Наш Куст

  — За Куст! — командирским голосом гаркнул седовласый здоровяк отставной полковник, подняв налитую до краёв стопку.
   Мужчины потянулись к нему, чокаясь и подтверждая:
   — За Куст!
   — За Куст! 
   — За Куст!.. 
   Мы сидели на открытой веранде, и я тоже воткнул свою рюмку в общий стеклянный букет из прозрачной посуды сверкающий на жарком летнем солнце. Неуверенно повторил:
   — За куст, — гадал: — За что пьём? Может местные нашли какое-то диковинное растение типа женьшеня и теперь хором его тайно лелеют? Объединились?
   Больше двадцати лет назад я переехал на берег озера Врёво и сразу пришёл с удочкой к воде удить рыбу. На противоположной стороне сидел мужчина кавказской внешности лет на десять старше меня. Когда наши взгляды не были прикованы к поплавкам, мы оглядывали друг друга, ободряюще кивали. Клёв у меня не ладился и вскоре я услышал приглашение:
   — Иди сюда здесь прикормлено!
   Славочка, а именно так его звали, жил в самом большом доме деревни. Была в характере мужчины постоянная открытая забота обо всех, которая не позволяла нам звать его иначе как уменьшительно ласкательно. Он походил на беспокойную наседку и только ждал момента, чтобы кому-то помочь. Худощавый, загорелый уроженец Баку постоянно брал случайных попутчиков, чтобы довезти до города или обратно в деревню. Привозил немощным соседям необходимые продукты, снабжал инструментами, помогал строить.
   В молодости он был фотографом, привык обходиться без цвета. Быть может, поэтому талантливо рисовал графику, а зоркий глаз художника позволял ему видеть гораздо дальше, чем мы предполагали.
   Так с его приглашения вечером я оказался на веранде и бодро поднимал стопку с самодельной чачей в компании его друзей.
   «Кустом» оказалось соседство нескольких домов стоящих на берегу озера.
   В Куст меня не приняли, поскольку мой дом находился на другой стороне затоки, и видеть дачи маленького коллектива я мог только через небольшую водную преграду. На первом же заседании меня решили считать «присоединившимся».
   Все члены были рады новому знакомству:
   — За Куст!
   В крайнем доме у озера со своей семьёй проживал Полковник. Отставной ракетчик артиллерист крепкого сложения и высокого роста преподавал в военной академии Питера. Он был в Кусте старший. Его круглое лицо с намечающимся вторым подбородком всегда улыбалось. Седые волосы, брови и щетина на полных щеках делали его похожим на доброго Санта-Клауса с хитрыми голубыми глазами. А командный крепкий голос не давал повода усомниться в его рассказах о непобедимости русского оружия и воинского духа.
   О войне он знал всё, начиная с изображений на пуговицах гренадёров до технических данных российской ракеты «Сатана». Мы с восторгом и удивлением слушали его рассказы о службе в многочисленных гарнизонах страны, куда его по молодости направляло командование. На мой юбилей он обещал подарить списанную пушку сорокапятку, которую я планировал поставить у своих ворот для встречи незваных гостей. Но не сбылось.
   Между домами полковника и Славы стояла дача Жеки — моего ровесника. Мы тоже называли его ласково, но лишь потому, что он был очень застенчивым и скромным. Никогда не распространялся о себе, а если под стопочку начинал говорить, то делал это торопливо, и немного сбиваясь, точно боясь, что его прервут. Переубедить его ничего не стоило. Всегда соглашался с нашими доводами и неуверенно пожимал плечами, кривил улыбку, над которой топорщилась густая щётка растрёпанных усов. На примере Полковника его мальчики близнецы стали военными, и мы постоянно поднимали тосты за боевое братство.
   Позже оказалось, что Куст уже имел своих «присоединившихся» кроме меня. Одним из них был старший брат Славочки — Лёва. Маленький юркий кучерявый похожий на цыгана. Он был одним из основателей первой совместной фирмы «Ленвест» в Санкт-Петербурге и носил Путину в Смольный документы на подпись. Тайну этого общения он унёс собой, а на наши вопросы только глубоко вздыхал. Быть может, он об этом рассказывал сыну, отчего тот стал известным писателем фантастом, но в реальной жизни был совершенно не практичным и, чтобы прокормить семью вынужденно писал по книге каждый месяц. В удивительных сюжетах рассказывал о неведомых разумных мирах на других планетах.
