Полёты на первом курсе завершены, подбита документация, подведены итоги. В общей сложности эскадрилья недосчиталась девять человек. Восемь списаны, один погиб. Если брать весь курс наши ряды покинуло около полсотни. - Вот такое у нас учебное заведение! - Поступить не просто, учиться и того хлеще! Чемоданное настроение витает в воздухе, пора собираться в дорогу. Напоследок мы убираем территорию, драим казарму. Думаем, какое назидание оставить грядущим поколениям на оконном стекле. Как назло, ничего путного на ум не приходит. Старожилы утверждают, что в этом году закончили на удивление рано. С погодой везло, сентябрь так вообще ни одного дождя. В прежние годы случалось сидеть в Логу до «белых мух». Долгожданный день отъезда, подъехал «Урал», загрузили пожитки. Построились перед казармой, Русяев провел перекличку, все на месте. Доложил замкомэске: - Ну что, готовы? Весь строй заулыбался: - Ещё бы! - Вперёд! Через пять минут расселись по лавкам, машина тронулась и вскоре лагерь скрылся из виду: - Прощай Лог! Немного грустно покидать наш первый аэродром, где столько пережито. Каких-то пять месяцев назад , мы прибыли сюда . Радостные , думали здесь нас ждёт что- то типа пансионата с усиленным питанием. А всё оказалось по взрослому. Начальников над тобой в пять раз больше. Занятия с утра до вечера и наконец полёты. Пять смен в неделю, жара, пыль, керосиновая гарь и опасности , подстерегающие тебя в воздухе на каждом шагу. А ещё сложное психологическое состояние, порой отчаяние, когда отлетал половину программы, а качества всё нет. Инструктор недоволен, в воздухе орёт , ты стараешься сделать лучше и всё равно не так ! И наконец первый самостоятельный вылет, очень серьёзное испытание для таких юных лет.. Надо доказать всему миру , а прежде всего себе самому: - Я смогу! - Я слетаю! - Ведь самое трудное поверить в себя, преодолев страхи и сомнения ! Первые шаги в небо, сначала робкие , неумелые с холодком в груди. Ошибки, отклонения иногда на грани лётного происшествия, постоянный кропотливый труд по отработке техники пилотирования. И наконец хоть какая-то уверенность в своих возможностях и ощущение себя настоящим лётчиком. - Спасибо инструкторам за их нелегкий труд! Город встретил оживленным движением, шум гам. - Мы , порядком одичавшие в глухомани, коей является полевой аэродром, смотрим на всё с изумлением! Гудят троллейбусы, стучат колёсами трамваи. По тротуарам прогуливаются модно одетые горожане. - Цивилизация! Городская атмосфера приводит некоторых в состояние эйфории. Бируля преобразился до неузнаваемости. Плечи распрямил, глаза горят: - Орёл да и только! - Что-то на полётах за ним такого не наблюдалось! Когда машина останавливается на светофоре он высовывается из кузова и пытается банальной фразой привлечь внимание какой-нибудь прелестницы : - Девушка, девушка, а как вас зовут? На большее у него ума не хватает. Когда «Урал» трогается он только и успевает крикнуть: - А меня Федя! Ни для кого не секрет, наш Юрец немного с придурью. Вся эскадрилья ржёт над его тупыми попытками привлечь внимание. Прибыли в полк, сдали лётное обмундирование старшине Вепрю и сразу на центральную базу , в отпуск будем уезжать оттуда. В училище благодать, ухоженная территория, спокойная жизнь. Командиры здесь в основном пехотные. Их кредо, красиво ходить строем. Только нам отныне милее пыльный шумный аэродром, заряженный энергией и движением. Придётся снова привыкать, подстраиваться и считать дни до полётов. Командир роты Кутинаев встретил своё поредевшее войско без особой радости. Опять ему забот, полон рот. Он прекрасно знает, с полётов курсанты возвращаются совсем