Учительница Марина - 2

Начало здесь - http://proza.ru/2025/03/28/1786

Сезонный влажный поцелуй
Хранит комбайн, дитя природы.
Хранят поля и «Пиво - Воды»,
И Гала прячет в «небалуй».

Смиренье! Вон летит, в сорочке
Малиновой Дали. Уж он рассудит,
Как на гумне расставить точки
И бочки поднести на блюде.

Весенний этот поцелуй
Смывает дождь.
Дождись, дождись...


Всё же он старается наладить «человеческие отношения», надо отдать должное. Прислуга накормлена прямо с барского стола, который она сейчас и убирает. Щеки слегка раскраснелись, еще и ненароком коснулась его бедром. Вот растяпа! Он отделался упрятанной в бокал усмешкой.

Жаль, что сегодня не та погода. Для неё должна была быть совсем другая. И она вместо другой, ну это к счастью. И непогода вместо погоды, увы. Лёгкий моросящий дождь, сквозь который проглядывает солнце. Всё вместе. И ему хотелось вместе с нею выйти на балкон, и, задумчиво потягивая коньяк, наслаждаться видами. Чтобы она, опершись о перила, следила за его указующей рукой. Слегка прогибаясь, всматривалась в пробивающуюся зелень, чертила этими своими чудесными грудями таинственные знаки на одомашненном дереве. Он, воображая следующий слой воображаемого, видел, как её здоровенные молочные соски, твердые как сталь, вспахивают размякшую от весенней похотливой неги землю, а он идет за лошадкой, крепко ухватив её за сноровистые, дрожащие от возбуждения ноги.

- Не так уж сегодня и прохладно. Может, выйдем на балкон? - вырывается из него заветное. (А вдруг?)
Марина встряхивает головой. Это не да и не нет. Просто голая женщина занята делом, она прибирает, сворачивает пиршество. А ты бы хотел, чтобы всё только разворачивалось? Зря хлебнула столько коньяка. Хитёр, подлец. И всё настолько тривиально. Выйти на балкон, туда, где облетает с неба весенняя влага? Подставить под легкие капли разгорающееся лицо? Да в ней самой уже — лёгкая влажность, женская межножная испарина, стыдоба, едва прикрытая, едва удержанная судорожно сведёнными губами. Слово сказать — и потикёт вниз, барин. А может, и хлынет?

Крадучись, протирая тряпкой подоконник, подбирается к балконной двери. За окном моросит лёгкое, влажное, весеннее. Жаль, что у неё давно никого не было. Оттого и эта набежавшая вопреки голосу разума волна. «Зря не пригубила вчера с Аней. Было бы легче держать шаг, не горели бы так щеки. Жаль, что подбривала. Всё же видно будет, если не так скакнёшь, кляча. В общем, форменная дура. Всё против меня сегодня». И, не удержавшись, вытягиваясь, прижимается щекой к прохладе стекла. Рука против воли нащупывает щеколду, открывая дверь. Дуновение прохлады обдает голое тело.

Прямо залезла на подоконник! Еще чуть оттолкнётся, и будет качелить на нём задницей, махая ножками! Зае… Чудесно! Слегка раздвинувшиеся ягодицы, если вести меж ними вниз, приоткрывают вход в таинственную глубину. Подойти сейчас тихо сзади, приобнять, провести рукой, и, погладив плечо, скользить вниз, вниз, к белой попе. Прижав к себе, сказать: «Давай распахнем это окно в новый мир!» И распахать её, распахтевшую, распахнувшуюся.

Прикосновение заставило вздрогнуть. Резко обернувшись, блеснула изумрудом гневных глаз. Сказала:
- Я не знала, что в обязанности уборщицы входит ощупывание. Насколько меня ознакомили с трудовым договором…
- Трудовым договором, - рассмеялся он. - Скорее устная договоренность сторон.
- Насколько я осведомлена, в этой устной договоренности такое не прописано!
- Нет, нет, конечно! Я немного замечтался. Просто Вы так бесподобно смотритесь в голом виде. Вам просто нужно ходить обнаженной.
- Вот еще! Вы бы лучше соблюли договоренности, сударь.
- Конечно, конечно, сударыня. Я честно соблюдаю все договоренности.
(Ой, не ври, из грязи вылезший князь. Был бы честным, ходил бы сейчас от столба к столбу, высматривая объявления о работе. А то и лежал, раскинув руки, на помойке, вперившись невидящим взглядом в темень. Лжецы и лицемеры, сколько нашего народа вы погубили).

Ей почему-то стало вдруг думаться о том, как он приезжает после этого в офис, полный сжатой неиспользованной энергии. Как начинают бегать «сотрудники», по нынешним временам все «проджект-менеджеры», приноравливаясь к настроению барина: растревоженный трутнем улей. Как начинают выправляться запутанные дела, ускоряются поставки иль доставки, облегчаются расчеты-перерасчеты, упорядочиваются платежи, расцветают пополненные счета.
 
Или же, скажем, другой вариант. Конечно, эти «уборки» - просто спектакль два раза в неделю, представление для «души» зрителя-гурмана, сугубо декоративный и ритуальный вариант, о чем догадывалась даже Аня. Вечерами он наверняка дерёт проституток, чтобы расслабиться от дел и лучше заснуть. Просто и незатейливо трахает. Или не просто и незатейливо, но какая нам разница? Человек хочет брать от жизни всё, что могут загрести его грязные руки, желая ввести это в цикличный хозяйственный круговорот. Тогда он, приезжая в офис, вызывает секретаршу. «Сложности с контрактами и договорами? Почему не сообщили раньше?» Дерёт проштрафившуюся секретутку, и она бормочет: «Сложности с контрактами. Юридические». Вызванная юрист, разделяя ответственность, сбрасывает платье, стягивает трусы (если не забыла их надеть), и тоже готовится принять в себя гнев начальства.

