Радушные. Держащая купол. Глава шестая

Через одну луну уже не невеста князя, а просто знахарка – ведунья стояла на дворе старенькой куренной избой, где долгие годы принимала своих посетителей старая Желислава.

Женщина приняла ее радушно, обрадовавшись наперснице и молодой помощнице, что прислала ей Ведагора. Не часто воспитанницы волхвы направлялись вот в такие избушки пользовать болящих, помогать советами в их нелегком житии – бытии. Вереницами приходили люди к таким как Желислава, зачастую ничего не оставив за труды, ибо и так коротали жизнь в скудном пропитании, да тяжком труде. Иной раз бывало, и с собой забирали, вдоволь имевшуюся снедь и одежу в избе Желиславы.

Женщины, едва оправившись от родов, снова тяжелели и в бесконечной череде беременностей и частых смертей чад рано теряли свою красоту, да здраву. Скорби и бесконечный тяжелый труд быстро превращали их в седых согбенных старух. Многие, рано овдовев, были без всякого спросу снова выданы замуж. Ибо не пристало по воле богов женщине ходить пустой и не вспаханной. Часто из последних сил добирались, сердешные, за добрым словом или зельем к старой Желиславе. А уж она лялькала их как детей родных, которых она давно потеряла, вытаскивая наружу порчи, застарелые обиды от побоев и несправедливых упреков мужей, да свекровок. Уж она сердцем своим теплым, да словом добрым помогала, горемычным, извести печаль – кручину, да пустить по ветру иль по воде, сжечь неладное в огне, или боль отдать земле. Шепоточки напускала, боль – кручина отступала, и тогда те уходили умиротворенные и спокойные, чтобы потом снова вернуться лишь выдастся редкая свободная минутка. Младенцев приносили, чтобы хворь заговорила, и настои бы сварила, силой божьей берегла, так пол жизни прожила, когда стала Желислава вдовой и, не захотела жить среди людей. Всю любовь своего горячего любящего сердца, изливала на болящих и скорбящих, став для них и подругой и лекаркой и душеспасительницей. Тем сильнее была удивлена старая женщина, что вот такую незавидную жизнь захотела разделить с нею эта красивая девушка и лучшая ученица волхвы Ведагоры, коей были бы рады как желанной супруге на любом княжьем или боярском дворе, в богатом купеческом роду, да и просто в большом городе или селении, где полно молодых да ярых женихов – ретивых молодцов.

Ничего не стала рассказывать ей Полонея, заняла топчан за печкой, навесив кружевную шторку, искусно сплетенную из дорогих шелковых ниток, взяла на себя всю тяжелую работу, кроме заготовки и колки дров, что в избытке складывали в дровянике на зиму деревенские хлопцы. Кто по своей воле, а кого присылали матери или бабки.

Все лето прожила девушка в ее доме. Убирала, чинила одежду, ходила в деревню за нитками, да отрезами полотна, приносила сладости и ходила в лес по грибы, да ягоды. Рано по утру и на вечернюю зорьку сдаивала коровушку– кормилицу, да задавала корм скотине, что водилась на дворе у Желиславы в избытке.

Лето сменилось затяжными дождями, и один лишь раз вмешалась юная помощница в знахарские дела старшей товарки, когда в родах умирала дочь деревенского старосты и Желислава уже ничего не могла поделать. Тогда Полонея достала из своей сумки, что всегда носила при себе тонкий нож, завернутый в выбеленное полотно, и разрезав молодой роженице чрево достала слишком крупного для хрупкой матери младенца. Аккуратными стежками, она наложила швы и, осталась выхаживать роженицу, готовя ей отвары. Больше для того, чтобы не ссориться со старшей, чем от того, что была особая нужда в ее стараниях. А когда молодуха встала, вернулась в дом Желиславы.
Вначале холодок ревности пробежал по нутру старой знахарки, она даже хотела прогнать более умудренную товарку, но пока та ухаживала за дочкой старосты, женщина поняла, что привязалась к юной помощнице, и холодок вдруг растаял окончательно, когда она услышала на пороге веселый голосок Полонеи:
 
– Матушка, я дома! Ласково сказала ей девушка, подбежала и обняла, поцеловав ее старые морщинистые руки и щеки.

