***

***
Ночь. Звенящее ощущение тишины, прерываемое беспокойным и
назойливым жужжанием. Таким, от которого, кажется не укрыться и не уйти,
которое в любую секунду может прервать твою жизнь. Именно это жужжание
заставляет усерднее натягивать на себя термоодеяло и прятать под него ноги
и руки, при этом не останавливаясь в своем продвижении ползком. Ведь
впереди – противник, наша задача добраться до него и захватить его позиции
в лесополке. А над нами – наша главная угроза в ночи – дрон, скорее всего
мавик, точно с тепловизором. Только он позволяет обнаружить наше
передвижение под покровом ночи, а единственное наше спасение – тонкий
кусок теплотражающий фольги, предательски шелестящий при любом
движении, вселяющий в тебя страх обнаружения противником в этой
звенящей тишине, такой схожий с шелестом распаковки новогоднего подарка,
звуком, который теперь приобрел совсем другой мрачный оттенок.
Обычно на выходе тебе чего-то не хватает из оборудования или экипировки.
Но в этот раз мы решили взять с собой все. Мы разбились на три группы, в
каждой: теплак, пнв, радейка и человек без приборов, потому что ты никогда
не знаешь, какая будет ночь. Ты в принципе в обычной жизни не
задумываешься о том, какая будет ночь. Не задаешься этим вопросом. Тебя не
волнует, как будут светить звезды, каким будет небо, насколько высоко будет
луна, будут ли облака и какие эту будут облака, будет ли вокруг открытая
местность, листва, водоем. А здесь все это становится для тебя критически
важными моментами. Жизненно важными. Ведь от каждого из них зависит
то, какая будет эта ночь. Сможешь ли ты, просто просидев какое-то время,
глядя во тьму привыкнуть к ней, прочувствовать ее и спокойно в ней
передвигаться. Или же тьма будет такая плотная, насыщенная,
непродираемая, что приборы будут твоими единственные спасителями от
слепоты и проводниками к жизни.
Мы были подготовлены к любой ночи. Полностью экипированные наши
группы двигались к своей цели. Казалось бы, экипировка должна была
помогать. Но наоборот, все было невероятно неудобно, все было не то.
Прибор ночного видения светил в глаз так, что после того, как ты в него
посмотрел, ты не видел ничего вокруг себя, будто он просто тебя ослеплял на
какое-то время, то ли принуждая собой пользоваться, то ли наоборот требуя
оставить его в покое и больше не беспокоить его попросту. Тепловизор вел
себя как предатель, как будто специально не пробивая через плотную листву,
не позволяя увидеть ничего за деревьями и кустарниками, казалось, он
надсмехался над нами, говоря о своей эффективности и пользе, но не здесь,
не сейчас, не с нами. В эту ночь и человеческое зрение нас подводило: луна
была не высоко, ночь была не яркой и не светлой, но и не совсем кромешной,
какая-то темная неопределённость, делающая все силуэту безобразно
неразличимыми для нашего зрения. Как слепые котята мы пробирались
сквозь заросли лесополки, сражаясь по пути с ветками и сучьями. Кому-то
ветка ткнула в глаз, чуть не ослепив, кому-то практически порвала щеку, я
отделался проще всех – мне лишь порвала часы, взяв за этот проход такую
небольшую плату. Вся обстановка усугублялась кажущимся безумно громким
периодическим радиобменом и невыносимым шуршанием этого гребанного
одеяла. Было ощущение, что мы ползем посередине Колизей, зачем-то так
глупо пытаясь спрятаться от трибун, на которых со всех сторон давно на нас
смотрит неприятель, пытаясь понять, чем это мы таким занимаемся, с
интересом рассматривая нас и просто наблюдая за нашими странностями,
выжидая чем закончатся наши глупые потуги, чтобы потом молниеносно
стереть нас с лица земли. Но остановиться мы уже не могли, обратного пути
не было, вернуться, не выполнив задание, нельзя.
Несколько раз было желание выйти на поле и пройти быстрее, точнее
мгновенно пробежать, буквально за 5 минут, но это было равнозначно
подписанию себе смертного приговора. Над нами все также жужжал мавик,
зависая над отдельными участками леса, видимо выискивая нас при помощи
зума, то приближая, то отдаляя свой цифровой глаз. Выйди мы на открытую
местность, мавик бы обнаружил нас стремительно. Кроме того, никто точно
не знал заминировано ли поле, таких данных не было, поэтому мы ползли
дальше.
