Любша - ковать судьбу или любовь Глава 4

– А ты снова не сбежишь из Словенска, оставляя нас без праздника, как случилось на Карачун? Збышка, нарядная, довольная в предчувствовании увеселений и гуляний, принятых на Комоедицу сидела в санях, груженных кольчугами, что поспела сладить Любша за три седмицы, после отправки на княжий двор предыдущих изделий.

Как уж удавалось брату князя Волхову присылать ей разбуженных среди зимы змеек, для нее осталось тайной. Она и не поторопилась выведывать ведомое наследникам Шелони, направлявшим в ее удел ползучее воинство. Важно было, что давший слово князь выдавал серебро и камни по первому настоянию и все имелось у нее в избытке. Ничто не сдерживало мастерицу в работе. Ей же она и посвящала всякую минуту, не давая отдыха уставшим членам и лишнего часа сна, лишь бы сделать больше, чем обещала князю, а может и затем, чтобы не видеть часто мать, пуще тающую и уходящую в себя. Одно лишь давало надежду, что Миярин и ее ворон не были мороком и ведьма исполнит заклятье.

Змейки же приползали к заброшенному колодцу и ждали там своего черёда быть вплетенными в вязь кольчуг. Збышка, жалея божьих тварей кидала им кусочки рыбы и раскрошенные яйца. Иной раз и корытце с молоком спускала, пока корова и козы не стали стельными. Тревожило Любшу то, что кто – то быстрее нее отыщет средство для исцеления от тоски матушки. В душе она уже на все согласилась, и ведьме три года времени отдать, и замуж идти за кого скажут, лишь бы матушка от хвори избавилась, но время тянулось и ставшие длиннее дни, сходящие на нет суровые морозы возвещали о скором праздновании Комоедицы. Когда и ночь, и день равны, когда повсюду стряпают блины, сладкие пышки, пироги с оставшимися с осени ягодами, мясом, рыбой. Когда в какой двор не зайди, везде тебя встретят как самого желанного гостя, одарят всем, чем богаты.

Уже подъезжая к посаду, все шире разрастающемуся вокруг Словенска подопечные Янислава слышали песни, частушки, веселый смех и гомон птиц, привлеченных щедрыми угощениями ребятишек. И мальцы не заставили себя ждать. Они встречали прибывающих в город в избытке гостей, ожидая своей добычи. Всякий должен был по обычаю угостить ребятню и одарить. То было их время, когда иной щедрый гость пожалует не лишь калачом или пирожком, а бывало и черевички, и чулочки, а то и душегрея или теплый платок перепадут обездоленным маленьким жителям Словенска.

– А ну идите сюда, ребятки! Позвал Янислав бегущих по утоптанному вокруг посада снегу. – Доставайте парни мешки! Подмастерья кузнеца с добрыми улыбками спрыгнули с саней и спустили загодя приготовленные подарки. Янислав с парнями стали доставать рубашонки, да ленты, пуховые платки, да сапожки. Враз все разобрали проворные маленькие жители и благодарные убегали встречать нового гостя. Любша, сидевшая рядом со Збышкой оглядывалась, как было уговорено с Миярин, но ничего похожего на то, что сможет стать исцелением для ярконы Альдоны не видела.

Вдруг ее внимание привлекла девочка лет четырех, что скромно жалась к стене избы не решаясь подойти и взять для себя гостинец. Ее худенькая шейка выглядывала из большой не по размеру порядком протертой заячьей шубки, местами совсем дырявой. А на бледном грязном личике образовались ручейки слез, пролившихся из серых как пред сумеречное небо глаз. Она держала у рта голые ладошки, стараясь согреть их своим дыханием. Что – то знакомое и до невозможности родное было в этих глазах, сердце пропустило удар. Любша спрыгнула с саней и направилась к девочке, но та шмыгнула за угол избы и скрылась, быстро распахнув и захлопнув просевшую дверь за собой.

– Открой, девонька. Я хочу тебя угостить. У меня для тебя подарок. Любша постучалась и попробовала открыть дверь, но почувствовала, что девочка, прислонившись к ней тельцем держит. Не смея напугать ее сильнее, дочь Янислава продолжала терпеливо ждать.

– У вас больше нет подарков. Вы все уже раздали. Послушался тоненький голосок из – за тонких бревнышек двери.

– Открой, маленькая. Есть подарки, она сняла жемчужную нить, надетую поверх рубахи, и просунула в щель под дверью. Я возьму тебя в город и на торге куплю тебе еще. Все, что пожелаешь. Хочешь новехонький тулупчик?

– И умыкнешь меня как Ярца? Сердце Любши снова бухнуло в груди, пропуская удары. Имя погибшего брата, прозвучавшее в устах малышки больно резануло, где – то в коловрате. Живот сжался.

– Истинно, я вовсе худого тебе не причиню. Куплю все, что пожелаешь и верну тебя домой.

– Я ничего не хочу, только мамке помоги. И брат пропал у меня. Девочка заплакала и Любше удалось протиснуться в крохотную избу. Единственное чем жилище могло похвастаться это то, что в нем было натоплено. А в остальном царило запустение и бедность. Несколько надколотых кружек, облупившийся кувшин, жаровня да горшок, все, что имелось на поставце. В святом углу лучина давно сгорела, оставив после себя лишь пепел, упавший вокруг глиняной птички.

