Рукопись мамы
Записки моей мамы-Невзоровой Серафимы Павловны ( 1909-1979),
Царствие Небесное….
Корявым почерком,на обрывках вощёной упаковочной бумаги, писала, видимо,на своем рабочем месте в тесной будке кассира заводской столовой,в ожидании инкассатора.
Считаю своим долгом опубликовать то, что обнаружила в ящике письменного стола.
—————————
- Что на моей памяти. С детства.
Жили в Костромской волости, Парфеньевский район
Ильинский сельсовет деревня Герасимово.
В семье-8 человек: дед, бабушка, отец, мать, и мы- четыре девчонки. Я старшая - Сима (1909), Манефа-(1912), Мира (1915), Нина (1918).
Отец- Павел Фомич Смирнов -небольшого роста, семь лет отслужил моряком во флоте под командованием адмирала Кондратенко.
Мать- Таисия Кузьминична- стройная очень красивая,из крестьянской семьи; на ней Павел женился,когда ей было 19 - по тем временам считалось,старая дева.
Мы-девчонки, после революции стали ходить в сельскую школу. Учились только зимой с октября по март . Я проучилась три года, и четвертый-только до зимней Николы.
Отец сказал: достаточно, читать-писать умеет, письмо написать сможет… Пусть помогает по хозяйству. Так началась моя трудовая жизнь.
Мать любила только двух дочерей - Манефу и Нину, ко мне и Мире была не слишком добра. Но за счет молодости с годами это горе забывается.
Я всегда была весела и чувствовала себя счастливой, потому что была в почете среди молодежи и имела авторитет. В праздничные дни на гулянии я хорошо плясала простую русскую кадриль и танцевала наши северные танцы.Больше всего я любила в то время модные легкие танцы: вальс, падэспань,коробочку и краковяк.
В праздничные и престольные дни, такие как Троица, Никола, Ильин день, когда весь приход ( а это 18 деревень) сходился в гости в одну деревню, я с удовольствием плясала и танцевала; невозможно было протиснуться к кругу, чтобы посмотреть на мою пляску.
В зимнее время мы с подругами ставили постановки (спектакли). Я всегда играла главные роли.Помнятся названия: « Катерина», « Ствруха на духу», « Анна».
На спектакли тоже было трудно попасть. Молодежь к нам шла за 7 и за 14 километров.
Спектакли ставили в избе-читальне под руководством культ-работника
Кутиловой А. П.
После революции в районе проводились конференции; на них жители деревни выбирали делегатов. И конечно же, всегда выбирали меня. Тогда ещё в деревне были единоличные хозяйства.
Весной по воскресеньям гуляли месте всей деревней. Часто ходили гулять в соседнюю деревню Потаповское. Когда две деревни собирались в одно место, то гулянье было более организованное и культурное, чем когда гуляла одна деревня. Ходили и в поле, но там могли гулять только по дорогам, свернуть в сторону нельзя, чтобы не помять траву у единоличного хозяина (запрещалось категорически).
Играли в чехарду, мышку и кота, в мяч играли только на деревенской улице.
Зимой ходили во беседы, то есть вечера с работой. Кто-то прял и вязал платки,кофты, носки или рукавицы.
А если приходил чужой наезд, то есть из другой деревни ребята, то все работу бросали и веселились, как в воскресные или праздничные дни.
Приходила зима, наступал Великий пост- никогда не ели скоромного- ни мяса, ни масла, ни рыбу. Считали, что грешно. Начинались тяжелые рабочие дни.
Пилили дрова по три-четыре недели с утра до вечера на целый год на три русских печи и одну маленькую.
2.
Мы с подругой, Катей Ладыгиной считались помощницами у нашего культработника Кутиловой А.П.
Помогали работать и в продразверстке, чтобы кулаки не прятали хлеб и не вырезали скот.
Помню такой случай.
Кулак- торговец Соколов В,Н. имел очень много хлеба. Ему назначен сколько-то пудов налог. Чтобы его не сдавать, он увез всё в лес и свалил в яму.
Точно так же поступил Замышляев Н.О.
Деревенская молодежь разузнала про это вредительство советской власти; доложили в сельсовет, а потом все ходили и боялись, что их убьют. Мы с Катей тоже долго не выходили на улицу, но на нас никаких подозрений не было.
Ох, и озорной я была девчонкой!
Однажды в русские святки мы баловались, кто смешнее на выдумку.
У хозяев заваливали снегом крылечко, чтобы они утром не могли выйти из дому, на двери вешали сани, на крыльцо тащили колёса, в притвор дверей ставили черные горелые дрова, на дороге в закоулок, где проезжали на лошади, ворота тоже заваливали чем попало.
На севере снега глубокие, так мы делали такие замахи , чтобы у тех, кто поедет по этой дороге,из саней вываливалось всё что есть …
Приходилось откапываться лопатами. Конечно же, ругали молодежь…
А вечерами в темноте ходили по крыльцу и стучали мокрым, в запаренных листьях веником, который переваляли сажей в дымной трубе.
Девчонки от мальчишек отдельно- у каждого своя работа…
И вот мы с двумя Катьками- Ладыгиной и Скороспеловой задумали ребят напугать.
А как- сами не знаем.
Одна решила свою шубу надеть наизнанку,другая- нарядиться чортом.Третья- тоже кое-что придумала. Главное напугать. Сказано-сделано.
Одна Катька надела шубу наизнанку,мохнатую шапку, в которой ездил дед, крепкие льняные портяные белые дедовы штаны,Мы намазались сажей из трубы,я привязала бубенчик к ноге выше коленки.
А деревня длинная, с километр. У каждого дома сани и дровни, сани и розвальни.
Нарядились, а сами не знаем, как смешнее напугать.
Узнали, что ребята все сидят в одной избе и ничего не подозревают.
Подходим к дому и начинаем, кто как может - пищать или басить не своим голосом.
Думали, ребята испугаются и выбегут из дома. Но вышло наоборот: напугали только себя.
Ребята выскочили и ну-за нами! В темноте девчата пробежали с пол-деревни и спрятались. А темнота такая- хоть глаз коли’, ничего не видать! Хоть я и быстро бежала, но досталось мне больше всех, потому что к ноге привязан бубенчик- шаргатун. Как я ни старалась его заглушить, бубенчик делал свое дело. Чем быстрее я бежала, тем пронзительнее и громче он звонил. Всё же мне удалось убежать и скрыться за домом,там лежали сани-розвальни; я сунулась под эти сани, спина взмылена- никак не отдышусь… Долго над этим случаем смеялись…
—————
С 14 лет я научилась шить платья; шила для себя,сестрам родным и двоюродным, подругам.
« Бегал» за мной молодой человек- Чистяков Вениамин; преследовал всюду, я его ненавидела и над ним прикалывалась. По субботам с началом сумерек я зажигала на полный свет висячую лампу-молнию, наряжала что-либо в мужскую шапку,усаживала напротив окна, а крыльцо запирала, чтобы никто не пришел. Вот тут-то мой « жених» мечется под окнами, весь снег облазит, а снег глубокий… хочется ему узнать, кто приехал ко мне свататься. На другой день у девчат смеха, хихиканья… Спрашивали :
- Вень,вчера кто к Симе приезжал свататься? Ты, наверное, видел?
—————————-
3.
Конечно же, на это он огорчался.
Был ещё такой же душевнобольной - Алёша Бахулов. Следовал примеру Чистякова. Вообще ненормальный какой-то. При этом выглядело всё гораздо
комичнее и совсем неуклюже. Любые его проделки и чудачества вызывали неудержимый хохот.