И вот начали появляться элементы быта: стали различимы впереди стол,
кострище, тарелки и вдали между деревьями стала видна палатка. Сердце
стало биться сильнее, стал чувствовать пот, давно стекающий по тебе, потому
что в летнюю южную ночь, ты оказался укутанным в пакет, помимо этого ты
в полной экипировке, что тоже не добавляло тебе легкости и прохлады. Все
напряглись. Все были в готовности сделать финальный бросок. Мы дошли до
рубежа. Мы были в ожидании команды на атаку. И вот среди заглушающих
все звуков бьющегося сердца и пульсирующей вены, каждый из нас услышал
шуршание оживающей радейки. Ночь раскололась от злобного голоса Харо,
прозвучавшего как раскат громка, который предвещает надвигающуюся
грозу:
- Третья группа уберите ноги под одеяло, вас мавик видит. Первая и вторая
группа обнаружены Мюллером в пнв. Закончить тренировку. Возвращаемся
на базу. Завтра продолжим подготовку.
---
Утром мы узнали, что больше тренировок не будет, надо срочно выходить на
боевую задачу. Это был первый совместный выход отряда «Родня» и
легендарного подразделения «Пятнашка», ставшим уже целой отдельной
бригадой «Че Гевара» в составе Добровольческого корпуса. Поэтому день и
сборы на боевую задачу мы начали с совещания в кабинете командира «Че
Гевара» - Абхаза.
Зайдя нашей первой штурмовой группой в кабинет Абхаза, боевого
командира, воюющего с 2014 года на Донбассе, прошедшего так же как наш
Француз уже казалось бы все, что возможно в этой войне, мы ожидали всего
чего угодно, но точно не того, что происходило.
На большом столе по центру кабинета были разложены карты и снимки, на
большом экране компа открыты последние разведданные, в кабинете были
бойцы, неделю назад ходившие на бз в той же местности. Мы ждали жёстких
инструкций, командного голоса. А получили совместное планирование,
обсуждение, обмен опытом и выработку общей стратегии.
Удивительно было смотреть, как такой опытный командир был так открыт к
нашим предложениям. Как в обсуждении все были равны, никто не был
старшим, главным, никто не был младшим, каждый делился разными
вариантами, своим опытом, соображениями, вместе вырабатывали тактику,
варианты обхода, чертили, рисовали, ели шашлык. Все дружно нависли над
столом, в общей идее, общем замысле, общем порыве. Наверно, тогда мы
представляли собой идеальную картинку для будущего фильма о СВО, как в
детстве нам показывали в каких-нибудь западных фильмах о планировании
спецопераций особенно тайными службами или же мы сами себе напоминали
мальчишескую картинку, когда ты с парнями со двора задумал какую-нибудь
шалость и самое главное продумать ее и распределить роли, чтобы никто не
просек, что сотворили ее именно вы. Такого наверно в моей службе не было
никогда прежде. Да точно не было.
В процессе обсуждения выяснилось, что Историк и Карида уже были год
назад в составе «вагнеров» в этом районе, рассказали какие-то
дополнительные детали. Оценив все, мы поняли, что нам не хватает еще
одного человека для выполнения бз. Им тут же вызвался стать наш водитель,
который несколько часов назад привез нас в штаб – Иви. Не сомневаясь ни
секунды, Иви тут же сказал, что пойдет с нами, как только стала очевидна
потребность.
Каждый старался сделать свой максимальный вклад в выполнение первого
совместного боевого задания. Ахра дал нам свой охрененно навороченный
автомат, калибра 7,62 с барабанным магазином. Сухо, но уверенно сказав при
этом, что если вернемся – вернем, ну а помрем – оставим там для пацанов.
Пожалуй, в тот момент это напутствие звучало, как наиболее
воодушевляющее, бз было совсем не простое, а с таким оружием не
расстаются, если нет хоть какой-то надежды на его возврат.
Оставался еще один вопрос до момента последних организационных сборов.
