Нежные создания

   НЕЖНЫЕ СОЗДАНИЯ


  Часть первая. Великая революция 1917 года.


  1.
  Идея написать об этом пришла в мою голову в тот момент, когда Ольга написала мне сообщение ВКонтакте. Мы долгое время не писали друг другу, а тут - взяла и написала. В последний раз мы пообщались в Доме Писателей на Звенигородской, как мне помнится. То ли была презентация журнала "Перрон", художественным редактором которого она была, то ли это было какое-то другое культурное мероприятие. Не важно. И вот, прошло несколько недель - и она написала. Написала про то, что ей приснился странный сон. Она была в этом сне инвалидом, она сидела в инвалидной коляске, и я эту коляску сзади подталкивал. Наш путь лежал по крышам петербуржских домов, сломанных улиц, проспектов и набережных - в мешанине и каше из них. И мы говорили о ангелах. Оля написала, что сон был такой реальный, и не выходит из её головы до сих пор. Я прямо-таки восхитился. Я написал ей, что это превосходная сюжетная картинка для будущего моего рассказа. Оля стала просить меня, никому не рассказывать про этот её сон и не пытаться что-либо написать на основе её сна. Я, конечно, обманул её. Пообещал, что никому не расскажу и ничего писать не стану. Но вот прошло двенадцать лет и я начинаю писать, вспоминая этот её странный сон. Он будет меня вдохновлять. Бывает так, что только одна картинка, один только кадр, даёт жизнь нескончаемому телевизионному сериалу. Может, и у меня так получится. Посмотрим.

  2.
  Да. Оля.
  Если точнее - Ольга Вракина. Которая умеет врать и сочинять невероятно хорошие стихи, на мой взгляд и вкус. С этим дарованием судьба меня свела на литературном портале Проза.ру. Там она фигурировала и творила под несколькими псевдонимами на нескольких страницах (как, впрочем, и я сам). Она любила всякие игрища, метаморфозы, прятки, превращения, обольщения, кокетство, загадывать загадки и весьма пространно и непонятно выражаться (как, впрочем, и я сам). Мы были похожи друг на друга. Мы охотно и с удовольствием дурили друг друга, как мог в то время позволить нам интернет. Но пришло время нам встретиться вживую. И вот как это произошло:
  Я отправил в редакцию журнала "Перрон" электронной почтой один свой рассказик. Его напечатали. А потом меня пригласили на презентацию номера. Вместо гонорара мне пообещали один экземпляр. Вот так мы встретились вживую. Я, конечно, очень заинтересовал Ольгу. Она вообще интересовалась каждым новым человеком, появившимся в её жизни. И пол этого человека не играл для Оли особенной роли. Она могла спать, как с мужчинами, так и с женщинами. И замуж выходить она не собиралась, она была существом с другой планеты, слишком ценила свою свободу и верила, что любовь никакого отношения к загсу не имеет. С Ольгой я, конечно, не спал. Она меня не возбуждала, не мой тип полового партнёра. Хороший друг, идеальный собеседник, но... в плане интима её не мыслил. Хотя, уверен, изрядно напившись, я бы, конечно, залез на неё, но утром, протрезвев, мы оба пожалели бы о содеянном.
  У Ольги были длительные и мучительные отношения с Борисом. У Бориса фамилия была: Комсомолов. И должность была в журнале "Перрон": главный редактор. Он её ревновал и страдал, она с ним спала, и не только с ним. Ему хотелось более серьезных отношений, но она просила его её не торопить, дать время подумать, и всё такое.
  Оля и Борис. Товарищи. Партнёры. Любовники. Но никак не муж и жена. Все это видели и понимали. Только один Борис не хотел видеть. Хотя прекрасно понимал.
  Есть на свете такие люди, которые добровольно разрешают другим людям воткнуть нож прямо в сердце. И не просто воткнуть. Ещё и поворошить лезвием ножа внутри сердца. Борис - один из таких вот добровольцев.

