изголовье и покинул кабинет. Поначалу мне показалось, что на нём нет номера, но всё же через какое-то время я смог разглядеть, что это кабинет 208.
        Коридор приобрёл незнакомые черты лабиринта. Я долго слонялся по нему, попадая в тупики, пока не вышел к запертой двери. Она не представляла особых проблем, закрытой её держал только замок, и с этой стороны он отпиралась без ключа.
        Дверь вела в следующий коридор с другими кабинетами, все они заперты. Открытой оказалась только дверь на лестницу.
        Придуманный мной способ быстрого перемещения по пролётам использовать не пришлось, так как в школе появился лифт. Я поездил на нём по этажам, но не нашёл открытых дверей. В тот момент я сосредоточил мысли на поисках ключа и не ощущал никаких сигналов от подсознания, что мне нужно преодолевать препятствия. Думаю, в этом случае следует идти открытой дорогой.
        Я поднялся на верхний этаж, кабинеты там были также закрыты, но я обнаружил странную решётчатую дверь. Судя по всему, лестница за ней вела туда, куда мне нужно, – рядом со входом маркером нарисован паровоз, к которому пририсованы разного вида вагоны – разноцветными маркерами, а иногда и просто нацарапаны на стене. Сверху была надпись, но прочитать её я не смог, буквы как будто убегали из-под взгляда.
        Решётчатая дверь закрыта на замок, но он ржавый, старый. Я попробовал дёрнуть его правой рукой – не поддался. Я дёрнул сильнее обеими руками и ещё сильнее – наконец затвор раскрылся, и я смог вынуть его из петель.
        Дверь вела на крышу. В школе всегда была двускатная крыша, но теперь она сделалась плоской. Луна хорошо освещала округу. Я обошёл площадку, постоял на самом краю.
        Нужно ли сделать записи? Нет, это сон.
        Что, если прыгнуть с крыши сейчас? Я никогда не делал этого и впервые оказался на высоте в осознанном сновидении. Я проснусь или, может быть, смогу летать или безопасно испытать опыт смерти?
        Нет, сейчас мне нужно получить ключ. Идея испытания полёта не выглядела верной с точки зрения моей цели.
        Калиостро смотрел на лунную ночь за окном при нашей встрече – как раз такую, как сейчас. Луна была полной, огромной, на ней отчётливо виден статичный лунный заяц, который толчёт в ступе снадобье бессмертия. Иногда казалось, что заяц немного двинулся, и чем дольше я рассматривал луну, тем более явными были его движения. Он толок своё снадобье в ступе всё быстрее и быстрее, и лунный свет как будто начал прорисовывать дорожку от низа лунного диска до края крыши. Какая-то фигура показалась среди свечения. Я пригляделся, она становилась всё чётче, как и дорожка. И когда дорожка была уже настолько яркой, что выглядела реальной, я понял, что фигура спускается ко мне.
        Я испытал какую-то торжественную тревогу. Никогда не видел ничего подобного во снах, и с каждой секундой тревога усиливалась. Я чувствовал, что вот сейчас это свершится – я получу настоящий ключ.
        Это была она – совсем как на портрете. Взрослая, моя ровесница, но с теми самыми узнаваемыми чертами.
        И вот мы стояли друг напротив друга. Она заметно выше меня, немного свысока смотрела мне в глаза. На моих были слёзы, она глядела печально и спокойно. Она всегда была твёрже.
        – Я… Я так давно мечтал увидеть тебя, – сказал я, разрыдавшись, взял её за руку и уткнулся ей в плечо.
        – Вот мы и встретились, – ответила она спокойно. – Я тоже рада. Но сейчас не время плакать, мне нужно узнать у тебя пароль.
        – Пароль? – чувства захватили меня, я не понимал, какой может быть пароль в такую минуту.
        – Да. Для того, чтобы тебе прийти к цели, необходим ключ. Он у меня есть, но ты должен сообщить мне пароль.
        – Пароль… – повторил я, собираясь с мыслями. – Лунная… сырость. Лунная сырость.
        – Ха, это похоже на правду, – с полуулыбкой ответила она. – Хотя на Луне и до предела сухо, но так холодно, как бывает, когда промок до нитки поздней осенью.