другие, нежели были раньше. Уже не те зелёные юнцы которыми можно управлять без особых усилий: - Эти нервы потреплют! - Ещё бы! - Для нас теперь авторитеты только лётчики и никто больше! Пустовавшая полгода казарма оживилась. Очередь в каптёрку, сдать чемоданы , получить бельё. Теперь там орудует племянник командира роты, эдакий элемент коррупции с его стороны. - Ну как не пристроить родственника на тёплое место?! - Настоящему джигиту такое героическое место службы, самое то! Народ бегает суетится, готовит парадную форму одежды. Желание чем-то её приукрасить неуставным напрочь улетучилось. - Лишние проблемы не нужны, в городе полно патрулей! - Зачем давать пехотинцам лишний повод для придирок! - Авиация их почему-то раздражает! Неожиданно вслед за нами примчался старшина. Он недосчитался в нашем лётном обмундировании кожаных перчаток. Некоторые их не сдали. Никуда они не денутся, всё равно в марте вернёмся. В отпуск надо в чём-то ехать. Так нет, у корыстного прапора всё продумано заранее. Он предоставил список Кутинаеву и прямо таки расплакался: - Вдруг ревизия, а у меня тут нехватка! - Что же мне теперь делать ? Вся эта театральная постановка имела только одну цель! Содрать с курсантов денег! Надо всего лишь дать прапору пять рублей и никакая ревизия оказывается ему уже не страшна. Залезть в тощий курсантский кошелёк для него, как оказалось, обычная практика. - Редкостная сволочь, наш старшина! - А ещё трепался, как он героически служил в Афганистане! Всё настроение испоганил перед отпуском. Построение на обед. В столовой накрыты столы, заведующая высокая, крашенная брюнетка вышла на нас посмотреть. Прибытие второго курса, для неё радостное событие. Лётно-реактивная норма питания на которой мы состоим , сулит ей неплохие прибыли за счёт обманов, обвесов и прочих хитростей коих на вооружении у продовольственной службы великое множество. Ещё нас не обслужили, как нагрянули первокурсники. Огромная стая голодных, их вдвое больше нашего. Как всегда, набрали с запасом. Орут суетятся, бегают за добавками. - Детский сад ей богу! На их фоне , мы патриархи авиации. Не успели прибыть, а «желторотики» пристают с вопросами: - Ну как там на полётах? - А это правда, что разбились? Ответы эдакие загадочные, больше смахивающие на издёвку: - Да нормально на полётах, главное научиться видеть землю! - На глиссаде не дрейфить, угол сноса держать! Первокурсники ни ухом ни рылом не ведающие, как это «видеть землю», что такое глиссада или угол сноса, смотрят на тебя снизу вверх и готовы услужить, лишь бы заручиться дружбой со старшекурсником. После обеда построение. Вышел комбат , стоит улыбается! К нам он относится по отечески. Мы платим сыновьей любовью. Командиры рот доложили о готовности. - Здравствуйте товарищи лётчики! В ответ грянуло так дружно и громко, что во всей округе всполошились птицы: - Здравия желаем товарищ полковник! Потом выступил замполит. Сначала как положено: - Слава КПСС, да здравствует светлое будущее! Затем его понесло в неведомые дали, в конце заехал вообще не туда . Зачем-то попрекнул нас усиленным питанием: - Государство старается, кормит вас колбасой, а мои дети не видят её! - Далась ему эта колбаса! Все пропускают мимо ушей, и только «милейковские» бандиты из первой роты, стоят ухмыляются. У этих не заржавеет. На первом курсе, в ответ на призывы замполита привлечь очередного нарушителя к позорному столбу , они тут же показали свои знание русской классики. На одной из колонн в столовой появилась надпись «позорный столб»! Спустя пару дней, цитата из Пушкина, «К нему не зарастёт народная тропа» ! Колбаса ещё аукнется неосмотрительному замполиту! Наконец