На лавке у небольшого покосившегося столика, прикрытая расползающимися от времени шкурами лежала молодица. Она надрывно кашляла, взмокшая от пота. Завидев непрошенную гостью, испугалась не меньше, чем девчонка. Но хриплый, булькающий кашель не давал ей возможности ни встать, ни что – то сделать. Дождавшись пока, хворая прокашляется, Любша спросила, чем она может им помочь.

– Сын! Мой сын пропал вчера. Дочка его искала, но нигде не нашла. А я не в силах встать. Ноги будто не мои.

– Ты ведаешь, куда он мог запропаститься? Девочка села на лавку рядом с матерью.

– Ведаю. Она снова закашлялась, мокрым не дающим говорить кашлем.

– Я ведаю. Ребята сказывали, нес его дядька по пристани на плече. Занес на драккар с мордой красивой тетки. В избу уже вошел Янислав и слушал девочку. Когда она, поежившись, подняла на него глаза, он присел на полено, служившее табуретом в бедной избе. Любша посмотрела на отца, и они оба кивнули чему – то понятному лишь им одним.

– Где твой батька, дите? Янислав снял шапку. Девочка пожала плечами. Было видно, что ее удивил этот вопрос.

– Так нет его. Вмешалась ее мать, – пять лет тому уже как порубили на берегах Мойско. В ту самую сечу, когда литгальцы привели несметное войско. Кто – то выжил, а мой Ярец…. Кузнец с шумом выпустил из легких воздух и вскочил.

– Как величать тебя, дите? Он смотрел на девочку с безмерной нежностью и надеждой.

– Ярка. А вы отыщите моего брата? Она снова заплакала. – И маме, поможете?

– Клянусь, я отыщу твоего брата, даже если сам пропаду. Идем, покажешь мне тот драккар. Он схватил ребенка на руки. – Любша, займись ею. Янислав быстро вышел из крохотной избы, стукнувшись головой о низкую притолоку. С улицы послышался его голос. Он велел Предрагу отправляться за лечейкой Монислой. А остальным приказал ехать в город и ждать их там, в доме у родичей. Послышался стук копыт и снова голос Янислава, велевшего караульному доложить князю, что в его городе заезжие гости утаскивают детей.

– Вы правда найдете моего сыночка? Между приступами кашля исхудавшая женщина, едва различимая под ворохом шкур, умоляюще глядела на гостью. Любша скинула шубу и повесила на очаг котелок, чтобы закипятить воду.

– Верно. Отец отыщет его. И вернет к тебе. Уже послали за лечейкой, она и исцелит твою хворь. Как звать то тебя?

– Ритва. Кашель снова овладел ею, разрывая нутро и наводя ужас страшными хрипами.

– Ритва Любша повторила ее имя. Повторила и вспомнила, что именно этим именем брат звал девушку, которую ему родители запретили брать в жены. Любша сняла с огня котелок с кипящей водой, налила воду в растрескавшуюся кружку и слегка остудив помогла Ритве выпить. Та пила медленно, проглатывая воду крохотными глотками. Потом легла не в силах больше сидеть, прикрыла глаза. Любша сбросила с женщины вымокшие от пота шкуры и накрыла ее своей шубой.

– А коли тот драккар покинул пристань Словенска? Всполошилась Ритва, распахивая в ужасе глаза.

– Мой отец кузнец Янислав, от в великом почете у князя Волха. Он нагонит все ушедшие драккары и вызволит Ярца из полона.

– Ты ведь Любша, сестра моего Ярца? А яр Янислав его отец. Говорила она тихо, каждое слово едва различимо покидало ее губы. Ритва попробовала сглотнуть, но так и не смогла, саднящее болью горло не давало это сделать. Она взяла из рук гостьи предложенный платок и приложила к растрескавшимся губам. – Как умру, возьмите к себе детей. Богами клянусь и каждым волосом на их головках, и светом их очей они дети твоего брата! Мне Миярин ведьма из Перыни обещалась, что вы окажете нам милость. Любша не успела ничего ответить. Дверь распахнулась. На пороге возникла Монисла. Движением головы женщина приказала Любше отойти от хворой и лишь та выполнила ее распоряжение, стала осматривать впавшую в беспамятство мать детей Ярца. Лишь к ночи лечейка оставила Ритву в покое. Женщина забылась тяжелым сном, но уже не надрывалась истошно кашлем и хрипами. Монисла села на одно из двух имеющихся в избе поленьев, закатывая рукава рубахи на покрасневших с вздувающимися волдырями руках.

– В славный для нее час боги тебя прислали к ней. Кабы не позвали меня, то уже сгорела бы. Она достала из своего мешка небольшой сверток. – На – ка, лебедушка. Завари мне травушку. Уж больно сил в избытке истратила на нее. Поправить следует. Снова пошарив в своем мешке, достала крохотный горшочек и стала намазывать свои руки, зачерпывая пальцем густое серое, блестящее жиром зелье. Они уже пошли волдырями до локтя.

