Госпожа Вайнсберга

Осада замка Вайнсберг Императором Священной Римской Империи Конрадом III длилась два месяца. Защитников, самоотверженно сражающихся за своего господина, и замок, где три столетия жили их предки, с каждым днем становилось все меньше. Жалкие крохи пищи не давали ни чувства сытости, ни сил, а резко наступившие холода усугубляли чувство обреченности. Но через несколько дней скудные запасы провианта и дров подойдут к концу, как и жизни обитателей родовой цитадели Вельфов.

Гертруда Суппинбургская, дочь почившего Императора Лотаря II, герцогиня Саксонская, Вельфская сидела у ложа раненного мужа, пожираемого горячкой. Женщина отпустила отчаявшихся спасти своего господина лекарей, чтобы они могли помочь тем, кто нуждался в их помощи гораздо больше, чем обреченный на смерть господин.
Генрих сжал ее ладонь. Она вгляделась в его распахнувшиеся в предсмертной агонии глаза, потом опустила взгляд на губы, шепчущие лишь одно слово: «Прости». Было ли ей за что его прощать? Разумеется да. За то, что он, в погоне за детской мечтой стать ее мужем не счел нужным принять во внимание, ее чувства к другому, за то, что он поступился интересами клана Вельфов, жизнями подвластных ему людей, идя на поводу амбиций Лотаря II и понтифика. Итогом стала утрата верных союзников, а собственная цитадель стала для него ловушкой. Но Генрих был отцом ее единственного и горячо любимого сына, он всегда был добр к ней, верен, окружая заботой.

Воспоминания накрыли сразу, стоило ей лишь сомкнуть его веки, когда последний стук сердца затих в груди герцога навсегда.

Резиденция Императора Священной Римской Империи Лотаря II в Тироле, украшенная по случаю венчания дочери монарха, представляла собой поистине величественное зрелище. На башнях и стенах реяли штандарты вассалов и их сюзерена, полотна цветов императорского дома опоясывали величественные стены. Подхваченные драгоценными розетками, принадлежащими папе Иннокентию II, драпировки символизировали покровительство отца церкви своему другу и соратнику.

Папа самолично будет венчать дочь Императора и ее суженного. Они помолвленные с детства нежно любили друг друга, что ни для кого не было секретом и ждали церемонию трепетно отсчитывая часы до события, обещающего соединить их на веки. Подобное совпадение воли родителей и влюбленность молодых, принадлежащих к высшей знати, было редкостью во все времена, когда во главу угла при заключении брачных союзов первую и единственную мелодию играли политические и финансовые мотивы.

Юная невеста вприпрыжку сбежала по увитой веточками бузины, орешника и розмарина лестнице и устремилась в кабинет отца. Блио из синей парчи струилось легкими волнами, являя взору между разрезов по бокам, стянутым серебристой шнуровкой, нижнюю рубаху из светло голубого шелка. Расшитое по краям лунным камнем и тонким серебряным шнуром одеяние, окружало её сумрачным сиянием, делая похожей на горную деву - символ благословения. Свободно ниспадающие пепельные волосы, подхваченные на лбу серебряным обручем с вправленными в него такими же, как на блио, лунными камнями искрились в свете факелов. Этот наряд как нельзя лучше подходил смешливой, любознательной, добродушной Гертруде, выросшей в любви и приятии, среди наставников, открывающих ее пытливому, острому уму знания, которые дочь императора с легкостью вбирала, стараясь объять мир широтой своего разума. Девушка подбежала к дубовой двери, остановилась, переводя дыхание и приводя в равновесие эмоции.

– Входи, Гертруда.

Голос отца, прозвучавший из-за чуть приоткрытой двери, показался чужим и непривычно суровым. Она потянула за тяжелую створку, вошла и поклонилась. В увешанном оружием и гобеленами кабинете кроме отца был Его Святейшество и молодой дворянин. При ее появлении последний поднялся из массивного кресла, отвешивая герцогине почтительный поклон.

– Смирись и молчи, девочка. — Тихо шепнул подошедший к дочери Лотарь. – Такова воля Всевышнего и необходимость людская. Слова родителя насторожили и привели в смятение.