Мое участие в данной боевой задачи. Как служащий другого подразделения я
не мог идти вместе с парнями, но не мог отправить их одних. Продолжая
подготовку к отправке на бз, настраивая устройства, получая бк, я ждал
приезда Сармата, замполита Добровольческого корпуса, чтобы объяснить ему
необходимость моего участия в выходе. Приезд Сармата предвосхитила Ёж,
пресс-секретарь Захара Прилепина, с порога заявившая в своей радикальной
манере, что Сармат никогда не согласует мое участие. Не прошло и
нескольких минут следом за ней в штаб зашел и сам Сармат. Они обнялись
как обычно тепло и дружественно, Сармат, да и другие военные Ежа
воспринимали всегда добро, позитивно, и что удивительно на равных.
Недолго поулыбавшись и мило пообщавшись с Сарматом и Ахрой, Еж,
убедившись, что атмосфера для сложного вопроса создана максимально
располагающая задала вопрос по своему обыкновению в лоб и маякнула мне
присоединиться к беседе. Разговор оказался непростым, ответы
неодназначными, но хотя бы разрешение ехать с парнями в Бахмут я получил,
ну а дальше я понимал, что разберусь на месте. Сармат принял решение
также выдвинуться в Бахмут и лично контролировать ход выполнения боевой
задачи.
Тем временем мы отправились на базу, снаряжаться и отправляться, как
только стемнеет. Как всегда было много суматохи, забытые мины,
доставленные в последний момент на гражданской машине, сдача мобильных
телефонов и их тщательная упаковка в конверты – кто-то сдал перед сборами,
кто-то вспомнил в последний момент и несся сквозь все ПВД в полной
экипировке, чтобы сдать ненавистный в этот момент телефон. Первоходы
прыгали во дворе, проверяя, что не издают лишних звуков при движении.
Кто-то что-то яро объяснял замполиту отряда Корню, кто-то что-то
рассказывал Ежу и хвастался вооружением, кто-то молча курил.
Контролируемый хаос прервал звук приехавшего «Камаза», рой пчел тут же
превратился в вереницу муравьев, построенных, следующих друг за другом в
кузов. Последние напутствия, последние объятия. Отправились.
---
Бахмут. Наверно так выглядел Сталинград – весь разваленный город, ни
одного уцелевшего дома, весь израненный, уничтоженный, растоптанный,
Как центр Мариуполя в 2022 году после боев. Тогда я уверенно убеждал
своих сослуживцев и всех окружающих, что такой город не восстановить.
Это невозможно, это никому не нужно. А сейчас в Мариуполе люди гуляют
по набережным, в центре города бьют фонтаны и этим летом даже заработали
веранды с музыкой, хотя еще недавно город был мертв. Его воскрешение
похоже на необъяснимое чудо. Будет ли также воскрещен Бахмут? Сложно
сказать. Но его точно отличает сейчас единение смерти и жизни – мертвый
разваленный город, но такое впечатление, что в каждом подвале есть какая-то
жизнь.
Среди этого «царства живых мертвецов» мы приехали в один из «склепов»,
перераспределились и ночью выдвинулись на задачу.
Из Бахмута в пригород Часов Яра мы мчались в двух переполненных
«буханках», натолкавшись в них как «селедки в бочке». Здесь смерть
приобрела звук. Характерный писк. Писк, издаваемый детектором дронов,
который регулярно срабатывал. Писк, держащий всех набившихся в машину
в напряжении и фиксирующий взгляды на детекторе, а водителя
заставляющий гнать на максимальной скорости, выламывая ходовку. Сложно
перестать думать об этой пикающей штуковине, когда за окном по дороге
проносятся мимо такие же сгоревшие дотла от прилета фпв-дронов
«буханки», багги и квадроциклы. Интересные ощущения водителя такой
машины. Он знает куда едет, он ездит туда не первый раз, он каждый раз
привозит туда полную буханку парней, а возвращается в буханке свободной,
где можно спокойно рассесться, иногда даже развалиться. Не успел
поговорить с ним и узнать, что он чувствует, понимая, что вернуться не все.
Но наверно что-то чувствует. И чувствует ли он то, как благодарны ему
парни, что он сокращает путь на 10 км, пусть и являясь для кого-то
доставщиком напрямую в руки к Смерти.
