Родина-16

новелла

16.
До армии зима, весна; так неустанно каждый день мать косится, Лариска тоже хмыкает про себя, но помалкивают, пока все зависит от него и строительство дома и материальное сопровождение; нельзя накалять обстановку как с Серафимой повстречался.
Ничего не боится, будто крылья за спиной повырастали, твердый стал, непреклонный и настойчивый, главное не переспоришь, согласится; но делает по своему, посмотрит как то по другому, будто не глазами зреет, а нагишом видит обозреваемый предмет, желто- коричневая сеточка пролегла внутри синей зелени, оттого ярко светятся звериного накала, вроде рыси, зрачки всякий отведет свои глазенки всякий, старались не смотреть, не выдерживали пристального цепкого взора, будто режет метал говорили люди и уходили восвояси. Прибаутками приучился говорить как отец на современном сленге, все входило в него и рифмы и рифмоплет и поговорки, не гнушался прибаутками, удачные звучания не стесняясь из песен, из стихов применял, все складывалось довольно прилично; иногда так здорово, что в удаче Николай свистел пронзительно уличным хулиганом, он неисправимо превращался в крепкого, матерого, молодого мужичка, по росту некогда маленький в полтора года догнал сверстников, фигура укоренилась, когда дома во дворе занимался на турнике, то Серафима наблюдала, на глазах мужал парнишка, пожалуй таких бугров особенно на спине не примечали ни у кого, узлы витых переплетений из мышц вмиг вскакивали не откуда во время физических упражнений, ей было так приятно и она мечтала, зря маленькой девочкой досталась не ему, а соседнему Паше из соседней деревни; тот до сей поры зыркает на нее с вожделением, да поезд ушел, кто знал что скрывала стройная фигура под одеждой, кто; а парнишка то не на шутку готовился в армию, в выходные дни не стесняясь бегал по улице по пояс голым и народ крякал от досады, что такой молодец бегает в пустую; вот бы ему работу зафрактовать в огороде какую, ишь бегает хвастается мышцой, четыре круга преодолевает вокруг славной улицы великого полководца, зависть берет; ничего в армии вытянут ноги то, кормят бачут не особо, разносолов то нету и глядели вслед укоризненно, качали пыльными картузами и цветными платками, одна Любаша, что повыше живет всякий раз попадается ему на глаза и всякий раз почему то наклоняется, будто поправляет чего в упоре наклонки показать что ли хочет свои прелести, знает она про связь с Серафимой, сама та тихо обсказывала про него вкратце так сдержанно светясь всем телом и дошло до нее до Любаши, что упустила паренька; а ночки то длинные, летом ох манят своими расписными тенями и хочется изведать счастье чуда; но тот как охотник даже не посмотрит, пробежит будто через пустое место и дальше не сбавляя темпа скроется в конце улицы.
Ходит исправно на работу, на стройку, строит дом, доделывает обналичку елочкой, краска уже ждет и кисти малярные стонут, до них придет очередь; вот только как вечер померкнет, исчезает из поля зрения будущий пехотинец или десантник, шмыг под куст, поминай как звали, нет и нет его, он же нежданно к баньке стремится, там его Серафима пылая ждет, присела что бы никто не приметил под яблонями в кустах цветущей смородины, белое платье в горошек, зеленый полосы в косах, чертом низложены, в них вплетены зеленые ленточки, связаны между собою крестом пересмешником как в старину ходили в кокошниках девы младые и крестьянки литые, белая мягкая кожа ластится, нету морщинки и носик ложится к верху, затянуты ноздри, распыл губы набухшие ждут жесткий ил, щеки трепещутся резвою чайкой брови, дугою для строя коварного глаза горят огнем любовным как там и здесь одна завесь похожи радугой овала; а целлюлит, он заюлит, без них не задница, таверна, а с ними точно хорошо, с них он и начинает. Не может ждать, не хочет гнать, всегда одно и замечает, ей с заду ноги обнимать и ягодицы те ласкает, хрипит в ночи, летят деньки, ее он плечи обнимает, они венки, их голубки и эти косы распускает, она упала не встает, ее голубка с Нила, ее дыхание сведет, от стона с крокодилом, она плывет, она зовет, у гребешка заплыва, ломая пальцы, волос мнет, кудряшки рецидивы, склоняет милое лицо и носик к верху прянно, целует худобу назло, вставляет куда мило, когда нашла его чело, она целует нежно, заводит песенку кино, урчит белоснежна; не сразу с места, ничего, смирено начинает и ноги на плечах его, она и замирает, дают сигнала пароход и шлюпками двойняшек, щеками носик прижимать, горстями загребашек, худой какой, спиною мол, мышцами удаляшек, поближе к браге и к холсту, заводит скорый садик и мажет краскою молву и вертится бесстрашно, заплывы долгие в версту и крики тонут в слаще, какие долгие ходы, гамбит протуберанцев, кричи, держись, крепи узлы, морские, да почаще; а мол шумит и тих прибой, бросает на лафете, она устрицей, он дугой, бьют тризны гармонисту, не видят времени свело, сверяет голосисто, во шторме дико замело, руками гитариста; она кусает шею- сад, трясясь неукротимо, руками трогай громоотвод, мни горны гитаристом, меня не бойся, не жалей, хочу и так желаю, канаты рви мои узлы и жги меня неистово; так, так, горят мосты, руками меня тискай, с ума сойти, который раз ,верстаю эти истины ,развалин узел меня рви, замри побольше диких ссадин, какой же нежный, потрудись еще часок неистово, но и с высоты и с ширины, лавиной мое счастье.
Проснувшись, вскочил с первыми лучами солнца; -Радоваться жизни давай, бери билет, садись в трамвай, тащи свой красный партбилет, накинь на зад свой монумент, беги домой, тащи парад, горит вдали цветущий сад, прошла весна, вставай пора, радоваться жизни с утра, лето, а дальше весна, в армию скоро, ура.

01.04.2025г.