– Дитя! — Воскликнул Иннокентий II. Он сидел за столом императора, подчеркивая свое главенство, протягивая руку для поцелуя, к которой с почтением девушка припала губами после того, как быстро пересекла помещение. Папа же приподнял ее голову за подбородок, запечатлел на челе дочери хозяина замка поцелуй. – Ведомо мне, Гертруда, что ты должна была сочетаться узами брака с герцогом Франконии.
 
– Да, Ваше Святейшество. Сегодня вечером Конрад прибудет в Тироль, а в воскресенье…

– А в воскресенье ты сочетаешься священными узами брака с герцогом Саксонии Генрихом из рода Вельфов. — Перебил Гертруду высокородный гость, указывая ладонью, унизанной тяжелыми перстнями, на молодого дворянина. Герцог снова поклонился дочери императора. Он бросил вопросительный взгляд на Папу, в ответ получив кивок, обратился к девушке, Она пыталась что-то сказать, ища поддержки у отца и сглатывая подступивший к горлу ком, но его суровый взгляд заставил ее молчать.

– Госпожа, — герцог Саксонии перевел дыхание, подбирая слова, – вы, возможно, забыли меня, но я вас нет. Вспомните лето в Люнебурге восемь лет назад. Когда мы вместе, будучи детьми, учились игре на никельхарпе у моей тетушки. (О да, она помнила то лето. Ведь именно там в Люнебурге, она познакомилась с Конрадом, а по возвращении в Тироль их обручили. И там был несносный мальчишка, все время мешавший им, а при расставании поклявшийся во что бы то ни стало стать ее мужем.)

– Я исполню свое обещание с благословения Его Святейшества и Императора.

Он ждал ее реакции, зная, что избалованная девушка может закатить истерику, скандал, будет кричать. Но она молчала, не отрывая взгляда от шрама на лице Генриха, пересекающего всю левую часть от виска до подбородка. Она позволила себе – лишь этот полный разбушевавшегося гнева взгляд.

– Друг мой, — раздался голос Иннокентия II. – Ты достойно воспитал дочь. Столь примерная покорность делает ей честь. Гертруда перевела взор с Генриха на Императора, непростительно игнорируя слова понтифика.

Лотарь прочел в нем столь сильное разочарование, что едва удержался, чтобы не дернуться. В этот момент к нему пришло осознание, что у него больше нет дочери. Для нее его больше нет. Он знал, что покорная, знающая, свой удел Гертруда, всегда будет терпеливо следовать за долгом чести, продиктованным интересами венценосного родителя. Она выполнит все, что от нее потребуют, и она станет женой того, на кого он укажет. Но его единственный ребенок навеки для него потерян. Не замечаемый до этого металлический скрежет оружия, упражняющихся за окнами воинов замкового гарнизона, отдавался спазмами в теле императора, усиливая чувство безвозвратной утраты.

– Я буду готова вовремя, Ваше Святейшество. Она склонилась перед отцом церкви и не дожидаясь разрешения, покинула кабинет.

После свадьбы молодые отбыли в замок Вайнсберг, а спустя четверть года началась война. Кровопролитная, затяжная. Война, сломавшая судьбы, унесшая жизни тысяч людей, война, послужившая поводом Гертруде больше никогда не встречаться с отцом, предавшим ее и просчитавшимся в выборе союзников.

Несмотря ни на что, она стала хорошей женой Генриху и образцовой герцогиней Саксонской, она отвергла предложение, по – прежнему любимого ею Конрада стать его женой, когда тот был избран Императором после смерти ее отца. Отвергла, потому что его женой она могла стать лишь в одном случае, если предварительно станет вдовой Генриха. Один лишь бог знает, каких усилий ей стоило это решение. Решение, принятое ради ее сына, который мог посчитать ее предавшей честь его отца и его самого. Ведь никому уже не объяснишь того, что все могло обернуться иначе, не измени тогда Лотарь своего решения отдать дочь за герцога Франконии Конрада Гогенштауфена, ставшего впоследствии его врагом и врагом рода Вельфов и занявшего трон, который прочили ее мужу. Но она герцогиня Саксонии, Вельфская и будет до конца следовать своему долгу. Она мать Генриха Льва и не позволит даже тени упасть на честь своего сына. Она умрет рядом с его отцом и верными людьми, сохраняя для своего мальчика веру в то, что истинно верная госпожа всегда следует своему Року.

Бряцанье оружия разорвало гнетущую тишину на тысячи осколков, заставляя женщину вспомнить об обязанностях госпожи и вдовы. Она выпрямилась, демонстрируя мужчине готовность слушать. Вошедший гвардеец поклонился.