Как учили десантироваться на учениях из БТР, также выскочили из «буханки»
и бросились в рассыпную, кто в кусты, кто в развалины дома, главное было
разбежаться, чтобы не быть массовой мишенью. Рассредоточились и как
договаривались, малыми группами двинулись в сторону противника. Часть
пути все были напряжены, все понимали, что жизнь может закончиться в
любую минуту, но все очень хотели хоть что-то сделать продуктивное из
задуманного.
Вместе с Каридой пошли вдвоем вперед. Шли, шутили, разговаривали.
Периодически разбегаясь от прилетающих дронов, которые пролетали мимо
нас раз в 5-10 минут, и мы не знали свои это или чужие, просто мавик ли или
мавик со сбросом или же «Баба-яга», которая прилетит в тебя и разорвет, не
успеешь и моргнуть. На всякий случай разбегались и прятались каждый раз.
Все шли в полном бк. Тащили автомат Абхаза, проклиная его по пути, он уже
стал слишком тяжелым, не таким уж крутым и кажется совсем не нужным.
Было грязно, потно, жарко. Вокруг горы неучтенного потерянного оружия.
Подорванная техника, танки, БТР. Какая-то натовская БМП. Мины по краям
дорог. Тела убитых воинов, как с одной, так и с другой стороны, потому что
кто-то отступал и не успел забрать своих, а другие не готовы тащить кого-то
не из своего подразделения. Некоторые люди явно лежали с зимы, на них
зимняя одежда, а их плоть уже истлела, просто такие скелеты в форме. Кто-то
в украинской форме, кто-то в натовской. Кто-то в миксе. То ли
намородеоренное, то ли одевал, что было. Российская. Натовская. Пиксель.
Цифра. Мультикам. Все расцветки могут быть одновременно на одном
человеке.
Вы бывали за 0? Там, где начинается отсчет в минус. Там, где уже нет жизни,
там есть только смерть. Там, где ты не знаешь в какой момент смерть
коснется и тебя навсегда обездвижит, оставив здесь на земле среди прочих
таким же холодным телом в цвете «Мох». Когда твои товарищи, чувствуя на
спине дыхание Смерти будут тащить то, что когда-то именовалось тобой
обратно к точке отсчета, чтобы вернуть твоим родственникам хоть что-то для
прощания с тобой. Имеет ли это смысл? Оправдан ли этот риск? Ты не
задаешься этим вопросом, когда это касается твоих товарищей, но задаешь
этот вопрос, когда думаешь о себе. Хотел бы ты, чтобы вытаскивая тебя
погиб кто-то из парней? Утешит ли твой хладный труп твоих близких,
которые умирали уже несколько раз внутри, отправляя тебя на боевое
задание, и оживали после твоего возвращения, а потом снова умирали и снова
оживали, каждый раз в ожидании...
Здесь на боевом задании ты и сам постоянно умираешь, точнее прощаешься с
жизнью. Иногда ни раз за выход. Вокруг тебя смерть везде. И от этого
страшно. Очень страшно.
Страшно всегда и всем. Можно сколько угодно готовиться, но тебе все равно
станет страшно, когда ты приблизишься к Смерти. Кто-то перебарывает себя.
Кого-то одолевает страх и его надо приводить в чувства, иначе он не сможет
хладнокровно действовать. Кто-то находит в себе еще силы шутить, но не
надолго.
Дошли до первой обитаемой позиции. «Бублик» Там была связь. Генератор.
По крайней мере так говорили.
Это крайняя точка эвакуации, куда надо было дотащить раненного, откуда его
забирали группы эвакуации.
Когда мы пришли, обнаружили точку сожжённой. РЭБ валялся. Генератор
дымился. Автоматы раскиданы были вокруг. Она «Бубликом» называлась,
потому что это физически бублик диаметром 15 метров, внутри которого и
была точка. Но как-то ее обнаружили и уничтожили.
Сели, передохнули и двинулись дальше.
В ходе движения начала работать арта. Сначала противника, потом в ответ
наша. Очень странное чувство. Где-то далеко выход и вот над тобой уже
свистит снаряд. Свою арту легко узнать, она вылетает сзади и летит вперед, а
вот куда стреляет противник непонятно, то ли отрабатывает по тебе, то ли
нет.
Все чаще снаряды стали падать рядом. Приходилось прятаться в
заброшенных окопах и воронках.
