Любша - ковать судьбу или любовь. Глава 2

Назавтра, лишь день вступил в свои права, Янислав доставил дочку, оружие, заказанное князем Волхом, и те предметы, что Любша привезла предъявить княжьему суду на двор детинца . Загодя извещенные тиуны , старшие воины, городские, посадские и прочие ковали уже дожидались сына Огневеда с наследницей дара, бурно обсуждая предстоящее событие. Не часто девица представляет на осмотр столь не обычные для женских рук труды.

Двор детинца был заполнен допущенными князем к зрелищу почти до отказа. Высокие крепостные стены, ограждающие его, подобно белым гигантам, заглушали голоса, не давая им проникнуть за их пределы. Из толпы же слышались и смешки, и строгие требования замолчать чересчур неверующих господ в способностях яниславовой дочки.
Родитель ободряюще похлопал девушку по плечу и тихо шепнул чтобы та не обращала ни на кого внимания. Она то и дело поглядывала на главные ворота, крепкие и массивные, готовая сорваться на бег и скрыться от страха за ожидаемый позор. В томительном ожидании, она старалась хоть как то отвлечься, разглядывая княжеский терем посреди двора, укрытый толстым слоем снега, хозяйственные постройки, разбросанные по всему пространству, амбары, чудившиеся ей неприступными крепостями, готовыми выдержать любую осаду города.

Конюшни, несмотря на холод, источали тепло и жизнь: лошади фыркали, топтались на месте, ожидая своего часа. Из кузницы, расположенной неподалёку, раздавались глухие удары молота, пробивающиеся сквозь давящий гул толпы мужчин разной знатности и чинов. Дальше вдоль главной улицы жилые дома бояр, воевод и знати, поражали своей роскошью не меньше, чем княжеский терем. Как же смущали ратники на крышах ратожилей , желающие хоть одним глазком взглянуть на представление работы внучки легендарного коваля правителю.

Пересуды прекратились лишь с появлением князя, скоро спустившегося с широкого крыльца. Тот предстал собравшимся в полном воинском облачении, поверх которого был небрежно накинут не застегнутый фибулой , подбитый соболем синий плащ. Не обращая ни на кого внимания, он подошел к Тянисловы и обнял кузнеца, не давая тому поклониться, как положено по обычаю.

– Ждал. Сообщил довольный князь. – Занятно мне поглядеть на поделки внучки Огневеда. Весьма. Не дожидаясь, когда кузнец откинет крышку с березового короба, Волх скинул плащ на руки слуги, по пятам следовавшего за ним и сам распахнул скрипучее на морозе дерево, достал пару стрел, присмотрелся, погладил тонкие бороздки на ребрах наконечников, ощупал древко, оперение. – Ну, лебедушка, сказывай, что за товар привезла? Он взял одну стрелу с тростниковым древком, такие имели большую дальнобойность, взмахом руки приказал мужчинам расступиться и прицелился к загодя подвешенной мишени. Миг и стрела воткнулась в аккурат в самую сердцевину набитого мхом мешка. Он сделал еще несколько выстрелов с разного расстояния и из разных позиций и те неизменно попадали в цель – Добрые стрелы, Янислав у твоей дочки. Он повернул голову к смущенной девушке. – Нечего робеть, девица. Пусть робеют те, чьи стрелы не устоят против твоих. Говори! Любша кинула взгляд на отца, а когда тот одобряюще кивнул стала говорить, поклонившись властителю города.

– Вот князь эти из тополя для ближнего боя, эти из ивы для стрельбы на предельную дальность, вот камышовые, березовые, ореховые, тополиные. Все наконечники…
– И чего мудрёного в них? Все делают подобные стрелы. Послышался из толпы голос. – Неужто в том и был дар Огневеда чтобы ты теперь уподобилась прочим? И что с того, что перья и пергамент красками покрыла? Все одно, как у всех. Янислав со своей дочкой морочит тебя, князь, вола вертит , прочих кузнецов выставить скверными и непригодными желают. Люба обернулась к перебившему ее мужчине и спокойно глядя ему в глаза произнесла.

– Верно говоришь, яр. Но ты возьми и испытай. Не на мешке с мхом, а скажем на столбе каком. Мужчина вопросительно посмотрел на князя. Тот одобрительно кивнул, и сомневающийся наблюдатель взял лук и первую попавшуюся стрелу. Не целясь, он натянул тетиву и выпустил снаряд в столб. Мгновение и ее наконечник вышел по другую сторону, пробив насквозь дерево толщиной в три ладони.