  3.
  А теперь о журнале "Перрон".
  Вы знаете, сколько в утробе литературного сочинительства копошится всяких мелких и незначительных творческих личностей - "непризнанных гениев", неудачников, никому неизвестных авторов, эпигонов, графоманов и просто бездарей? Огромное количество. Трудно представить. Рождаются по-настоящему лишь единицы. Эй, приятель, ты думаешь, что станешь вторым Стивеном Кингом и будешь получать гонорары, как у него? Забудь об этом, ты умрёшь в безвестности. Вот для таких, кто никогда не родится (для меня, то есть) и выпускался журнал "Перрон". Вот для таких и существовала возможность напечататься там.
  Журнал сей задумывался для всяких неформатных, неформальных и нестандартных текстов. Оля и Борис были идеальной редакторской парой, удачно отыскивающие всяких чудиков, более или менее умевших складывать буквы в слова, а слова в предложения. Почти каждый человек сможет написать какой-нибудь текст, с ошибками разного рода, конечно, но только из под пера чудика такой текст вызовет реакцию, типа: "О! Необычно! Как оригинально! Класс!" или "В тему! Смотри-ка!". Журнал был спасательным кругом для авторов, тонущих в океане собственной бесперспективности.
  Я любил "Перрон". До сих пор считаю, что это был один из лучших литературных журналов России. Конечно, журнал страдал всеми литературными и писательскими пороками. Не без этого. Например, Оля и Борис активно печатали в нём самих себя, даже если и материал их порой был никуда негодный. Могли так же напечатать откровенно бездарную писанину только по той причине, что её авторы были их хорошими знакомыми или друзьями. Лицеприятие тоже играло свою роль. У текстов, авторы которые лично не нравились Борису (не сами тексты, повторяю, а их авторы), не было ни единого шанса напечататься в "Перроне". Даже если эти тексты по своему уровню могли сравниться с текстами, например, Льва Толстого, Булгакова или Гоголя - для Бориса это был не аргумент. Со временем и я угодил в чёрный список главного редактора. Я регулярно печатался в "Перроне" почти два года, пока меня не поцеловала Ольга. А Борис стоял на другой стороне улицы и смотрел прямо на нас. Зачем она это сделала? Для чего? Может, хотела разозлить своего партнёра? Возможно. Но я пострадал. Больше меня в этом замечательном журнале не печатали.

  4.
  "Перрон" создавали этакий боевые товарищи по духу - начинающие герои-революционеры. На пятки наступал 1917 год, модно было ходить на демонстрации, выдумывать всякие лозунги, бросать бомбы и улептывать от полицейских. Что и говорить - человек будучи взрослым человеком способен вести себя как дитя неразумное. В новом журнале молодые революционеры намеревались печатать "свободные" литературные сочинения. Это были такие весёлые и хорошие товарищи: Ксения Луганская "Маруся", Виктор Остапенко "Режиссёр", Кузьма Прохорович "дядя Кузя" Рабинович и прочие любители искусства. "Свободными" литературными сочинениями они называли свои собственные опусы, которые принялись тотчас незамедлительно печатать в новом журнале. Никакой организации толком не было, это были посиделки с употреблением сигарет и алкоголя, поэтому товарищи из Дома Писателей на Звенигородской относились к "Перрону", как к некому акту самодеятельности и любительства. За три года вышли всего два номера, и очень мизерными тиражами, которые разошлись по знакомым и друзьям. Одним словом - баловство. Потом пришли Оля и Борис. И всё изменилось. Номера стали выходить раз в три месяца, журнал перерос рамки простого увлечения в кругу дружной компашки. Журнал начал предпринимать попытки стать рупором творческой революции и литературного искусства. Читателя надо было разбудить. Читателя надо было воспитывать. Читателя надо было встряхнуть. Читателя надо было поставить к стенке и расстрелять новой литературой добротного качества. Читателя надо было вздернуть на фонарном столбе собственного обывательского безразличия. Мы стали мечтать о эшафотах, красных колпаках и о пулеметах "Максим".