Недалеко за «Бубликом» встретили первых парней. Маленький закопанный
блиндаж. Там жили два человека. Мы для них были связью с внешним
миром. Они там жили уже не первую неделю, держали оборону и должны
были сообщить, если противник пойдет в накат. Мы им принесли вкусняшек
и сладостей. Им казалось, что мы для них посланцы из мира, а оказалось
совсем наоборот, что нашими посланцами стали именно они: как мы
двинулись вперед, как потом выяснилось, противник включил РЭБ, следом в
ответ и наша сторона включила РЭБ, потому что стало больше дронов
противника. Мы потеряли связь со штабом. А парни в блиндаже смогли
передавать назад что-то, что мы давали в эфир.
Так случается. Когда с обеих сторон много разных подразделений вдоль
линии соприкосновения и все включают РЭБ, связь может никуда не
пробиваться часами. Часами ты можешь быть в информационным вакууме,
полагаясь только на себя и парней рядом.
Зашли в зону боевого соприкосновения. Тел вокруг стало больше. В
лесополках то и дело пробивались блиндажи, в каждом – 1-2 человека. Все
черные, грязные, вонючие, невероятно уставшие, потому что держат оборону
не первую неделю и несут круглосуточное дежурство, чтобы предотвратить
атаку противника. Готовые стоять до конца, но уже не способные пойти в
накат, потому что слишком измотаны. Мне знакомы это состояние и эти
чувства. На одном из участков фронта у нас захлебнулась атака, и мы
остались надолго в блиндаже. В такой ситуации, когда ты уже неделями не
спишь, бесконечно дежуришь, ты можешь отстреливаться, можешь что-то
сообщать. Но не можешь идти в атаку. Парни в блиндажах в тот раз смотрели
грустными и усталыми глазами, они не знали, то ли провожают нас в
последний путь, то ли мы возьмем точку, а значит будет ротация. Всех вернут,
все сходят в баню, смогут постираться. Но сил радоваться потенциальной
возможности у них тоже нет. Также как и сил пойти с нами в подмогу.
Чувство страха убивает бой. Когда начинается бой, ты не можешь больше
бояться. Ты начинаешь действовать на рефлексах, на каких-то древних
рефлексах от прапрапредов и новых рефлексах, полученных на обучении и во
время самоподготовки. И в этот момент ты понимаешь, что все что ты мог
сделать для своего выживания, ты уже сделал. Ты либо в хорошей
физической форме, и можешь с закрытыми глазами перезарядить автомат,
расчековать гранату, сделать какие-то действия, либо нет. Ты уже не можешь
ничему научиться. Одни рефлексы, почти нет сознания. Его заглушают
адреналин, кортизол, громыхание сердца и раскаты пульса в ушах. Ты просто
идешь по плану, прописанному ранее. От твоего разума уже ничего не
зависит. Все зависит от Всевышнего и от твоих рефлексов, пусть от
рефлексов всего зависит наверно 20%, но когда речь идет о твоей жизни, это
очень большой процент.
При нормальной подготовке всегда есть план А, Б, В. Наш план А был, что
мы вчетвером, первой разведгруппой заходим на нашу крайнюю позицию, и,
не останавливаясь, сразу забегаем в окопы к противнику и либо берем их с
наскока, либо получаем недостающую развединформацию, откатываемся
снова на нашу позицию, оставшиеся группы подходят позже и берем уже
более массированно.
Я занимался разными видами деятельности. Война – это самое
непредсказуемое. Ты можешь планировать все, что угодно, но в процессе все
меняется очень много раз. Также было и в этот раз.
Еще не подойдя к нашей крайней позиции, мы поняли, что планы А, Б, В и
даже Г мы пропускаем сразу. Скорее всего где-то очень высоко висел дронразведчик и несмотря на то, что мы соблюдали все меры маскировки,
противник знал, что мы идем. По нам открыли огонь и до крайней нашей
позиции мы ползли, отстреливаясь. До противника оставалось 100 метров,
было видно, откуда он стреляет. Но они тоже не дураки. Их отцы и деды
учились в тех же военных академиях, что и наши. По тем же учебникам.