– Да не может быть такого! Дивились мужчины, один за другим направляющие стрелы в многострадальный столб, неизменно оказывающийся пробитым очередным стрелком насквозь. Любша подождала, когда стрелки натешатся, а потом сообщила, что все стрелы имеют свойство быть бесполезными в руках врагов и недоброжелателей своего владельца, чем вызвала еще большее восхищение, а тайное слово, что для каждого колчана своё, возвращает их обратно. Она прошептала короткий заговор, протянула руку и все выпущенные стрелы из короба оказались в ее ладони, покрытой мелкими и крупными шрамами от ожогов.

– Что еще покажешь, яра ? Огневед помнится много чудных вещиц творил.

– Правда твоя, князь. Творил. Любша подошла к саням и достала из – под мехов небольшой сундучок. – Прими в дар, князь Волх, не побрезгуй. Она поставила на перевернутую бочку, что стояла рядом с собравшимися свою ношу и открыла крышку. Крышка звякнула замочком о дерево, а мастерица уже доставала из недр хранилища кольчугу. Да, какая та была кольчуга! На диво завитые тонкие металлические кольца и живые змейки сплетались меж собой. Они извивались, от чего кольчуга шла рябью, издавая тихое шипение. Она шагнула к Волху, но в одно мгновение воевода Видбор быстрым движением приставил меч к горлу Любши.

– Измена! Янислав с дочкой вознамерились извести князя! Со всех сторон сбежались воины, стремительно оттесняя людей, взяли в кольцо князя, а в другое кузнецову дочь. – Что удумала, вероломная? Князю змей подсунуть? Все произошло столь скоро, что ни кузнец, ни князь не успели остановить защитника владетеля Словенска. Любша и успела то всего прижать к себе свое творение. В распахнутых от испуга глазах застыли слезы, а по хрупкой шее стекала струйка крови, в том самом месте, куда было приставлено острие меча воеводы.

– Стой, дуболом! Закричал князь, отталкивая своего защитника. – Неведомо тебе, Видбор с каким нетерпением я ждал, когда она завершит дедову работу. Князь достал платок и приложил к шее Любши. Он махнул рукой Яниславу, приказывая тому опустить меч, занесенный кузнецом для защиты дочери. – Совсем разума лишился ты Видбор. Да это же не кольчуга, это чудо, да и только. Ее ни стрела, ни копье не пробьёт, меч не разрубит. Стрелы то еще пол дела, а вот кольчуги такие, нам как воздух, как вода потребны. Никакой супостат не возьмет нас в бою. Сколь жизней воев мы сохраним, коли у нас таких вдоволь станет. Он слегка приобнял Любшу, продолжавшую прижимать к себе кольчугу. Отец ее стоял рядом, так и не вложив в ножны свой меч.
 
– Ты прости, лебедушка, за обиду нечаянную. Не со зла воевода, не со зла. Повсюду мнится старому ратнику угроза.

– Не изволь обижаться и гневаться. Видбор склонился в поклоне. – Кто ж знал, что ты мастерица каких свет не видывал. Я за князя голову положу, не пожалею. Вдосталь враги наши норовят покуситься на жизнь сына Словена, дабы захватить добытое и отцом его славным, и дядьями, братьями, да и им самим. Не по нраву им, что народ на этих землях сплотили, всё желают, как в старь грабить, да резать без правил и чести. Воевода Видбор обратился к Яниславу. – И ты прости, достойный муж, что дочку твою обидел. Проси чего хочешь! За кровь плата одна, лишь кровь.

– Не в обиде на тебя я, воевода. Любша положила ладонь на предплечье мужчины, взглядом прося отца не вмешиваться. – Честно и старательно службу несёшь князю своему. От того не стану требовать возмещения. Видно, позабыл ты, что князь внук самого Велеса Змея, что матушка его Шелонь дочкой тому приходится. И никакие змеи ему и братьям его не страшны, а лишь службу да благо нести могут.

– Вот же тупень безмозглый и взаправду забыл! Воевода искоса поглядывал на князя, что, скинув свою кольчугу с пытливостью мальца уже надевал дар, яниславовой дочки. Надев, расправил на себе, отказавшись от посторонней помощи. Никакие увещевания не могли заставить старого воина умерить бдительность, и он приглядывался, кабы чего худого не вышло с его воспитанником и господином.

