Глава 24

При таком раскладе, сетуют и поражаются, удивительно, но Пьер ненавидел перемены и не считал, что они всегда к лучшему. Скорее всего, поэтому и женитьбы не входила в его планы, а спор по поводу того, возьмёт ли его будущая супруга – слово жена бросало его в дрожь – его фамилию, которая и самому ему не нравилась, так почему какая-то женщина обязана была приходить от неё в восторг – считал кощунственным и бессмысленным. Серафима даже в глубине души и на страницах канувшего в прошлое личного дневника никогда бы не призналась, что Пьер Пьяшик Бароль звучит горячее и куда соблазнительнее, чем Манфреди Каппо, да и напоминает червового короля резче и эффектнее, а Бартоломео ближе трефовый.
Бартоломео силился изменить свои мысли по поводу вчера, сегодня и завтра задевающей его трепетный и пытливый, хотя и бесхребетный ум дивы, но мужской, даже самый дотошный, рассудок ограничен, исходя из того, что им досталось от природы; как бы ты ни было, мужское предначертание другое. И всё, что мог горестный и измученный преподаватель - это не принимать за истину происходящие повторные и опять те же события и неоспоримые обстоятельства.
Бартоломео не мог ходить ни назад, ни вперёд на шахматной доске, поскольку пешка не может стать королём, как Пьер Бароль, разве что довольствуется ролью странствующей королевы. И всё-то он видел, как интроверт, который всегда замечает и истолковывает преимущественно чаще, чем те, каких тысячи: и ревность Пьера, и его отвязные, скорые на язык покусывания, не затягивающие ран, но демонстрирующие бесстрашие и реакцию задиры и грубияна, что рано или поздно замечает всякая стильная девушка и принимает за любезность, давая своим подругам о нём положительные рекомендации. Внимание, даже негативное поначалу, ведёт к поощрению и благодарности женской половины.
Антуан же вёл себя просто и доступно, что, может, и правильно, но, отнюдь, не романтично, не торжественно и не вдохновляет влюбиться. Не ревновал, не дожидался у порога в мороз и не приносил зонтик в дождь, не накрывал шляпой от солнца и не отслеживал хорошие скидки на солнцезащитные очки. Словом, не жил и не старался жить жизнью сеньориты.
- Доброе утро, Серафима! Как спалось? – улыбнулся он, может, и дружелюбно, но Пьер бы заметил, повседневно.
- Твоими молитвами… - буркнул сосед по парте.
Антуан усмехнулся, а отличного настроения, как бы надеялся Пьер, не растерял.
- Пойдём гулять после занятий, на улице такая теплынь, очень располагает.
Серафима легко согласилась, и Пьер этому даже не удивился. Вот почему женщинам нельзя было верить ни на грош, где-нибудь да подставит, отвернётся в болезни, зато во здравии будет добра и весела, будто бы не хмурилась, пока дождик накрапывал.
- Я смотрю, сын маминой подруги усваивает любой урок, кроме того, который следует, - начал Антуан осторожно, поддерживая Серафиму под руку.
- Впрочем, ничего удивительного в этом нет: холодный, ожесточённый и несобранный молодой человек, которому не даёт поблажек отец и не замечает мать, разве что мечтает на чужом горбу въехать в рай.
- Это ты обо мне? – обомлела Серафима, выдёргивая свою руку.
- Почему все мужчины расценивают девушек, даже притягательных для них, как кусок мяса или вещь?
- Ты обиделась? – изумился и где-то возмутился Антуан.
- Я не дочь подруги этого недоумка и афериста, я дочь своего отца и мамы, вот что важно для меня. Хотелось бы, чтобы мужчины меня так и рассматривали, а не приценивались, как к товару на брачном рынке.
- Прости меня. Мне очень неприятно, признаю, я же не он, что Пьер тебя замечает в негативном ключе и мне кажется, это неслучайно.
И тут Серафима подобрела и рассмеялась невольно
- Пьер и я? С ума, что ли, сошёл? Да не дай Бог такое! Я ещё жить хочу и отмеренными мне годами наслаждаться, а то этот блатняк, иначе и не могу его назвать, мне проходу не будет давать, и под кроватью выкопает, как пыль и мокрой же тряпкой вывозит.
Антуан робко заулыбался, попытавшись дотронуться до её рук, но только в качестве извинения. Серафима не поддалась, убрала руку за спину.
Далее они гуляли спокойно, и больше Антуан ни сегодня, ни в последующие дни не делал попыток возобновить разговор на животрепещущую тему.