Глава 19

Пьер и сам не понял, о чём и как проговорился худшей женщине в его жизни, такое было доступно разве что его солдафону отцу, да и не каждому взрослому. Подобные оговорки и ослышки нелепы и смешны, но хранятся в копилке памяти до самой старости, а потом выветриваются лишь по причине обязательной программы старческого склероза, если ещё повезёт до него дожить.
Отчего-то к Серафиме подходили или, вернее, подползали ближе чем на пару метров лишь барчуки и беспринципные, бездушные, лицемерные циники. Словом, любые неприемлемые существа мужского пола, а интеллигентов, скорее всего, ветром сносило. Всю её сознательную молодость. Она не знала, было ли дело в её ярком, легкодоступном общении, либо в вымирающем виде идеальных мужчин. Фантомные ощущения Серафимы волшебным образом оказывались отвергнутыми Арлекином, как бы пластично, изысканно и живописно, плюсом к дару и уже почти состоявшейся профессии не старалась дотянуться до звёздного мальчика Оскара Уайльда.
Типичные женские приманки, чтобы любить красиво, просиживая рассветы и закаты в обнимку, с нарисованными глупыми словечками найденными палочками на песке или ступая по воде, как Иисус, смеясь, как в детстве, когда смешит и радует буквально всё, мы безнадёжно милы и открыты всему на свете, любая чепуха удивляет и на долгие лет пять, пока не спадут розовые очки, отпечатывается в душе, не работали с тем единственным, на которого и рассчитывает девушка, затевая историю любви.
Мы изучаем геометрию, алгебру, физику, иные, безусловно, важные и правильные науки, но нигде и никто не преподаёт нам самую важную – химию влюблённости и настоящей любви, последовавшей за ней в паре исключительных случаев, но которая всегда навсегда, и болит, взрывается душа, а сердце оседает хлопьями, стряхивая, как оморок, несуществующие, но желанные поцелуи с пьедестала иллюзий.
Серафиме приходилось изыскивать способы подготовиться к домашнему заданию, поскольку её постоянно одолевали кавалеры, доставшиеся в наследство, которым не хочется распорядиться по собственному усмотрению, а планируется бросить или отдать в приют, либо пожертвовать на благотворительность. Разумеется, это не могло укрыться ни от Арлекина, ни от Пьера, а они и пытались уйти от ответственности, на них возложенной по женской прихоти, да не суждено горной и свободной антилопе убежать от ловкого и притаившегося за камнями гепарда.
- Снова ласковый и нежный зверь выпустил коготки, а ты сделала вид, что готова к положительной оценке? Сильно и продолжительно не терзайся, выйдешь за типичного придурка и нарожаешь ему положенное коллегиальным прейскурантом число маменькиных сынков.
- Главное, чтобы этим придурком не оказался нечаянно ты, остальные детали меня мало беспокоят. И сына я хочу одного, большее количество двуногих, не разбирающихся, насмехаются над ними или ожидают штемпеля о браке, я не осилю. Что же ты, с пьяным шиком рассуждающий о моих брачных планах, сам, конечно же, не женишься и слопаешь паспорт, но обязательно напоказ, ведь Иванушки - дурачки вроде тебя верещат поросячьим визгом о своих прожектах, а иначе ведь мир сообразит, до какой степени они никому неинтересны и не нужны, кроме убогих старых дев, согласившихся на что угодно, лишь бы замуж, - она рассмеялась, успевая в тот же момент строить невинные глазищи Бартоломью, который споткнулся о последний слог или букву в слове первостепенно значимой лекции.
- Ах, Боже, нет, ты женишься на типичной, зашлакованной блондинке из общего числа бывших подружек отца, наследство-то надо отрабатывать.
Пьеру хотелось заскрипеть зубами от злости, но Серафима послала Бартоломью лёгкий воздушный поцелуй, отвлекая Пьера от мести красноречивым жестом.
- Пьяшик, теперь ты Пьяный шик, кто-то же должен оценить твои выразительные глаза, как сейчас, они направлены против ветра, а дорогу подсказывает компас притягательного безумия.
- Любите Вы, некрасивые женщины, говорить загадками, потому что Вам нечем больше привлечь к себе внимание.
- Ну, Пьер Марии Кюри виднее под градусом радиоактивности.
Пьеру Пьяшику всё же дали шанс скрипнуть зубами, да так громко, что ему сделал замечание сам Бартоломью Каппо, жених с истекающим сроком годности.
- Дрозд… мне нравилось больше, не то, конечно, но я его хотя бы понимал, а эти…
- Уж извини, дорогуша моя, Бог предназначил женщине выбирать, как именно она низложит с постамента зарвавшегося в своих отважных и чванливых мечтах ворона в павлиньих перьях.