– Ну, вот и слава богам! Облегченно вздохнула Желислава и довольно улыбнулась. Ревность за то, что люди станут больше почитать Полонею отступила, стала не важной в сравнении с тем, что эта девочка заполнила ее душевную пустоту нежной легкостью. Ведь и знахаркам и ведуньям нужны родные и близкие.

Спустя дней пять после возвращения Полонеи к ним на двор приехали богато разодетые люди. Вошли, поклонились и спросили девушку. Желислава смутилась державному виду мужей, дорогим их одеждам да статным лошадкам с посеребрёнными сбруями.
– В лесу она, травы поздние собирать пошла.

– Дозволь, матушка, подождать ее у тебя в избе иль во дворе. Вежливо попросились гости.

– Дак …Засуетилась женщина, – Входите, гости дорогие. Отведайте с дороги пирогов с зайчатиной, да меду хмельного. Вот еще каша, да грибочки, редька триха, ягоды квашенные, папоротник жереный. Коль желаете, то и баньку затопим.

Гости устроились с удовольствием, угощаясь, но от жаркой бани отказались. Спустя пару часов и Полонея появилась в дверях избы, разрумяненная от быстрого шага, по кочкам – ухабам с корзинкой полной трав и поздних опят.

– Здрав будь, дядька Вольга! Обрадовалась самому старшему из них, постоялица ведуньи. – С чем приехал? Как супружница твоя Евдокия Владиславовна? Пусть боги милостивы будут к ней.

– Не, уж то, ты узнала меня, Радица? Удивился гость.

– А чего ж не узнать то? Рассмеялась девушка. – Побратима отца и не узнать. Так как же Евдокия Владиславовна? Она подошла к гостю расцеловала его в щеки и радушно обняла.

– Да, что с ней приключиться то с родимой моей? Здрава, да только мается от почесух и все бока коростами пошли. Что уж за напасть такая не ведаем.

– А не печалься, дядько Вольга. Дам я тебе знатных зелий травных. Станет пить их, да мазать и пройдут коросты, как и не бывало и почесухи пропадут.

– Благодарствую доченька. Вот привез я тебе с сыновьями мошну, что выручили с продажи имения батюшки твоего, как велела мне почтенная Ведагора по твоему наказу. Жаль, что не кажешь лика ясного ты теперь во граде нашем. Весьма хотел я поднять вече по причине того, что князь взял себе другую невестку, а тебя даже второй женой к сыну не позвал. Да вот Ведагора отговорила. Мол, ты не велела. А надо было приструнить князя за такое самоуправство. Ведь и приданое твое отец передал. А деньги то не малые. Как за царевну расплатился.

– Что ты, дядюшко, что ты, сердечный! Даже думать такое не смей. Пусть все останется как есть. И прошу тебя, не сказывай никому, что я здесь обретаюсь. Пусть не знает, ни единая душа живая. Да не помнит меня уж никто в Полоцке. Пусть и забудут на веки вечные. Не зачем ворошить былое. Да и смута ни к чему. Ни в городе, ни в весях. Не за то, батюшка ратовал всю жизнь. И не зато голову свою сложил, чтобы я теперь с князем припиралась, и народ баламутила супротив него и наследника.

– Да, что ты говоришь то такое? Неужели собралась ты, дева красная, век вековать здесь в знахарках? Неужто, обиду стерпишь?

– А как боги пошлют, так и будет. А нынче мне и так славно, да и ладно. А там... Она сменила тему о своем будущем. – А обиды... Да ну их с обиды. Здоровье дороже. Девушка махнула рукой и, взяв крынку с молоком, налила в кружку пахучей белой жидкости. Стала с удовольствием пить. Старый друг отца передал ей монеты с продажи имущества и дома отца, гостинцы от супруги своей любезной.

– Чем же я помочь могу тебе? Ты ж единственное дитя моего друга ратного и побратима. Дозволь хоть как– то отплатить ему за верность его, за дружбу. Она задумалась.

– А вот что, дядька Вольга. Ты пришли сюда ватагу ребят работящих, умельцев знатных, да найди мне мастера печного, чтобы печи по белому складывал. Будем избу новую ставить мы рядом с этой да жить на славу с матушкой Желиславой. Монет у нас нынче в избытке. Она посмотрела на хозяйку – Не будешь ли противиться, матушка? Ласково обратилась та к старушке.