нас отпустили. Сначала по одному вызывали в канцелярию, тщательно проверяли внешний вид и только потом вручали отпускные документы. К великому неудовольствию ротного, задерживать никак нельзя. Тридцать дней полноценного отдыха нам положены по медицине, иначе не допустят к грядущим полётам. Потом дошло, что процесс растянется по времени до бесконечности, взводные построили своих и без всяких церемоний отдали документы. В мгновение ока , казарма обезлюдела. И только одинокий «каптёрщик», потерявшись среди горы портянок, горестно вздыхает глядя вслед нам уходящим! Ехать сразу домой, я не собирался. Меня ждала Лина. Она теперь городская жительница, устроилась на работу и всё такое. Мы с ней договорились увидеться и погулять, после я её провожу на поезд. Студенческая привычка, выходные проводить дома. Мы встретились, побродили по набережной, зашли в кафе. Впервые в жизни не надо никуда торопиться и переживать что попадусь. Хорошо студентам, живут как птицы вольные , отсидел на парах и лети куда хочешь. Только зависти к ним нет у нас никакой, наша жизнь удел особый. - Дисциплина и ограничения, делают свободу такой сладкой и желанной ,что даже не с чем сравнить ! На вокзале меня осенило! - А не съездить ли мне к бабушке с дедушкой! - Когда ещё придётся? - Они уже в возрасте, надо ехать пока есть возможность, тем более с Линой по пути! Я на время оставил подругу, мотнулся в воинские кассы и взял два билета один до Лога, другой до станции Алексиково. Подали состав, объявили посадку. Тёмно-зелёного цвета общий вагон с деревянными полками, простой народ, суровые проводницы. Обстановка знакомая с детства. Билеты без мест, кто где приземлился, там и едет. На наше счастье пассажиров совсем мало, мы одни занимаем целое купе. - Внимание, до отправления поезда номер шестьсот один Волгоград Москва, остается пять минут!- объявила дикторша. - Граждане провожающие, просьба покинуть вагон! Вторит ей проводница. Только я не провожающий, а полноценный пассажир, достал второй билет и показал Лине. Она уже настроившаяся пустить слезу на прощание , изумилась: - А куда это ты собрался? - Провожу тебя до Лога, потом к своим старикам поеду! Слёзы расставания сменились радостью, лязгнули сцепки, состав тронулся, а мы смотрели друг на друга и счастье переполняло нас. И только когда поезд огибал Мамаев курган наше внимание переключилось на величественную фигуру Родины Матери. Сразу вспомнилось детство, когда во всём вагоне внезапно воцарялась тишина , возникала невольная минута молчания и все взоры обращались в её сторону! Вырвавшись за город поезд набрал ход. Стучат колёса, мелькают за окном телеграфные столбы, тянуться пожелтевшие лесополосы и бесконечные поля. Лина печалится: - Тебя не будет целый месяц, я буду скучать! - Не переживай, время быстро пролетит! - Легко тебе говорить, ты в отпуск едешь, а я ночей спать не буду. За разговором время пролетело быстро, вот уже и Лог. Стоянка всего три минуты. Мы вышли в тамбур, обнялись на прощание. Лина сошла , я поехал дальше. Следующая станция Арчеда, вспомнилось как в детстве здесь дед отправился за выпивкой и едва не отстал от поезда. Вот нам с братом досталось переживаний! До Алексиково ехать долго, прибытие в четыре утра. Поезд неторопливый, долго стоит на крупных станциях. Я залез на вторую полку, положил под голову дипломат и под перестук колёс уснул. Сон был некрепок, да и как тут уснешь, если часты остановки, пассажиры шастают туда сюда , громко разговаривают, гремят пожитками. - Главное, что бы ботинки под шумок не упёрли ! Вспомнились советы мудрой бабушки перед поездкой: - Ложишься спать , обувку под голову