   Дабы не смущать читателя огромными тиражами книг, издатель придумывал автору новые фамилии, лица на обложку заимствовал из интернета. Но однажды запутался и поставил настоящую фамилию под фотографией чернокожего субъекта! Веселилась вся деревня.
   На очередной встрече Куста я познакомился с адвокатом Ананьевым. Оказалось, он тоже считался присоединившимся. Поскольку жил в своём большом доме Сестрорецка и приезжал сюда только на выходные. Точнее его привозил личный водитель на роскошном «Майбахе».
   Выяснилось, что он на добровольной основе осуществлял юридическое сопровождение участников Куста и их родственников. Отстаивал права в суде, вытаскивал из милиции детей и внуков, возвращал на работу незаконно уволенных.
   В первую же встречу мы вспомнили, как в 90х годах несколько раз сидели в моем кабинете на Литейном проспекте по разные стороны стола. Я изобличал известных бандитов — членов Малышевской ОПГ «Бройлера», «Слона» и других, а он их защищал. Те времена канули в лету, и Ананьев ушёл в гражданское право, а я в отставку! Наши воспоминания под восторженными взглядами членов Куста несли с собой ностальгию по бурной молодости, вызывали в душах щемящую жалость к павшим коллегам, верившим в близкое светлое будущее.
   По стопам Ананьева пошёл младший сын Славочки и тоже стал известным в городе адвокатом по уголовным и гражданским делам. Слава этим очень гордился.
   Когда Россия вернула Крым, он сильно расстраивался, твердил, что теперь точно будет война! Мне было смешно:
   — Да кто же будет воевать? — шутливо спрашивал я. — Крым наш и все поедем туда купаться.
   Он с болезненной жалостью смотрел на меня и качал головой. До войны он не дожил. Но его пронзающий взгляд и пророческие слова я хорошо помню до сих пор.
   Женечка работал директором турбазы от секретного предприятия Рубин. И мы всем коллективом постоянно строили планы поездки к нему на танцы охмурять отдыхающих одиноких девушек. Планировали мои выступления с читкой произведений, катание на лодках, парилку в бане и шашлыки. Распределяли номера, спорили — кому достанется лучший. Но всё это оставалось только в проектах. Дома нас ждали законные супруги, и огорчить их своим отсутствием нам не позволяла совесть.
    Куст продолжал цвести, а регулярные встречи дарили ожидаемую радость. Накопленный в разных сферах жизненный опыт был интересен и не давал заскучать. Профессионализм не позволял сомневаться в мудрых советах. Просьбы к многочисленным друзьям решали случайные проблемы...
 
   Этим летом «Скорая помощь» с диагнозом КОВИД оперативно доставила меня в «приёмный покой» и поместила на больничную кушетку в тёмной комнате без окон и вентиляции. Сил хватило, чтобы сесть и почувствовать благодарность, что я ещё жив. Через несколько минут прикрытая дверь отворилась, и молоденький девичий голос ласково обратился ко мне:
   — Как себя чувствуете?
   Промычав что-то невразумительное, я поднял голову — коричневое пятно в проёме расплывалось.
   — Сейчас сходим на рентген, а потом вами займутся врачи, — сказало пятно весело.
   Меня это порадовало — слово «врачи» приближало к выздоровлению.
   Девушка взяла меня под локоть, и мы вышли в коридор. Здесь было свежее. Пройдя вдоль стоящих у стен каталок, повернули направо  и затем в обратную сторону до самого конца. Усадив меня на скамейку около металлической двери, она нажала на звонок. 
   Недовольный писклявый голос сообщил, что только помыли полы, и они должны высохнуть.
   — Но у меня больной по «скорой», — пытался возразить мой оруженосец, — ещё только начало восьмого!
   — Ничего не могу сделать, ждите.
   Так я снова оказался в полутёмной комнатушке приёмного покоя и неожиданно вспомнил, как шесть лет назад привозил сюда мать. Она лежала на той же кушетке и тихо постанывала. Слегка повернувшись на бок просила:
   — Сынок, потри мне спину, очень болит между лопаток, потри!
   И я гладил её по шерстяной кофте стараясь проникнуть ладонью внутрь и расщепить боль. Мать на время затихала, морщинки у закрытых глаз расправлялись.
   Периодически заходила женщина доктор и каждый раз спрашивала:
   — Она всегда такая бледная? — брала мать за руку и щупала пульс.
   Я не знал, что ей ответить, и каждый раз пожимал плечами. Мать была разная, жила одна. В этот раз неожиданно приехала в гости и вот — потеряла сознание.
   Нахмурясь врач уходила, и мне казалось, что в её умной головке созревает точный диагноз, прогнозируется радикальное лечение.