Очень хорошо были построены их укрепления. Мы видели откуда они
стреляли, был выбран удобный угол для обстрела, но мы не могли поднять
голову и стрелять в ответ. Заработал миномет. Если арта стреляла не очень
точно, разрывы снарядов артиллерии были от 100 до 300 метров от нас, то
разрывы от миномета из лесочка со стороны противника были уже в 20-30
метрах от нас. Добежали до крайнего блиндажа, охладили оружие, проверили
боекомплект, отлежались минут 15, дождались момента, когда все затихло и
пошли в штурм через левый фланг, не в лоб, не по прямой. Преодолели
половину пути, снова завязался бой. Подавили противника, они прекратили
стрельбу по нам. Но вновь себя проявил миномет. Если бы не было миномета,
то скорее всего мы дошли бы и взяли укреп, но откуда-то сзади в 500 метрах
предательски возник этот проклятый миномет. Разрывы подходили все ближе
и ближе. На тот момент, когда стало кончаться бк, решили откатываться до
своей позиций.
Что такое бой? Это очень жарко. Оружие горячее. Разрывы горячее.
Постоянно бежишь. Мыщцы на пределе возможностей. Пот по тебе течет.
Порохом воняет. Везде жар боя.
В середине боя успели сообщить, что целый ряд заготовленных планов не
удался и переходим к следующему, поэтому в момент отката, по радейки
вышел Иви и сообщил, что вторая и третья группа уже выдвинулись.
Уже очень плотно начала работать артиллерия, пристрелялись и те, и те, обе
стороны вели активный поединок.
В какой-то момент по радейке стали передавать информацию о 300. Первым
был все тот же Иви. Я запросил циркулярно, кто видит его, кто может
подойти, кто может оказать помощь, никто не ответил. У всех шел бой на
своем участке, на своих позициях. Пока выясняли, кто где, Джокер передал,
что Денов и Вышка – 300. В этот момент приняли окончательное решение
передохнуть 10 минут и откатываться назад в правый фланг, собирать
раненных и возвращаться.
Каждый раз, когда-то кто-то сообщает о 300, сам или не сам, важно сообщить
степень тяжести, чтобы принять правильное решение. По моему опыту, а у
меня это было десятки раз, все говорят, что раненный тяжелый, потому что
кровь, крики, порванная одежда, потому что это твой друг и ты за него
волнуешься. Важно переспросить через 3-5 минут. И второе сообщение
практически всегда идет на понижение статуса.
Распределили сектора между собой и пошли искать раненных. Все это время
шли непрекращающиеся обстрелы. Самым первым Морти нашел Денова.
При этом оказалось, что все не заметили лежащего в кустах Иви, я тоже его
пропустил, он окрикнул меня и я вернулся. Сначала открыл аптечку и только
потом осознал, что Иви был уже с двумя наложенными жгутами, полулежа, с
засеченным временем, подготовленным шприцом с обезболивающим для
укола, сидел и идеально докладывал мне о своем ранении и состоянии.
Вспомнил в этот момент, что Иви несколько лет проработал водителем
скорой. Это был мой самый идеальный раненный, которого я видел в своей
жизни. Попытался поправить ему жгуты, пощупать, проверить, но понял, что
все было сделано идеально, как будто именно к этому событию он готовился
всю свою жизнь.
Обнаруженный Морти Денов оказался тяжелым, передвигаться сам не мог,
его пришлось нести на сетке-носилках. Продолжали эвакуацию.
Пригибались, бежали, вокруг разрывы, грохот. И на встречу вдруг вышел
гуляющий в полный рост Вышка. Вышка он, потому что ростом более 2
метров. Явно его контузило. Разорвало бронежител, сдетанировали магазины
и раскололась пластина. Постарались привести его в сознание. Он был явно в
состоянии шока. Кое как содрали с него обугленный бронежилет. Даже
немного Морти пришлось его пнуть, чтобы привести в себя. Дали одну из
ручек сеток-носилок и понесли вместе Денова. Позже узнали, что этим
взрывом несколько ребер Вышке сломало и острыми углами они были
направлены к легким. А мы его пинали и срывали бронежилет. Как он
остался жив и с неповрежденными легкими – непонятно.
БЗ – это всегда невероятно тяжело. Даже этап эвакуации. Не можешь тащить
раненного. Не можешь тащить автомат. Задыхаешься в бронежилете. Но както заставляешь себя продолжать.