Алёша всегда выполнял поручения Чистякова. Идет бывало по его заданию, а сам не понимает, зачем ему это нужно. Вот уж за это я Чистякова ещё больше ненавидела. В то же время меня притягивало к другому парню, к Басову А. Хотя совсем не понимала, что бывает какая либо любовь.
Однажды в воскресенье, по случаю окончания весны, на заговенье, собрались мы на последний день девичьих гулянок. К вечеру надумали девчонки обменяться с ребятами крашеными яйцами. Время было перед закатом солнца. Все разбежались домой за яйцами и тут же вернулись обратно.
Но мне вернуться не удалось, мать с отцом по случаю праздника легли спать пораньше. Как только я вступила на крыльцо, отец сказал: - Запри крыльцо .
Я заперла крыльцо и не посмела сказать, что пойду ещё погуляю.
Отцу , возможно, и невдомёк, что этим он меня огорчил, если не сказать,
сильно обидел.
Я тогда плакала несколько дней. Первое время никто не замечал, что я постоянно
плачу,как только остаюсь одна. В то время возили навоз. Поеду на поле с навозом, а сама слезами заливаюсь,как весной березка. Кто встретится со мной на дороге видят что я постоянно в слезах, с заплаканными глазами.Сказали матери. Она стала спрашивать меня и ругать. Но про обиду я не рассказала. Знала, что этот вечер мне не вернуть и теперь вместе со всеми не придётся выйти на гулянки от самого заговенья и до летнего праздника Ильин день.
Настал Ильин день. Пошли гулять в село Ильинское. С утра погода была неважная. А
посреди дня настало осеннее ненастье, пошел дождь. Гулянье у молодежи не состоялось.
Кончился сенокос. Настали ржаные жнитвы. Стало в работе полегче. Ночи стали длинные, дни короче. Иногда по вечерам молодежь кучками выходила на улицу. Но ночи были очень темные.
Был случай. Я заспорила с мамой, что смогу за одну минуту добежать до подруги,Кати Лодыгиной,
которая жила от нас через дом, за сто метров.
Даже туда и обратно.
В это же время добежать до меня задумала моя подруга Катя .
И так, с ней одновременно выходим каждая из своего дома,
и - навстречу друг д ру г у, только она идет
спокойно, а я бегу изо всех сил.
Темно,по топоту ног чую-навстречу Чистяков, хорошо, не столкнулись, но зато налетела на подругу. Себе разбила лоб,как потом оказалось, подруге нос до крови, но не издала ни звука. Прибежала в Лодыгинский дом, никому ничего не сказала,и,запыхавшись, повернула обратно,прибежала домой ,как ни в чем не бывало. А Катя думала, что нос разбил ей Чистяков. Ночь действительно была темна, хоть глаз коли’.
Кончается осень, наступает зима. Начинаются беседы, то есть вечера- девчата
с работой, а ребята с гармошками и балалайками.
Приходил наезд из Потаповского, Артемьевского и других деревень.
Пряжу - в сторону и вечер - уже без всякого рукоделия.
Чистяков же злится, зачем появился наезд! Как только наезд пойдет домой,
они с Алешей Бахуловым провожают ребят палками, чтобы больше в нашу деревню не приходили.
А уж мне так надоел этот Чистяков своей настырностью, что я в присутствии всех ребят и девчат при всем честном народе четыре раза врезала ему по носу, так что из его носа пошла кровь.
Кто-то меня
осудил за это , другие сказали -правильно, так ему и надо, не преследуй! Но он продолжал,ещё и подсылал Бахулова.
4.
Для меня, Симы в хозяйстве работы было неограниченное количество. С 12-лет и косила и сено гребла; и навоз возила, пахала, пахоту боронила, дрова - новины и выпиливали и рубили. Летом жнитво вручную серпом , целыми днями на поле внаклонку.
А как болела потом спина, как будто серпом полоснет…
Но я всё жала и жала с утра и до поздней ночи.
С детства, не помню, чтобы можно было вечером погулять. Вечером придешь с поля,
только ужинать и сразу спать.
С 14 лет я уже работала на лошади: с утра до ночи пахала,
боронила ; словом всё, что касалось лошади, это была моя работа. Отец тогда жил не дома, в Москве, и вся тяжелая мужская работа лежала на моих плечах.
Мне 16 лет, я взрослая. Разрешалось уже и гулять по праздникам. Только до заката солнца.
Среди своих ровесников я пользовалась авторитетом.
Кроме подруг стали появляться и женихи. Один из них - это А.В.Басов , но гуляли мы только у Соколовой лавочки и не имели право постоять близко, только можно было потанцевать русскую кадриль и поговорить во время танцев.
Исполнилось мне 17. Дожили до свозок, то есть до веселых дней молодежи, это
время от заговенья до Рождества, в общей сложности 6 недель праздника молодежи.
После свозок стали приезжать свататься женихи. Первым приехал Басов А .В . Я ему
отказала,дескать, ещё не погуляла. Просила подождать до будущего года. Он согласился и мы еще потом гуляли полный год.
Но и работала, конечно. Любили друг друга по-настоящему, но близко подойти друг к другу не имели права.
Исполнилось мне 18. Осенью опять начались свозки, веселые гулянья молодежи. Он опять приезжает свататься. Ему исполнилось 19 лет. Стал ещё краше,
высокий, стройный, с копной черных густых, вьющихся волос. Глаза чернее ночи, гармонист отменный, гармонь двухрядка. Девки вокруг него так и вьются. Но я опять ему отказала.
Подумала, что у него очень большая семья, кроме отца-матери ещё 8 братьев и сестер. Обещала, что в следующем году выйду за него обязательно. Опять же он согласился ждать.
Вот пошел мне девятнадцатый год. Опять свозки. Стали приезжать другие женихи.
Приехали ко мне из Артемьевской деревни - Петров Павлиний,
из Кошкинской- Таиров А.Н., Смирнов А.А. , Грешилов А.Г.,
из Ильинского - Петухов С.,
Телегинский-Кудрявцев В.,
Паломский -Лебедев М.,
Оськинский - Тихомиров Л .,
Герасимский- Чистяков В .,
Потаповский - Целиков А.Н.,
Полушкинский -Зыков С.,
Бабкинский-Смирнов В .,
Сидорский- Крылов Н .
Все это происходило во время свозок. Только уеду на гулянье в чужую деревню, опять едет за мной мама, дескать, едем домой - к тебе сваты.
Дошла очередь до нашей деревни Герасимово организовать свозку. Погуляли хорошо один вечерок, разошлись из беседы , девки и ребята ушли по домам спать. Но у ребят было задумано баловство - пойти к соседним девкам в дом, натереть снегом или помазать сажей л и ц а с п я щ и х д е в ч а т.
Когда в нашем доме ложились спать, то наказано было: до утра никому не открывать крыльцо.
В доме все уснули. Не спала только старенькая бабушка. Услышала, что кто-то стучит.
5.
Ребята как-то её обманули, она им и открыла крыльцо.
Ребята попали к девкам, кого начернили сажей, кого натерли снегом.
А девок у нас гостило человек 12, ребят было только трое-
двоюродный брат Веселов Н., свояки Смирнов Аркадий и Замятин Павел.
Вот наступило утро.
Слышим, кто-то стучит. Я так и не поняла. Уснула. Оказалось,искали моего «жениха»-Басова А. Потому что к нему приехала свататься невеста.
Сосватали его в Кошкино. Он согласился.
