Зачем Булгакову понадобился трамвай

     Из цикла "Записки о "Мастере и Маргарите"
 
    По поводу того, ходил трамвай на Патриарших прудах во времена Булгакова или нет, сломано немало копий. Как ни стараются  сторонники того, что да, ходил, как и написано в романе "Мастер и Маргарита", убедить в своей правоте  выходит неубедительно (1). Приходится признать, что трамвая на Патриарших не было. Впрочем, Булгаков и сам явно дал читателям понять, что это его выдумка, когда написал о новопроложенной линии с Ермолаевского переулка на Бронную (Малую Бронную).
    Тут же,правда, возникла версия, что в романе трамвай возникает на время - мистическим образом, неведомо откуда, подобно "летучему голландцу" с целью казнить Берлиоза и потом исчезает (2). Версия красивая. Но, увы, не выдерживающая критики, поскольку она никак не согласуется с авторским текстом. Во всяком случае, с текстом в его окончательной редакции. Почему-то у Берлиоза не вызывает никакого удивления наличие турникета там, где вроде бы  никакого турникета не должно было быть. Точно также и впоследствии никого не удивляет, что Берлиоза зарезало трамваем на Патриарших. Никто не задаётся вопросом, как такое могло случиться, если там трамвай вообще не ходит.
   Булгаков придумал этот трамвай, потому что ему нужно было, чтобы "казнь" Берлиоза состоялась именно в районе Патриарших прудов и чтобы "орудием" "казни" был именно трамвай.
    Почему трамвай? Конечно, сыграла роль личная неприязнь писателя к трамваям. Она возникла, когда он проживал на Большой Пироговской 35а, кв.6.
- рядом находился трамвайный парк, мимо дома утром и в полночь проходили вереницы трамваев, дребезжание которых очень досаждал писателю. В письме П. С. Попову от 25 января 1932 года он писал: «Сейчас шестой час утра, и вот, они уже воют, из парка расходятся. Содрогается мое проклятое жилье». Именно здесь Булгаков написал фрагмент будущего романа «Мания фурибунда» (первый вариант «Мастера и Маргариты»). Именно сюда звонил И. В. Сталин в Страстную пятницу 18 апреля 1930 года.  Однако логично предположить, что за гибелью Берлиоза под колесами трамвая стояло нечто большое, чем сведение личных счётов Булгаковым с ненавистным ему видом транспорта.))
    Зададимся вопросом, а кто ещё из писателей наказал своего персонажа из идейно-моральных побуждений да ещё схожим  образом? Конечно, Лев Николаевич Толстой, отправивший Анну Коренину под поезд.
    Роман Толстого - не просто семейная драма, в основе которой банальный адюльтер. В своём романе Толстой подверг критике новейшие для его времени взгляды и веяния, распространившиеся в обществе, и которые, по его мнению, действовали на это общество, в частности, на семью, разлагающим образом. Анна презрела супружеский и материнский долг, хотя супруга уважала, а сына обожала, поставив выше чувства долга своё чувство к Вронскому, потому что, грубо говоря, начиталась современных авторов и набралась у них соответствующих представлений. И поезд у Толстого  - больше, чем просто средство передвижения. Это символ, материально-техническое выражение грядущей эпохи, "железного века" и присущих ему идей, духовного содержания наступающего времени, крушащего нравственные устои, жизни и судьбы. (3) 
    Не таким ли же символом современной советской (атеистической) Москвы служит у Булгакова трамвай, управляемый девушкой-комсомолкой? Да, в Москве в 1935 году появилось метро.  Но наиболее зримым признаком новой советской Москвы было развитие трамвайного движения.Количество трамвайных линий росло очень быстрыми темпами. В Москве ходили и автобусы, но наиболее массовым видом транспорта был опять-таки трамвай.

 Вот какое стихотворение посвятил московскому трамваю поэт Иван Приблудный:

Трамвай № 15

Ветра быстрей, неизбежней могилы,
в кольца закован, огнями гоним,
плавай же, плавай, мой лебедь бескрылый,
лейся по вьющимся рельсам своим.