        В её руке появились какие-то бумаги.
        – Всё должно происходить так же, как и сегодня, – объяснила она. – Вот карта, а это – билет, с ним нужно отправиться со станции.
        – Давай побудем вместе… – умолял я её.
        – Нет, – отвечала она. – Всему своё время. Мне ещё нужно закончить дела. До встречи.
        Она развернулась и начала восхождение обратно. У неё всегда были свои дела, встречу ещё нужно заслужить.
        

XI
        
        Я всё-таки заработал онейроидный синдром. Судя по камере, я покинул спальню и вернулся через час с небольшим.
        Пальцы болели – видимо, последствия взлома замка. Не до конца понятно, как мне удалось сделать это голыми руками.
        Пребывание на крыше было крайне опасным в данной ситуации, но анализ видений (не могу назвать их галлюцинациями) говорит, что опыт нужно повторить, так как Аннабель сказала: «Всё должно происходить так же, как и сегодня».
        Я не могу назвать виденное мной галлюцинациями, потому что принёс с собой карту и билет.
        Карта выглядела старой, как будто напечатана лет тридцать назад, но она актуальна. Путь на ней проходил странным образом – он представлял собой петлю, в одном месте требовалось проникнуть сквозь здания. Приводил он к станции Никольское. Билет выглядел как обычный напечатанный на принтере бумажный прямоугольник со штрихкодом.
        Я испытывал волнение – что-то близилось. Я не представлял, как это произойдёт, но жаждал этого всей душой.
        Две одинаковых общих тетради и две одинаковых ручки я купил, чтобы попытаться передавать сообщения с той стороны. Один комплект возьму с собой, второй – оставлю здесь. Возможно, сработает как с блокнотами. Один из них я также возьму с собой.
        Нужно ли как-то готовиться ко сну? Не уверен. Видимо, достаточно просто лечь на кровать и ждать. Разве что одеться лучше по погоде.
        

XII
        
        Это сон? Это онейроидное состояние? Нужно ли мне сделать записи? Не знаю.
        Я вышел во двор и сверился с картой. Станция «Никольское» на северо-западе от меня, но начать путь нужно с отрезка на юг, к Никольскому кладбищу. Идти следовало не самым простым маршрутом, без дорог.
        Ночь лунная, было светло, почти как днём.
        В том месте, где, судя по карте, следовало пересечь речку Чечёра, располагался самодельный деревянный мост. Он скрипел и прогибался под ногами, перил не было, продвигаться страшно. Главное, не думать о том, как хорошо было во сне прыгнуть в воду.
        Вот и черта кладбища. До сих пор мне не приходилось встречаться с людьми, только пару человек я видел сегодня издалека, но в том месте, где мне следовало пересечь ограду, как назло, стоял какой-то старик в старом пальто. Он грустно оглядывал могилы через решётку забора.
        «Эх, друзья мои, товарищи. Мои современники. Куда же вы ушли? С кем же мне поговорить теперь? С кем обсудить безумие этой жизни?» – причитал он.
        Когда я проходил мимо и даже когда перелезал через забор, он не обратил на меня ни малейшего внимания. Смотрел сквозь, как будто меня не было прямо перед ним.
        Кладбище выглядело как плотная матрица могил. Они располагались одна к одной – мёртвым не нужно много земли, особенно если она дорого стоит. Пробираясь между ними, я осматривался в поисках точки, в которой мне необходимо развернуться и пойти обратно.
        Лунный свет казался ярче в небольшой окрестности одного из захоронений. Я добрался до него и осмотрел памятник. Это была могила Аннабель. Так мало она прожила на свете…
        Я боролся со слезами и почти уже смог их подавить, когда кто-то тронул меня за руку. Я повернулся и увидел её. Такую, какой наблюдал её последний раз наяву, – девочку-подростка. Тут я не удержался и расплакался.
        – Привет… – сказал я сквозь слёзы. – Так давно я тебя не видел…
        – Привет, – ответила она, глядя на меня с любопытством. – Почему ты плачешь?