Его заставила нужда. Поскольку у них была большая семья, мать с отцом были рады, что в доме станет на одного меньше. Отдали его в дом невесты. Я ,конечно, долго переживала и не могла забыть его лет 12.
А первые годы мне нельзя было попадаться ему на глаза, всё время он просил : «давай уедем в какой-нибудь город. Но я была глупа и никак не представляла себе , что это можно сделать.
В тот же год я вышла замуж за Артемьевского парня - Невзорова Николая Михайловича.
Произошло это случайно, точно во сне. Он тоже не думал жениться в этот год. Но
однако соблазнился на меня.
Когда мы поехали к венцу, это было 5 февраля 1928 года,прямо в церкви во время венчания моего Невзорова пытались застрелить.
Родные его очень переживали. Была подряжена довольно-таки большая охрана, но через неё просочилась шайка бестолковых хулиганов; они смогли только горчицей намазать икону, которую целовал жених.
Охрану отпустили только после того, как обоз с лошадями тронулся в путь.
Сначала поехали к невесте. Гуляли три дня. Потом у жениха - тоже три дня.
Только с нашей стороны было истрачено 6 пудов муки, 16 ведер водки, 4 пуда кондитерских;не помню, сколько кувшинов было сварено русского деревенского пива…
Свадьба-то очень богатая, но невеста слишком бедна.
Отдали меня в одном ситцевом платье, в старых поношенных башмаках.
Какое-то летнее пальто, зимнее было сшито из тулупа- хотя тулуп был не новый , но ещё хороший.
Была ещё постель в приданое : матрас портяной, набитый соломой, две подушки из старой дедушкиной перины, лоскутное одеяло, одна ситцевая простыня, да подзор. Больше ничего.
Потом был выговорен ещё шубяк. Но и тот мне мать не дала. Сказала, что я теперь отрезанный ломоть, обратно не приклеишь.
Ещё выговорили один мешок зерна для подноски. С меня свекровь(мачеха мужа) требует ,а мать не отдает.
Помню, как очень плакала за эту обиду.
Прожила один год. А мой несостоявшийся жених иногда встречался на пути,и всё
спрашивал, как я живу. Я отвечала, что хорошо, но он в это не верил.
• Он у всех всё обо мне узнавал и видел, что жизнь моя очень плохая. Я была очень несчастлива с Невзоровым.
Его отец - мой свекор был грубым тяжелым человеком. Купец,торговал на три раствора. Жену похоронил после родов,новую взял из монашек.
Против отца и мачехи мой супруг не мог и слова сказать. Прожили ещё год. А горе и несчастье так и рвались ко мне.
В деревне пошел переворот. Стали загонять в колхозы, раскулачивать.
Кто позажиточней ссылали на Сахалин.
Попали и Невзоровы под эту гребенку.
Свекра стали раскулачивать. Описали до последней тряпки. А хозяйство было большое: 2 лошади, три коровы, 3 свиньи, овцы, куры. У меня уже родилась девочка
Дина.
Свекр с мачехой харчи держали при себе. На чугун похлебки емкостью 12-13 литров клали мяса 200 граммов. Молоко от трех коров процеживали через сепаратор. Сливки ели только отец с мачехой, и яйца тоже. А сын Николай, сноха и золовка - 9-летняя сестренка моего мужа- Люба ели только обрат’; чай станем пить , так кусочек сахара или конфетку нам с Любой делили пополам. Больше брать нельзя.
Свекор говорил, что чай-только одна чашка, а из ведра-сколько хочешь.
Родным и матери я ничего не говорила, всё таила в душе.
6.
Мой муж Николай Михайлович, как и многие деревенские мужики,с марта по декабрь уезжал на заработки. Все тяжелые работы были на мне. Харчи плохие. Прожили два года,переехали к моим в Герасимово. С мужем и дочкой прожили там всего лишь два месяца. Свекор пообещал нам дать раздел. А именно: старую избу, была в штабеле и еще дал нам ‘яловую заморенную корову, одну повалейку крупы, 3 пуда муки и один пуд картошки.
Из вещей дал своему сыну только пару нижнего белья и поношенный костюмчик, остальное,ранее сыну принадлежавшее, оставил себе. То есть, было пальто летнее габардиновое, зимнее— на енотовом меху; гармонь, ружьё и много новой одежды.
Всё это свекор отдал на хранение мачехиной матери, которая отвезла всё это в деревню Телегино, а сами уехали всей семьёй в город Винницу на Украину; потом с Украины переехали в Подмосковье в город Подольск. Оставленные ими вещи украли.
В Подольске они прожили несколько месяцев- и свекр умирает.
Его 12-летняя дочь Люба остается с мачехой.
Настал 1930 год. С мужем жизнь не ладилась, было трудно. Он - неразговорчив,
закрыт, все время молчал. Чувствовала, постоянно на меня злился. Конечно, я была
неопытна,замужем ничего хорошего не видела. Шел мне 21-й год, была дочка Дина и ещё я была беременна двойней. До ноября 1930 года он со мной не разговаривал -
железные нервы! Спал он тогда один, почему - не говорил. То ли считал, что он слишком хорош против меня,ходил задумчивым, будто его что-то терзало. Видимо,
задумал недоброе, но не мог решиться. Поняла только через
десяток лет: во время эвакуации из Москвы приехали в родную деревню в 1941 году. И когда с детьми легла спать на кровати в той горнице, где он раньше спал, там в щели стены я
обнаружила спрятанный нож.
Загадка почти разгадана. Наверняка, он тогда хотел зарезать либо себя, либо меня. Вспомнились его «пустые» разговоры, мол,
может в любую минуту меня зарезать, что это ничего ему не стоит сделать. Хотя для этого у него не было никаких причин. После этого я не стала о нем жалеть и даже вспоминать ни о плохом ни о хорошем. Так жизнь свою поставила, что молчали про него и дети и не вспоминали о том, что был у них отец. Прожила я с ним 12 лет и 5 месяцев. При этом
смотрела на подруг и видела, что жизнь у них идет совсем не как у нас. Так , если он задумает уйти куда-нибудь, то никогда не предупредит. Такой случай: ушел в район за 35 километров пешком, а это двое суток ходьбы. Собрался и ушел, не говоря ни слова.
Ждем его обедать, обед прошел без него. Ждем ужинать-нет, прошла ночь и другие сутки, в сумерки является.
А в Подмосковье мачеха не стала воспитывать не родную дочку Любу. . Оставила её в
комнате одну безо всего. Сама вышла замуж за другого. Сколько времени Люба прожила одна, не знаю. Слышала, что в 1931 году её отдали в детский дом.
В ноябре 1930 года у меня родилась двойня, оба мальчики, недоношенные- шестимесячные Юра и Боря.
Почему-то зацвели яблони и я , глупая, тутже на радости у яблони
затанцевала. У Юры на головке сплошное темечко, а Боря, что послабее , скоро умер.
В этом году я ещё и работала в деревне Артемьевское в кооперации.
Вскоре мы переехали в город Воронеж, где в 1932 году родился у нас третий ребенок- сын Саша.
7.
Из города мы переезжаем в совхоз « Октябрь» под Воронеж- в бывшее поместье
Склярбино.
В 1932 году по всей территории области царил голод. Прожили здесь до 1933
года, потом выехали в Москву. Жили в Ивановских бараках ( N; 8). Пожили лишь месяца четыре, к себе в деревню, потому что в Москве нас не прописали. После чего мы прожили в деревне до 1936 года и вернулись в Москву.