клади! - Знаешь сколько разных «ухарей»! - Пирожки на вокзале не покупай, неизвестно что они туда положили! Насчёт обувки она оказалась права. Однажды, лейтенант из нашей эскадры не уследил в поезде за имуществом. По прибытию слезает с полки, а вместо новых туфлей стоят вонючие «растоптыши», пережившие пару хозяев. Делать нечего, обулся и пошёл шокировать встречающих. Хорошо хоть старьё оставили, мог бы и босиком прогуляться! В соседнем купе ехали шустрые «дану-данайцы» , всем известные своей «кристальной честностью», вот они и разжились обновкой. Часа в три я проснулся. Спустился вниз, обулся, слава богу ботинки на месте. Сходил ополоснул лицо холодной водой, отдающей хлоркой. Сон как рукой сняло. За мокрым стеклом темнота , хоть глаз выколи. На небе ни луны ни звёзд всё поглотил густой предутренний туман. От окон веет холодом, осень в этих местах, всегда ранняя . Ехать ещё чуть меньше часа. - Лина наверно видит седьмые сны в уютной постели, а мне всё неймётся! Сижу откинувшись на спинку, в купе никого, на душе почему-то тоскливо. Наконец состав начал замедлять ход, гудок тепловоза, за окном замелькали расплывчатые жёлтые огни, прозвенел закрытый шлагбаумом переезд , вот уже станционные постройки. Пора выходить в тамбур, стоянка всего пять минут. Поезд заскрипел тормозами, подполз к перрону и остановился. Воцарилась тишина , потом зашипел сжатый воздух, проводница начала греметь дверями, поднимать щит прикрывающий ступени протирать поручни и наконец ступила вниз, я следом. Сырой воздух с неповторимыми запахами железной дороги, безлюдно. Зашёл в здание вокзала, здесь всё как много лет назад , пыльные деревянные полы, обшарпанные лавки из гнутой фанеры , плакаты на стенах призывающие следовать правилам поведения на железнодорожных путях. В обоих залах ожидания непривычная гулкая пустота, ни встречающих ни отъезжающих. - Автобус до Двойных часов в семь! - Сидеть и ждать в пустынном зале не хотелось ! - А не пойти ли пешком, тут всего двенадцать километров! - Если посчастливится, может кто подвезёт! Я так и сделал. Покинул неуютный вокзал и отправился в путь. Уличные фонари льют лимонный свет, блестит под ногами влажный асфальт. В посёлке стоит мертвецкая тишина , спят даже собаки- вечные пустобрёхи, которым частенько среди ночи прилетает фантазия просто так полаять в темноту. За околицей туман ещё гуще, недвижный сырой воздух стоит чёрной пеленой. Расстояние нисколько не страшило меня. Сколько я за это лето исходил пешком, трудно сосчитать. Дело привычное, просто идёшь раз два и ни о чём не думаешь. В паре километров от околицы недалеко от дороги находится огромная электрическая подстанция, от неё отходят многочисленные высоковольтные линии передач. Некоторые из них нависают прямо над трассой. Их в темноте не видно, зато слышно. Капли воды оседающие на проводах вибрируют и создают такой треск словно, кто-то в небесах балуется электросваркой. - Неприятный звук от него как-то не по себе! Прошёл более половины пути,начался подъём. Впереди Бабий курган, по преданиям старины место докуда провожали казачки своих мужей уходящих на войну. От ходьбы слегка взопрел, начал уставать.