Гордой руке человека послушен,
в тысячи раз человека сильней, –
всем ты услужлив, ко всем равнодушен,
всюду всеобщий и все же ничей.

Где бы ни шел я – везде ты навстречу,
как бы ни бегал я – ты впереди;
вечно гнетешь мою прыть человечью,
вечно насмешкой гремишь на пути.

Я удивляюсь, я просто не верю,
будто б какой-то мечтатель Уэллс
этому неукротимому зверю
выдумал тесную клетку из рельс.

Сердце железное, лик деревянный;
вечером теплым, при теплой луне
вот ты летишь, как зарница, румяный,
страшный и дикий, как тигр в западне.

Блеском витрин ослепляя прохожих,
как бриллиант в миллионы карат,
вьется и гнется и рвется из кожи
в шумную площадь влекомый Арбат.

Гоголь сидит, Люциферу подобный,
произошедшее он прозевал;
кто ж сочинил панегирик надгробный
тройке, которую он воспевал?

Дальше – Никитская, дальше – Тверская,
шелест бульваров, смятенье Тверской...
Кинематограф, прохожих лаская,
сам не обласкан, исходит тоской.

Бронзовый Пушкин, высокий и мудрый,
но равнодушный к волненью вокруг,
легкому ветру открыв свои кудри,
"Медного всадника" шепчут не вслух.

Скрежет колесный все чаще и чаще,
мимо уюта раскрытых окон,
мимо Петровки, пустой и кричащей,
как сумасшедший стремится вагон.

Глубже и ниже, к подъему крутому,
где отдается с букетом в руке
Трубная площадь бульвару Цветному,
где Достоевский застыл в столбняке.

Где-то намного отстала Плющиха,
где-то надолго остался Арбат;
тихо в квартирах и в воздухе тихо,
тихо колеса гудят и галдят.

Ну же, скоее тяни свою лямку,
пусть попроворней колеса снуют;
я ведь к любимой спешу на Солянку
и опоздал на пятнадцать минут.

Из-за того, что не прибыл я к месту
в срок, предусмотренный милой и мной,
я, может быть, потеряю невесту
и долгожданный мещанский покой.

Но – малозначащая единица
в круговороте забот и хлопот, –
счастьем своим я могу поступиться,
счастье мое ко мне снова придет.

Как же республика?.. В гонке и спешке
лень и медлительность ей не нужны,
ей не скрипеть на разбитой тележке,
ей и секунды в дороге важны.

Ей бы тугие, упругие жилы,
мощные мышцы – и мы победим...
Плавай же, плавай, мой лебедь бескрылый,
лейся по вьющимся рельсам своим.

(Июль 1929)
 