Муж работал в Лихоборах на стройке, в Лихоборах и жили. Я работала уборщицей в девичьем общежитии.
Жили в большом недостатке- как в питании, так и одежде. С 1936 года я не имела ни
выходных дней, ни отпуска. Получив получку, всю отдавала мужу. Он мне денег не давал, хозяйничал сам, по старинке. То есть, если муж, то должен быть хозяином.
Но от этого хозяина толку не было. Ежедневно приходил с работы поздно и под хмельком. А мы сидим и ждем,когда он придет и даст нам денег, чтобы что-то купить в магазине из еды.
А он идет, и сыт и пьян, и нос в табаке, до семьи ему и дела нет. От него сплошь оскорбления и мат, и всё в мой адрес. А я и работала, и обслуживала троих детей, и шила , чтоб хоть что-то люди принесли, и стирала людям, и ходила комнаты убирать. Все ради того, чтобы прокормить ребят. А одевалась я и обувалась только в то , что мне моя мать давала из старья.
Денег не было даже на то , чтобы купить себе ситцу на платье, не говоря уже о том, что и пальто у меня не было.
И вот открылся новый магазин одежды в том доме, где мы строили. Я вошла в магазин
поинтересоваться, попала в толпу, где меряют пальто. Стою у прилавка, а мне один
гражданин и говорит, мол, гражданка, вы уронили кошелек, поднимите. Я сперва оробела, а потом подняла этот кошелек и в страхе пошла домой. Что делать, если вдруг догонят и будут срамить. Насилу я пережила этот день. Всё хотелось пойти в магазин и кому-нибудь сказать, что я нашла деньги, чьи они? Денег было 600 рублей и сберкнижка. Но на ней ничего не было. Потом я пошла в этот же магазин и купила себе зимнее пальто за 255 руб.,летнее пальто за 155 руб. Дине купила пальто за 55 руб., два пальто ребятам Юре и Шуре по 53
рубля. И за 6 рублей поллитра водки.
В конце 1938 года нам дали комнату в Научном
городке (Дмитровское шоссе дом 1/8 барак 10 кв .8), Но жизнь была такая же, хозяин пьет ,гуляет, я - занята семьёй ,работой. Сплошной недостаток. Я работала тогда продавцом в магазине, сначала поступила уборщицей, потом закончила курсы продавца. Училась 7 месяцев торговой школы с отрывом от производства. Хотя учиться было тоже трудно, семья, дети маленькие, муж не помощник. Не хотел, чтоб я училась. Хотел видеть меня уборщицей и вообще , темной бутылкой, какой я была в деревне. Чтоб было легче меня унизить и поставить в зависимость.
В 1940 году родилась Рая . Стало еще тяжелее. Работа моя
приостановилась. Ребят оставить не с кем. Диночка - очень маленького роста,ей было тогда 11 лет и была очень избалована у деда с бабушкой. Хотя она с нами жила.
Мальчишки были еще меньше и шустры, оставлять одних никак невозможно. Ходила просить маму, чтобы посидела с Раей, обещала платить ей 100 рублей за те часы, что я на работе. Но она не вошла в моё положение и не согласилась на мои просьбы. Пришлось терпеть до конца.
8.
Пришлось обходиться без заработка, недостаток, горе, муж пьёт, гуляет сам по себе.
Но отец мой ничего этого не знал; что мать не согласилась сидеть с Раей -он тоже не знал.
Однажды к ним после работы зашла сестра Мира. Отец уже пришел с работы и спросил Миру, ну как там Сима, устроилась ли она на работу. А Мира отвечает, как же она может устроиться, ведь мама не согласилась сидеть с Раей. Отец очень рассердился на маму и велел ей пойти ко мне домой и даже извиниться, иначе будет очень плохо. Ведь если мы ей не поможем,тогда кто чужой поможет? До матери не доходило, что мне жить не на что, словно я была ей не родная дочь. И вот пришла ко мне мать со слезами и такой обидой, что её отец заставляет мне помочь. Я , конечно же, сказала ей, мол, не плачь, раз не хочешь сидеть - не
надо, как - нибудь доживу до лета, а потом уеду в деревню; от обиды я тоже заплакала и сказала : Господи, да зачем же умерла моя свекровь. Лучше бы она была жива, я знаю,что она бы никогда так не поступила, хоть сколько-нибудь да пожалела своих внучат. Похоже, что ты, будто, совсем для нас не родная, ребята могут быть у вас только тогда, когда тебя дома нет , а дома только один дедушка. А бабушка приходит домой и ребят как ветром вынесет от вас.
На это она отвечает, неправильно ты, Сима, говоришь, дескать,
когда нет свекрови - купил бы, а когда есть-убил бы. Но все-таки мама согласилась нянчила Раю месяцев
6 или 8, но по приказу отца. Я платила ей по 100 рублей в месяц.
В 1941 году с 8 июля я осталась с 4- детьми одна. Мужа взяли на войну, и 12 июля я с детьми поехала в деревню. К кому прибиться?
В доме всё разрушено, в окнах -ни одного стекла, печка неисправна, денег нет.
Есть только четверо детей. Надо где-то что-то надо добывать.
Продуктов никаких нет. Жизнь моя пошла ещё тяжелее.
Мужа по спец.заданию мобилизовали на строительство оборонительных сооружений вокруг Москвы. Работал за деньги. Платили ему по две с половиной тысячи, но до него не доходило, что денег надо послать детишкам. Его совершенно не интересовало, в каком положении находятся его дети. Не прислал детям ни одного письма, однажды только написал письмо моей маме. Чтобы выслала ему справку, что у него 4 детей чтобы не брали с него бездетный налог.
После этого письма мне мама сказала, что видела у соседа
фотокарточку с Николаем, где он был сфотографирован с женщиной, с которой он уехал на строительство сооружений.
Все вещи , которые были у меня взяты с собой, я продала, чтобы купить хлеб. Жить стало
невмоготу. Настала осень 1941 года. Наступает голод, хлеба ни крошки, картошки нет , ну просто ничего нет.
Многие эвакуированные попали в хлебные районы, в Горьковской области,например, всегда хлеборобная сторона, крепкие крестьянские хозяйства.
За копку картошки платили в день по 24 кг картофеля. Но мне не с кем было детей оставить, одна как есть одна. Во-вторых, не с чем их оставлять- ни пылинки хлеба. Кое-как упросила своих сестер Миру и Манефу, на время эвакуации они жили в другой деревне- в Герасимове. Отпустили меня на месяц. Взяли детей к себе. Я ушла за 80 километров. Только я дошла до места работы, как с другими людьми наказали мне возвращаться назад, нет сладу с ребятами, забирай,дескать всех: в баловстве Юра разворотил у печки боров.
9.
Я проработала всего 4 дня. Пришлось работу оставить, вернуться назад за 80
километров. Пришла домой голодная, усталая. Заработала 96 кг картошки. Но как доставить, когда и на чём? В январе мне картошку доставили, колхоз дал лошадь с оплатой 75 рублей в день. Проездили за ней 3 с половиной дня, привезли картошку перемороженую,её есть было невозможно, мороз был под 40 градусов. Приехала домой, подхожу к крыльцу, а в дом не войти, завалило снегом до самой верхней части дома. И ребята не могли выйти из дома, если бы дольше не приехала, то так бы и сидели, не выходя на улицу, и к тому же голодные и холодные. Хлеба нет , наварили картошки мороженой, наелись досыта. Вот тогда у нас был праздник.
