18 Жизнь семьи после пожара и моё рождение

        Предыдущая глава:   http://proza.ru/2025/02/14/1647

        После очередного пожара сразу несколько курьяновских семей  оказались в весьма сложной ситуации – негде было просто жить. Хорошо, что колхозникам помогло руководство железной дороги. Погорельцам разрешили использовать барак, который был возведён  для строителей проходящего через деревню железнодорожного полотна.

        История этого барака жителям деревни была хорошо известна. Он строился ещё в 1939 году как временное жильё для строителей железной дороги. Строился легко, дёшево и быстро. Из подручных брёвен нарезали полуметровые чурбаки и сложили из них стены. При этом оставляли проёмы для окон и двери. Чурбаки скрепляли между собой глиной. Поверх стен положили лёгонькую крышу. Навесили фанерную дверь. Вставили простенькие рамы-однорядки. Вот дом и готов!  Чтобы не дул ветер и не сыпал снег, обмазали стены глиной с обеих сторон и побелили их. Красота! Одна половина барака -  для женщин, другая - для мужчин.

        Железную дорогу сдали в эксплуатацию, строители разъехались, а барак остался на своём месте. Стоял барак многие годы заброшенным и был в соответствующем состоянии. Вот в этот барак и разрешили въехать нескольким деревенским семьям-погорельцам.

        Из воспоминаний старшего брата Николая:

        «В комнате, в которую мы вошли, было тихо. Не было завывающего ветра и, войдя с улицы, нам даже казалось, что там было и тепло. Но  раздеваться не стоило и папа, зная, что в доме нет даже топора, побежал к соседям, чтобы его временно одолжить. Папа наколол дров и растопил печку. Однако, несмотря на то, что печка стала уже горячей, тепла в комнате особо не прибавлялось. Из стен невидимым потоком шла стыть.

        Жаль, что сейчас нельзя развести в воде глину и обмазать нашу наружную стенку. Папа говорит, что это можно будет сделать только весной – где-то в середине апреля. Тогда ветер в щели задувать не будет. Хорошо хоть, что у нас нет проблем с дровами. Мы с папой ходим к нашему сгоревшему дому и двуручной пилой распиливаем на чурбаки недогоревшие брёвна. Папа сделал санки и на них мы эти чурбаки перевозим от дома до железной дороги, которая проходит через нашу деревню как бы в глубоком овраге. Потом переносим эти чурбаки до барака уже на руках. Надеемся, что этих дров хватит до весны.

В такую комнату и вернулась из больницы наша мама с новорождённым братишкой Витей. Трое детей размещались  на печи, мама же ютилась на вновь построенных полатях. Папа спал внизу на полу.

        Вода в вёдрах к утру замерзала и, чтобы даже умыться, или  налить куда воды, надо было рубить топором верхний слой льда в ведре. Как бедный папа там спал?  Да и спал ли вообще – одному Богу известно.

Нашу дрожь от холода усиливала дрожание дома от проходящих поездов. Идущие на подъём  поезда шли  груженными. Они, тяжко охая,  двигались и как бы придыхали: «Ох тяжко-то, ох тяжко-то»! Пустые поезда неслись как угорелые, и казалось, что задние вагоны вот-вот перегонят передние. Земля дрожала и от гружёных вагонов, и от порожних. Едва поезд успевал въехать на станционные пути, как там его уже поджидал встречный состав. Поэтому поезда мотались туда – сюда постоянно. В первое время мы всей семьёй не могли спать из-за  паровозных гудков и дрожания дома. Но со временем привыкли, как привыкают солдаты к грому канонады.  Привыкнуть к холоду было невозможно.

Пеленать и купать Витю мама ходила к соседям.  Купала Витю в одном  корыте  с их дочкой – Тоней Седовой, которая родилась на день позже Вити.

Витя был подарком всем нам на новоселье. Правда, мы с Шуриком не могли его как следует рассмотреть, что нам очень хотелось. Мы видели на короткое время только его личико через приподнятое покрывало.

По случаю рождения Вити из Москвы приехала старшая мамина сестра Мария. Она же и моя с Шуриком крёстная. Приехала не с корабля на бал,  а  с бала на корабль. Уж тут–то она свой нос и поморозила! И не только нос. Её демисезонное пальто не выдерживало никакой критики. Пришлось в срочном порядке ей  переодеться в более тёплую папину телогрейку. При её маленьком росте в папиной телогрейке она казалось очень смешной и непривычной. Умываться и то приходилось со сложностями, так как тёплая вода была у нас на вес золота. Ну а помыться - не обессудь, жди лета или приезда в Москву.