  5.
  Оля написала, что в её сне мы беседовали о ангелах. Почему именно о ангелах?
  Скорее всего, причина была в том, что незадолго до революции я, начитавшись "Мастера и Маргарита" Булгакова, начал писать повесть о самом себе, к которому в квартиру заявились двое ангелов, принявших человеческий облик. Они были моего возраста и очень хорошо меня понимали, разделяли мои убеждения и ненависть к обывателям потребительского века сего. Нет, это были не совсем падшие ангелы, как мне тогда представлялось, отнюдь. Это были ироничные и молодые по виду личности, которые жаждали "наказать" человеческое общество. Причины на то были самые разные, главная из которых - человеческое общество само провоцировало на такой шаг по отношению к нему.
  Понятное дело, двое ангелов олицетворяли в себе Воланда и его компашку проказливых сотрудников. И почти точно таким же манером потешались и угарали над обывателями. Я почти ничего не делал, я лишь молчаливо взирал на всё происходящее и мысленно одобрял.
  Спустя какое-то время подключились сотрудники правоохранительных органов. Деятельность ангелов привлекла их внимание и они решили "разъяснить ситуацию". Лучше бы они этого не делали. Кончилось это для них, конечно, плачевно. Ангелы их просто расстреляли. Мы дружно отправились в Петербург на импортной тачке, которую где-то угнали. Дальше писать я не стал. И причин не помню, почему не стал писать. То ли вдохновение пропало, то ли я сам по-настоящему тогда приехал в Петербург. Короче говоря, революция началась.

  6.
  Да. Революции началась. 1917 года.
  Но моя революция началась ещё в Туркестане, сначала в Энске, а потом в Ташкенте. В Энске жили будущие революционеры: товарищ Карандашинский "Матня", товарищ Рустамов "Рустик", товарищ Гусев "Га-га" и я. Это был наш маленький революционный кружок. Мы увлекались литературой, рок-музыкой и бездельем. Самые настоящие революционеры. Мы выдумывали жандармов и общественную "систему", которой надо противостоять индивидуализмом, нонконформизмом и искусством. У нас были наганы из картона и хлебного мякиша. Как мы гордились ими!
  Мы учились в одной школе, а потом в одном училище. Революционные идеи проникали в нас вперемежку с алкоголем и анашой. Нам казалось, что мир изменить легко, мы не обращали внимание на то, что на наших губах ещё не обсохло материнское молоко. Я хотел стать писателем, Рустик - художником, товарищ Матня - музыкантом, а Гусев не против был прожить до конца жизни бездельником. Энск (да и весь Туркестан) вызывал у нас отвращение, а его население мы вообще считали каким-то отдельным видом говорящих животных. И, конечно, мы не понимали, что сами-то ничем выдающимся не отличаемся от этих животных. Так. Просто хотели поиграть в революцию.

  7.
  Наш маленький революционный кружок ничего особенного такого в Энске не натворил. Всё ограничилось разговорами. Потом кружок стал распадаться: товарищ Гусев и Матня уехали из Туркестана, Рустик поступил на учёбу в какой-то колледж для художников в Ташкенте, я устроился работать на завод. И как-то стало грустно немного.

  8.
  Товарищ Гусев был интересной личностью. Его выдающейся способностью было умение прикольно смеяться: "га-га-гага". Он, восемнадцатилетний симпатичный парень, специализировался в области интимных связей с девушками старше его на пять-десять лет. Как правило, это были молодые преподавательницы в училище и скучающие жены, чьи мужья уехали на заработки. Я ему в этом плане очень сильно завидовал. Я в этом плане очень и очень сильно отставал от него. Дальше. Товарищ Гусев стал революционером, чтобы просто дружить с нами. С борьбой на идеалогическом фронте у него было совсем никак. В дебатах никакого участия он не принимал, его жизненная позиция в этом не нуждалась.

  9.
  Почти целый год я бездельничал под видом пролетария на заводе. Хотелось порой застрелиться. Но потом приехал неожиданно товарищ Матня и мы отправились в село Бульбарашино - создать там революционную ячейку.