Шел тяжелый 42-й год. Я уже была очень слаба и от голода и от работы, и от заботы.
В зеркало себя не видела больше года. А когда увидела себя, то очень себя испугалась, я тогда была очень страшная, лицо - одна сплошная морщина.
Ходила иногда по делу к сестрам за три километра в Герасимово.
Туда иду потихоньку в лаптях. А когда возвращаюсь домой, то на полпути отказывались ноги, не могла дальше переступить и шага. Весна. Всё кругом красиво, зеленое солнце светит ярко, но ничего не мило, одна только была мысль, чего-нибудь поесть, или хотя бы попить кипятку, без сахара, или положить на язык корочку черного хлеба.
Весной с ребятишками ходили к соседям пилить дрова, к разным бабкам бобылкам, только за то , чтобы покормили или дали бы хлебушка. Я делила хлеб только детям, боялась, чтобы не стали больными или туберкулезными. Была у нас коза, она давала 2 литра молока в день, я делила
всем поровну, как и хлеб- на дольки. Сама всегда обходилась и ела только то , что не доели дети. Или самое несъедобное. Мука была только для заправки блюда. Лист свеклы или капусты были для меня самыми вкусными блюдами, их заправляла мукой, соли тоже не было, о масле нечего было и мечтать.
Когда я приехала в деревню в 1941 году, за мной приходили, чтобы я пошла работать в кооперацию в селе Ильинском. Но я не пошла, думала, что скоро вернусь в Москву. Однако вышло не так , место заняли другие эвакуированные. Война продолжается, от мужа никаких писем, как только выехал из дома - как в море утонул.
Однажды проснулась и вспоминаю сон , будто выпал у меня коренной зуб и сильно лила кровь. Сон даром не прошел, из Москвы пришла телеграмма: умер отец. Писали, чтобы я приехала хоронить. Но я не испытала никакой жалости, как будто, так и надо; сказала, что скоро все там будем. Дочь Дина стала жить у Миры, когда она переехала жить в Москву, стала нянчить ее сына Валерку.
Я же осталась с тремя детьми, стало немного полегче. Я стала работать на ферме, весной с помощью соседей посадили много картошки, был урожайный год. Мы стали немного оживать. В конце 42-года мы обменяли свою телку на стельную, в начале 43 года она отелилась, стала давать молока 16 литров в день. Однако хлеба до сих пор не было. Жили без хлеба. Сушили картошку, мололи картофельную кожуру и пекли хлеб - очень горький. Ели, а после него тошнота невозможная. Ели также траву « колоколец», льняную муку, тоже горькая. Только летом хороший был хлеб, не горький, но черный, из головок клевера пополам с картошкой. Многие эвакуированные умирали, особенно дети.
Hо мы спаслись, не знаю, за счет чего. Думаю, только за счет молодости.
10.
Пошел 1944 год. Я поступила работать в кооперацию. Жить стало полегче. Хлеба теперь досыта, корова своя, молоко свое, картошка своя.
Работала я в кооперации до октября 1945 года. Юре в ноябре исполнилось 15 лет. Его стали гонять в лес на
лесоразработки. Опять же , не наберешься обуви. Я- то не в лесу,как нибудь тут проживу, но мальчишек ведь загоняют в лес.
А им бы учиться. Стала чаще думать, как быть ? Вот уж где горе! Что делать?
Ещё в 1944 году пыталась съездить в Москву, но туда ещё въезда не было. Нужен пропуск. Мне удалось достать затребование из Московской области (город Кашино ), там работал Русов А.А.-начальником на железной дороге, он из моей родни третьего колена и поколения. Но как на это получить разрешение из своего района?
Его получить не удалось,пред.РИКА-(районного исполкрома) разрешение на выезд не дал.
В это время приехала к нам мать и я рискнула отправить с ней ( по билету)в Москву четырехлетнюю Раю. Юру с Сашей оставила дома с чужой тёткой - Александрой из деревни Волово, всё хозяйство
оставила на них, и пустилась в путь. На этом пути я видела очень много препятствий. С мамой и Раей до станции доехали хорошо, из колхоза дали лошадь. Мама с Раей сели в поезд, а я осталась ждать удачи на своей станции Никола-Палома, пробыла там одни сутки. Все поезда идут в сторону фронта с военной техникой и обеспечением, посадки нет. Как уехать
в Москву? Каждый поезд встречала и провожала с обратной стороны, пробираясь по
путям, подлезая под вагонами под угрозой быть разрезаной, когда, едва успев вытащить из-под вагона вторую ногу, поезд тронулся. На ходу прыгнула на подножку, так проехала до станции Буй, как будто бы всё ничего, висела на подножке. Но после Буя стало ещё трудней. На товарных и пассажирских поездах на каждой подножке висело по 6 - 8 человек. Только удалось протиснуться в тамбур- накрыл контроль, я испугалась, что вот-вот ссадят и отправят в Николо-Палому обратно, на полном ходу выскочила в межвагонную стычку, нога поскользнулась, но я не упала под колеса, а я как бы обхватила ногами эти
стыки вагона, уцепившись руками за брезент вагонов…
Моим странствиям на подножках идут шестые сутки. Без сна прошли пять суток, в сон клонит. На шестые сутки поезд проезжает над Волгой, я висела на второй подножке и меня прихлобучило сном, невзначай я опустилась, отцепилась от поручней над самой серединой реки. На меня обрушился чей-то грозный голос : «Держись, Волга ! ». Я испугалась, сразу опомнилась, у меня и ноги-то подкосились, то ли от страха, то ли от утомления.
С горем пополам, но до Москвы я все-таки добралась. Мама с Раей добрались до дома на второй день после меня, хотя и ехали они по билету.
11.
Когда приехали в Москву, вижу, комната наша занята. Люди жили в ней уже четыре года. Сколько ни ходила, сколько ни хлопотала, так ни с чем и вернулась в деревню. Жила там еще целый год, а про Москву не забывала, хотя в Москве сплошная нищета и голод, народ ходил ободранный,утомленный, бледный.
Осенью 45 года в нашу деревню приехал из Москвы вербовщик, с ним я завербовалась работать в Москве на железной дороге,со всей своей семьёй,с детьми - один меньше другого. Пригодилась вся моя смекалка, чтобы не приступить к работе там, куда нас вербовали, а приехала к матери. Но ей это не понравилось, потому что с нами хлопотно.
Не теряя времени даром, я пошла к прокурору, как могла всё объяснила, обо всём расспросила, он дал мне хороший
совет. На второй день я пошла в домоуправление к начальству, Управдом мне не отказал и я начала судебную тяжбу. Надо было выселить из нашей комнаты семью. Но суд не спешил. Время идет. Прописки нет. В Москве карточная система. Карточек у нас нет , хлеба
нет, никаких продуктов не купишь ни за какие деньги. Хорошо, что я привезла из деревни мяса пудов шесть , сухой черники килограммов 12, Мира тогда работала в столовой, выписала по блату мешок сухарей 40 кг; на первое время нашего пребывания в Москве это было хорошим подспорьем.
Вот живу в Москве уже 4 месяца, всё без прописки, без работы, без карточек. Чувствую, что мешаю своей матери. Все мы ей надоели. Без прописки на работу не берут. В суде наняла адвоката за 1500 рублей. Нужно было что-то дать домоуправу, чтобы не шёл против меня. С жильем было очень трудно. Отдала домоуправу свое новое неодёванное розовое крепдешиновое платье и сала 4 кг , вот тогда дело стало ладиться. Районный суд решил дело в мою пользу. Но надо было еще через месяц подавать дело на рассмотрение в городской суд. Но я очень благодарна одному юристу- (еврейке) , она подняла все законы и суд присудил вселить меня в свою комнату.
