robaccia дрянь Ко дню театра

«театр — самый консервативный вид искусства» ГРИБОЕДОВ
27 марта день театра         

Театр начинается с буфета.
Через него ведут в искусство двери.
Хоть Станиславский говорил и не об этом,
Скажу, его цитируя:"Не верю!".ЕЛИСАВЕТСКИЙ


 ... всё началось с того, что из театрального буфета исчезли пироги. И я сразу поняла - началось. Веяния времени просочились и в наши форточки. От сквозняков всегда одни неприятности. Петр прорубил окно в Европу. Ну? И вот вам...Сначала Наполеона занесло. Потом Гитлера. Потом вообще...гендеры попёрли. Как к себе домой. И в конце концов этот самый ковид. В Европе чихнули, а микробы у нас осели. Точно вам говорю, надо было во время это окно застеклить.  А еще лучше заложить. Кирпичами. В три слоя. Чтобы ни одна свол..., в смысле сквозняк...
    Я как любой нормальный консерватор не люблю перемен. Глобальных. Если по мелочам..там, нанотехнологии, генная инженерия, тогда пожалуйста. Но должно же быть что то святое... Неприкосновенное.  Зачем же имплементить свои кракозябры везде и всюду. Театр...Это же...это же...«Любите ли вы театр так, как я люблю его." Белинский в гробу перевернулся. И не один раз. Эх. Ликвидацией пирогов дело не ограничилось. После них исчезли бутерброды с копченой колбасой и замечательные песочные пирожные, а следом испарились и старушки буфетчицы, в накрахмаленных ажурных фартучках, которые каждый раз обсчитывая нас на пятьдесят копеек, краснели как первокурсницы. Подозреваю, что в этом замешен новый директор. Такой рыхлый дядя, с пятнистым потным лбом, сальными глазками и трясущимися щеками. Звали его Александр Яковлевич. Фамилию почему то СМИ не озвучивали.
  Именно он и уволил старушек из буфета. Очевидцы утверждают, что в первый раз инспектируя буфет, он изрек совершенно непотребную фразу. " И чтоб никаких старых рож.." Старые рожи убрали, заменив их на натурально первокурсниц бывшего культпросвет училища, а ныне колледжа культуры и искусства имени Остапа Бендера, одетых в мини фартуки практически на голое тело. Вместо бутербродов и пирожных появились новомодные канапе и брускетты, которыми можно было забивать гвозди, но стоившими как полет на Марс, слава богу, только в одну сторону. Бледный чай стали наливать в малюсенькие чашечки, а кофе заменили мерзкого цвета жидкостью из огромного равнодушного автомата со странным названием Робачча. Представьте, этот автомат не  наливал кофе. Он им плевался. Плюнет так в чашку, подумает  и начинает светиться всеми цветами радуги, мол, вот я какой. И ничего вы со мной не сделаете. Автомат очень напоминал директора. Было в нем что то...сальное...и трясущееся...
   Теперь краснели мы. Когда юные красотки прокуренными голосами озвучивали сколько стоит наш театральный перекус. Краснели. От злости. И бессилия. После такого идти в зал и восхищаться задумкой молодого режиссера, бросившего Анну Каренину не под поезд, а под белый бентли, которым управлял сам Вронский, выкрикивающий - так не доставайся ты никому, не было никакой возможности. Прогресс наступил таки на наши консервативные пятки. И скажу вам, это не столько больно, сколько обидно...Можно пережить плевок кофейного автомата в чашку, но пережить, когда тебе плюнули в душу...Практически невозможно.