   Я снова гладил спину матери, чего никогда не делал, и чувствовал небольшое смущение, точно у меня появился ещё один ребёнок, который требует заботы. Он остался в этой больнице навсегда...
   Через какое-то время в комнатушку зашло новое яркое пятно и недовольным тоном удивилось:
   — Вы ещё здесь? Давно должны быть на рентгене! — протянуло мне напечатанный листок. — Без него врачи вас не примут!
   Я взял бумагу и, собравшись с силами, встал, вышел в коридор. Головы поднять не мог, ориентировался по знакомому плинтусу и каталкам, оставленным в коридоре. Тупо двигался вдоль стены, придерживая её руками, повернул направо и дальше до металлической двери. На звонок никто не вышел и устав стоять, я сел тут же на лавку, положив направление рядом, почувствовал головокружение — лёг. Виском коснулся хрустящего бумажного листа. Представил своё  распластанное тело с медицинским направлением под головой и подумал, что очень похож на посылку, которую никто не заказывал.
   Вскоре я понял, что задыхаюсь. Воздуха не хватало — в глазах поползли прозрачные червяки. Принял решение пробраться к уличной двери.
   Возвращаясь обратно, я оказался напротив стойки приёмного покоя. Коричневые белые и зелёные халаты под неразборчивую речь и смешки сближались и расходились в стороны точно разноцветные шары в сухом детском бассейне. Я глубоко вздохнул и попросил в это радужное мельтешение:
   — Девушки, мне очень плохо, дайте какую-нибудь таблетку или укол.
   Цветная палитра на мгновение замерла.
   Кто-то спросил:
   — Вы уже были на рентгене?
   Сил отвечать у меня не было. Я сделал ещё несколько шагов к двери и растянулся на лавочке прямо у выхода на улицу, закрыл глаза. Свежий воздух проник внутрь, обдул прохладой лицо. Стало легче.
   Кто-то проходивший мимо хихикнул:
   — Парень решил поспать!
   Слово «парень» меня подбодрило, остальное было безразлично. Так бывает, когда ты пьянеешь на весёлой вечеринке и у всех на глазах бухаешься на диван. Не можешь открыть глаза, но слышишь музыку, ритмичный стук каблучков, как друзья шутят над тобой, с жалостью гладят по волосам или легонько шлёпают по ягодицам.
   Здесь же никто меня не трогал, шаркали по цементу ботинки, дребезжали колёса каталок — кого-то завозили внутрь или вывозили. Голоса сливались в единый гул. Я лежал на боку и дышал — это казалось наслаждением.
   Через некоторое время почувствовал, что кто-то тормошит меня за плечо:
   — Пересаживайтесь!
   Сощурив глаза, я увидел перед собой чёрное инвалидное кресло. Оперся на него и медленно перенёс свое тело. Знакомыми коридорами меня снова повезли к запретным дверям рентгена. На этот раз они были распахнуты настежь, точно торжество почти началось, не хватало именинника. Пахло сыростью и карболкой. Механические белые роботы приветливо смотрели на меня мигающими разноцветными лампочками, готовясь разобрать моё больное тело на детали, а затем сложить в правильном порядке.
   Мне показалось, что с этого момента начинается моё выздоровление.
   Езда в инвалидном кресле из приемного покоя до инфекционно корпуса по безобразно избитому асфальту не лучший вид спорта, когда выбиваясь из сил, тебя везет молоденькая медсестра. А ты здоровенный детина под центнер весом, отставной подполковник изо всех сил держишься за пластиковые подлокотники и не в силах поднять голову от подбородка открыть глаза, ничем не можешь ей помочь!
   Подножки коляски были сломаны, и когда кресло входило в поворот мои ботинки чиркали об асфальт, я вспоминал о ногах, старался вытянуть их вперед, но сил было мало и они постепенно незаметно опускались до нового соприкосновения о наждак дороги или тыканья носами в препятствие.
   И вот я лежу один в двухместной палате, оборудованной шлюзом для общения, туалетом с душевой и отдельным выходом на улицу для выноса тела. На голове у меня трубки с кислородом воткнутые в нос, а сбоку на стене в прозрачной пластиковой колбе бурлит газ. Именно в тот момент, когда я успокоился и решил, что буду жить, прозвучал телефонный звонок от жены. Я поставил на громкую связь.
   «У меня неприятная новость, — тихо сообщила она. — Умер адвокат».
   Мне стало грустно. Ананьев принёс в мою жизнь много положительных эмоций. Он оставался последним участником «Куста».