– А лёгкая то какая, будто не из железа и змей сотворена, а из бересты. Волх огладил себя по бокам, по бедрам, похлопал. Кольчуга заканчивалась в аккурат по середине, давая возможность проворно двигаться и прикрывая значимые части тела. Взял пояс с мечом и подпоясался поверх новой кольчуги, махнул воеводе головой, чтобы тот достал свой меч. Повелел сразиться с ним, испытать свойства нового доспеха.

Спустя четверть часа вернулся к сгрудившимся вокруг Любши и ее отца гостям. Те уже выспрашивали как скоро она сможет сотворить и для них нечто подобное, да какую плату назначит.

– Доволен я, слов нет как доволен. Благодарствую, яра Любша. Поистине, дар дедов к тебе перешел в полной мере. Когда сможешь выковать еще? Нужно всю дружину облачить в подобные, да братову не обидеть. Волхов ходит по Мутной реке от Нево до Мойско, чтоб вольно жило людское племя. Семь тысяч воинов под его рукой. Ну, же скажи ответ мне свой. Не поскуплюсь, озолочу, любую просьбу выполню твою!

– Смогу по сорок сороков за лето. Лишь одна беда. Где столько змеек сыскать, чтоб их с железами сковать? Шутка ли на каждую броню не меньше пяти сотен надлежит брать. Серебра по шесть золотников , сердолика толченого, амбера . Трав же, что смешиваются с рудой вдоволь насушено, а с весной вновь зазеленеют на берегах реки, да в пролесках.

– Беда ли? Воскликнул Волх восторженно. – Сама ж припомнила, что я Велеса Змея внук. Призовем сколь потребно змеек. И серебра, и камней бери в кладовой, любую меру. Отпишу брату, пусть поторопится в Словенск и будит спящих дедовых подопечных. Будит, и призывает, да к тебе направляет. Дело не терпит отлагательства. Пора облачить нам наших воинов броней дивной.

– Так это ж сколько лет она будет твоих воинов облачать? А коли замуж выйдет, да детки пойдут? И семи пядей во лбу быть не нужно дабы уразуметь, что в тягости не сможет она у горна стоять, да молотом махать. Вмешался в разговор Зоран. Он был знатным купцом в Словенске, большая часть зерна, что появлялась в городе и окрестностях, то его стараний заслуга. – Следует замуж выдать яниславову дочь и пусть передает мужу Сварожий дар. А тот уж поболе справит брони, чем жёнка слабая. Собравшиеся у княжьего терема загудели, будто осиное гнездо, потревоженное дымом. – Да и Янислав не вечен. А как уйдет в мир предков? Не справится его дочка? Напирал купец. – Сыновей ведь его убили, одна она у него осталась. Говоривший обвел всех взглядом, убедившись, что его речь произвела ожидаемое воздействие. И снова обратил взгляд на князя. – А кроме, словенской, да князя Волхова дружины, следует обеспечить таким доспехом братьев твоих, что сыновья дядьёв. Зятьями тоже брезговать негоже. Не справится она, ни в жисть не справится.

– И то ведь правда. Задумался Волх. – Что скажешь, Янислав? Кузнец откашлялся, глянул на Зорана. «Вот паскуда Пресвист, не отступился от своего желания нажиться, подослал –таки своего дальнего родича» Пронеслись в голове Янислава мысли и припомнился разговор с Пресвистом вчера на пути в Словенск.

– А то скажу, что не выйдет всякому передать дар Сварога Небесного кузнеца. Помимо того, что ковалем жениху следует быть знатным, так еще и Любша должна к нему чувства питать. Божий дар вам не монеты. Захотел отдал, передумал, забрал.

– Кого же ты, яра Любша посчитаешь быть достойным твоих чувств? Князь с почтением, но твердо глядел на девушку. Как бы не почитал он кузнеца и какое бы уважение ни вызвала у него работа этой яры, да не мог он не прислушаться к словам купца. Была в них истина. И ему, наследнику Словена, следует сделать и мыслимое, и невозможное, дабы укрепить вверенное ему, упрочить власть, увеличить влияние. А ничто так не способствует этому, как сильное несокрушимое войско не только по силе превосходящее противников, но по броне. На память приходили образы соратников, дружинников, павших в войнах и в дозорах. Сколь не правил Волх, сколь не крепился, да тяжко было ему терять другов верных, чьи помертвевшие лица нет– нет, да и являлись ему в часы раздумий.