И тут удача! С прилегающей дороги со стороны поселка Комсомольский появился свет фар: - Кто-то едет! - Лишь бы свернул в мою сторону! Так и вышло, везение великая вещь. Я даже руку не поднимал, водитель сам тормознул. Старый колхозный «газон», то ли молоковоз то ли что-то другое в темноте не разобрать: - Тебе куда? - Подбрось до Двойных! - Садись! Нырнул в тёплую кабину, пахнет бензином, захлопнул дверь. Светятся приборы, полумрак, лица не разглядеть: - Дембель что ли? - Нет, в отпуск! - Что то я тебя не признаю, не местный что ли? - Нет, у меня отец отсюда родом! - Кольку Водянова знаешь? - Кто же Самогона не знает! - Брат мой! Колян давно ещё с техникума разжился этой кличкой, помню всё обижался на неё и грозился отлупить того кто его так величал. Да только всем рот не закроешь и не каждого побьёшь! Знает водитель и моего деда , даже его вредные привычки: - Ефимыч иногда захаживает к нам в мастерские, скучает на пенсии! - Всё табак нюхает! Вскоре мы свернули с трассы, пять минут и вот он хутор. Темнотища и тишина, ни одного окна не светится, словно все вымерли. Шофер уважил, подвёз прямо к бабушкиному дому. - Спасибо друг! - Бывай! Я захлопнул дверь, перехватил в другую руку дипломат и шагнул в загородку. Нащупал, подергал щеколду, ворота заперты изнутри на засов. Делать нечего, полез через верх, не стоять же тут до рассвета. Перемахнул дощатый забор, поднялся на крыльцо постучал в двери. Тишина! Постучал громче, опять ни звука! - Говорят у стариков сон чуткий! - Видимо на моих это не распространяется! Пошёл побарабанил в окно, вроде зашевелились.Вскоре на веранде зажегся свет: - Кто там?- хриплым со сна голосом спросил Ефимыч. - Открывай дед , внук приехал! Распахнулась дверь. - Бабка вставай, радость то какая! - Лётчик наш пожаловал! Бабушка заохала, заахала у себя в комнате,накинула халат вышла в коридор: - Иди я тебя обниму! Ну а дальше как положено, слёзы, причитания: - Как снег на голову! - Ой как на Колю то похож! Тоска по сыну так рано ушедшему из жизни, никогда её не покидала , при моём виде видимо вспыхнула с новой силой. - Проходи в дом! Дед моментально сообразивший что карты в руки, рассусоливать не стал , сразу принялся действовать. - Я пробегусь по соседям, сообщу радостную новость! Если честно , после бессонной ночи и длительной пешей прогулки мне хотелось залечь поспать. Но не тут то было. Спустя каких-то полчаса дом наполнился гостями, словно они стерегли меня, притаившись за тёмными окнами. - До чего же легки на подъём! Всем надо представиться, показаться и оказать знаки внимания. Пока весь церемониал , разговоры, на застеленном белой скатёркой столе, как по мановению волшебной палочки уже исходит паром жаренная картошечка в чугунной сковородке. В глубокой чашке истекают живительным рассолом красные помидоры с треснутой тонкой кожицей , меж ними теснятся солёные цвета хаки огурчики. На плоской тарелке с синей каймой, искрится кристалликами соли нарезанное продолговатыми кирпичиками сало с аппетитными прожилками мяса, в плетёной корзинке аккуратно уложены пласты темного хлеба, В центре стойким оловянным солдатиком застыла бутылка «беленькой» в алюминиевой бескозырке, принесённая кем-то из запасливых гостей. Обычно бабушка не одобряла употребление, но ради такого случая смягчилась. Прелюдии были недолги. Сели за стол. Дед довольный тем, что имеет законное право выпить, взял общее руководство процессом на себя. За окном тем временем , едва забрезжил серый рассвет. Пить я не стал, сославшись на строгий запрет от командования. А вот картошечка после ночной пешей прогулки, пошла будь здоров: - Очень вкусна она у бабушки! - Ароматная, на топленом коровьем масле, местами поджаристая, да ещё с хрустящими огурчиками! - Просто объедение! - В нашей столовой такого тебе никто не приготовит! После первой, пошли разговоры. Мужики вспоминали свою службу, расспрашивали меня: - Хотя здесь, на слово мужики реагируют сурово! - Мы казаки, мужиков среди нас нет! Эти рассказы знакомы с детства, а тут учитывая личный армейский опыт, я вдруг понял, что услышанное иногда очень приукрашено и порой необходимо всё делить на два, три