               .......
     Социально-оптимистический настрой стихотворения Ивана Приблудного «Трамвай 15»  идёт в явный разрез с тем настроением, которое сформировалось к тому времени у Михаила Афанасьевича.
     Приблудов написал настоящий панегирик, оду трамваю. Для него трамвай – радостный символ обновления Москвы. Образ трамвая, в котором герой  едет по Москве, разрастается до образа индустриализации, которой охвачена страна, в целом. Лирический герой забоится не столько о своём сиюминутном личном счастье - встрече с любимой, он готов им поступиться как чем-то не столь уж и важным (будут и другие невесты, и вообще это мещанство),сколько о победе республики.  Для Булгаков дело обстоит с точностью до наоборот. «Скрежет колёсный» «мимо уюта»  окон его квартиры, выходящих как раз на трамвайные рельсы, нарушали его «мещанский покой», столь необходимый ему для творчества. Трамваи становились для него таким же проявлением современности, фокусирующим в себе её негативные стороны, как и советская идеология, поскольку и то, и другое оборачивалось принесением в жертву личности. Не « малозначащей единицы», а личности с её уникальным духовным миром, для формирования которого необходим тот самый «уют», объединяющий близких людей, который был воспет Булгаковым в «Белой гвардии»  и «Днях Ттурбиных».
      Как уже говорилось, трамваи – в советской Москве был ведущим видом транспорта. Постоянно росло количество трамвайных маршрутов и увеличивалось количество вагонов. Соответственно они перевозили всё больше и больше пассажиров:     в 1927 году – 1,5 миллиона, а в 1933-м – 6 миллионов в день. Так что возможность появления «новопроложенной линии» вполне отвечало реальности времени. И здесь  никакой мистики. Мистика – в другом, в том духовном смысле, который приобретал обычный трамвай в глазах Булгакова.
    Конечно, вместе с ростом трамвайного движения, росло количество жертв. Причём, жертвами становились не только те, кто попадал по неосторожности под трамвай, но и те, кто находились в трамвае, пассажиры: известны случаи, когда трамваи в Москве врезались один в другой. Один из таких случаев произошёл в  марте 1929 года. Вагоновожатый уснул при управлении трамваем и набравший скорость вагон врезался на Воздвиженке в другой трамвай.
       В пьесе «Адам и Ева», откликаясь на такого рода трагедии, Булгаков описывает мёртвый город следующим образом «В магазине стоит трамвай, вошедший в магазин. Мертвая вагоновожатая». Ева рассказывает о том, что после гибели людей в Ленинграде «трамваи еще час ходили, давили друг друга, и автомобили с мертвыми шоферами».
         Для Блугакова трамвай - ну уж никак  не «лебедь», «льющийся по вьющимся рельсам». Нет, это железный монстр, хищник, охотящийся за своей добычей. Но удивительным образом и стихотворение Приблудова полной такой образности, которая делает из трамвая нечто фантасмагорическое и пугающее. Чего стоит только то, что он «неизбежней могилы», то есть являет собой роковую силу?! И эта образность, помимо воли автора, вступает в противоречие с его же утверждением, что трамвая подвластен человеку. А что как нет, не подвластен? Или вот ещё - от трамвая нигде нет спасение:
- Где бы ни шел я – везде ты навстречу,
как бы ни бегал я – ты впереди;
вечно гнетешь мою прыть человечью,
вечно насмешкой гремишь на пути.
Да и какой же трамвай - лебедь, когда автор называет его "неукротимым зверем", "страшным и диким, как тигр в западне"? А что если  вырвется из западни? А ещё у него "сердце железное". Он скрежещет колёсами, носится как «сумасшедший» по Москве. Тут уже что-то прямо сатанинское в образе трамвая проскальзывает.
               
                .......

    Стихотворение, воспевающее трамвай советской Москвы, заслуживает нашего внимания ещё и потому, что его автора, поэта Ивана Приблудного (настоящее имя Яков Овчаренко) называют в числе возможных прототипов Ивана Бездомного (4).
      Как поэта Приблудного высоко ценили и покровительствовавший ему Валерий Брюсов, и близко подружившийся с ним Сергей Есенин (5).(Приблудный участвовал во многих скандалах, затевавшихся Есениным).
     Что же касается «Трамвая 15», то это стихотворение представляет собой удивительное сочетание подкупающей авторской искренности (лиричности) с фантасмагоричностью образа трамвая, вступающей в противоречие с лирической нотой.  Ощущение фантасмагоричности усиливает несуразность авторский метафор –  трамвай уподобляется то лебедю, то тигру… Можно только догадываться, какую реакцию у Михаила Афанасьевича с его-то сатирическим и пародийным даром вызвало вот это, к примеру, четверостишие(если писатель читал стихотворение «Трамвай 15», а есть «подозрение», что читал:)

Сердце железное, лик деревянный;
вечером теплым, при теплой луне
вот ты летишь, как зарница, румяный,
страшный и дикий, как тигр в западне.
 