Почти закончилось бк. Мы уже достаточно отошли от точки, где был наш
стрелковый бой. На одной из наших коротких перебежек на расстоянии 20
метров прилетел снаряд, мы положили Денова под куст, разбежались, чтобы
отдышаться и не поймать следующий снаряд. Явно этот снаряд спас нам
жизнь, потому что буквально через 30 секунд после разрыва прилетел фпвдрон с зарядом, завис над нами, видимо, выбирая цель, потому что все были в
разных местах. Мы с Деновым находились рядом на расстоянии буквально 7
метров. Дрон висел над нами и мне была отчетливо видна линза его камеры.
Очень новое чувство, которое я не испытывал ранее. Стрелковый бой с
противником – это одно. Там больше всего шансов проявить себя. С артой
какой-то фатализм, снаряд уже выпущен, летит либо в тебя, либо рядом. По
факту в момент корректировки артеллиристом и выстрела уже решено ты жив
или нет. Снаряд свистит, ты это слышишь, но на самом деле уже все решено,
возможно ты слышишь его уже мертвым. А тут дрон висит над тобой, ты его
видишь, и ты понимаешь, что именно в этот момент, именно сейчас, когда его
цифровой глаз смотрит на тебя, оператор смотрит в камеру и решает куда
направить свою «злую птицу» с зарядом. И ты не знаешь видит он тебя или
нет. Распознал он тебя в зелени или нет. Мне кажется, этот момент
неопределенности длился вечность, но парни рассказывают, что длился он
всего несколько секунд. За это время я попрощался мысленно со всеми, с кем
можно было попрощаться, с жизнью попрощался. Сожалел, что не всегда
брал трубку, когда звонили близкие люди, подумал, как много всего хорошего
и доброго можно было им сказать. В этот момент дрон спикровал на Денова и
взорвался. Меня оглушило. С левого уха потекла кровь. Парни подумали, что
он приземлся в меня. Начали кричать, звать меня. Я не сразу пришел в себя и
не с первого раза ответил. Отлежались еще сколько минут. Затихла арта.
Крайним выстрелом арты еще раз ранело Вышку. Осколками. Разлет осколков тоже что-то непредсказхуемое, часто бывает, когда человек стоит рядом, у него почти нет ранений, а человек чуть поодаль весь изрешечён. Наверно, это тоже вопрос какой-то
предрешенности.
Осмотрелись, поняли, что от Денова мало, что осталось, и что надо забирать
трехсотых и выбираться. Несколько раз сходили туда-обратно, пока всех
забрали и вытащили тело Денова. Обнаруждили, что его рука сжата в фигу.
То ли он напоследок хоть так решил ответить противнику, то ли так отвлекал
дрона на себя.
Эвакуировавшись, узнали, что следующей группе все же удалось взять
позицию противника, но их опять откатили минометами. Добавились 300 –
Яркий, Гайдук, а также потеряли Мюллера, которого убила мина,
прилетевшая прямо в него.
В ночи покинули Бахмут.
---
Это было в канун Пасхи. Мы вернулись на ПВД Пасхальным утром. Нас
встречали Еж и Корень, штаб и бойцы, с пасхальными куличами и
уверенностью, что мы приедем, хотя связи с нами до последнего не было.
Всем было все равно на нашу грязь, пот, запах, все радовались возвращению,
обнимали и собирали импровизированный пасхальный стол прямо в штабе.
Мы не видели ту работу, которую проделывал Корень, пока мы были на бз, но
он постоянно координировал службы, координировался с корпусом, был
дополнительным связным в моменты передачи связи самыми разными
каналами. Хотелось его поблагодарить, сказать, насколько мы это ценим.
А вот мы не ждали ни похвалы, ни благодарности. Мы не чувствовали себя
героями. И даже куличи, казалось, были каким-то незаслуженными. Да, мы
принесли данные. Да, это помогло в будущем продвижении. Но казалось, что
сделали очень мало, а потеряли очень много. Чувства неудовлетворенности и
горечи потери съедали изнутри.
Не всегда боевые задачи – это громкие взятия укрепов, зданий, подрыв
техники. Очень часто это разведка боем. Но это все равно работа. Тяжелая
работа. Которая позволяет осуществить все те взятия и громкие победы. Но о
ней не принято говорить. Хотя парни за нее погибают.
Это надо ценить.
За это их надо чтить.