- Ну, мы-то - ладно, а ребёнку каково? – то и дело приговаривала крёстная.

        Крёстная, погостив у нас недельку, уехала. Моя мама побыла лома для ухода за Витей до тепла. Как только начались полевые работы (во второй половине апреля), то пришёл бригадир  Илья Романович  для направления её на работу в поле. Но не с кем было оставить двухмесячного Витю. Детских яслей в деревне, конечно, не было.

Бригадир маму и слушать не хотел. Ему нужны   были рабочие руки в поле. Только после долгих разговоров удалось его уговорить, что мама выйдет на работу двадцать первого мая, как только её сын (то есть я) закончит учебный год.»

        Моя вставка:
        «О том, чтобы как-то помогать женщинам, вынашивающим, родившим и ухаживающим за ребёнком, и говорить нечего было. В колхозе мерилом оценки затрат труда был трудодень. А какой же тут трудодень, если баба целыми днями на своей печи дома лежит?! Ставь им трудодень - так все бабы одна за одной рожать кинутся. Кто же в поле работать да за скотиной ухаживать будет - пенсионеры? Хотя – здесь я оговорился. Пенсию колхозникам стали выплачивать только с 1965 года. Уже после того, как Юрий Гагарин в космосе побывал и наш «Луноход» просторы Луны зачем-то бороздил. Это только для красного словца наши правители с трибун провозглашали, что главная ценность социалистического государства - это человек! Брехня всё это! Брехня людей, напрочь оторванных от реальной жизни страны, которой они по много лет бессменно управляли».

        Николай:

«К тому времени папа смастерил для перевозки Вити «драндулет», так я называл легкую коляску, сделанную из тоненьких  дощечек и четырёх колёс. Колёса папа сделал из спилов с круглого бревна, с просверленными в центре коловоротом отверстиями. Впереди папа забил два гвоздя, загнул оставшуюся их часть и привязал лёгонькую верёвку.

Забегая немного вперёд, скажу: как только я окончил второй класс, то сразу Витя был передан в мои руки для присмотра. И канула в Лету моя свобода! Если раньше у меня было задание нарубить и принести в дом дров; нарвать для свиньи щавеля, или крапивы; наносить воды; присматривать за огородом, чтобы куры не разгребли грядки -  то теперь к этим работам прибавился и Витя.

У меня выработался со временем свой график рабочего дня – все дополнительно перечисленные работы буду выполнять после обеда, а с утра, подстелив в коляску что-либо из тряпок, сажал Витю в коляску и направлялся с ним туда, где ребята играют в футбол. Меня там ждали и с удовольствием принимали. В команде я был неплохим  защитником.

Так было и в тот раз. Поставив коляску подальше от ворот футбольного поля, которые  буду защищать, я посадил Витю на вытащенную из коляски подстилку и включился в игру. Футбольное поле - это громко сказано. Это была достаточно ровная площадка на лугу, или  свободная площадка среди деревни, Воротами поля служили две установленные палки, а то и просто куча сваленных наших  вещей. Когда мяч отбивался и игра шла на половине  поля соперника, то я был как бы свободен. Я подбегал к Вите, занимал его, чтобы он не плакал. Но стоило мячу переместиться на нашу половину поля, то я, как и подобает, был на месте. Но игра есть игра, и мы забивали мяч в чужие ворота, и нам забивали. В этой игре нам забили гол и мяч, пролетев ворота, попал прямо в Витю. Удар был сильным. Витя, перекувырнувшись несколько раз через голову, упал спиной на траву. Он, конечно, испугавшись, закричал. Я же испугался не меньше его. В дальнейшем я  старался выбирать место для Вити более безопасное.

Мне больше всего нравилось, когда мама кормила Витю манной кашей, сваренной на молоке. Туда она ещё бросала щепотку сахара (большая ценность в семье!). Я, как голодная собака, стоял рядом и ждал, когда закончится процедура кормления Вити. Когда она кончалась, то мама давала мне черепок, в котором находилась каша. Как бы мама не выскребала её, всё равно оставались маленькие крохи каши. Вот они то и была моей добычей, вернее моим презентом за выполненную мною работы. Такой был балдёж!»

        Следующая глава:  http://proza.ru/2025/02/04/162