    Без сомнения он расценил бы эти строки как «чудовищные». Любви к стихам у писателя они бы не прибавили, точно. Но случайно или неслучайно и у него в «Мастере и Маргарите» «вечером тёплым», «при тёплой луне», «как зарница румяный» (брызжущий красным и белым светом надписи «Берегись трамвая», осветившийся  изнутри электричеством), «страшный и дикий» (взвывший и наддавший) трамвай налетел на Берлиоза.   
    Трамвай в «Мастере и Маргарите»  действует как  неумолимая сила рока. Он действительно «неизбежней могилы» - вагоновожатой было не под силу остановить его ход и избежать наезда на поскользнувшегося Берлиоза. Что вызвало у неё самой состояние ужаса. Тщетно взывала надпись «Берегись трамвая», и тщетной была  надежда на спасение. В таком ракурсе трамвай предстаёт как сила вырвавшегося на свободу рока, точнее, рока, выпущенного на волю самим человеком благодаря науке. А это ведь одна из излюбленных тем Булгакова как писателя-фантаста (пьеса «Адам и Ева»,  повесть «Роковые яйца», или иначе «Луч жизни»,и где обыгрывается соответствующим образом фамилия Рокк, да и, конечно, «Собачье сердце»). Сила демоническая и антихристианская, попирающая свободу воли человека. Сила, для которой человек есть как раз нечто "малозначащее" (даже если это важный редактор важного журнала), именно "ко всем равнодушная".   
     У Приблудова образ «льющегося по вьющимся рельсам» трамвая получился похожим не столько на лебедя, сколько на запряжённого Огненного змия из «Грозы» А.Н. Островского – таким страннице Феклуше, предрекающей наступление «последних времён», видится поезд. А сеть трамваев, опутавших Москву, тогда становится подобной «звезде Полыни», как и сеть железный дорог в «Идиоте» Достоевского. Трамвай – необходимый элемент апокалиптической атмосферы, в которую погружено содержание «Мастера и Маргариты», атмосферы переживания главными персонажами смерти как личного апокалипсиса, личного конца света.
«Вожатая рванула электрический тормоз, вагон сел носом в землю, после этого мгновенно подпрыгнул, и с грохотом и звоном из окон полетели стекла. Тут в мозгу у Берлиоза кто-то отчаянно крикнул: «Неужели?..» Еще раз, и в последний раз, мелькнула луна, но уже разваливаясь на куски, и затем стало темно».

                .......

      Вернёмся к Толстому. Как уже говорилось, гибель Берлиоза под колёсами трамвая имеет немало общего с гибелью Анны Карениной под колёсами поезда. Трамвай  у Булгакова, как и поезд у Толстого, выступает в роли орудия наказания, средства воздаяния. Он - видимое проявление невидимой, но неизбежной, силы возмездия.      
        Любовь-страсть накатила на Анну Каренину как поезд и погубила её
Анна не захотела, не смогла сопротивляться нахлынувшему на неё порыву чувств под «тлетворным» воздействием современных (занесённых с Запада) идей. Они-то, эти идеи, материально-техническим выражением духовной сущности которых служит у Толстого образ поезда, и являются  главной причиной  сначала нравственного падения Анны, а потом и падения в прямом  смысле слова - физического падения под поезд.
     Вот и у Булгакова трамвай – воплощение достигнутого технического прогресса, силы человеческого познания и технического изобретательства в целях лучшего устроения человеческой жизни, человеческого быта (в данном случае москвичей), зримый символ веры Берлиоза в разум и науку, то есть в исключительно собственные человеческие силы и соответственно  неверия в Бога и бессмертие души.  Как и Толстой, Булгаков делает орудием казни своего, приговорённого им к смерти персонажа, то, во что тот верует, что ценит превыше всего.
     Наехавший на Брелиоза трамвай – необходимый элемент «седьмого доказательства» бытия Божьего. В этом доказательстве важно не только то, что Воланд с точностью предсказывает время, место и характер смерти Председателя МАССОЛИТа, но и то, что в реализации предсказания участвует трамвай. Он –аргумент в споре о том, может ли сам человек (человечество в целом) управлять своей судьбой, предъявленный Воландом. Идущий строго по расписанию, во всех отношениях управляемый человеком, он оборачивается для  Берлиоза совершенно неожиданной для него роковой «неизбежностью могилы».      
      Булгаков повторяет литературный «ход» Толстого, подчёркивая мотив наказания Берлиоза. Но это сходство сразу же делает очевидным и другую «вещь» – принципиальное идейное различие между двумя писателями. Толстой приговаривает Анну к смерти за любовь, со свойственными ему моральным ригоризмом отказывая ей в милосердии (во всяком случае, в авторском), За что не раз подвергался критике. Булгаков же в «Мастере и Маргарите» (следуя больше Достоевскому) даже Фриду, совершившую гораздо более тяжкий проступок, не лишает права на милосердие. В этом смысле роман «Мастер и Маргарита» по своему содержанию критичен в отношении Толстого. И тут я не могу не согласиться с Альфредом Барковым, что в образе Левия Матвея нашли отражение черты именно Льва Николаевича. Впрочем, это уже другая тема.  Просто зафиксируем для себя, что Булгаков, во след Толстому наказующий своего персонажа смертью и казня его способом, близким к толстовскому (при всём различии несчастного случая и самоубийства), всё же "удостаивает" казни только настоящего идейного врага. Того, кто проповедуя антихристианство, лишает человека подлинного идеала человечности, идеала милосердия. Кто верует вместо Христа, так сказать, в трамвай  - в трамвай как зримый символ человеческого устроения без Бога, на собственно человеческой основе.         