возможно и десять. Бабушкин племянник Михаил Филиппович,с красным как медный самовар лицом, любитель докопаться до самой сути, задал неожиданный вопрос: - Ходят разговоры, что у вас разбился самолёт и после этого все курсанты с испугу разбежались по домам! Я не хотел про это рассказывать, зачем лишний раз печалить бабушку. Но раз народ в курсе,пришлось. - Дядя Миша, это случилось в нашей эскадрилье! - Погиб лётчик-инструктор , курсант и пчеловод! - Только рапорта на увольнение никто не писал, и ни куда не разбегался! Филиппыч , для которого самый геройский поступок, это похищение пары мешков «дроблёнки» со свинофермы, подивился. - Прямо так и никто? Похоже он мне не поверил, но я не стал ничего доказывать. Понял, бесполезно. Ведь ему поведал о печальном состоянии дел в нашей эскадре, сам Харитоныч! Конюх с соседнего хутора, прослывший экспертом в военной области и авиации в частности. Пользуется он среди местного населения непререкаемым авторитетом давно и по праву, потому как его сын служит где-то в чине прапорщика и запросто здоровается за руку с самим генералом! А это значит владеет информацией из первых рук. - Против него я бессилен! Вот так в эпоху информационного голода рождаются слухи! Происходит событие, очевидцы рассказывают о нём своим друзьям и родственникам, чуточку добавляя своей фантазии. Снабженные информацией многочисленные дядьки, золовки, деверя не в силах носить полученное в себе , мгновенно передают дальше, приплетая свои домыслы и догадки. А потом на горизонте является всем ведающий Харитоныч, анализирует полученные сведения, обобщает, раскладывает по полочкам и выдаёт в эфир самую неправдоподобную версию. Кстати, в нынешнее время последователи авторитетного конюха расплодились как тараканы. Из всех утюгов они неутомимо вешают народу лапшу в немыслимых количествах. - Всё в нашей жизни по Гоголю! Застолье было не долгим, как только за окном развеялся туман и взошедшее солнце известило о наступившем дне, гости засобирались. Надо управиться по хозяйству и бежать на работу, которая в сельской местности никогда не переводится. Бабушка принялась убирать со стола, дед отправился на баз, кормить живность: - Иди позорюй! - Ох этот сладкий сон на утренней зорьке! После такого застолья, отдохнуть святое дело. Я отправился в дальнюю комнату, с окном завешанным плотной тканью , разделся и улегся на кушетку. Здесь уютный полумрак и особый запах. В воздухе витает едва уловимый тонкий аромат степных трав. Бабушка всё лето собирает чабрец, душицу и сушит разложив на простеленных газетах. В тишине и покое отяжелели и сами собой закрылись веки, затуманилось сознание. Даже периодическое зудение висящего на стене древнего элетросчётчика нисколько не мешало. Он неутомимо считал киловатты, а я крепко спал. Через пару часов я проснулся , этого времени вполне хватило для восстановления сил. Вскочил, оделся и вышел во двор. Солнце вовсю сияет, день выдался пригожим. На крыльце сидит дед: - Отдохнул? - Поехали корм добудем, я в колхозе выпросил лошадь с телегой. - Хорошо! - Дай во что переодеться, у меня кроме формы ничего нет! Бабушка вынула из сундука старенький пиджачок, рубашку, брюки. Ефимыч разыскал в чулане резиновые сапоги и через минуту меня было не отличить от сельского жителя, разве что короткая прическа не вписывалась в каноны современной местной моды. Мы загрузились в телегу и гнедой конь с понурой головой не спеша потрусил по асфальтовой дороге. Цокали копыта, громыхали на все лады железные ободья колёс, телега тряслась и подпрыгивала. Мука а не езда! И лишь когда свернули на просёлок, ход стал плавным , тряска исчезла. Луг оказался