***
- А что, швабры в доме нет? - спрашивает Марина.
Разводит руками:
- Гол как сокол.
Дорогие старинные часы, высоко уходящие лбом к потолку, степенно бьют два раза. Половина пути пройдена. Ползая по полу, учительница протирает практически чистую поверхность, по сути, собирает влажной тряпкой пыль. Видно же, что тут регулярно убирают. Но маскарад есть маскарад. Кому положено — играют принцев и принцесс. А она — голую прибиралку.

Барин в раздумиях ходит по комнате, бросает на прислугу беглый, но въедливый взгляд. От которого она уворачивается, быстро вертясь вокруг своей оси.

Ему хочется получше рассмотреть её нижние губы, и, особенно, вход в лоно. Должно быть, оно малиновое или розовое. Но чертовка хитра и уворотлива. Недотрога.
С печалью в голосе говорит:
- Я в том углу нечаянно пролил коньяк. Протрите, пожалуйста, пока не засохло.
- Сейчас, господин хороший, - вскакивает она.
Опять брякнувшись на пол, крепко сведя ноги, устраняет «оплошность». Она надеется, что тот не успеет увидеть. Но он всё же успевает. Прогнувшись в поясе, загнанная в угол, Марина ненароком приоткрывает вид на сочные внутренние губы. Они слегка разошлись и меж ними мерещится что-то уходящее вглубь, малиновое. Хозяин невольно облизывает губы, она вскакивает, блестя глазами.

Но ей грезится что-то совершенно другое, инаковое. На пригорочке сидит пастух, играет на свирели. Мимо бежит пастушка. Озорно проведя по его волосам, сбегает вниз, к морю, сбрасывая на ходу одежду. Забежав по щиколотку в воду, останавливается. Бросив назад игривый взгляд, сладостно прогибается, ведет по воде рукою. Она чиста, и рука в той прозрачности чуть колеблется, чуть меняет форму ладони на призрачную, зыбкую, надреальную. Зачерпнув пригоршню, плещет на пылающее лицо. Всё совершенно прозрачно, вместе с тем — зыбко, чудесно, сказочно. Пастушок вскакивает и бежит к своей пастушке. Пастораль, что и говорить.

***
Одевается радостно. Долг исполнен. Барщина отработана, хлебы скошены, лишь на гумно не сношены. Это дело других. Домой теперь! Раскрыть томик. Кого ей захочется почитать после такого? Пока не придумала.

Застёгивая последние пуговицы блузки, бросает прощальный взгляд на коридор и гостиную. Уютно-то как и чисто. Душ примем дома, неча задерживать господина. Им же в контору пора.

Он, забрасывая последний дырявый невод, бормочет:
- Вот как замечательно убрали. Приходите еще. Да, приходите вместе с сестрой. Оплата двойная.
Она бросает быстрый гордый взгляд. (Всё! Оттарабанила!)
- Нет, тройная. Или распределим вас в разные смены. Две смены в неделю — ей, три — Вам. Можно и наоборот, если перед Аней неудобно. Я же понимаю. Вы, кажется, где-то работаете,?
Она старается не отвечать, даже не слушать торгаша, и, не оборачиваясь, идёт к двери. Свобода.

***
Поздно, после десяти, звонит Аня:
- Ну, как ты?
Марина пожимает плечами.
- Что молчишь?
- Говорю: я плечами пожала.
- Ааа… А как он тебе?
- Что?
- Как тебе Вадим?
- Зачем ты мне сказала это имя? Нафик оно мне?

Аня, волнуясь:
- Знаешь, я думаю, ты его заинтересуешь.
- За - интере - суешь? - безразлично и удивленно проговаривает Марина, кривляясь.
- Ну да. Он же неженат. Богатый. Училка, держи хвост по ветру.
- У меня нет хвоста, - говорит устало. - Хвосты у чертей. А у ведьм их нет.
- Да, ведьмы голые. Как мы с тобой.
- Как ты. Я — пас. Извини.
Сестра, всхлипнув:
- Понимаю. Ну, пока.
- Пока.

***
Ей снится сон. Аня, голая, вытирает в углу «нечаянно пролитый» коньяк. Оборачивается к тому, к нему, с дьявольской усмешкой. Дав себя полностью рассмотреть, говорит внезапно: «А я тебе сюрприз приготовила!» Он улыбается. Думает, что речь идет об еще одной женщине.

Аня встает, подходит к запертой двери. Опять обернувшись, толкает её, отворяет. Там, внутри, обставленный свечами, стоит гроб. Она вдруг бежит, и, юркнув ящерицей, растворяется в полутьме низовья. Он, пересиливая испуг, идёт к гробу. Там лежит Володя, Анин муж. Внезапно раскрыв глаза, тот приподымается, и, улыбаясь, медленно, деревянно поднимает левую руку, изображая пистолет:
- Пиф!
- Паф! - вторит Вадим, принимая игру теней, и дергается телом, изображая предсмертные мучения.
Правая рука покойника выскакивает откуда-то из его мотни с пистолетом:
- Бах!

***
Спит. Назойливая трель смартфона разрывает тяжелую тишину. Спросонья:
- Что? Кто? Чего?
- Да слушай ты! Я убила его, убила! - кричит, надрываясь, старшая сестра.
- Что? - приходя поневоле в себя. - Что ты мелешь? Кого?..
- Застрелила мужа. Вадима. Приезжай!