– Ваше Сиятельство. Конрад объявил, что женщины и дети могут покинуть замок, он не станет их преследовать и причинять вред. С собой они могут взять лишь то, что смогут унести на себе. Время на раздумья до утра. Если же вы не воспользуетесь этим шансом, то подошедшие сегодня на подмогу ему войска начнут штурм замка.
Гертруда кивнула.

– Распорядитесь о теле вашего господина, Реми.

На глаза старого вояки набежали слезы. Он встал на колени рядом с телом своего господина, взял его холодеющую руку в ладони и припал к ней губами.

 – Как чувствует себя герцог Фридрих? — вспомнила она о раненом брате мужа, вернувшимся защищать замок и его обитателей после того, как он спрятал ее сына Генриха Льва в безопасном месте. Герцог рисковал жизнью ради брата, его жены и племянника, не пожелав остаться в стороне, а позднее наследовать старшему Вельфу.
– Без чувств, госпожа.

– Значит Конрад сказал, что женщины и дети могут покинуть замок, неся на себе лишь то, что смогут унести. Она обращалась скорее к себе, чем к Реми. Он поспешил дать распоряжения о приготовлениях к погребению. Герцогиня же отправилась в главный зал, велев чтобы там собрались все женщины осажденного замка.

Бессонная ночь Императора была похожа и одновременно отличалась от прочих бессонных ночей. Он смотрел на чернеющий в темноте замок и думал о той, из-за которой решил вступить в эту борьбу, о той, из-за которой стал бороться за власть, убивал и был не единожды едва не убит, попрал принципы, но достиг величия какого не было ни у одного представителя его рода.

Он всматривался в темнеющую цитадель рода Вельфов, не замечая наступающих сумерек и пришедшего следом за ними рассвета нового дня. Он знал, что его соперник мертв, а несущееся в ночную высь пение псалмов было частью спешно проводимого обряда погребения.

Он победил! Он надеялся, что Гертруда теперь будет с ним. Его любимая Гертруда, образ которой он бережно хранил в своем сердце все эти годы. Он ждал, всматриваясь в замок, чьи ворота стали медленно открываться.
Скрип давно не смазывавшихся петель разнесся в тиши стылого утра, вороша обломки его надежд заполучить, удержать, покорить любимую женщину. Из сумрака арочного свода показалась фигура. На ее плечах громоздилось нечто вдвое превосходящее размером хрупкое существо.

Медленно, едва переступая ногами, фигура с трудом приподняла голову и Конрад встретился взглядом с Гертрудой. Когда - то пухленькое девичье личико осунулось, утратив краски юности. Она была измождена, но ее взор сохранил решимость.
Взгляд Императора скользил по движущейся шаг за шагом по усеянной обломками камней и дерева дороге фигуре.

Следом за своей госпожой из ворот Вайнсберга ступали женщины. Как и их герцогиня, они несли на плечах своих израненных мужей, братьев, отцов и сыновей. Кто-то падал, роняя ношу, но снова поднимался, бережно взгромождал свою драгоценность на себя при помощи детей, преодолевая слабость женского тела, изнуренного голодом, трудами и страхом. Вереницей они спускались по крепостной насыпи, упорно двигаясь вперед. Они шли навстречу своей судьбе, веря в то, что смогут сохранить жизни своих любимых.

Солдаты Императора сняли шлемы, склоняя головы в знак почтения к женщинам, несущим на себе самое ценное, в знак почтения перед госпожой Вайнсберга, несущей на своих плечах израненное тело деверя, до конца остававшегося верным своему почившему брату.

– Они слукавили, истолковав неверно предложение Императора. Эти лгуньи должны быть уничтожены вместе с теми, кого несут на себе. Раздался голос из толпы приближенных Конрада. – Мы должны обрушить силу меча и Божью кару на лживых тварей. Рука Конрада, облаченная в кожаные латы с металлическими нашивками, поднялась в отрицающем жесте, он сурово взглянул на епископа Баварии. Кривая усмешка застыла на его губах монарха, когда он вспомнил сколько золота божий служитель получил за предательство Генриха Гордого. В стане осаждающих раздался ропот.

– Слово монарха истолковано верно, и никто не посмеет причинить вред, покинувшим Вайнсберг. Я сказал!