                .......
     В стихотворении Приблудного «Трамвай 15» есть ещё один интересный момент, на котором тоже стоит заострить внимание. Он связан с  литературной стороной жизни советской Москвы. Приблудный упоминает ряд писателей – английского фантаста Герберта Уэллса и русских классиков – Н.В.Гоголя, А.С.Пушкина и Ф.М.Достоевского.   
     Уэллс приходит на ум лирическому герою стихотворения связи с тем, что трамвай представляется ему воплощением фантастики в жизнь, прямым вторжением будущего в современность. В восприятии Приблудного Уэллс соразмерен современной Москве с её устремлённостью в завтра, которое видится как торжество человеческого разума и технического могущества. Трамвай – залог победы индустриализации в СССР, символ фантастического (в позитивном смысле) будущего страны.
     Русские писатели–классики попали в стихотворение о трамвае потому, что линия 15-го маршрута пролегала мимо установленным им в Москве памятников. Их роль и значение оценивается лирическим героем тоже с точки зрения соответствия времени и его задачам. И эта оценка оказывается, по сути, противоположной той, которую даётся Уэллсу.
      У Приблудного нет грубых наскоков на великих русских писателей в духе футуристов или пролеткультовцев, выдержан вполне уважительный тон по отношению к ним (особенно к Пушкину), однако мысль об устарелости русских классиков, их непригодности для современности звучит достаточно отчётливо (6). Все они – прошлое, из которого нечего взять в современность.
       Гоголь «прозевал» истинное будущее России. Трамвай – надгробный панегирик воспетой им России-птице-тройке. Пушкин равнодушен (почти высокомерно) к происходящему, шепчет про себя «Медного всадника». А какой «медный всадник», когда по Москве ходит трамвай?! Достоевский вообще в столбняке от происходящего, настолько, следует понимать, происходящее в советской Москве противоречит всем идеям (ретроградным) его творчества, настолько оно неожиданно для него. И хотя возникшая в 1925 году РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей) призывала учиться у классиков и, прежде всего, психологизму «живого человека», получалось, что учиться у них особо-то и нечему. Какой психологизм «живого человека» может быть, когда речь идёт о малозначащей единице?! (7). И вот трамвай мчит мимо них всех – Гоголя, Пушкина, Достоевского. Мчит мимо не только в прямом, но и в фигуральном, идейно-символическом смысле.   
      Для Булгакова же такого рода ход мыслей был совершенно неприемлем. Ему как писателю–фантасту научно-техническое будущее человечества рисовалось совсем не в радужно-оптимистических красках. Впрочем, как и самому Уэллсу, под влиянием которого (уэллсовской «Пищи богов») Булгаковым были написаны «Роковые яйца». А в 1931 году Булгаков напишет пьесу «Адам и Ева» о том, как человечество потеряло контроль над  изобретённым Солнечным газом, в результате чего само и погибло.
      Уже в своих фантастических произведениях, до романа «Мастер и Маргарита» Булгаков постоянно ставил вопрос о способности человеческого разума полностью контролировать человеческую жизнь, включая им же создаваемые возможности. Об этом же в значительной мере и «Собачье сердце».  Булгакову был  ближе жанр антиутопии, одним из родоначальников которой был его друг Михаил Замятин, чем произведения в духе социально-технологического оптимизма. Во всяком случае, он был далёк от веры,  что преобразование общества на социалистических началах гарантирует умелое распоряжение открывающимся научным и техническим возможностям.
      Ещё менее Булгаков разделял оценку творчества великих русских писателей как устаревшее, утратившее значение для современности.