  10.
  Так. Товарищ Матня представлял собой тип начинающего революционера с задатками стать со временем неплохим профессионалом и борцом за интересы эксплуатируемых слоёв общественных масс. Любил он музыку до безумия, пытался творить и создавать, но очень сильно подражал Юрию Шевчуку. Товарища Матню я считал своим близким и лучшим другом.

  11.
  Действующие лица:
  Я;
  Товарищ Карандашинский "Матня";
  Товарищ Дядька - родной (со стороны отца) дядя товарища Матни, бывалый революционер, когда-то входил в "Народную волю";
  Товарищ Алкашев - соратник товарища Дядьки по борьбе, постоянный участник митингов и демонстраций;
  Бабка - родная бабушка товарища Матни, мама товарища Дядьки, слепая и добрая старушка.

  (Бульбарашино. Послеобеденное время. Старый разваливающийся на куски дом. Внутренний двор, неприбранный и неухоженный. Товарищ Дядьки сидит на бревне. Товарищ Алкашев сидит на перевёрнутом дном вверх ведре.)

  Товарищ Дядька:
 - Ты можешь уподобить нашу человеческую природу в отношении просвещённости и непросвещённости вот какому состоянию… Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю её длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнём и узниками проходит верхняя дорога, ограждённая, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

  Товарищ Алкашев:
 - Это я себе представляю.

  Товарищ Дядька:
 - Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа её так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

  Товарищ Алкашев:
 - Странный ты рисуешь образ и странных узников!

  Товарищ Дядька:
 - Подобных нам. Прежде всего разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, своё ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнём на расположенную перед ними стену пещеры?

  Товарищ Алкашев:
 - Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?

  Товарищ Дядька:
 - А предметы, которые проносят там, за стеной? Не то же ли самое происходит и с ними?

  Товарищ Алкашев:
 - То есть?

  Товарищ Дядька:
 - Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?

  Товарищ Алкашев:
 - Непременно так.

  Товарищ Дядька:
 - Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх — в сторону света, ему будет мучительно выполнять всё это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Да ещё если станут указывать на ту или иную проходящую перед ним вещь и заставят отвечать на вопрос, что это такое? Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?

  Товарищ Алкашев:
 - Конечно, он так подумает.

  Товарищ Дядька;
 - А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза, и не отвернётся он поспешно к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?

  Товарищ Алкашев:
 - Да, это так.

  (Во дворе появляемся я и товарищ Матня.)

  Товарищ Матня:
 - Привет! Всё философствуете и философствуете?

  Товарищ Дядька:
 - Племянник! Сколько лет, сколько зим, дорогой!

  (Из дома выходит Бабка.)

  Бабка:
 - Кто тут? Кто приехал?

  Товарищ Матня:
 - Здравствуй, бабуля, это я.

  Бабка:
 - Где ты? Ничего не вижу!

  Товарищ Матня:
 - Здесь я, здесь.

  (Товарищ Матня обнимает Бабку.)

  12.
  Действующие лица:
  Я;
  Товарищ Дядька.

  (Бульбарашино. Товарищ Дядька ведёт меня за собой и показывает свой дом. Более или менее в порядке только две комнаты: комната Бабки и комната Карандашинского. Остальные - в ужасном состоянии. Просто нет слов.)

  Товарищ Дядька (обращаясь ко мне):
 - Вот дом,
Который построил Джек.
А это пшеница,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,
Который построил Джек.
А это весёлая птица-синица,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,
Который построил Джек.
Вот кот,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,
Который построил Джек.
Вот пёс без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,
Который построил Джек.
А это корова безрогая,
Лягнувшая старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,
Который построил Джек.
А это старушка, седая и строгая,
Которая доит корову безрогую,
Лягнувшую старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,
Который построил Джек.
А это ленивый и толстый пастух,
Который бранится с коровницей строгою,
Которая доит корову безрогую,
Лягнувшую старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,
Который построил Джек.
Вот два петуха,
Которые будят того пастуха,
Который бранится с коровницей строгою,
Которая доит корову безрогую,
Лягнувшую старого пса без хвоста,
Который за шиворот треплет кота,
Который пугает и ловит синицу,
Которая часто ворует пшеницу,
Которая в тёмном чулане хранится
В доме,
Который построил Джек.