        – Да ничего… Скоро мы снова с тобой встретимся…
        – Мы и сейчас вроде как встретились. С прошлого раза должно было пройти много лет, но для меня это как будто вчера. Ты впервые меня навестил. Почему не приходил?
        – Я не хотел видеть тебя… так. Я хотел снова увидеть тебя как прежде.
        – Понимаю. Но всё поменялось, как прежде уже не получится.
        – Думаю, у нас получится не хуже, чем раньше, – я начал успокаиваться.
        – Где же мы встретимся как раньше? – спросила она.
        – Думаю, на станции Северная. Я построю дом рядом, мы сможем проводить вместе столько времени, сколько захотим.
        – Я не смогу туда пойти, – она покачала головой. – Теперь мой дом в другом месте.
        – Но я видел тебя вчера, ты сказала, что мы сможем встретиться там, – удивился я.
        – Вчера?.. – она как будто силилась воскресить в памяти что-то. – Не могу вспомнить. Я обещала такое?
        – Да… Но там была взрослая ты.
        – Я хотела бы стать такой же взрослой, как ты, и поговорить с тобой о чём-то умном, но у меня уже никогда этого не получится. Я навсегда останусь ребёнком.
        – Но я видел тебя, – настаивал я.
        – Может быть… Тут всё так странно, иногда видишь невозможные вещи. А ты надолго зашёл?
        – Я хотел бы остаться с тобой навсегда… Но сейчас мне нужно идти дальше по маршруту. А после мы встретимся и проведём вместе всё время этой вселенной.
        – Ну… Давай… – сказала она неуверенно. – Возвращайся потом, ещё поболтаем.
        – До встречи… – я был уверен, что скоро мы увидимся снова – на той стороне.
        Аннабель помахала рукой и растаяла в воздухе.
        Я отправился назад. Забор следовало перелезть в том же месте. Старика там уже не было, это радовало, не хотелось пересекаться с кем-либо.
        Мост всё так же неуверенно скрипел под ногами, но это было уже не так страшно. Теперь я преисполнялся желания скорее добраться до станции и наконец увидеть Аннабель, уже взрослую, равную мне.
        По дороге к платформе мне требовалось ещё раз пересечь Чечёру. В нужном месте я снова увидел мост, построен он был как бы повторяя предыдущий – казалось, строители старались передать размер и цвет каждой доски, каждый загнутый гвоздь, тон каждого скрипа.
        Посёлок, лежащий между мной и платформой, мне следовало пройти по прямой, не обращая внимания на дома. Я понял, как это сделать, – в начале населённого пункта расположилась лестница, что поднималась высоко, на мост, какие бывают на железнодорожных станциях.
        Подъём был как будто бесконечным. Лунная ночь уже сменялась рассветом, когда я добрался до вершины. К платформе как будто должен быть спуск, но она оказалась прямо впереди.
        На перроне пусто, на путях стоял поезд с закрытыми дверьми. Когда я приблизился к одной из них, она тут же разъехалась.
        «Предъявите билет», – послышался приятный женский голос из-за двери.
        Я пошарил по карманам и нашёл бумажный прямоугольник, вручённый мне вчера ночью.
        «Проходите», – сказала девушка, но, когда я попал в вагон, никого так и не увидел. Я был здесь совершенно один.
        «Осторожно, – раздался бодрый мужской голос из динамиков. – Двери закрываются. Следующая станция – Северная».
        Поезд тронулся. Пейзаж за окном погружался в дымку тем больше, чем дальше мы двигались, и вот в один момент стало совсем темно, как будто мы въехали в тоннель. В динамиках раздался скрежет, отголоски какой-то музыки, неразборчивые голоса, но, когда мы покинули тоннель, всё стихло. За окнами стоял такой туман, что невозможно было разглядеть даже столбы вдоль рельсов.
        Вот из дымки выплыл новый перрон. Я увидел табличку «Северная», на платформе не было ни души.
        Поезд остановился.
        «Станция Северная, – прозвучал голос из динамиков. – Конечная. При выходе из вагона не забывайте свои вещи».