                Продолжение следует.


1. об этом Фима Жиганец. Трамвайная линия в Мастере и Маргарите http://proza.ru/2012/03/18/1024
.И. Я. Горпенко-Мягкова ИСТОРИЯ МОСКОВСКОГО «ТРАМВАЯ 302-БИС» И ВОЗМОЖНОСТИ РАЗВИТИЯ ТУРИСТИЧЕСКИХ ПОТОКОВ НА ПРИМЕРЕ ДЕСЯТИЛЕТНЕГО ОПЫТА «БУЛГАКОВСКОГО
2. там же
3. А.К.Степаненко Мотив железной дороги в романе Л.Н.Толстого "Анна Каренина".
4. Стихотворение "Трамвай 15" вошло в сборник стихов Приблудного «С добрым утром», вышедший в 1931 г. и удостоившийся разгромных рецензий за «упадничество» в духе С.Есенина и «мелокобуржуазность». В  том же году Приблудный был арестован, по одной из версий, за содержание сборника «С добрым утром», по другой — за распространение эпиграммы на Ворошилов, был исключён из Союза писателей и после трёхмесячного пребывания в Бутырке на три года был сослан в Астрахань[с последующей задержкой там ещё на один год. При личном содействии Бухарина, в 1936 году стихи Приблудного печатались в ряде советских изданий  (бухаринских "Известиях", журнале "Октябрь, "Мурзилка", "Колхозные ребята"). Покровительство Бухарина стоило Пиблудному жизни. В 1937 г. он был обвинён в участии в контрреволюционной террористической организации поэтов, подготовке терактов против руководителей большевистской партии и правительства СССР. По некоторым свидетельствам, находясь в тюрьме, Приблудный сочинял ёрнические стихи в адрес наркома НКВД Н. Ежова. В августе 1937 года был расстрелян.
Приблудному приписывается сочинение одного из «канонических» вариантов текста знаменитой песни «Мурка».
5. В октябре 1922 года без экзаменов, а только по прослушивании его стихов поступил в руководимый В. Я. Брюсовым Высший литературно-художественный институт (ВЛХИ). Учился он абы как, но Брюсов считал его "поэтом милостью божьей" и спускал ему пропуски занятий и несдачу экзаменов.
6. В манифесте футуристов «Пощечина общественному вкусу» (1912) стояло:   «Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности». То есть, там фигурировал не корабль, а пароход, который воспринимался как знамение технического прогресса. Классиков предлагалось с этого парохода не сбросить, а бросить. Такую  формулировку предложил Маяковский в ответе на предложение А. Кручёных выбросить Толстого, Достоевского, Пушкина. Причём, он настаивал именно на глаголе «бросить», а не «сбросить», так как употребление глагола «сбросить» предполагало, что они вроде как находились на «пароходе современности».  «Речь идет не просто о свержении классиков с литературного Олимпа, а об убийстве (… ), точнее — о казни». https://ka2.ru/nauka/az_1.html Александр Жолковский. Бросить или сбросить? Короче, русских классиков предлагалось «бросить за борт, в набежавшую волну» как Стенька Разин княжну. ))
7. Несмотря на вроде благие намерения, деятельность РАППА с её установкой на различение «союзника или врага», борьбы «с попутчиками» К их числу был отнесён М.Булгаков), «одемьяниванием» поэзии и «призывом ударников в литературу» оборачивалась откровенной литературной травлей. Особенно отличился в этом плане орган РАППа журнал «На литературном посту". Досталось от него, как уже говорилось, и Ивану Приблудному за есенинщину и мелкобуржуазность. Правда, если Иван Приблудный действительно был автором канонического текста "Мурки", как ему приписывается, то в бдительности сотрудникам упомянутого журнала не откажешь.