Беда в том, что домоуправ никак не мог
найти комнату, куда выселить прежних жильцов. Несколько раз я ходила к судебному
исполнителю и судье; тот говорил, мол, иди и выбрасывай их вещи на улицу, но,
по совести, я не могла этого сделать, потому что этот жилец из числа управленцев давал мне возможность первое время жить в Москве, давал мне комнату, когда мы приехали жить в Москву.
И вот в марте 1946 года настал долгожданный день, когда мы, наконец, вселились
в свою комнату в бараке. Легли вповалку на пол спать, это- незабываемое счастье! Что мы никому не мешаем,что нас всех прописали, нам выдали карточки на хлеб!
Хотя мы тогда и не думали об отдыхе, в марте 46 года я поступи-
ла на работу в магазин.
Хотя моя голова была забита заботами и горем от недостатков.
Проработала одну смену - 3 дня , директор мне предъявляет недостачу 800 рублей. Хотела было я бросить работу в магазине, но тут же директор дает мне как бы снисхождение, дескать, работай, заплатишь потом, заравняешь и покроешь недостачу. Я решила отработать ещё одну смену. Правда, потом уже недостачи не было.
12.
Но прежняя недостача за мной висит , продолжается это месяца три. Как только выплатила эту
недостачу, появляется новая, уже 1600 руб.
По прошествии этих трех месяцев, я стала строго
контролировать каждый свой шаг , хладнокровно изучала все тонкости и принципы работы, научилась в любой пыли видеть порох. Изучила дух всех и каждого, узнала кто чем дышит , даже близким не стала доверять, не говоря уже о знакомых и соседях.
Вот в таком одиночестве прожила 6 лет. Заболела моя мать Таисия Кузьминична,
рак пищевода, через 9 месяцев умерла на моих глазах.
В последние секунды жизни, она отдала мне свое золотое кольцо, сказала -
носи, может, когда вспомнишь меня. Я взяла кольцо, заплакала, стало мне ее так жаль, на её лице уже были синие признаки смерти, но до последней минуты она просила еды, потом отвернулась к стене, в ту же минуту в ней что-то плюхнулось внутри - это была её смерть.
До этого она лежала в Яузской больнице, выписали из-за безнадежности, неделю доживала дома - в Научном городке д о м 2 кв.3(Москва,начало Дмитровского шоссе).
Идут тяжелые послевоенные годы - 1946-1947. Вокруг сплошная бедность, говорили, что хорошо жили только евреи, будто бы продавали людей за границу, в Москве кругом убийство, воровство, нельзя было открывать дверь на любой стук, царила «черная кошка»(на пер
чатках нашивали лезвия бритвы), вечером в трамвае ездить с сумкой было нельзя - тут же
отнимали (как ручные, так и хозяйственные). Никакая охрана не помогала.
Дети подрастали. Устроила Юру в реме сленно е училище N; 41, Дину - ученицей на
швейную фабрику, Дмитровское шоссе дом 3 ( Научный городок). Дина зарабатывала в месяц
64 рубля. Юра кормится в реме сленном, здесь же дали рабочую и выходную од е ж д у, Сколько
же было у него радости, как же он плясал ! Оставалось два иждивенца. За без вести
пропавшего отца - никаких пособий! А буханка хлеба на рынке стоила 65 рублей, а Дина
получала - 64. в м е е я ,
Настал тяжелый год отмены карточной системы. Жить просто невыносимо. Открылись
магазины по коммерческим, хотя и твердым, но очень высоким ценам. Помню, пачка сахара-
30 руб, рис-19, лапша-17, пшено-15, мороженое-12, картошка-6, моя зарплата-300 руб. Для нас
всё дорого, в комнате нет ничего, холодно, топить нечем, одежда вся износилась. Печка вся
развалилась, пол прогнил и проваливается, всюду нужна хозяйская рука. Дети стали большие,
озорные, всё рвут, треплют, меня не слушают. Я день и вечер на работе, не знаю ни выходных,
ни праздников, ни воскресений; материальные недостатки тяжелым грузом на душе, помочь
некому, хотя бы словом подействовать на ребят. Ухожу на целый день, а им своя воля.
Однажды осталась работать в ночь - фасовала муку, её давали всего лишь 2 раза в год.
Попросила ребят - сварите себе хотя бы крупы, крупа у меня была всякая и масло достаточно.
Они поставили на плитку кастрюлю с крупой, сами уснули; печка горит, каша горит, пол уже
тоже горит. Но у меня сердце чувствует, так и рвется сходить домой, сотрудники не отпускают,
работы много, до утра не управиться, ещё фасовали рис. Но я все-таки убежала домой, от -
крываю дверь, а д ома уже комната полна дыма, нечем дыхнуть, дети спят мертвецким
сном. Еще бы несколько минут - все бы задохнулись от дыма; сгореть бы пожарники не
дали, но от д ы м а ...
В конце 1947 года я поехала в деревню продать свою корову. Помог продать Лазарев
Николай Иванович, муж моей сестры Манефы. Они там жили уже второй год , у них родился
сын Павлик, с ними жили также Борис и Галя -двое детей от погибшего мужа Манефы -
Они там жили уже второй год, у них родился сын Павлик, с ними также жили Борис и Галя- двое детей от погибшего на войне мужа Манефы- Владимира Сухарева.
Пока я в деревне у них жила, видела, что-то слишком серьёзно они скандалили.
13.
Потом Манефа призналась, что муж требует: «убирай своего косого», (Борис косил на один глаз). Убирай, куда хочешь, воспитывать его не стану. Пришлось мне думать день и ночь, как взять Бориса с собой в Москву, со своими не справляюсь; и оставлять его в деревне было нельзя, не случилось бы чего .
В те годы было много покушений на детей среди людей,
ради создания новой семьи на всё готовых...
Вот так Борис оказался со мной, теперь их у меня пятеро. Всё на одной моей шее.
В то время в Москве ходило много слухов о том, что
матери ради мужиков избавлялись от своих детей, в том числе одна несчастная медработница сделала смертельную инъекцию своей старшей дочери, предварительно приказала ей надеть чистое платье, якобы уколет, чтобы дочь никогда не болела. Её две дочки тогда учились в 222 школе на Ивановской улице (где училась моя дочь Рая).
После укола старшая дочь умерла, а через 2-3 недели мать сказала и младшей дочери, давай помоемся и переоденемся, я сделаю тебе укольчик. Девочка ушла в свою 222-школу, а после уроков домой не идет,
на вопрос учителя- почему ?- ответила, не пойду, мама хочет мне сделать укол, она уже сделала укол моей старшей сестре и та умерла и её похоронили.
Но девочку из школы все-таки выгнали и даже пожаловались на неё директору. На следующий день девочка в школу не пришла, мать и её умертвила. Тогда возбудили дело. Директора школы отстранили от работы за халатное отношение к серьезному вопросу.
Следствие установило, что мать-врач задумала выйти замуж за молодого человека, которому чужие дети не нужны. Таких случаев по Москве обсуждалось немало.
Борис жил у меня как иждивенец сравнительно недолго, примерно один год. Заболел
скарлатиной, а когда выздоровел, я отправила его в деревню, с большим горем, пришлось обмануть, сказала, что покатаем на машине. Тогда скарлатиной заболела и Рая , но уже в
легкой форме. Как малообеспеченная, я стала получать на четверых детей пособие в размере
240 рублей, это была хоть какая-то помощь. Еще через Красный Крест в райсобесе дали посылку (от союзников) : старое американское синтетическое пальто, которое я перешила на себя и носила лет восемь. Во время войны американское население для пострадавших жителей России организовали сбор кто-чем может - одежду, обувь и тому подобное.