недалеко. Скошенная комбайном трава, уже подсохшая , тянулась извилистыми валками. Тронешь его вилами и растекается вокруг приятный запах минувшего лета. Мы разошлись в разные стороны, принялись собирать сено и таскать к повозке. Конь видя такое изобилие халявной жратвы, стеснятся не стал! Принялся подбирать клочки и аппетитно хрупать , не забывая помахивать во все стороны хвостом, хотя ни мух, ни слепней уже не было и в помине. Через полчаса над телегой возвышалась приличная копна. Мы увязали поклажу верёвками, по бокам пристроили вилы. Пора домой: - Но, трогай! Прикрикнул Ефимыч. Трудяга конь упёрся копытами в землю, напрягся, повозка скрипнула и сдвинулась с места.Путь назад всегда короче. Дорога тянется вдоль густой лесополосы сплошь заросшей клёном, дед идёт по обочине держа в руках вожжи, я следом. Шагать в резиновых сапогах очень непривычно, жарко, голенища хлопают по икрам, натирают. Зато не колется стерня и не цепляются колючие, ржавого цвета репейники, коих тут пруд пруди. По синему небу плывут клочки редких облаков, солнце забравшись довольно высоко посылает на землю прощальное тепло. Лучики света играются с пожухлыми листьями на деревьях, те иногда вспыхивают жёлтым цветом словно салютуют ушедшему лету.Ещё немного и краски поблекнут,оголятся ветви, серое небо будет проливаться бесконечными холодными дождями, а в душе отчего-то поселиться грусть. Дед насупившись молчит. - О чём он задумался? - Не знаю! Он вообще со временем стал неразговорчив. Может на склоне лет вспоминаются ему бесконечные версты войны. Может во снах являются оттуда и бередят душу лики павших в сражениях товарищей. Или пошаливает здоровье. - А ведь ему несказанно повезло!Уцелеть на такой страшной войне, остаться в живых, испытать радость победы и долгое счастье прекрасной мирной жизни. Молча иду за телегой, на душе спокойно и светло! - Хорошо , что я сюда приехал! Вечером прошёлся по гостям с ответным визитом. Ровесников никого на месте не оказалось. Брат Колюня , тянет солдатскую лямку в Германии, его матушка показывает толстую пачку писем: - Пишет часто, скучает! - Ждём его в ноябре, недолго осталось! Саньку Сычёва полгода как призвали, ещё служить и служить. Девки кто учиться, кто уже и замужем. - Как же нам было вместе хорошо в счастливом, безмятежном детстве! - А теперь у всех взрослая жизнь, сплошные заботы! Побыв ещё денёк, я засобирался в путь. Поезд во второй половине дня. Доставить меня на вокзал, вызвался муж бабушкиной племянницы, дядя Костя Климов. Мужик он зажиточный, недавно отстроил просторный дом, к нему в комплекте имеются «Жигули» и тяжелый мотоцикл «Урал». Завистники шепчутся по углам: - Куркуль! Сложил нехитрые пожитки в «дипломат», начистил ботинки. Подъехал, посигналил дядя Костя, мы присели на дорожку и вышли на улицу. Возле двора я попрощался с дедом и бабушкой и направился к машине. Распахнул дверь обернулся и помахал рукой. Дорогие моему сердцу старики, ещё стоят в воротах. Дед серьёзный как никогда, бабушка в белом платочке с печальным лицом. После смерти моего отца, она так и не пришла в себя, радость навсегда исчезла из её глаз. Ком застрял у меня в горле. Как оказалось, это было прощанье навсегда. Свидеться ещё раз, было уже не суждено. Следующим летом в аккурат на праздник святой Троицы, бабушка покинула этот мир. После её ухода дед «показаковал» месяц и отправился следом. - Что ему делать на этом свете без неё?! А мне потом очень долго, снился один и тот же сон. Я снова и снова приезжал к ним в гости, смотрел в их родные лица и не мог наглядеться! - Эх, до чего печально устроена наша жизнь!
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.