   Я вспомнил, что первым лет пять назад ушёл Лёва. Его сердце не выдержало ритма жизни. Затем Жека! Он удил рыбу с лодки и упал в воду. Рядом оказался сын, стал его спасать. Мы прибежали на берег и помогли его положить в машину. Жеку последнее время лечили от болезни почек. На вскрытии оказался инфаркт. Не от того лечили.
    Через некоторое время этот мир покинул Славочка. Он удачно прошёл курс облучения от онкологии и шёл на поправку. Но доктор решил перестраховаться и взять пункцию из печени. Случайно попали в сосуд и долго не могли остановить кровь. Потеряли время. Болезнь только этого и ждала.
   Утратив свою команду, полковник затосковал, стал пить. Очень редко появлялся на даче, не желая никого видеть. А когда приезжал, сидел в своём доме, глядя через окно на озеро, не чувствуя как по лицу из раненых красных глаз текут слёзы. Узнав об онкологии, он категорически с презрением отказался лечиться. Ушёл гордо, как настоящий офицер.
   И вот теперь я узнал, что не стало Адвоката. Летом он всегда путешествовал на пароходе с женой и сыном или внучкой. В этот раз фото пришло без него. Я думал, что он стоит за кадром. Но оказалось, это были его последние часы в больнице Сестрорецка.
   И я вдруг ощутил, что в нашем маленьком коллективе стало совсем тихо. Дети моих друзей приезжая на дачи никуда не выходили, сидели в гаджетах, переписывались. И мне почудилось, что наш Куст совсем завял, скинул листву, стал электронным, благополучно переселившись в интернет. Где машут друг другу жёлтенькими ладошками, выкидывают большой палец, шлют поцелуи и обнимашки, забывая теплоту реальных объятий и дружеских рукопожатий.
   Эта электронная стена разделяет наши души, рождая пандемию любви между близкими родственниками, соседями и даже странами. Так проще жить — поссорился с товарищем и заблокировал его, забыл! Он не придет к тебе в гости с бутылкой по-соседски разбираться «кто виноват»! Он — умер. Ты его убил. Как быстротечна наша жизнь. В гаджетах она ещё короче.
 
   Прошло пять дней с момента заболевания. За этот период вирус уничтожается, и я решил поехать домой. Написал в больнице отказ от лечения, позвонил сыну.
   Он прибыл за мной на машине, по дороге спросил, где находится церковь и я указал ему действующий Екатерининский храм. Пока он общался с Богом, я спустился к реке.
  Была суббота. Светило удивительно яркое летнее солнце. На набережной громко играла музыка, мужчина с бородкой пел современные шлягеры. Стальной микрофон в его руке сверкал точно подхваченная звезда, которую он пытался остудить своим дыханием. Дети на детской площадке лазили по разрисованным красочным лестницам. Художники продавали картины и рукоделия. Какая-то толстуха забралась на колени к бронзовому Пушкину и просила её запечатлеть.
  Я слышал незнакомые голоса зазывал расхваливающих свой товар, расспросы покупателей и весёлый смех детворы. Этот человеческий шум дарил мне ощущение реальной жизни! 
   Меня слегка мутило. Медсестра напоследок делала мне подкожный укол гепарина в живот, но случайно попала в мышцу, вся верхняя половина моего тела от пупка до маковки стала коричневой. Сев на лавочку, я  размышлял — будут ли какие последствия? Подставил лицо солнцу и с молитвой на устах закрыл глаза. Почувствовал, что кто-то устроился рядом.
   Тоненький картавый голосок ребёнка спросил:
   — Мама, мама, это дядя нехар?
   Я вспомнил чернокожего субъекта на обложке книги сына Лёвочки и горько усмехнулся — меня тоже вставили не туда!
   — Нет, — тихо ответил женский голос, — просто дядя сильно загорел, как в Африке.
   — Там хе дохтор Айбовит? — уточнил ребёнок с восторженным удивлением.
   Я подумал, что пациентам доктора Айболита было легче, поскольку им не надо было ожидать всемогущий рентген.
   А ночью в моё открытое окно ворвался отчаянный треск и мощный мотоциклетный рокот — на дачу приехали внучки и внуки соседей. Они носились по просёлочной дороге на новеньких тарахтелках, светя фарами, ослепляя выглядывающих из окон жителей, не давая засыпать дремлющей деревне. Проникая раскатистым грохотом внутрь сонных домов, быть может, провозглашая приход нового молодого поколения — рождения Куста.
 
Луга,
Август 2024 год