В посылках было также сухое молоко, яичный порошок, консервы. Ходили слухи, что в ряде случаев, продукты были заражены раком.
В 1949 году я очень тяжело заболела. Лежала
неоднократно в больнице. Базедовая болезнь щитовидной железы, зоб , пучеглазие,
беспричинные слёзы, похудела - ходить не могла, качало ветром. В конечном итоге, дважды оперировала - нарастала струма. Хозяйством дома заниматься некому. Помогал только Юра. Он и печку топил, и еду варил.
14.
Сын Юра родился в 1930- двойнёвый, второй мальчик сразу умер.
Юра был очень слаб, даже кости были мягкие,и черепа на голове не было,словно это не голова, а мягкий животик. Не думала, что спасу его. И рос он очень слабым. Сказалось мое недоедание. Помню, было ему 4 годика, но он с ровесниками не гулял, всегда с ребятами раза в полтора
старше него; вместо трусов всегда носил платье, ссорился с Диной из-за её платьев: почему она носит , а ему нельзя ? Носи сама трусы, а я надену платье! За это Дина однажды даже проломила ему голову большим колокольцом’.
С большими ребятами по бегал по садам ,
ребята сидят на яблоне и стряхивают яблоки, а он их собирает в платье. Ребята, как увидят, что идут хозяева и тут же убегают, но он намного их меньше, не понимает, зачем бежать.
Убегает с нагруженным платьем, а сам кричит: ребята, зачем бежите, яблок-то много
там осталось!
Стал подрастать, стал хорошим хозяином. Помогал мне много по хозяйству. в возрасте 12-13 лет он уже умел почти всё делать по дому.
В 1943 году он бежал по деревне с
граблями загребать колхозное сено, но его ужалила змея.
Когда мне об этом сообщили, я была на мельнице, под деревней Кошкино, а его повезли в больницу в село Ильинское. Слава Богу, всё тогда обошлось хорошо.
Из его озорных поступков помню, что в 1945 году они с соседскими ребятами разорили улей с медом, но я об этом долго не
знала, их баловство тогда прошло безнаказанным.
Но он постоянно трудился, пилил дрова,
косил сено, копал грядки под картошку, умел и печку топить, и стряпать, пол подметать и мыть . Доил корову, когда меня не было дома.
А Дина, хоть и на год старше его, всего боялась, особенно корову, даже близко не подходила.
Юра же в 13 лет ездил на лошади на
станцию за 53 километра. Однажды поехал на станцию, повезли туда хлебозаготовки, а ему тогда посчастливилось подработать. Это был для него радостный день,поездка обернулась удачей. На обратном пути со станции навезли много продуктов в сельпо. Сколько он сумел привезти, не помню, но заработал он за это - 2 кг соли и 1 кг селедки, то есть ему разрешили купить на заработанные деньги.
За эту удачу отдельные колхозники выражали свою ненависть ко мне, дескать какой-то приезжий пацан сумел так хорошо заработать.
Юра был всегда очень легким и аккуратным мальчуганом, всегда из воды выходил
сухим, никогда мне не грубил. Но и не особенно выполнял отдельные мои просьбы, а
только обещал. Так всё ему и сходило, и плохое и хорошее.
Но зато, когда он стал
работать, тогда за счет его отзывчивости я сумела подтянуть свою
материальную жизнь. Он отдавал мне всю свою получку, но когда стал повзрослее, я знала , что ему надо было одеться и обуться. На это он оставлял себе денег, я никогда его не упрекала за это. Я знала, что он их не истратит зря, а пустит на дело; часть оставит и тут же скажет, вот сколько - на харчи, а столько оставляю.
15.
Дина одилась 6 марта 1929года. Подрастая, была маленького роста, но очень
аккуратненькой, острой, бойкой. С трех лет жила у бабушки. Ничего не боялась. Бывало, убежит на трамвайную линию, сядет на рельсы и наблюдает, как ездят трамваи. Однажды увидела, что едет грузовой трамвай с песком, прибежала к бабушке и говорит: бабушка, бабушка, смотри, трамвай разорванный едет. Ростиком была настолько мала, у деда с бабкой - вместо игрушки.
А вечер настанет , возвращается домой замученная, идет потихоньку, начинает
капризничать. То ли от усталости, то ли спать хочет, то ли кушать, и ни на что не соглашается; и давай над дедушкой учинять капризы. Дедушка ходит-ходит за ней, да и ляжет на кровать. А кровать у них была всегда красная, одеяло и подушка красные.
Говорит: « Диночка, иди сюда ко мне в красный уголок, здесь так хорошо ».
Дина отвечает: « не пойду».
А дед: « Смотри,подушка плачет по тебе, слёзы у неё тоже красные», и Дина соглашается, идет без сопротивления, и через считанные минуты засыпает.
Пришло время, стали провожать её в школу, первый раз её повела тётя Мира. Привели в классную комнату, посадили за парту, но у школьницы не видно из-за парты даже носа её. Надо было оставлять её и уходить,
но наша школьница заплакала, боится оставаться. Тогда, глядя на неё, заплакала и Мира.
Проучилась Диночка три или 4 года, потом это ей сильно надоело. Пришлось бабушке много потрепать с ней нервов. Когда Дине было 13 лет , захотелось ей быть взрослой, поехала одна за 800 километров к нам в деревню, доезжала благополучно.
Но чем взрослей онастановилась, тем озорней и непослушней становилась. Всё делала по-своему, нипочем не уступит, напрасно бабушка тратила свои нервы.
От непосильной работы с ненормированным рабочим днем, без выходных, без отпусков, от семейных забот я тяжело заболела. Домашнюю работу я делала только вечером. А жили в бараке в комнате 12 метров, без всяких удобств, туалет на улице, колонка с водой - на улице, кухни нет , еду готовила на керосинке или топила печку.
Детям было уже под 20 лет , с ними стало еще тяжелей, никто меня не слушал.
Дина с 3- х лет росла у бабушки - я для нее не авторитет. А характер у Дины был скверный. Помощи не допросишься, не понимает,что мать тяжело больна.
Захочет - выполнит просьбу, не захочет - не упросишь. Ни в какие
оглобли не вставишь.
Бывало, получит зарплату, не заходя домой, идет в магазин, покупает,
что попадет на глаза. На харчи давала очень мало, чаще вовсе не давала. Платье или пальто готовое в магазине никогда не покупала, отдавала шить портнихам, что выходило втрое дороже. Обувь носила только кожаную, на резине - боже упаси !
Свою мать считала не хозяйственной. Типа, я должна всегда быть дома, варить еду и
наводить порядок.
В течение трех лет я тяжело болела, лечилась в больницах, дважды
оперировала щитовидку. На что жить? Хорошо, что Юра поддерживал семью материально.
Саша родился в феврале 1932года в городе Воронеж. Рос спокойным, хотя и не очень
аккуратным мальчиком. Был толстоногим, крепким, настырным.
До девяти лет он в семье - младший, но в 1940-м родилась Рая , и он сразу стал большим.
Помню , как просил купить девочку. Когда я поехала в роддом, он спал, но внезапно проснулся, вскочил,подбежал ко мне и говорит: « Мам, ты поехала на рынок или еще куда, но если родится мальчик, то поменяй, пожалуйста, на девочку».