– Что с твоими руками, яркона Монисла? Испугалась Любша. Женщина усмехнулась.

– Да завсегда так. Волшба задаром не дается. Желаешь кого исцелить, отдай меру своей здравы, а коли нет, верни Всевышнему дарованную тебе жизнь. У нас лечеек так. Не то что у волхвов и ведьм, кудесников каких. Нам и не исцелять не можно и исцелять больно. Почитай вся хворь к нам идет. Это уж потом мы с себя ее сводим. Врать не стану, куда скорее, нежели с других, но чутив  в досталь. Любша обернула горячую кружку своим платком и передала лечейке.

– Отец без сомнения щедро одарит тебя, яркона. Любша смущалась того, что женщине выпала столь не завидная участь, и плата монетами на вряд ли способна возместить подобные страдания. – Матушке моей сможешь помочь? Найти для нее исцеление. Монисла усмехнулась.

– Одарит, знамо дело, одарит. Батюшка твой без меры щедрый. Я сызмальства держу в памяти, как он таскал мне птиц, да котят, дабы я их исцеляла и отдавал мне все монетки и снедь, что оставлял ему покойный яр Огневед на прокорм, когда он у волхвов грамоте учился. А вот исцеление для своей матушки ты сама отыскала.
– Где? Когда? Брови Любши в изумлении поднялись вверх. Из головы вылетело, что следовало ей следить, согласно наставлениям Миярин за всем, а она вишь отвлеклась на девочку.

– В тот миг, как обратила взор на девчушку, что не осмелилась подойти за гостинцами к вашим саням, когда не побрезговала войти за ней в жалкую избу, не отказала ее болящей матери в своей чуткости и заботе.

– Ты мыслишь… Любша не договорила, глядя как уверенно лечейка кивает головой.
 
– Отныне ей нет нужды ни в зельях, ни в снадобьях новых, ни в знатках. Внуки, вот то лечение, что примирит ее с собой и облегчит вину. Они и эта девочка, лечейка кивнула в сторону спящей Ритвы, – станут исцелением ее боли и вины перед старшим сыном. Младшего она, женщина прокашлялась, – и младшего сдюжит отпустить. Женщина закончила пить свой взвар и глубоко вздохнула. – Пойду я. С третьими петухами вернусь известитися  в ее состоянии. Девушка помогла лечейке надеть лисью шубу и выпроводила. В избу тут же вошел Предраг. Парень принес корзину со снедью, два тюфяка, волчьи и лисьи одеяла. Следующий за ним ученик отца внес несколько охапок дров.

– Яра Любша, тебе следует пойти отдохнуть. Я побуду с ней, пока не позволят отвезти ее куда хозяин прикажет.

– И я побуду. В избу вошла Збышка, внося еще один тюфяк. – В каком часу лечейка возвернется?

– К третьим петухам.

– Ну, вот и славно. Давайте – ка переложим её на чистый тюфяк. Так все ж и теплее и полегче ей станет. Молодые люди переложили легкую, словно веточку, Ритву на чистый сухой тюфяк, покрытый мягким холстом. Бережно, боясь лишний раз потревожить. Збышка убрала с нее любшину шубу и накрыла мягким лисьим покрывалом. Но женщина спала, убаюканная целящими заговорами и настоями ярконы Монислы.

– В город не пойду, останусь у дядьки Лина и тетки Кеси. Как батюшка явится, так пусть там меня ищет. Любша вышла из избы и вдохнула морозный воздух. «Верно пророчила ведьма из Перыни. Каждое слово сошлось. А за то, что матушка исцелиться, да и я племяшей с ходу двоих обрела, так и более лет ни сколь не жалко». Она прислонилась лбом к стылым, покрытым инеем бревнам. Затеплилась в сердце надежда, что не придется ей за чужого, нелюбимого идти и жить всякий час гадая, какая вожжа муженьку под хвост попадет.

– Слава богам и предкам! Прозвучал в темноте ее голос. – Благодарю тебя яра Миярин! Благодарю тебя, братец мой родненький! Оставил ты нам свое наследие! Только в толк не возьму, коли знала о нас Ритва, от чего не пошла к нам сразу, как не стало тебя? От чего хотя бы весточку не прислала? Неужто мы звери какие, не приняли бы кровиночек своих с матерью в своем доме? В смешанных чувствах радости и недоумения девушка пришла на постоялый двор, где поведала сердобольным Лину и Кесе об обретении деток Ярца и его возлюбленной. Она так устала, что лишь испив кружку горячего взвара из брусники, едва добрела до покоя, куда определили ее на ночлег хозяева и уснула, лишь коснувшись головой подушки, пахнущей золотарником и вербеной.

Любша не слышала, когда под утро отец внес на руках спящего внука и уложил его на соседней лавке, а еще один мужчина следом внес посапывающую сладким, покойным сном Ярку. Незнакомец некоторое время разглядывал спящую девушку в свете тускло мерцающей свечи, потом улыбнулся и вышел. Сам же кузнец устроился на тюфяке, брошенном на пол и счастливый забылся сном.