        Установилась гробовая тишина. Не слыша своих шагов, я вышел на улицу. Было прохладно и туманно. За забором, кроме пелены, как будто ничего и не было. Я взглянул наверх, поискал расплывчатое пятно солнца и не смог его найти.
        Я одиноко шагал по асфальту к выходу, когда услышал быстрые шаги за спиной. Я обернулся и увидел Аннабель.
        Она улыбнулась, и мы обнялись. Наконец-то мы вместе.
        

FIN
        
        Жизнь здесь подобна осознанному сновидению. Поначалу мне нравилось это. Фантазируя, я придумывал, как подвинуть реальность, чтобы получить нужное. Я выстроил дом и наполнил округу развлечениями для нас двоих. Я собрал библиотеку, хотя и не уверен, что книги в ней идентичны реальным. Сомневаюсь, например, что в «Преступлении и наказании» следователя звали Харлампий Петрович – кажется, имя должно быть другим.
        Из детства я запомнил Аннабель девушкой, с которой я был счастлив, в глазах которой целая вселенная, которая обладала феноменальными знаниями и могла ответить на любой вопрос. Поначалу и здесь я ощущал её такой, только старше. Мы болтали днями и ночами, здесь мы впервые разделили постель.
        Но всё больше я стал замечать, что мои, как и её, чувства угасают. Когда прошёл первый восторг, у неё появились свои дела, встречу с ней опять нужно было заслужить. Да и раньше, если вспомнить, такое случалось. Требовалось точно знать, когда можно обратиться к ней, а когда вообще не напоминать о своём существовании. Разве такими были наши отношения в детстве? На самом деле… как будто да. Но я этого не вспоминал, видимо, не желал.
        Когда мне захотелось обсудить с ней прочитанную недавно книгу – выяснилось, что Аннабель ничего не знала о ней. Более пристрастное общение показало, что она может воспроизвести только прежние наши темы, не до конца понимает между ними связи, в её знаниях есть большие белые пятна.
        Она как будто тоже это поняла. Мы начали отдаляться. Она проводила почти всё время в библиотеке или на прогулках по округе. Позже я обнаружил там места, которых никогда не видел. Значит, их создала она, а не я.
        Она училась, но становилась совсем другой, её характер стал мне незнаком. И однажды она сказала твёрдо: «Я хочу уйти отсюда».
        Я умолял её остаться, но она была непреклонна. Мы провели последнюю беседу по пути на станцию Северная, неожиданно приятную беседу. Она взошла по лестнице и оставила меня в одиночестве. Куда поезд увёз её, я не знаю.
        Мир вокруг сначала застыл, потом стал потихоньку ветшать, а я всё реже выходил из дома.
        Однажды ко мне в дверь постучали. Это был Харлампий Ямский – такой, как описывала девушка Алиса в отчёте о станции Южная.
        – Не угодно ли вам, сударь, покинуть это скорбное место? – спросил он.
        – Думаю, да, – неуверенно ответил я.
        – А куда бы вы хотели? Чего бы вы желали там достичь?
        – Не знаю…
        Он сказал, что, к сожалению, с таким настроем не получится прийти в определённое место, велел мне подумать над этим.
        Он обещал вернуться через какое-то время, и вот я думаю.
        Почему никто не дал человеку смысла жизни? Природой дано только передавать свои гены дальше во времени. Важно жить до момента, когда сможешь размножиться, прожить этот миг и ещё немного, пока потомству нужна защита. Потом ты не интересен природе.
        Смысл себе нужно придумывать самому. До этого он был у меня, но вёл ложной дорогой. Куда я пришёл в итоге? На что потратил годы? И, самое главное, что делать теперь?
        Просто вернуться назад – это не смысл жизни. Это должно быть только первым шагом на пути к нему. А кроме жажды встречи с Аннабель, я ничего не знал. Я был ослеплён, не видел важного и жил в мире фантазий. Я так и не повзрослел.
        Что ж, продолжу думать. До того, как вернётся Харлампий Ямский, я должен буду обрести цель, ради которой нужно вернуться.
        Наше время с Аннабель в прошлом, пусть так и останется. Я желаю ей счастья, где бы она ни находилась сейчас.