Благословение мастера

Фидий с трепетом взирал на возлежащую на кушетке жену правителя Эфеса, озаренную ярким солнечным светом, щедро заполнявшим пространство его мастерской. Манящая красота Стефании дополнялась присущим лишь ей буйством эмоций и чувств, рожденных ее естественной как сама природа женственностью.

Тело ее, не единожды познавшее материнство, не утратило ни грации, ни силы, лишь только приобрело округлость форм и зрелость. Рельефные мышцы рук, ног, убеждали в том, что женщине по – прежнему не чужды упражнения и танцы, в которых она была искусна с юности.

Плоский живот и округлые упругие груди, натянувшие щелк одеяния, представляли собой совершенство рассвета очарования женской плоти, а сосцы, затвердевшие под тонкой тканью, рождали смелые образы. Ни одна женщина не вызывала в нем столь ярких чувств и желания касаться, что он и делал временами, поправляя то прическу, то складки тоги. Да, возможно, недоступность ее принадлежащей другому, неумолимо притягивала и соблазняла, а может ее исключительность и нечто большее, чего ему никогда не будет дано понять.

Скульптор ликовал от того, что именно ему доверено ваять ее на барельефе в образе крылатой богини Ники. Печалило лишь что, нет возможности увековечить ореховые глаза, таинственный цвет которых не то, чтобы можно было передать через камень, но и в сущности, описать словами, а еще то, что эта работа и любование не могли длиться вечно. Он в который раз за сегодня подошел к Стефании и переменил положение складок наряда.

За окнами громыхнуло, резко пропавшее солнце под напором стихии, ушло, освобождая место проливному дождю. Стефания дернулась и ее влажные ярко-алые губы коснулись его руки. Кончики пальцев подрагивали от желания коснуться ее лица, забраться ладонью в блестящие пряди и наконец припасть губами к приоткрывшемуся рту. Он увидел мураши на ее розово – золотистой коже и тут же ощутил, как собственное тело покрывается такими же крохотными пупырышками, каждый из которых покалывал, разжигая и без того, пылающее в истоме тело, делая невыносимом невозможность привлечь ее к себе. Она сама притянула его голову и коснулась губ легким поцелуем даря отрадное благословение, потом вгляделась в его глаза с откровенным осознанием своего женского могущества и произнесла:

– Все в жизни проходит, как и то, что сейчас так нещадно тебя манит. Так постарайся же, мастер и сотвори мой образ, чтобы он восхищал взоры тех, кто останется, когда померкнет и моя красота и сама моя жизнь. В голосе не было грусти, а лишь смирением перед естественным ходом жизни.

И он сотворил благословенный образ богини Ники, несущей на своих крыльях победу, вложив все свое мастерство и страсть к так и оставшейся ускользнувшей мечте обладания.