– Дело говоришь, дочка. – обрадовалась хозяйка. – Изба старая, уж и не знаю, сколько стоит, нижние венцы так совсем прогнили, да и крыша худая. Строй, коли золота не жалко. Да и я хоть перед смертью в хоромах поживу.

– Поживешь, Матушка! Мы такую избу справим. На манер как те, что у людей, которые в северных землях живут. С подизбицей. И на славу жить, с тобой поживать станем.
– Добро, дочка. Пришлю тебе ватагу знатную. Есть у меня мастера на примете добрые. Он встал и вышел во двор, за ним Полонея – Только двор то мал для новой избы. 

– Ну, так попросим у леса заимку. Выкорчуем деревья, поставим избу, а вокруг нее и новый частокол. Баню тоже новехонькую срубим. Сколь уж можно по – черному топить?

Посидели еще немного, повспоминали былое, взял он снадобья для Евды – суложи своей, да отправился в обратный путь, дабы до темноты оказаться дома, подальше от людей лихих, да разбойников.

– Что же это? Серьезно обратилась к девушке Желислава, когда та вернулась в избу. – И не бесприданница, ты дочка и красавица, и умница какой свет не видывал, знахарка, да чародейка, а в лесу засела, как дева старая. Чего не сказывала, что невестой княжичу была?

– А что, матушка, тебе от того проку то? Была ведь. А нынче вон сама слыхала, суложью у него другая. Коль не прогонишь, так и останусь с тобой. Монет у нас всегда в избытке водилось, до зимы, глядишь, успеем новую избу справить. И заживем мы с тобою по – новому, да в новехонькой избе. Полонея собрала со стола посуду в ивовую корзину.

– У отца видывала я рисунки изб, какие у океяна да на Ладоге ставят. С подызбицами и окошками в кои вправлены выдувные стеклышки, да много, слава богам, еще чего на Руяне видывала и в других местах. И сама я бывала в таких, когда с Ведагорой и Чаромудрой ….. Она замолчала не договорив.

– Стеклышки? Где же мы в глуши то стеклышки с тобой выдувные отыщем? Да и стеклышки то эти несметных денег стоят.

– Ай, матушка. Не переживай за стеклышки. Есть у матушки Ведагоры человек, что из Альдыгьи привозит. Брат его знатно научился их делать, когда был с плену у сарацинов. А как бежал и домой вернулся, так поставил мастерские на берегу Волхова.

– Так дорого же это, дочка. Не унималась Желислава.
 
– Дорого. Подтвердила девушка. – Ну, так и мы с тобой чай не дешёвые. Хоть и в глуши, да справно и богато жить можем.

– А коли люди худые позарятся? Обеспокоилась Желислава.

– Матушка! Ох, матушка Желислава! А сила то нам вещая на что? И избу выправим и таких обережных чар наведем, что никакой лихой человек на наше добро не позарится. Полонея, отставила корзину с грязной посудой и стала выкладывать на стол гостинцы, что привез для нее Вольга с сынами из двух огромных корзин. Ее руки слегка тряслись.

– Ты мне зубы то, девонька не заговаривай. Я хоть и старая, и знамо дело не чета, тебе в чародействе. Но вижу, что сердечко твое неспокойно и не все так уж ладно. Может и взаправду, тебе второй женой пойти к Твердиславу? Ну, дело ли сидеть тебе тут в глуши? Девушка убрала с лица напускную улыбку, подошла к Желиславе, присела на корточки рядом с ней, взяла ладони старухи в свои и проникновенно заглянула в очи.

– Матушка. Вот до нынешнего дня ты знать не знала обо мне и княжиче. И впредь пусть все будет как раньше. Словно ты не знаешь. А коли донимать меня с этим княжичем станешь, то подамся к свеям, к деду моему или на Туран. Желислава вздохнула.

– Как скажешь, дочка. Старая женщина погладила ее по щеке. – Как скажешь. Я ведь для тебя только счастья хочу, да лада.

– Не будет мне ни лада, ни счастья во вторых женах. Не буду я ни второй, ни любимой. Не бывать этому. А коли и пойду к кому в жены, то буду лишь единственной.