– Никого, князь. Сердце мое свободно и радеет лишь за дело мое, отца и деда. Замуж я не тороплюсь, от того и трудится, не жалея сил стану.

– Не годится так. Пусть назначит условия и правила по каким мужа станет выбирать. Продолжал гнуть свое Зоран. Вот мой достойный брат предлагал Яниславу своего сына Прота в мужья. Да, где уж там! Отказался кузнец. И ничем не выше по положению его род с моим, али я не заслужил чтобы родич мой стал ей мужем? Толпа загудела. Одни поддерживали купца, другие предлагали своих сыновей, по большей мере из родов кузнечных дел мастеров. Стали пристальнее приглядываться к хрупкой невысокого роста девице, с глазами серыми, как пред сумеречное небо, похожими на отцовские. Пуще дивились, как такая в ковальне себя не уморила до сих пор. Как молот держит, жар терпит? А после пришло на ум, кому – то, что сила ее недюжинная могла быть частью дара от деда перешедшего.

– Дело говорит, яр Зоран. Согласился князь, – следует тебе яра Любша назначить условия, кого изберешь ты в мужья и кому передашь свой дар после свадебного обряда. Так принято. Не лишь тебе владеть им. Коли суждено было твоим братьям на краде завершить свой земной путь, а ты девица и мастерство коим владеешь пользу великую должно принести людям, живущим на землях, где обретаешься ты и твой род, то служи как полагается по чести и во славу землякам. Янислав опустил голову. Не знал он как помочь дочке избежать брачных уз с нелюбимым и алчущим лишь ее дара человеком.

Любша же молчала. Негодование овладело ее чувствами, злость какой она не испытывала до этого времени бурлила в груди, желая вырваться наружу. Прикусила девушка губу до крови, чтобы не наговорить окружающим ее людям и князю в придачу оскорбительных слов. Руки со сложенными пальцами захрустели от силы, с какой она их сжала. Устремленный на Волха взгляд ее был обвиняющим и жестким. Не так ей мнилось выбирать себе суженного. Мечталось отыскать того, кого она бы любила и кто любил бы ее. Кто желал бы быть ей мужем не для того, чтобы даром ее овладеть, а по воле сердца соединить с ней свою жизнь.

Как же ей хотелось сейчас уйти, скрыться в доме отца и никогда не показывать людям своих умений. Она уж было хотела сказать, что может наладить дело и без передачи чужаку своего дара, да поняла, что не отступятся теперь, не станут слушать. Она для них лишь женщина, которая должна подчиняться и терпеть, а все остальное на усмотрение отца, мужа. Если с отцом ей посчастливилось и лучше батюшки не сыскать, то вот с мужем может статься и по – другому. Слова, приправленные горечью и отчаянием хотели уже сорваться, но вдруг передумала, остановленная мыслью.

– Коли желаете условий, так оно у меня одно. Слушайте! Стану я женой тому, кто отыщет снадобье или другое средство способное исцелить от тоски мою матушку, что сохнет по сыновьям и прогнать из тела ее хворь. Вот кто разыщет, и матушка моя обретет прежние силы и радость, за того и пойду. Благодарна останусь такому без меры. Пока же сама буду кольчуги ладить. Любша перевела взгляд на Волха – дерзкий, без тени смирения и робости. –Зови, князь своего брата князя Волхова, пусть кличет змей, почивающих в своих зимовьях под старыми пнями, пусть направляет ко мне ползучее войско. Она умоляюще посмотрела на отца и тот, словно понял, что ей требуется уйти с княжьего двора. Девушка выгрузила из саней короб со стрелами, села на место возницы и дождавшись пока отец распрощается с князем, его ближниками и устроится рядом, тронулась в путь. – А как сама отыщу я избавленье для ярконы Альдоны, то не взыщите и не торопите, выберу мужа по сердцу и душе, того, кто не зарится на чужие дары, того, кто не зарится на сокровища княжьих кладовых и не станет за дар рода жены добывать себе почестей и славы среди народа. Эти слова она произнесла, обернувшись уже в воротах княжьего двора, когда покидала оставшихся при князе мужчин. Она бросила полный презрения взгляд на Пресвиста и его сына Прота, стоявших поодаль от остальных. И уже не слышала, того, что одни судачили, осуждая строптивую внучку Огневеда, а другие защищали смелость и чистосердечие девушки.