  13.
  Действующие лица:
  Я;
  Товарищ Карандашинский "Матня".

  (Бульбарашино. Комната товарища Матни. Горит настольная лампа на обшарпанном столе. Я лежу на кровати. Товарищ Матня - на раскладушке. Он курит самокрутку. Мы разговариваем.)
  Товарищ Матня:
 - Причина, побуждающая чувственную душу бежать от общества, заключается в стремлении обрести общество.

  Я:
 - В неразвитых обществах наибольшие страсти вызывают власть, деньги и женщины; в развитых – деньги, власть и кроссворды.

  Товарищ Матня:
 - Монастырь – это темница, куда ввергают тех, кого общество выбросило за борт.

  Я:
 - Большинство общественных учреждений устроено так, словно цель их – воспитывать людей, заурядно думающих и заурядно чувствующих: таким людям легче и управлять другими, и подчиняться другим.

  Товарищ Матня:
 - В революции на поверхность поднимается пена общества, негодяи и преступники.
 
  Я:
 - Общество не может освободить себя, не освободив каждого отдельного человека.

  Товарищ Матня:
 - Если бы не существовало таких точек, в которых сходились бы интересы всех, не могло бы быть и речи о каком бы то ни было обществе.

  Я:
 - Одежда делает человека. Голые люди не имеют влияния на общество, или почти не имеют.

  Товарищ Матня:
 - Последняя высшая цель общества – полное согласие и единодушие со всеми возможными его членами.

  Я:
 - Правда и свобода – вот столпы общества.

  Товарищ Матня:
 - Общество – цивилизованная орда, состоящая из двух могущественных племен: недоедающих и скучающих.

  Я:
 - Воспитать человека интеллектуально, не воспитав его нравственно, – значит вырастить угрозу для общества.

  Товарищ Матня:
 - Ваше общество – яд, который неизбежно отравляет даже самую чистую душу.

  Я:
 - Общество и человек есть враги, зависящие друг от друга.

  Товарищ Матня:
 - Для общества, бунт – вещь не менее полезная, чем гроза для природы. Это лекарство, необходимое для здоровья правительства.

  Я:
 - Общество – оправдание провалу любви индивида.

  Товарищ Матня:
 - Куда бы человек ни пошел, где бы ни спрятался, люди обязательно найдут его, навяжут ему свои повадки, а по возможности и общество.

  Я:
 - И среди людей больше копий, чем оригиналов.

  Товарищ Матня:
 - Я бы очень хотел, чтобы мы все нуждались друг в друге.

  Я:
 - Двое-трое – это уже Общество. Один станет Богом, другой – дьяволом, один будет вещать с кафедры, другой – болтаться под перекладиной.

  14.
  Действующие лица:
  Я;
  Товарищ Матня;
  Товарищ Дядька;
  Толпа.

  (В комнату врывается товарищ Дядька. Он дико пьян. Он весь возбуждён.)

  Товарищ Дядька:
 - Вставайте, други! Вперёд! На штурм и слом! За равенство и свободу!

  (Мы поддаемся этому порыву. Мы долго не думаем, мы ведь революционеры, поэтому мы сразу начинаем действовать. Мы выбегаем на площадь, где большая толпа (наверное, это угнетённые и обездоленные члены несправедливого человеческого общества) скандирует, устраивает демонстрации и митинги. И мы вливаемся в эту толпу, влекомые чувством солидарности и борьбой за права каждой личности на право, так сказать.)
 
  Толпа:
 - Да здравствует первое мая — боевой смотр революционных сил международного пролетариата!

  Товарищ Дядька (пытается перекричать всех и вся):
 - Берегите природу - вашу мать!

  Толпа:
 - Пролетарии всех стран! Защищайте страну советов — отечество трудящихся всего мира! Долой провокаторов войны! Да здравствует революционная борьба рабочих против империалистов!

