Деревушка

     В глухой полуживой деревушке,
Где сельчане старики да старушки,
Свой век коротали в одной старенькой избёнке
Муж с женой, да ейная старшая сестрёнка.
     Избёнка тая не велика была: светёлка, да комнатёнка,  кухонька со столиком у окна, давно не топленная печь, да летняя веранда, где всё пространство  занимали книжный шкаф и полуразвалившееся кресло-кровать.
     Муж с женой занимали светёлку с окнами в сад, откуда доносились запахи цветущих деревьев да бесконечное щебетанье мелких пташек. Ейная сестрёнка летом ютилась на веранде, а в холодное время перебиралась в комнатёнку с окном, выходящим на широкий простор деревенской улицы.
     Из всех удобств в хатёнке лишь лампочка Ильича.
     Во дворе полусгнивший сарай,  забитый всяким хламьём, рухлядью и ворохами сгнившего сена, а за ним старенький дощатый туалет, продуваемый всеми ветрами.
     Воду приходилось носить от скрипучего “журавля”, находящегося в конце деревушки метров за триста. На длинной жерди “носа журавля” болталась деревянная бадья, из щелей которой проливалось не мало живительной влаги. И потому вокруг всегда было сыро и грязно, а зимой намерзали сосульки и горы льда.
     На столбике у сарая был прикреплён видавший виды умывальник времён царя Гороха, а под ним ржавое помойное ведро без дужки. Умывальник служил и для мойки рук, и для помывки овощей, и для мелких постирушек. Грязную воду приходилось выливать в сточную канаву, заросшую непроходимым бурьяном, метрах в пятидесяти от подворья. Эта обязанность раза два-три за день выпадала на долю мужа. Но, иногда, свояченица демонстративно выплёскивала поллитра-литр грязной жидкости со словами, что это только она поддерживает чистоту во дворе и не даёт помоям завоняться.
     Однажды, собравшись со своими силами, муж с женой за две недели соорудили колодец с воротом рядом с избёнкой. К вороту муж прикрепил трос с барашком на конце, на который каждый раз надо было подвешивать ведро. Ведро не оставляли из-за опаски, чтоб не украли. Вода оказалась холодной и на вкус не хуже, чем у “журавля”.
     Сельчане в рытье колодца посильную помощь оказывали и потом с благодарностью пользовали водицу.
     Лишь старшая сестрёнка недовольство проявляла, ничем не помогала и даже всячески мешала производственному процессу: то лопаты спрячет, то верёвки в узлы завяжет, а то и землицу обратно в яму скинет.
     Зато потом с превеликим удовольствием брала из колодца водицу и гордо заявляла о том, что водица в принесённом ведре только ей принадлежит и запрещала младшей сестре и ейному мужу пользоваться ею.
    Всё бы ничего, казалось бы, живи и радуйся тому, что дом в жилом состоянии поддерживает младшая – подбелит, подкрасит, помоет, а ейный муж блюдёт чистоту и порядок во дворе и вокруг подворья: то покосившийся забор поправит, то траву скосит, то ветви деревьев срежет.  Но характер старшей был своенравный. Она была вечно недовольная абсолютно всем вокруг происходящим. И поэтому, живя в одном дворе и под одной крышей, сёстры хозяйство вели раздельно. У каждой был свой неогороженный участок земли, разделённый общей тропкой, где они копошились с ранней весны до поздней осени. И если у младшей было что-то лучше, то старшую тут же охватывала зависть и неприкрытая злоба, в порыве которой она могла незаметно вытоптать или порвать урожай и свалить всё на нерадивых соседей. Видя это своеуправство, младшая стала ходить по пятам за своей старшей сестрой и не давать ей безнаказанно бесчинствовать на грядках. Но старшая всё равно находила возможность выплеснуть свою злость не здесь, так там, и совершить хоть мелкую, но пакость: уронить в пыль выстиранное бельё – это, мол, ветер виноват, или бросить от умывальника кусок мыла подальше в бурьян – это соседские коты гонялись друг за другом. Бывало и цветы в палисаднике ломала – они мешают ей, видите ли, из окна смотреть на улицу. Были и крики и скандалы и до слёз дело доходило. Короче, на все упрёки у неё были всегда свои отговорки – я не я, моя хата с краю, я ничего не знаю. Вступать в дебаты с нею было бесполезно. Тогда муж с женой решили вообще не обращать на неё внимание и не говорить с ней ни о чём. В доме воцарилась тишина, но пакости не прекратились. Вот так и жили и соседи всё об этом знали да помалкивали – чего зря нервы мотать, всё едино земля скоро всех примет.