Когда ему было 3 года, с ребятишками пршёл за горохом на колхозное поле, но дошли лишь до до огорода соседки Перфиловой Н.Д. , где тоже рос горох. Только засели , бежит хозяйка , кричит, ругается, крестится. Ребята разбежались, один мой Саша сидит спокойно и даже не думает бояться.
Хозяйка - к нему, ногами топает ,а он ни с места. Тогда она
закричала на него и давай снимать с него штаны . А он спрашивает, « А на сто тебе мои станы; станы тебе надо? На, бери мои станы, я и без станов до дома дойду.
16.
У нас есто есть другие станы: мои станы, да Юлкины станы, а у Динки нет станов.
А хозяйка злится: « вот , я отдам их твоей матери, она тебе задаст!»
- «Ну, и неси мои станы, а мне лучше без станов ».
Хозяйка принесла его штаны на собрание и всё это рассказала.
Насмеялись досыта над этим случаем.
Пришло время, Саша пошел в школу, не с желанием,но проучился 4 года. Надо было ходить за 7 километров в село Ильинское. Походил немного
и перестал.
Я и ругала его, и била, и уговаривала. Ничего ни сделать,ни сломить не смогла.
«Не буду учиться, и всё»!
До службы в армии он закончил ремесленное училище и курсы
шоферов. Немного поработал.
До армии он был на редкость дисциплинированным и исполнительным парнем. Прослужил в Германии два с половиной года, в состоянии
алкогольного опьянения по тревоге на машине выехал на ученья, врезался в дерево,солдаты стали выпрыгивать из кузова; один погиб.
В результате ему-тюрьма, а матери неутешное горе и седые волосы.
Присудили ему 10 лет неволи, вернулся домой через 6 лет,
вся семья ждала с нетерпением.
Начал пить, сначала редко, потом чаще.
Горя мне много прибавилось. Хорошо, что вскоре женился.
Привел жену Нелли в нашу единственную 12-метровую комнату. Через год у них родился сын Павлик .
И вот, ждём приезда роженицы из роддома. Саша нанял машину, вместе с сестрой жены привезли Нелли и сына, положили его на кровать, а сами, вижу, хлопочут.
Думала, вместе отметим рождение ребенка. Но не тут-то было. Они сходили в магазин, купили все, что нужно для стола, сына под-мышку и ушли к теще. Пригласили всю Неллину родню. Но я, родная мать, приютившая у себя невестку,осталась несолоно хлебавши.
За такую обиду я плакала две недели, припомнив все свои переживания о родном сыне, как отрывала от себя последний кусок хлеба, как ночи не спала, когда он отбывал срок.
Было так,что денег ни копейки, ни куска сахара, я занимала у людей и отсылала ему. А сын с первых своих самостоятельных шагов стал забывать родную мать, как будто наша семья для него уже не люди.
При том, как трудно мне было со всеми своими детьми, обидно видеть результат своими глазами. Всех четверых я вывезла на своих плечах, но не научилась ценить себя. Я никому не сказала, что так поступать с матерью нельзя, надеялась на их сознательность. Но нет её и , наверное, не будет…
18.
Рая росла более исполнительной и дисциплинированной девочкой. Росла практически без надзора. Сидит одна и копается в куклах. Стала побольше, рано научилась читать, полюбила детские книжки. И когда болела, за ней никто не глядел, всегда дома одна переносила все болезни.
Когда в 1941 году в начале войны мы эвакуировались, ей было 1 год и 4 месяца.
Однажды её чуть не ужалила змея : на поле я жала, она сидела по копной сена на своем одеяльце и всё меня просила подойти, но я подошла к ней только тогда, когда отжала загон подальше.
Как увидела, что рядом с ней на одеяльце сидит змея , я испугалась,
стряхнула одеяло и змея скрылась в траве.
Нянчить Раю приходилось Саше, таскал он её на
закрошках на спине, куда бы они ни побежали, в поле или в сад или купаться.
Когда в 1944 году вернулись в Москву, она вынуждена была оставаться дома одна. Когда в Москву привезли в из деревни Бориса, он на 6 лет постарше, они были вдвоем. Но Борис был у нас не долго. Он был очень разумен, но упрям. Захочет есть- один никогда не будет.
Однажды иду с работы, вижу, Борис гоняет Раю по Научному городку, а сам кричит:
— Всё равно убью Раястую, догоню и убью .
— За что?
— А за то , что она не хочет есть! , а сам разошелся, распалился и одно кричит - Убью : она ничего не ест , а я один тоже не буду. Не буду и всё ! Не буду !
Стала Рая подрастать, сознательности у неё поубавилось. По дому редко что может во-время сделать. Прошу вымыть пол - неделя проходит-пол не вымыт , ( помою в субботу).
Наступит суббота - помою в воскресенье. Сто раз напомню, на 101-й вымою сама. Вынести ведро - десять раз надо напомнить, увлечется книжечкой, несу мусор сама. Натираю пол воском, крашу, тру щеткой- всё сама, когда я это делаю, в глазах плывут желтые и синие круги и сердце выскочить хочет, и задыхаюсь, и никому до меня дела нет. А говорить стану- себе дороже, лучше не распаляться, а делать всё самой и , конечно, молчать.
15 июня 1962 года, остался месяц до отьезда Раи в Германию. Отработала я
благополучно день, прихожу домой, сидит на диване моя сестра Мира. Вижу дома не всё в порядке. Рая на кухне, плачет. Меня охватил ужас, сердце как холодной водой
облилось. Мира говорит, хорошо, что ты скоро пришла, а то бы мы тут подрались. Стала спрашивать Раю , что случилось? А Мира говорит, что всё было хорошо, но вдруг Рая стало что-то искать, никак не находит. Оказалось, она ищет игрушку, плюшевую собачку. ( Я же
не знала, что эту игрушку ей подарил жених.) Я сказала, что эту собачку я отдала внучке Ольге. Тогда огорченная Рая набросилась на нас и особенно на меня,
с оскорблениями: что мы глупы, стары, безумны. А я рассуждала так, что внучка Оля такая
же родная, как и все дети. Я обещала Рае завтра же купить такую же собачку, потому что неудобно отбирать у Оли собачку. Ночь, конечно же, от обиды я спала очень плохо, сильно болела голова. Настал день 16 июля, в 10 утра я поехала покупать такую же игрушку,заплатила 3-80, отдала внучке, а прежнюю вернула Рае.
А нервов потрепано на миллион…
———————
http://proza.ru/2023/06/24/425
http://proza.ru/2023/02/14/1609
На фото сёстры- Серафима слева и Манефа ( обращаю внимание-на их обуви- гашоши, по тем временам- писк моды!).
Октябрь 2025.
Свидетельство о публикации №225030901822
Я с большим интересом прочла жизнеописание вашей мамы. Удивительно то, что не имея полного образования в нашем понимании, ей удалось передать атмосферу непростого времени: быт, окружающая жизнь, настроения и взаимоотношения людей и многое другое. На всем протяжении своей жизни - от беззаботной молодости до зрелых лет она преодолевала нехилые трудности. И это при всем том, что ей приходилось выживать практически в одиночку, и в одиночку поднимать детей. Она сумела выделить ключевые моменты, превратив свой рассказ в ценную летопись важных событий и истории страны.
Вам огромное спасибо, что вы сочли нужным опубликовать эти записи.
Лаура
Лаура Симонян 01.11.2025 22:58 Заявить о нарушении