  Товарищ Матня:
 - Куда мы несёмся?! Какого хрена?!

  Товарищ Дядька:
 - Ты ничего не понимаешь! Надо сделать что-то великое! Ради народа и свободы!

  Я:
 - А что именно? Что такого сделать великого, которое необходимо народу ради его же свободы?

  Товарищ Дядька:
 - Ну... Ну, допустим, взять штурмом какую-нибудь Бастилию. Для начала, например.

  (Кучка ошалелых нетрезвых мужиков и баб с руганью разносят пивной ларёк. Товарищ Дядька немедленно присоединяется к ним.)

  Товарищ Матня (возмущается):
 - Куда, старый дурак?! Это не Бастилия!

  Товарищ Дядька:
 - Ты опять ничего не понимаешь! Надо помочь товарищам! Соратникам по общей борьбе!

  (Соратники взяли приступом вражеский бастион и на его руинах тотчас стали праздновать свою победу. Активно участвовал в этом празднике и товарищ Дядька. Спустя какое-то время он вернулся к нам. Он обильно распространял вокруг себя на многие метры пивную вонь. Он еле держался на ногах, его клонило в разные стороны.)

  Товарищ Дядька:
 - Да здравствует единый фронт коммунистических и социал-демократических рабочих против капитала!

  Товарищ Матня:
 - Иди спать, герой труда и строитель счастливоего будущего!

  15.
  Наша револионная ячейка в Бульбарашино существовала совсем недолго. Чуть больше недели. Непримиримость идей разделила общие интересы. Товарищ Дядька стал настаивать на учреждении диктатуры пролетариата. Он напился, велел мне отправляться восвояси в свой Энск, потом поругался со своим племянником и выгнал его из своего дома. Утром следующего дня он, правда, протрезвел и попытался с нами помириться. Но мы были слишком гордые, чтобы пойти на сближение с оппозицией. Матня категорически отказывался от всякого компромисса. Наши сердца были преисполнены обидой. Революцией заниматься мы решили в другом месте.

  16.
  Товарищ Рустик был уникальным революционером. До сих вспоминаю о нём с изрядной долей доброй ностальгии. Это была харизматичная и творческая личность, его юношеские рисунки врезались в мой мозг навсегда. Он не мог не стать революционером, он нравился девушкам, друзьям с ним было весело, всё шло к тому, чтобы жизнь он посвятил во имя идеалов трудящегося элемента. Да, плакаты и лозунги он тоже рисовал хорошо, но с Остапом Бендером они в ВХУТЕМАСе учились на разных факультетах, встретиться им не довелось. Литература далась ему очень легко, он освоил её одним лишь приступом: взял, да и прочитал Библию. И после этого сказал, что читать больше ничего не станет, так как в Библии есть всё, о чём написано во всех книгах.
  В Ташкенте товарищ Рустик учился в какой-то шараге, вместе с юными басмачами, отпрысками баев и будущими наложницами гаремов. Преподаватели уверяли их, что все они постигают тайны изобразительного искусства. В свою очередь, студентам было откровенно наплевать на это самое изобразительное искусство. Кроме Рустика. Наш товарищ был борец и сдаваться не собирался. Наверное, он хотел стать счастливым человеком.
  В Ташкенте Рустик снимал квартиру напополам со своим двоюродным братом, который тоже был творческим индивидом. И из тоже разделяла огромная пропасть. Кузен был старше его и имел право нещадно критиковать творческие начинания Рустика и весь его уклад жизни. Товарищ Рустик имел право в отсутствии кузена громить его самого по всем пунктам, какие могли только прийти в его голову.
  Когда я и Матня появились в Ташкенте, было не совсем понятно, обрадовался он нам или нет. Возможно, он опасался, что наша революция каким-то образом негативно отразится на его учёбе и будущей творческой жизни. Возможно, он уже не на столько серьёзно воспринимал меня и Матню. Возможно, мы стали казаться ему маргинальными личностями, находящихся во власти своего собственного безрассудства...

продолжение следует...